Язычник

Джули покачала головой. Обе они застыли у двери, внимательно прислушиваясь.

Донна услышала хорошо знакомый скрип.

Это открывали дверь гостиной.

Кто-то вошел в холл.

Можно было не сомневаться, что скоро он поднимется по лестнице.

Глава 33

— Открывай, — велела Донна, показывая головой на ручку двери.

Джули протянула руку и, поколебавшись, схватила дрожащей рукой холодную медь. Все ее существо пронизывал холод. Ее руки покрылись мелкими пупырышками. На какой-то миг она усомнилась, хватит ли у нее сил открыть дверь.

Что там снаружи, во тьме?

— Я выйду первая, — шепнула Донна. — Когда я скажу, включай сразу все лампы.

Джули кивнула, вспомнив, что рядом с дверью находится доска с четырьмя выключателями, которые включали освещение на лестничной площадке, лестнице и в холле.

Донна еще крепче стиснула револьвер, слегка дрожа от напряжения и страха.

Что, если этот ночной гость вооружен?

Что, если ей и в самом деле придется стрелять?

Она вспомнила, как они с мужем, увлекаясь стрельбой, проводили долгие часы в тире. Постепенно стали неплохими, а затем и превосходными стрелками. Правда, стреляли по мишеням, а не по живым целям.

А мишени не стреляют в ответ.

Этот человек все еще в холле?

Если так, то каков наилучший план действий?

Встретить его лицом к лицу? Держать под прицелом «смит-и-вессона» до прибытия полиции? А как вызвать полицейских, если линия перерезана?

Мысли лихорадочно роились в ее мозгу.

Что, если он уже стоит по ту сторону двери, ожидая ее появления?

Она закрыла на миг глаза, пытаясь собраться с мыслями, решить, что делать.

Вперед, только вперед.

Она слышала, как ее сердце толкается о ребра, в ушах шумит кровь.

Не можешь же ты ждать всю ночь!

Донна подняла револьвер.

Вперед.

— Открывай, — велела она и, когда Джули открыла дверь, выскользнула на лестничную площадку.

Держа револьвер в руках, идти по ковру было очень неудобно.

На площадке было темно, слабый свет просачивался лишь в небольшое окно посреди лестницы.

И в этом свете Донна увидела фигуру человека.

Он поднимался по лестнице.

— Свет! — отчаянно закричала она. Джули вышла на площадку и щелкнула всеми выключателями.

Лампы ярко озарили площадку, лестницу и холл. В этом ослепительном сиянии можно было ясно видеть забравшегося в их дом человека.

Джули вскрикнула.

Ее крик, заметавшись среди стен, больно ударил Донну по перепонкам, она отпрянула от перил.

Человек остановился, видимо ошеломленный внезапным появлением двух женщин и еще более — зрелищем револьвера в руках одной из них.

Глядя на его лицо, Джули зажала рот рукой, чтобы не испустить еще одного крика ужаса.

Лицо было бледное, почти желтое, глаза — казалось, у них нет белков — сидели глубоко в глазницах. Щеки были исполосованы глубокими, только-только затягивающимися ранами. На лбу виднелись готовые прорваться большие гнойники. Во рту, похожем на простую прорезь между подбородком и носом, торчали пожелтевшие зубы. На все изуродованное лицо ниспадали колыхающиеся тонкие седые волосы.

Джули отступила назад, не отрывая глаз от этого ужасающего зрелища.

Донна выпрямилась, по-прежнему целясь в безобразного незваного пришельца.

Когда он стал приближаться к ней, она поняла, что это не его настоящее лицо, а маска.

Поняв это, она воспрянула духом и шагнула вперед.

— Стой! — выкрикнула она.

Ее злобный оклик, по-видимому, захватил человека в маске врасплох. Он посмотрел на нее, затем назад, на что-то, чего она не могла видеть.

Донна услышала, как кто-то отодвигает запоры передней двери, снимает с крючка цепочку.

