Инициаторы преступного заговора подыскали сговорчивого адвоката по имени Джеральд Макгюир, который согласился ознакомить генерала Батлера с их замыслами. Макгюир тоже считал генерала достойной кандидатурой — в своих выступлениях Батлер неодобрительно высказывался о «новом курсе» Рузвельта.

Макгюир встретился с генералом сначала в доме в Ньютон-Скуэйре (Пенсильвания), а затем в отеле. С невероятной настойчивостью адвокат вводил Батлера в курс дела. Генерал не симпатизировал Рузвельту, но государственный переворот считал изменой. Батлер чтил конституцию. Откровения Макгюира привели его в ужас, но он изобразил заинтересованность, чтобы узнать все до конца.

В следующий приезд Макгюир сообщил ему о новых миллионных субсидиях и поделился еще более безумными планами, в частности установить в США диктатуру во главе с Батлером, которому отводилась роль, подобная Гитлеру в Германии. Генерала возмутило это предложение, но он сдержался. После отъезда Макгюира он связался с Белым домом и подробно проинформировал обо всем Рузвельта.

Трудно себе представить ход мыслей президента. С одной стороны, он сознавал, что заговор, за которым стояли влиятельные финансовые круги, нельзя считать безумной авантюрой, не имеющей никаких шансов на успех. К тому же президенту было хорошо известно о мощных фашистских группировках, которые легко могли превратить США в союзника Германии уже тогда, всего год спустя после прихода Гитлера к власти.

С другой стороны, Рузвельт понимал, что арест главарей из кланов Морганов и Дюпонов в период депрессии вызовет тяжелейший национальный кризис, а может, и еще один крах на Уолл-стрит. Не в первый и не в последний раз за свое пребывание у власти президент ощутил наличие в Соединенных Штатах сил более влиятельных, чем он сам.

Однако заговор нужно было пресечь, и немедленно. Поэтому о нем, якобы случайно, узнала пресса. Газеты ухватились за сенсационную новость о возможном государственном перевороте, и печатали сообщения о нем на первых полосах. Тем не менее они в один голос с насмешкой называли ее «абсурдом и нелепостью». Когда Томас Ламон из Банка Морганов прибыл пароходом из Европы, его обступила с расспросами толпа журналистов. «Чушь! Смешно об этом говорить!» — ответил он.

Рузвельт под нажимом либерально настроенных демократов учредил для ведения расследования специальный комитет палаты представителей. Батлер предложил комитету вызвать для дознания Дюпонов, но сделать это никто не рискнул. Не посмели тронуть и клан Морганов. Тогда Батлер взял инициативу в свои руки: в ряде интервью журналистам он заявил, что не кто иной, как генерал Макартур, входил в число заговорщиков. Но пресса оставила это заявление без внимания, а генерал Дуглас Макартур высмеял его.

Слушание дела было сплошным фарсом — Макгюира оставили в покое, поверив, будто Батлер «неправильно его понял», другие заговорщики также отделались отговорками. На этом дознание и кончилось.

Только четыре года спустя комитет осмелился опубликовать свой отчет официально, но с пометкой «для ограниченного пользования». Члены комитета были вынуждены признать, что «некоторые лица предприняли попытку создания в стране фашистской организации… Комитет убедился в обоснованности показаний, сделанных по делу генералом Батлером». Однако признание существования чрезвычайно опасного заговора не повлекло осуждения кого-либо из его участников.

Дальнейшее расследование показало, что в переворот, согласно плану, предполагалось вовлечь более 1 млн. человек, а оружие и боеприпасы для них должен был поставить «Ремингтон армс», дочернее предприятие Дюпонов.