Фигура на лестнице повернулась, собираясь, видимо, бежать.

— Ни с места, или я буду стрелять! — прокричала Донна. Однако она не успела подбежать к нему, как он перепрыгнул

через перила. Но плохо рассчитал свой прыжок, не учел высоты.

Вся тяжесть его тела при падении пришлась на левую ногу.

Оглушительно хрустнули сломанные кости.

Не в силах перенести боль, упавший отчаянно завопил.

Кости просто разлетелись вдребезги от удара, малоберцовая кость переломилась; один осколок вонзился в таранную кость, другой прорвал голень и брюки. Он торчал наружу, как обвиняющий перст.

С еще одним громким воплем человек в маске повалился на бок.

Глядя поверх перил, Донна увидела, что к нему присоединился еще один, который потащил его к двери.

Донна прицелилась в раненого.

Убить этого гада!

Второй человек в маске, подняв глаза, увидел женщину с растрепанными волосами, с пистолетом в руке.

Убить их обоих!

Он обхватил своего изувеченного товарища за талию, и оба они поспешили к передней двери.

Не думая об опасности, Донна сбежала вниз по лестнице, споткнувшись в самом низу.

— Стойте! — судорожно дыша, прокричала она. Но на улице уже взревел мощный мотор. Подбежав к передней двери, она увидела только удаляющиеся задние фонари автомашины.

Донна хлопнула свободной рукой по полу и присела в дверях на корточки, овеваемая прохладным ветерком. Сделав глубокий вдох, она встала. Повернувшись, заметила кровь на полу холла.

Крепко держась за перила, Джули медленно спустилась по лестнице.

— Нам надо сообщить в полицию, — сказала Донна. — Я заеду к Джеки и вызову их. Один из этих гадов сломал себе ногу. — Она слабо улыбнулась, стараясь отдышаться, но это ей никак не удавалось.

В свете ламп ярко сверкала кровь на полу.

Глава 34

— Ничего не понимаю, — сказал констебль Дэвид Маккензи из сыскной полиции. — Они отключают сигнализацию, вырезают стекло, чтобы проникнуть внутрь, но не оставляют никаких отпечатков и закрывают свои лица масками. Они принимают все меры предосторожности, но ничего не похищают.

Стоя в гостиной, он озадаченно осмотрелся и покачал головой.

— Ничто не только не похищено, но даже не сломано: Грабители обычно переворачивают все вверх дном. Но эти двое стараются ничего не трогать. Стараются ничем не выдавать своего присутствия. — Он вновь покачал головой. — Никогда не видел ничего подобного. — Он посмотрел на Донну, которая сидела на краю дивана, медленно поглаживая шею. — Вы уверены, что ничего не взято, миссис Уорд? Вы ведь сказали, что вы проверили...

— Ничего не украдено, — перебила она.

Часы на каминной доске показывали 2. 36. Полиция прибыла более получаса назад. Они уже успели посмотреть, не осталось ли где-нибудь отпечатков пальцев, но ничего не нашли.

Донна вызвала полицию из дома Джеки Куинн, сказав ей, что не видит никаких причин для беспокойства.

Но в самом ли деле нет никаких причин для беспокойства?

Она сказала Маккензи, что один из людей, которые забрались в ее дом, сильно повредил ногу при падении. Полицейские тут же обзвонили все близлежащие больницы и предупредили, чтобы им сообщали обо всех поступающих пациентах с переломом ноги.

Обе женщины не могли дать почти никаких сведений, которые способствовали бы изобличению преступников, только описали их ужасные маски и сказали, что один из них (тот, что со сломанной ногой) был довольно худ.

Маккензи не сомневался, что преступники давно уже сняли и маски и одежды.

— Вы говорите, что ни вы, ни грабители не стреляли, миссис Уорд? — вновь спросил констебль, заглянув в свой блокнот.

— Нет. Если хотите, вы можете проверить револьвер, — устало произнесла Донна.

— И у вас имеются лицензии на оружие?

— Да, и у меня, и у моего мужа есть соответствующие удостоверения. Мы были членами оружейного клуба, регулярно тренировались в стрельбе. Если вы хотите проверить, я могу сообщить вам номера.

— Такая уж у нас работа — все проверять, — улыбнулся он. — А почему вы держите оружие в доме, миссис Уорд?

— Мой муж часто уезжал. Он считал, что у меня должна быть более надежная защита, чем просто сигнализация. И настоял, чтобы я научилась стрелять.

Маккензи кивнул.

— Вы меня допрашиваете так, словно я под следствием, констебль, — едко заметила Донна.

— Я обязан задать кое-какие вопросы, миссис Уорд, — сказал он извиняющимся тоном. — Ведь у нас тут не Нью-Йорк И не каждый день случается, чтобы молодая женщина угрожала револьвером грабителю. В моей практике это первый случай.

— Я не угрожала ему, — поправила Донна. — Я защищала себя и сестру. Бог знает что могло бы произойти, если бы он поднялся наверх.

— Вы бы открыли огонь в этом случае?

— Мой дом подвергся нападению, моя сестра и я были в большой опасности, но вас заботит только одно: открыла бы я огонь по этому гаду? — Она сверкнула глазами на констебля. — Сказать по правде, я и сама не знаю, но думаю, что нажала бы на спусковой крючок, если бы этого потребовали обстоятельства. И если бы я это сделала, вы арестовали бы меня, не правда ли? Плевать на то, что я защищала свою жизнь и свою собственность. — Она провела рукой по волосам.

Маккензи на миг опустил взгляд и заговорил уже более мягким голосом:

— Миссис Уорд, не думаете ли вы, что это вторжение в ваш дом имеет какую-то связь со смертью вашего мужа?

— Вы полицейский, вот вы и скажите мне.

Маккензи только пожал плечами.

— Это было лишь предположение, — сказал он, помолчав. Однако Донна была уже уверена, что здесь есть несомненная связь.

Маккензи внимательно осмотрелся.

— Мы сделали все что могли. И сейчас вас покинем.

Донна поднялась, готовая проводить его до парадной двери, но Маккензи жестом показал, чтобы она села.

— Я хотел бы вам кое-что сказать, миссис Уорд. То, что они проникли в дом, но ничего не похитили, а также тот очевидный факт, что они профессионалы, наводит меня на мысль, что они что-то искали. Что-то особенно ценное. Вы не знаете, что бы это могло быть?

Донна покачала головой.

— Вы предполагаете, что они вернутся?

— Обычные преступники, встретившись с вооруженным отпором, не вернулись бы. Но если они что-то ищут и это что-то имеет для них большую важность, возможно, они и вернутся. — Он поглядел на обеих женщин. — Будьте осторожны.

Глава 35

Боль была нестерпимая.

Говард Джеймс никогда еще не испытывал ничего похожего на эту боль в сломанной ноге.

— Отвези меня в больницу, — сказал он, отчаянно цепляясь за своего компаньона.

Роберт Кроссли взглянул на Говарда Джеймса, скрючившегося рядом с ним на переднем сиденье «ориона». Осколок кости, пробивший его брюки, по-прежнему торчал наружу. На конце раздробленной малоберцовой кости был сгусток крови. Из самого центра кости вытекала какая-то темная жидкость. Очевидно, костный мозг, с отвращением подумал Кроссли. Зловонный запах заполнял всю кабину.

— Долго мы будем тут сидеть? — простонал Джеймс; его щеки были все в слезах, кожа — молочно-белого цвета.

Кроссли вытер пот с лица и бросил взгляд на часы.

Было 3. 27.

Прошло уже почти тридцать минут с тех пор, как он позвонил из телефона-автомата, прежде чем свернуть с главной улицы к Пэддингтонскому парку. Машина с двумя своими пассажирами стояла сейчас на детской площадке. Разгулявшийся ветер вращал карусель, и при каждом ее скрипе Кроссли встревоженно поднимал глаза. Качели также качались, точно их раскачивала чья-то незримая рука.