Профашистские настроения Дюпонов проявились и в 1936 году, когда Ирене Дюпон использовал средства «Дженерал моторс» для финансирования печально известного «Черного легиона». Эта террористическая организация автомобильных предприятий ставила перед собой цель препятствовать вступлению рабочих в профсоюзы. «Легионеры» — в капюшонах и черных балахонах с изображением черепа и перекрещенных костей — устраивали взрывы на профсоюзных собраниях, избивали и даже убивали активистов профдвижения. Эта организация была связана с ку-клукс-кланом. Ирене Дюпон поощрял вступление в «легион» высококвалифицированных рабочих предприятий «Дженерал моторс». Примечателен один эпизод: рабочий из Детройта Чарльз Поул был зверски убит бандой «легионеров», некоторые из них принадлежали к зловещей «Уолверинской республиканской лиге» Детройта — «филиалу» «Черного легиона». В эту организацию также входили некоторые крупные промышленники. Однако на страницах газет, писавших о судебном разбирательстве по делу Поула, их имена не упоминались. Следствие показало, что по крайней мере 50 человек — большинство из них негры — стали жертвами «легионеров». Было также установлено, что организация объединяла служащих заводов «Дженерал моторс» и насчитывала 75 тыс. человек.

Наряду с «Черным легионом» Дюпоны активно поддерживали Американскую лигу свободы, фашистскую организацию, проповедовавшую ненависть к неграм и евреям, любовь к Гитлеру и отвращение к Рузвельту. Лигу финансировали Ламот и Ирене Дюпоны, выделив ей в первый же год ее существования около 500 тыс. долларов. Организация располагала просторным представительством из 31 комнаты в Нью-Йорке, отделениями в 26 колледжах, и ее 15 вспомогательных организаций распространили по всей стране в общей сложности 50 млн. экземпляров фашистских брошюр. В сентябре 1936 года, когда Гитлер выступил в Нюрнберге с проектом 4-летнего плана, Дюпоны и Американская лига свободы вложили колоссальные деньги в предвыборную кампанию республиканца Алфа Лэндона, выдвинувшего свою кандидатуру на пост президента США. Его также поддерживали Американская нацистская партия и Германоамериканский союз.

Кандидатура Лэндона провалилась, что вызвало у Дюпонов еще большую ненависть к Рузвельту. Вопреки намерению президента улучшить условия труда рабочих Кнудсен и Дюпоны ввели на предприятиях «Дженерал моторс» скоростную систему сборки, разработанную другим активным членом «братства», Шарлем Бедо. Случалось, что, не выдержав колоссального темпа, рабочие умирали от перенапряжения, которое усугублялось страхом оказаться на улице в период роста безработицы. По указанию Ирене на заводах были организованы отряды штурмовиков по типу немецких, которые усмиряли недовольных с помощью оружия и газов. На это хозяин не пожалел выложить из собственного кармана около 1 млн. долларов. Через агентство Пинкертона Дюпон нанял целую армию детективов, которые вели слежку за «левыми» и прочими недовольными на предприятиях дюпоновской империи, производивших химикаты, военное снаряжение и автомобили.

К середине 30-х годов на заводах «Дженерал моторс» в фашистской Германии полным ходом шло производство грузовиков, бронемашин и танков. Правление этой компании поддерживало тесные политические, торговопромышленные и личные контакты с Гитлером. В 1937 году председателем правления компании стал Альфред Слоан, бывший президент «Дженерал моторс». 12 августа 1936 года в Эшвиле (Северная Каролина) по инициативе Альфреда Слоана было созвано совещание национального совета церковнослужителей и паствы, на котором с горячей речью в поддержку Гитлера выступил фашист и миллионер-лесопромышленник из Техаса Джон Кирби. Губернатор штата Джорджия Юджин Телмедж и священник-фашист Джеральд Смит, присутствовавшие на собрании, поддержали Кирби. Слоан часто бывал в Берлине, где проводил время в обществе Геринга и Гитлера.

Вице-президентом «Дженерал моторс» был ярый фашист Грэм Говард, находившийся под постоянным наблюдением ФБР. Говард написал печально знаменитый трактат «Америка и новый мировой порядок». В нем он проповедовал политику «умиротворения», выдвигал построенную на гитлеровских принципах доктрину, ратовал за свободу торговли и восстановление золотого стандарта для государства «Соединенные Штаты Фашизма», в котором первая роль, несомненно, принадлежала бы концерну «Дженерал моторс».