Джеймс продолжал стонать от все усиливающейся боли.

— Я не могу больше терпеть, — прошептал он сквозь стиснутые зубы. — Ну, пожалуйста, поехали.

Кроссли кивнул и вновь оглянулся, словно ждал какой-то подсказки от детской горки и железных рам для лазания.

Он услышал мягкое урчание мотора и увидел «монтего». Подъезжая, водитель моргнул фарами.

— Кто это? — спросил Джеймс.

Ничего не ответив, Кроссли открыл водительскую дверь и вышел, не зная, то ли подойти к «монтего», то ли подождать. Он решил подождать. Водитель заглушил двигатель, вылез из-за руля и быстрыми шагами пошел в их сторону.

Сильный ветер трепал волосы Кроссли и обдавал, его холодом. Джеймс продолжал сидеть, скорчившись в машине, как хнычущее дитя.

— Что случилось? — злобно прошипел Питер Фаррелл, поглядев сперва на Кроссли, затем на раненого Джеймса.

— У этой суки был револьвер, — сказал Кроссли. — А против револьвера не очень-то попрешь.

— Значит, вы ничего не нашли? — продолжал допрашивать Фаррелл.

Кроссли мотнул головой.

— Вы не обыскали его кабинет наверху?

— Нам не удалось даже подняться туда, — сказал Кроссли. И, повернувшись к компаньону, добавил: — Надо отвезти его в больницу, он здорово навернулся.

— Можешь не сомневаться, полиция уже успела предупредить все больницы. Рана тяжелая? — спросил Фаррелл.

— Сам посмотри. — Кроссли открыл дверь машины со стороны, где сидел Джеймс.

Фаррелл увидел торчащий наружу обломок кости.

— Вы были неосторожны, — раздраженно сказал он.

— Нам просто не пофартило, — запротестовал Кроссли.

— Это то же самое.

— А что бы делал ты сам, если бы эта сука взяла тебя на мушку?

— Вытащил свой револьвер и взял бы ее на мушку, — отрезал Фаррелл, приближая свое лицо к лицу Кроссли. — Все дело теперь может сорваться. Мы даже близко не сможем подобраться к их дому, они будут нас ждать. Вы просто пара идиотов. — На миг он повернулся к ним спиной, уперев руки в бока.

— Что же нам делать с Джеймсом? — спросил Кроссли. — Ведь ему же надо помочь, бедняге.

Фаррелл медленно повернулся и сунул руку внутрь пиджака.

У Кроссли отвисла челюсть, когда он увидел, что Фаррелл достал большой пистолет с насаженным на дуло глушителем и дважды выстрелил в голову Джеймса.

Первая пуля, перебив переносицу, попала в глаз. Вторая разнесла затылок, усеяв его остатками водительское сиденье и боковые окна.

Убитый повалился на бок; его единственный уцелевший глаз все еще смотрел в удивлении и страхе, рот был открыт.

— Избавься от тела и от машины, — сурово приказал Фаррелл. — После этого позвони мне. — Он вернулся к своему «монтего» и, открыв дверь, сказал: — Если ты еще раз так наколбасишь, Кроссли, я пристрелю и тебя. — Он сел в машину, завел двигатель и уехал.

Кроссли смотрел на труп, и в ноздри ему бил запах крови и экскрементов. Его пробирала сильная дрожь, и он знал, что это не от холода.

Карусель вновь заскрипела. Качели медленно покачивались.

Глава 36

Портье благодарно принял чаевые, кивнул и, когда Донна повернулась к нему спиной, одобряюще улыбнулся.

Она подождала, пока он закроет дверь, подошла к окну своего номера и раздернула занавески. Гостиница «Шелбурн» в Дублине, где она остановилась, выходила окнами на парк, и несколько мгновений Донна смотрела на деревья, радуясь тому, что она благополучно добралась до места. «Лучшая гостиница во всей Ирландии», — хвастливо утверждала надпись на блокноте, лежавшем перед администратором. Еще несколько мгновений Донна смотрела на прохожих, идущих внизу. Затем положила свой маленький чемодан на кровать, открыла его и стала вынимать одежду, укладывая ее в ящики гардероба.

Перелет прошел гладко, но Донна вообще-то не любила летать. Не то что бы она боялась, нет, просто ей не нравилось сидеть в самолете подолгу. К счастью, «Аел-Лингус-737» домчал ее от Хитроу до Дублина меньше чем за час, так что она не успела даже соскучиться.

Она обещала позвонить Джули в тот же вечер, сообщить о своем благополучном прибытии и проверить, все ли в порядке у сестры. События предыдущей ночи сильно потрясли их обеих, в особенности Джули.

Распаковав свои вещи, Донна подошла к столу, где лежала ее сумка. Присев, она вынула из нее конверт и высыпала его содержимое на стол.

Тут было около дюжины квитанций, каждая с названием гостиницы. На одной из них было напечатано «Шелбурн».

Она открыла дневник Криса и провела пальцем по его записям.

Записи в дневнике совпадали по датам с квитанциями.

«Замок Дромолэнд», графство Клер.

Гостиница «Холидей», Эдинбург.

«Майфэр», Лондон.

Особенно интересовали Донну записи, где стоял инициал «Д.».

Установить, в каких гостиницах останавливался Крис, было очень просто. Он всегда расплачивался кредитными карточками и оставлял квитанции для своего бухгалтера. Ей надо было только найти их в его кабинете.

Где, любопытно, он останавливался со Сьюзан Риган?

Донна повернулась на вращающемся кресле к кровати.

Может быть, он спал здесь, в этом номере?

Охваченная уже хорошо ей знакомым смешанным чувством гнева и горя, она попыталась отмести эту мысль. Если бы только она могла спросить его, почему он сошелся со Сьюзан, возможно, она не страдала бы так невыносимо. Донна почувствовала, что на глаза у нее наворачиваются слезы, но она подавила боль, поборола мучительные раздумья. Ей предстоит еще долгие годы страдать и терзаться воспоминаниями, устало подумала она. Убрала квитанции в конверт и сунула его в ящик под одежду.

Туда же она убрала фото Криса и пятерых мужчин.

Дневник она положила в сумку.

Покончив со всем этим, она отправилась в ванную, чтобы смыть дорожную пыль. Путешествуя, даже в самых роскошных условиях, она всегда особенно тщательно следила за чистотой своего тела. Накинув махровый халат, она вернулась в спальню и выбрала, что ей надеть. Белая блузка, джинсы и замшевые сапоги на плоской подошве. Одевшись, она причесалась и наложила на лицо косметику. Посмотрев в зеркало, она осталась удовлетворена своим внешним видом. Затем она надела жакет и взяла сумку, чтобы еще раз взглянуть на таинственную запись в дневнике:

ДЖЕЙМС УОРСДЕЙЛ

ДУБЛИНСКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ ГАЛЕРЕЯ.

Когда Донна подошла к лифту и нажала кнопку «1-й этаж», она почувствовала, что ее сердце бьется чуточку чаще обычного. Выйдя из гостиницы, она попросила портье найти ей такси. Меньше чем через пять минут она была уже в галерее.

Глава 37

Галерея — массивное серое здание с каменными колоннами и со статуями перед входом — производила весьма внушительное впечатление. Казалось, она была изваяна неким великаном, очень тщательно и искусно проработавшим весь фасад.

Но у Донны было лишь несколько мгновений, чтобы полюбоваться ее красотой. Она расплатилась с таксистом и торопливо направилась к главному входу; лишь перед широкими каменными ступенями, которые вели к дверям, она слегка замедлила шаг.

Только теперь она осознала, что все не так просто, как ей представлялось.

Прежде всего, в дневнике не было никаких указаний, в какие часы можно застать Уорсдейла на работе. Кроме того, она не имела никакого понятия, как он выглядит.