Частым гостем в Германии был Джеймс Муни, глава компании «Дженерал моторс» в Европе, непосредственно руководивший заводом «Адам Опель». 22 декабря 1936 года в Вене Муни заявлял американскому дипломату Джорджу Мессершмидту: «Нам бы следовало выработать договоренность с Германией на будущее. Я не считаю, что наше недовольство происходящими в этой стране событиями должно этому препятствовать». Иными словами, невзирая на негативное отношение основной массы американцев к нацизму, деловое сотрудничество с Германией должно было развиваться, как и раньше. Мессершмидт, который ненавидел Гитлера, хотя и сам был немец, пришел в ярость. Он резко ответил: «Весьма странно вести торговлю с какой-либо страной, поставляя ей товары, которые она намерена использовать в ущерб делу мира».

23 декабря в отчете исполняющему обязанности госсекретаря Мессершмидт писал в Вашингтон: «Примечательно, что Муни и полковник Состенес Бен… единодушны в своих взглядах. Заводы ИТТ в Германии полную неделю работают в две смены. Увеличение нагрузки объясняется просто — все эти предприятия большей частью заняты выполнением государственных заказов и производством военного снаряжения. Заводы „Опеля“, которые принадлежат „Дженерал моторс“, работают в таком же режиме».

На рождество того же года Муни прибыл в Берлин для обсуждения с Гельмаром Шахтом вопроса о торговопромышленном сотрудничестве Германии и Америки. Это вызвало негодование посла США в Германии Уильяма Додда, сторонника либеральных взглядов. Возвращаясь в 1937 году из Берлина в Нью-Йорк, Додд выступил на пресс-конференции в нью-йоркском порту. Газета «Нью-Йорк таймс» цитировала его отзыв о «братстве»:

«Клика американских промышленников одержима стремлением превратить наше государство в фашистское, свергнув демократическое правительство. Они действуют в тесном контакте с фашистскими режимами в Германии и Италии. Работая в Берлине, я неоднократно имел возможность убедиться в существовании тесных связей некоторых влиятельных кланов США с фашистским режимом. Здесь (на пароходе) один пассажир, руководитель крупной финансовой корпорации, без обиняков заявил мне, что готов принять решительные меры для установления в стране фашизма, если президент и впредь будет проводить свою прогрессивную политику».

Высказывания Додда остались без внимания.

23 ноября 1937 года представители «Дженерал моторс» провели в Бостоне секретное совещание с бароном Манфредом фон Киллингером, руководившим до Фрица Видемана шпионской сетью на Западном побережье, и бароном фон Типпелькирхом, нацистским генеральным консулом в Бостоне. Участники встречи подписали соглашение, свидетельствовавшее об их полной приверженности фашизму. В соглашении отмечалась необходимость способствовать поражению Рузвельта на выборах (не устраивало его отношение к Германии). Подчеркивалось, что руководство политикой Белого дома должно впредь осуществляться фюрером, на роль которого предлагалась кандидатура сенатора из Монтаны Бэртона Уилера. Достигнутая договоренность сохранялась в строжайшей тайне, но одна секретарша каким-то образом сняла копию с документа и передала ее журналисту Джорджу Селдесу. Тот опубликовал его в рубрике «Факты». В свою очередь Джон Коффи, либеральный сенатор из штата Вашингтон, представил 20 августа 1942 года полный текст соглашения в публикации конгресса «Конгрешнл рекордс». Он потребовал наказать по заслугам Дюпонов и руководство «Дженерал моторс». Излишне добавлять, что документ этот канул в Лету.

В 1938 году Муни, как и Генри Форд, был удостоен Гитлером ордена «Золотой орел».