Медленно поднимаясь по каменной лестнице, Донна оглядывала десятки людей, проходивших мимо нее вверх и вниз, размышляя, как ей найти человека, которого она никогда не видела. Вероятно, ее муж и Уорсдейл договаривались о встрече где-нибудь внутри, а может, даже и снаружи.

Но была и еще одна загвоздка: даже если она его и найдет, что ему скажет?

Она посмотрела невидящим взглядом на развешанные на стенах картины.

Внутри галереи было спокойно и тихо; здесь царила та же атмосфера, что и в библиотеке, та же почтительная тишина.

Поглядев на других посетителей, Донна поняла, какую пеструю публику притягивает это здание.

Здесь были люди всех возрастов; они разгуливали взад и вперед; некоторые подолгу рассматривали картины, другие лишь скользили по ним беглым взглядом, третьи изучали свои каталоги, четвертые делали записи в блокнотах.

Подняв глаза, она увидела в углу зала большой громкоговоритель.

Система всеобщего оповещения.

Внезапно ее озарила мысль, показавшаяся ей удачной. Она повернулась и поспешила к главному входу, вспомнив, что видела там справочное бюро. Оттуда, подумала она, они могут объявить по громкоговорителю, что мистера Джеймса Уорсдейла просят подойти к главному входу.

Она улыбнулась, довольная своей находчивостью, но тут же сообразила, что ее замысел может удаться только в том случае, если Уорсдейл находится в галерее Но ведь есть и другой выход, догадалась она. Можно оставить записку в справочном бюро. С просьбой, чтобы мистер Уорсдейл позвонил в гостиницу «Шелбурн» мистеру Уорду.

Она снова довольно улыбнулась.

Нет, нет, она непременно найдет его.

В справочном бюро, читая книгу, сидел какой-то сотрудник галереи. Заметив приближение молодой женщины, он поднял глаза и улыбнулся.

Она ответила ему улыбкой. Это был молодой человек, очень красивый, лет тридцати, крепко сложенный, с длинными волосами, заплетенными сзади в косичку, и в джинсах.

— Чем могу служить? — радостно спросил он.

— Мне нужна ваша помощь, — сказала ему Донна. — Я договорилась встретиться здесь с одним человеком, но забыла где именно, — солгала она. — Может, вы объявите по громкоговорителю, что я его жду. Можете ли вы это сделать?

— К сожалению, система всеобщего оповещения предназначается не для этой цели, — ответил он извиняющимся тоном. — Ее только что установили. В последнее время мы получили несколько писем с угрозой заложить бомбу, и система оповещения предназначается для предупреждения сотрудников о необходимости немедленно покинуть здание, если, конечно, такая необходимость возникнет Извините, что я не могу выполнить вашу просьбу.

— Но это очень важно, — настаивала Донна. — Ну пожалуйста. — У нее упало сердце. Это будет просто ужасно, если она потерпит неудачу.

— Но я не должен так поступать, — сказал молодой человек и широко улыбнулся. — А что у вас, горит? Как зовут того, кого вы ищете?

Донна также широко улыбнулась:

— Я вам очень благодарна. Его зовут Джеймс Уорсдейл.

В тот же миг улыбка сбежала с лица молодого человека; сузив глаза, он посмотрел на Донну.

— Вы уверены? — спросил он.

— Да, уверена. Тут есть какие-то сложности? — И она тоже перестала улыбаться и нахмурилась.

— Я, конечно, могу передать ваше объявление, но я сомневаюсь, чтобы Джеймс Уорсдейл явился на ваш вызов.

— Почему? Откуда вы знаете?

— Да потому, что он умер более двухсот лет назад.

Глава 38

Улыбка на лице сотрудника галереи составляла разительный контраст с ошеломленным выражением лица Донны.

Увидев ее растерянность, он сразу посерьезнел.