27 марта 1939 года Муни прибыл в Великобританию для консультаций с руководителями английского филиала своей компании, где узнал неприятную новость: трое служащих компании «Адам Опель» в Германии схвачены гестапо по обвинению в передаче США секретных данных о новой модели «фольксвагена». Он тотчас направился в Берлин и встретился там с д-ром Мейснером, занимавшимся делами высокопоставленных иностранцев. В ходе состоявшейся беседы Мейснер указал, что даже фюрер не вмешивается в деятельность Гиммлера и СС. Тогда Муни решил напомнить о своей преданности Гитлеру.

Мейснер считал, что такое пустяковое недоразумение не должно влиять на германо-американские отношения, однако, если обвинение подтвердится, арестованные будут наказаны. В ответ на это Муни вызвался свидетельствовать в их пользу. 6 апреля он посетил сначала одного помощника Гиммлера, а затем и Риббентропа. Тем не менее ему так и не удалось добиться отмены ареста своих служащих.

19 апреля произошла встреча Муни с Эмилем Пулем, сотрудничавшим с БМР и «Рейхсбанком», и Гельмутом Вольтатом, первым помощником Геринга в осуществлении 4-летнего плана. В ходе встречи речь шла о важном для Гитлера проекте — колоссальном золотом займе в США, который был крайне необходим для успешного насаждения «нового порядка». Муни с энтузиазмом одобрил этот замысел и взялся за его осуществление.

25 апреля он прибыл в Лондон для беседы с послом Джозефом Кеннеди. Тот согласился встретиться с Пулем и Вольтатом в Париже. Муни также провел переговоры с Фрэнсисом Родом из «Морган, Гренфел» — филиала Банка Морганов в Великобритании. В результате было решено, что заем Германии будет предоставлен через БМР. При этом Род многозначительно заметил, что с помощью БМР можно прекрасно вести дела и не нарушать положений государственного законодательства о международных займах. Иными словами, он был уверен: при желании БМР обойдет любой закон.

29 апреля Муни вернулся в Берлин. Он начал уговаривать Пуля тайно встретиться с Кеннеди в Париже в его номере отеля «Ритц». Пуль сначала вроде бы согласился, но на следующий день отказался ехать в Париж, опасаясь привлечь к себе внимание немцев. Он предложил отправить в Париж Вольтата, который не заставил долго себя уговаривать.

3 мая Муни позвонил Кеннеди в Лондон. Последний, сообщив, что намерен прибыть в Париж на уик-энд 5-6 мая, спросил, не ввести ли в курс дела Белый дом? Информировать президента, отвечал Муни, следует, будучи твердо уверенным в том, что он одобрит встречу. Не стоит рисковать. И потом — договоренность о встрече уже одобрена Берлином и идти на попятную просто неразумно.

После этого разговора Кеннеди растерялся. Что же делать? В конце концов он позвонил Рузвельту. Президент был информирован о характере мероприятий, организуемых Муни, поэтому он не мог согласиться на участие в них Кеннеди.

Кеннеди не сразу удалось связаться с Муни и сообщить, что на встречу он не поедет. Муни тотчас нанял в Брюсселе самолет и вылетел в Лондон. В самолете он набросал проект мирного соглашения. Германии предоставлялся через БМР золотой заем на сумму свыше 500 млн. долларов. Ей вернут колонии, с немецких товаров снимут эмбарго и откроют рынки в Китае.

В свою очередь Германия должна была ограничить производство вооружения, заключить пакты о ненападении и ввести свободный обмен валюты. Чем бы ни руководствовался Муни, его проект отвечал интересам только фашистов.

Прибыв в Лондон, он сразу же отправился в посольство и изложил Кеннеди свой проект мирного договора. Муни умолял посла встретиться с Вольтатом, и тот пообещал еще раз попытаться склонить к этому президента. На следующее утро Муни застал Кеннеди глубоко удрученным: он связался с президентом и вновь получил отказ.

Узнав об этом, Муни предложил Кеннеди встретиться с Вольтатом в Лондоне. Кеннеди не возражал. Муни позвонил Вольтату в Берлин и попросил приехать в Лондон. Получив согласие Геринга и Гитлера, тот прибыл 8 мая в отель «Беркли».