— Я хочу сказать, что тот Джеймс Уорсдейл, которого я знаю, давно уже умер. Но может быть, есть другой... Хотя... — Он пожал плечами. — Это необычное имя.

Еще не оправившись от легкого потрясения, Донна протянула руку к сумке и вытащила дневник.

— Вот посмотрите. — Она показала на запись — «Джеймс Уорсдейл. Дублинская национальная галерея»

— Все правильно, вы в той самой галерее, где выставлены его работы. Но самого его тут нет.

Донна покачала головой, сильно озадаченная услышанным. К тому же она была смущена тем, что так опростоволосилась.

— Извините, — сказала она и повернулась, собираясь уйти.

— Погодите, — остановил ее молодой человек. — Надеюсь, у вас найдется минут пять свободного времени. Вы пришли, чтобы посмотреть работы Уорсдейла. Позвольте же мне показать вам их, это самое малое, что я могу сделать.

Она заколебалась, затем слабо улыбнулась

— Пять минут? — повторила она — Я чувствую себя такой идиоткой.

— Напрасно. Вы не первая, кто приходит сюда, ничего не зная о Джеймсе Уорсдейле.

Молодой человек вышел из-за стойки справочного бюро, его место занял один из его коллег. Он подошел к Донне и жестом пригласил ее следовать за собой. Ее вновь поразила его красота и свободные, непринужденные манеры.

— Гордон Махоуни, — представился он.

— Донна Уорд. Давно вы здесь работаете?

— Шесть лет. Знать, чьи работы здесь выставлены, весьма полезно. Посетители всегда задают вопросы.

— Но не всегда ищут самого художника.

Махоуни усмехнулся.

— Почему именно вас интересуют работы Уорсдейла? — спросил он, проводя ее мимо туристов, студентов и других посетителей.

— Потому что им интересовался мой муж, — ответила она с легкой печалью в голосе.

— Он здесь, с вами?

— Он умер.

— Извините, — поспешно сказал Махоуни. — Он что, интересовался малоизвестными ирландскими живописцами?

— Именно к таким вы и относите Уорсдейла?

— Он не был одним из наших прославленных живописцев. Хотя, может быть, он и не заслуживает такой уничижительной оценки, как «малоизвестный».

Они поднялись по лестнице на следующий этаж. Махоуни шел быстро, время от времени оглядываясь на Донну. Наконец он остановился и широким жестом показал на висящую на стене экспозицию.

— Вот кое-какие из работ Джеймса Уорсдейла.

Донна стояла, глядя на экспозицию, в то время как ее гид рассказывал ей о каждом полотне по очереди. Картины — пейзажи, портреты и натюрморты — были довольно заурядные. Она не видела в них ничего, что могло бы заинтересовать Криса. Сама она мало что смыслила в искусстве и не могла оценить полотна. Они казались ей хорошо отделанными, но посредственными. Что же, черт возьми, могло привлечь к ним внимание ее покойного мужа?

— Чего же искал ваш муж? — спросил Махоуни.

Донна только пожала плечами, переводя взгляд с полотна на полотно.

— Честно сказать, я не знаю, — спокойно ответила она. — Это все его картины?

— Все, что у нас есть. Почти все. Есть еще одна в запаснике. — Он улыбнулся. — Она всегда хранится в запаснике, хотя это, может быть, самая интересная его вещь. Но тема делает ее — как бы это сказать — нежелательной для всеобщего обозрения.

— На ней изображено что-то непристойное? — спросила она. Махоуни рассмеялся.

— Да нет же, ничего подобного.

— Почему же ее никогда не выставляют?

— Для этого есть кое-какие препятствия.

— Пожалуйста, покажите ее мне, — попросила она.

Махоуни заколебался; его обворожительная улыбка поблекла.

— Не знаю. Вероятно, мне не стоило об этом упоминать. — Он оглянулся, словно опасался, что кто-то подслушивает их разговор.

— Это может иметь важное значение, — настаивала она.

Наконец он кивнул.

— Хорошо. Пойдемте.

Глава 39

Галерея оказалась совсем не такой, какой представлялась Донне. Она не была заполнена суровыми стариками и старухами, придирчиво осматривающими картины; атмосфера в здании стояла не угрюмая, давящая, как она полагала, а радостная, приподнятая. Сам Махоуни ничуть не походил на тот образ сотрудника галереи, который сложился в ее воображении. Он был чересчур молод и полон жизни для работы, предназначенной, как она считала, для людей с накрахмаленными воротничками, неулыбчивых и чопорных. Все ее прежние представления оказались опрокинутыми.

Не составлял исключения и запасник. Она представляла себе каморку, наполненную завернутыми в запыленную ткань картинами, где стоит затхлый запах старых полотен и тлена. Но оказалось, что это хорошо проветриваемая комната, ярко освещенная лампами дневного света и приятно пахнущая освежителем воздуха. Здесь с помощью кондиционеров постоянно поддерживалась ровная температура, необходимая для наилучшего сохранения картин. В тишине слышалось только тихое гудение кондиционера, стоявшего на картотеке.

Картины, в зависимости от их величины, были аккуратно расставлены по отсекам. Некоторые были прислонены к стене. Эти были прикрыты от пыли белыми чехлами, а кое-какие — чем-то похожим на клейкую пленку.

— Как вы решаете, какие картины выставлять, а какие хранить здесь? — спросила она Махоуни.

— Мы применяем систему ротации, — ответил он. — Каждому художнику отводится определенное место. Картины обычно экспонируются три месяца, после чего одна или две заменяются. Те, что не выставлены, убираются в запасник. — Он протянул руку к полотну, покрытому чехлом, и, помедлив, сказал: — Вы хотели видеть все работы Джеймса Уорсдейла?

Она кивнула.

— Как я уже говорил, эта картина почти не экспонируется, — сказал он, снимая чехол.

Донна подошла ближе, внимательно разглядывая картину в позолоченной раме.

— Ничего шокирующего, не правда ли? — улыбнулся Махоуни.

— Кто они? — Донна придвинулась почти вплотную к картине.

На ней были изображены пятеро мужчин в костюмах восемнадцатого века; четверо из них сидели, один стоял; все они были в париках; судя по великолепию их одежды, они были людьми весьма и весьма состоятельными.

— Пятеро основателей дублинского клуба Адского Пекла, — с размашистым жестом провозгласил Махоуни. Он показал поочередно каждого из основателей, начиная с крайнего левого и кончая крайним правым: — Генри Барри, четвертый лорд Сантри. Полковник Клементс. Полковник Понсонби. Полковник Сент-Джордж и Симон Латтерелл. Все до одного погрязшие в пороках, неисправимые развратники. И гордые своей испорченностью, — добавил он со смешком.

— Клуб Адского Пекла, — спокойно произнесла Донна. — Я слышала о них.

— Многие слышали о них и о связанных с ними легендах. Это были богатые молодые люди, ищущие острых впечатлений, стремящиеся, как теперь сказали бы, эпатировать общество. Они жестоко обходились с бедняками, играли в азартные игры, развратничали, предавались самым извращенным порокам. — Он улыбнулся. — Нечто вроде общества молодых консерваторов, но только в восемнадцатом веке.

— Почему же все-таки не выставляется картина? — поинтересовалась Донна.

— Клуб Адского Пекла порождал в свое время много толков. Его членами были сыновья богатых людей, политиков и тому подобных. Такими отпрысками вряд ли могли гордиться те, кто занимал высокое положение в обществе, влиятельные политики. Их девизом было «Fay ce Que Voudras» — «Поступай, как тебе заблагорассудится». Они и в самом деле вытворяли все что им вздумается.

— Был ли Уорсдейл членом этого клуба? — спросила Донна, заинтересованная.

— Этого никто не знает. С этой картиной, однако, связано нечто любопытное, — сказал Махоуни, похлопывая по раме. — На ней не изображены двое активных создателей дублинского клуба Адского Пекла.