Встреча состоялась 9 мая — явно без ведома или согласия Рузвельта. Фашистский экономист быстро нашел с Кеннеди общий язык, и Муни отметил, что они сошлись во взглядах по всем вопросам. Обнадеженный Вольтат вылетел обратно в Берлин. Тем временем вездесущая пресса узнала о приезде Вольтата в Лондон. В газетах появились комментарии под заголовками типа «Таинственный помощник Геринга в Лондоне». Муни, полагавший, что встреча осталась в тайне, переполошился. Узнав о визите, Рузвельт отреагировал сразу же. Он запретил Кеннеди впредь вести какие-либо переговоры.

Отсутствие контакта между фашистской Германией и президентом Рузвельтом не давало Муни покоя. Встречаясь с Кеннеди и Вольтатом, Муни готовил почву для визита в Нью-Йорк на следующий год Герхарда Вестрика из ИТТ. Примечательно, что имя Муни стояло одним из первых в негласном списке лиц, принимавших Вестрика и оказывавших ему содействие. Рузвельту в высшей степени не нравилась деятельность Муни, но он решил не вмешиваться до поры до времени, надеясь, выяснить, что у того на уме.

В дневниках Муни, хранящихся в Джорджтаунском университете в Вашингтоне, приводится документ за подписью Вольтата. В нем на 18 страницах изложены экономические планы Германии. Сам Муни, бесспорно, целиком и полностью их одобрял.

22 сентября состоялась встреча Муни с Рузвельтом. Дневниковые записи промышленника почти дословно воспроизводят сказанное президентом и наводят на мысль о том, что Рузвельт через Муни хотел выяснить намерения Гитлера. Рузвельт попросил напомнить немцам, что он провел школьные годы в Германии, где у него осталось много близких друзей. По его мнению, Германии было бы лучше не трубить о своем стремлении к мировому господству. Он также рассуждал о расширении торговли в мирное время, о том, что нет ничего проще, чем при желании сесть за стол переговоров и решить такие проблемы, как Силезия, Польша, Чехословакия, и выработать в общих чертах политику в отношении России. Рузвельт предлагал свое посредничество на переговорах, считал, что в их проведении не последнюю роль может сыграть и папа римский. По его мнению, конкретные предложения должны были учитывать интересы Берлина, Лондона, Парижа. Он посоветовал Муни встретиться с Гитлером, но просил не сообщать в Белый дом о результатах встречи по телефону.

Вооруженный этими указаниями, Муни в марте 1940 года отбыл в Европу — в тот же день, что и официальный эмиссар президента Сэмнер Уэллес. Всего лишь на день позже Уэллеса — 4 марта — Муни получил аудиенцию у Гитлера. На встрече Гитлер был весьма предупредителен — «Адам Опель» и Дюпоны играли важную роль в военной промышленности фашистской Германии. Муни передал, что Рузвельт с теплотой вспоминает годы детства в Германии и на самом деле относится к Германии гораздо лучше, чем принято считать в Берлине. Он готов оказать помощь в проведении мирных переговоров, а немецким журналистам следует больше внимания акцентировать на том, что связывает Германию и Америку.

Все это Гитлер выслушал с улыбкой. Война с США ему была не нужна — у него и так руки были связаны. Он хотел, чтобы Америка не вмешивалась в европейские дела, пока она либо не примкнет к странам «оси», либо не будет завоевана. Гитлер выразил удовлетворение по поводу взглядов Рузвельта и одобрил его деятельность на посту президента. Он положительно отозвался о намерениях Рузвельта быть посредником на мирных переговорах. Эти высказывания Гитлера, равно как и предшествовавшие им заявления Рузвельта, были рассчитаны на то, чтобы замаскировать подлинные намерения сторон.

Из имперской канцелярии Муни отправился в министерство авиации, где встретился с Герингом. Тот пригласил его отобедать в «Карин-халле». В беседе за обедом Геринг также постарался дезинформировать Муни. Он, в частности, отрицал, что Германия имеет виды на британские колонии. На самом деле одним из заветных желаний Гитлера было возвращение утраченных колоний. В этом разговоре принял участие и приглашенный в дом Геринга Вольтат. Все присутствовавшие на обеде пришли к заключению, что Муни должен еще раз попытаться склонить президента к согласию на золотой заем.

На протяжении всего марта Муни с борта военного корабля у побережья Италии отбивал Рузвельту телеграммы, призывая содействовать заключению мира с Гитлером. 2 апреля Рузвельт ответил, что общественность США ратует за мир и разоружение.

Вернувшись в Нью-Йорк, Муни встретился с Герхардом Вестриком и принял участие в торжествах в ресторане «Уолдорф Астория» по случаю завоевания Франции фашистской Германией. Среди собравшихся американских руководителей «братства» были Состенес Бен и Торкильд Рибер.

27 июня Генрих Борхес, фашистский генеральный консул в Нью-Йорке, тесно связанный с гестапо, направил Риббентропу сообщение, подготовленное Вестриком. В нем указывалось:

"Существует группа влиятельных бизнесменов и политиков, которым лично я доверяю целиком и полностью. По-моему мнению, они пользуются огромным влиянием, но в интересах нашего общего дела ни в коей мере не хотели бы сейчас называть себя. Упомянутая группа уполномочила меня довести до сведения министерства иностранных дел, что намерена в скором будущем вынудить президента Рузвельта согласиться на следующие рекомендации.

1. Незамедлительное назначение американского посла в Берлине.

2. Замена посла в Лондоне.

3. Прекращение военных поставок в Великобританию до тех пор, пока новый посол в Берлине будет вести переговоры с правительством Германии".

18 июля поверенный в делах в Вашингтоне Ганс Томсен сообщил в Берлин, что эту группу возглавляет Джеймс Муни. Далее Томсен указывал, что Генри Форд двумя днями ранее высказал ему те же самые идеи, которые вынашивает группа Муни.

В декабре 1940 года Муни решил предпринять поездку по ряду филиалов «Дженерал моторс» в Южной Америке. В связи с этим министр внутренних дел Гарольд Икес на экстренном совещании с Рузвельтом и Корделлом Хэллом 20 декабря вопрошал: «Не следует ли нам отказать Муни в выдаче паспорта и объяснить, по какой причине?» Рузвельт заметил: «Мысль хорошая, Корделл, что вы скажете на это?» Хэлл ответил: «В паспорте в Южную Америку еще не отказывали никому». Икес настаивал: «Южная Америка — важная для нас зона. Муни не следует разрешать ехать туда». Но Хэлл все же разрешил.

Несомненно, ФБР следило за последующими встречами Муни с представителями правительства фашистской Германии. В письме от 5 февраля 1941 года с пометкой «строго секретно» американский консул в Цюрихе Джеймс Стюарт сообщал Флетчеру Уорену в госдепартамент следующее: по словам одного французского журналиста, сотрудничавшего с Шарлем де Голлем, Эдуард Уинтер, в свое время занимавшийся в Берлине вопросами сбыта компании «Дженерал моторс», проживает в Париже. Уинтер был своего рода курьером. Он передавал секретную информацию, полученную от Муни, местному фашистскому руководству. Стюарт также отмечал, что Уинтер имеет специальный паспорт, позволяющий ему беспрепятственно переезжать из одной зоны Франции в другую. В письме указывалось: «Прогерманские настроения г-на Муни известны».

Тем не менее, симпатизируя Муни, Стюарт поставил под сомнение правдоподобность сообщения. Ему важно было знать мнение Уорена, и он написал ему письмо. Уорен переадресовал письмо Мессершмидту, в то время послу на Кубе. 1 марта 1941 года Уорен ему писал: «Надо сказать, что мне лично эта история с Муни неприятна, но мне кажется, что сведения г-на Стюарта правдивы-уж слишком много ходит об этом слухов».

5 мая Мессершмидт писал Уорену, что, по его мнению, Муни несомненно переправляет секретные данные нацистскому правительству. При этом он отмечал: "Муниубежденный фашист. Конечно же, он человек неуравновешенный… его обуревает странная идея — будто проблемы войны и мира могут решать несколько бизнесменов, включая и его самого. Сомнений нет, Муни поддерживает связи с немцами. Он верит в их победу в войне или по крайней мере на нее надеется. Муни рассчитывает в случае победы Германии стать нашим «квислингом».

Следующее письмо Мессершмидт отправил Уорену 7 марта, отметив: "У Джима Муни те же взгляды, что и у многих служащих «Дженерал моторс оверсиз корпорейшн», которые мешают нам избавиться от Барлеты и других антиамерикански настроенных представителей «Дженерал моторс». (Барлета был представителем компании на Кубе).

В свое время, давая объяснения ФБР по поводу своей деятельности, Муни, не моргнув глазом, называл себя патриотом-американцем, капитан-лейтенантом запаса военно-морского флота США. Он сообщил, что его сын находится на действительной службе во флоте. В середине октября 1940 года в ответ на вопрос сотрудника ФБР Л. Тилера, вернет ли он полученную от Гитлера награду, Муни ответил утвердительно, но заметил, что «этот шаг может затруднить получение „Дженерал моторс“ той части акционерного капитала в 100 млн. долларов, которая вложена в предприятия фашистской Германии». Как и прочие члены «братства», Муни стремился к скорейшему мирному урегулированию, чтобы разблокировать эти авуары. Хотя в Европе шли бои, «братство» устраивало свои дела в расчете на будущее, когда после войны Америка будет второй после Германии в вопросах мировой политики. Муни добавил. «Кроме того, я верю в Гитлера и не собираюсь ему противоречить, поскольку сила на его стороне». Он также заявил, что уверен в победе Гитлера, считает его политику справедливой, что Германия нуждается в увеличении своей территории и если США попытаются препятствовать экспансионизму Германии при Гитлере, то «им же потом будет хуже».

Вскоре после этого заявления Муни получил повышение и стал помощником Слоана по координации оборонных работ в Детройте. В специальном донесении Гуверу агент ФБР Тилер 23 июля 1941 года докладывал: «Люди, которые занимают положение в обществе, как Муни, и придерживаются подобных взглядов, представляют потенциальную опасность для безопасности страны». Тилер был уверен, что деятельность Муни может нанести вред программе национальной обороны — ее разработке, которой он, якобы, занимался. Тилер не доверял и Грэму Говарду, поскольку получил о нем секретное сообщение из министерства внутренних дел. Из этого сообщения становилось ясно, что Сэмнер Уэллес, заместитель госсекретаря, был вынужден пригрозить Говарду публичным разоблачением, если тот не уволит 900 нацистских шпионов, работавших в «Дженерал моторс экспорт корпорейшн» в Южной Америке.

1 мая Эдгар Гувер сообщил Адольфу Берли, что, по имеющимся у него данным, Эдуард Уинтер является нацистским агентом. Он свободно передвигается по Европе, а занимаемую должность в Антверпене получил от Муни сразу же после оккупации Гитлером Нидерландов. Гувер полагал, что Уинтер «рассчитывает остаться в выигрыше, как бы ни закончилась война». По сведениям Гувера, Уинтер был зятем сотрудника министерства иностранных дел Германии и имел тесные связи с нацистской партией. Комментируя это сообщение, Джон Ридлбергер из министерства внутренних дел отмечал:

«Понимаю, насколько легко сходятся во взглядах на эту войну м-р Муни и м-р Уинтер».

Из других донесений явствовало, что Муни, будучи как директором, так и вкладчиком германо-американской торговой палаты, принимал активное участие в мероприятиях этого учреждения: имелось в виду содействие целому ряду нацистов. Эти факты находят подтверждение. В «Бюллетене» германо-американской коммерческой ассоциации среди вкладчиков ассоциации значился Муни. В «Бюллетене» часто помещали его фотографии на фоне свастики.

В свою очередь, американское консульство в Базеле сообщало о переговорах представителей Дюпонов в Монтрё и Сент-Моритце с представителями концерна «Герман Геринг верке». Хотя содержание этих переговоров осталось неизвестным, сам факт их проведения вызвал в Швейцарии серьезную озабоченность. По сведениям, полученным уже после окончания войны, значительные средства были оставлены Дюпонами после 1942 года в оккупированной Франции, с тем чтобы обеспечить себе и руководству «Дженерал моторс» получение прибылей.

15 апреля 1942 года в донесениях берлинского гестапо появилось любопытное сообщение. Утверждалось, что Эдуард Уинтер был арестован по подозрению в шпионаже в пользу американцев. В то время он руководил одним из заводов «Адам Опель» в Германии. Дело в том, что Уинтер поссорился с Вильгельмом Онезорге, министром почт, который терпеть не мог Вестрика. Однако инцидент был улажен — вмешался Гиммлер (так же, как и в случае с ИТТ), и Уинтера освободили. Таким образом, не оставлял сомнения тот факт, что предприятия «Дженерал моторс», как и «Форда», не подлежали во время войны конфискации. Уинтер продолжал свою деятельность.

3 июля 1942 года посольство США в Панаме направило госсекретарю обстоятельный и подробный отчет о деятельности фашистов. В нем, в частности, указывалось: «Дженерал моторс» дает заказы на литейные формы нацистской фирме «Эрка» или через нее фирме «Альпа» в Сан-Мартине. Обе фирмы должны быть внесены в «черный список», поскольку принимают на работу нацистов и сотрудничают с другими нацистскими фирмами. Тем не менее ни та, ни другая в «черный список» внесены не были.

25 ноября опекун иностранной собственности в Германии назначил Карла Люера, государственного служащего, работавшего в «Дрезднер банк», управляющим предприятия «Адам Опель» в Рюссельсхайме. Всю вторую мировую войну предприятие занималось производством военных самолетов для Германии. 50 процентов силовых агрегатов для «юнкерс-88» производилось этим заводом. «Юнкерсы» были наиболее мощными бомбардировщиками фашистских ВВС. Вскоре после 25 ноября специальный суд в Дармштадте вынес решение оставить в прежнем составе совет директоров этого предприятия, во главе которого стоял Эдуард Уинтер.

Чарльз Левинсон, в свое время заместитель директора европейского отделения Конгресса производственных профсоюзов (КПП), писал:

«Альфред Слоан, Джеймс Муни, Джон Смит и Грэм Говард продолжали входить в состав совета директоров компании „Дженерал моторс-Опель“… В нарушение существовавшего законодательства между главным правлением компании в Детройте и ее отделениями — как в союзных странах, так и контролируемых державами „оси“ — всю войну продолжался обмен информацией, заключались контракты и велась торговля. Финансовые отчеты предприятия „Опель“ в Рюссельсхайме свидетельствуют о том, что в период с 1942 по 1945 год производство и сбыт осуществлялись при полном взаимодействии с заводами „Дженерал моторс“ по всему миру…В 1943 году, когда заводы в США работали на американские ВВС, предприятия этой же компании в Германии были заняты разработкой и производством моторов для „мессершмитт-262“ — первого реактивного истребителя. Изобретение этой машины дало фашистам принципиально новые технические преимущества. Скорость немецкого самолета (540 миль в час) была выше, чем у американского соперника, поршневого „мустанга-Р-150“, на 100 миль в час».

В апреле 1943 года было получено сообщение о торговле филиала «Дженерал моторс» в Стокгольме с противником. Генри Моргентау направил зашифрованное указание региональному управляющему «Дженерал моторс» в Нью-Йорке В. Вахтлеру. Он требовал, чтобы управляющий стокгольмским филиалом положил конец этой торговле.