Глава 20

Уинстон Гривс взглянул на часы и забарабанил пальцами по столу. Было восемь тридцать пять. Куда это Гарольд запропастился? Он ведь обещал возвратиться не позднее четверти девятого. Гривс задумчиво прикусил нижнюю губу. Возможно, он уже вернулся и приступил к работе, не заходя к нему в кабинет? Но Гривс тут же отбросил эту мысль. Нет. Гарольд должен был сперва подняться и сообщить ему, что все в порядке. Старший санитар уставился на дно своей пустой кружки. Скорее всего, отнюдь не все в порядке: Гарольд выглядел больным и, вероятно, не в состоянии вернуться к работе. Ему наверняка понадобится медицинская помощь.

Гривс просидел еще пять беспокойных минут, затем встал и вышел из кабинета. Спустившись на первый этаж, он порасспросил сотрудников, не видел ли кто-нибудь из них Гарольда. Таких не нашлось. Гривс с шумом выдохнул воздух. Теперь ясно, что в главное здание Пирс не возвращался. То ли озабоченный, то ли сердитый, Гривс направился к центральному входу с твердым намерением отыскать напарника. Видимо, тот все еще находится у себя в хибаре. Скорее всего, заснул. Болен ли он на самом деле?.. Эти и другие мысли не давали покоя чернокожему санитару, когда он пересекал заросший травой пустырь и приближался к жилищу своего напарника.

В окне по-прежнему не было света.

Интересно, как Гарольд воспримет его визит? Не впустит, как накануне? Все-таки что-то он там наверняка прячет... И Гривс твердо решил во что бы то ни стало это выяснить.

Приблизившись к домику, он отметил про себя, как здесь тихо. И темнота, казалось, способствовала этому, накрыв хижину бархатной перчаткой и заглушив все другие звуки.

Гривс замедлил шаг и напряг слух, пытаясь уловить малейший намек на движение внутри. Было тихо и неуютно, как в могиле. Впервые Гривс ощутил, попав сюда, как здесь холодно. То была не обычная осенняя промозглость, а более глубокий, какоц-то леденящий, пронизывающий до костей озноб. Он осмотрелся по сторонам. Деревья слегка покачивались, у земли клубился туман, заполняя ложбины в полях, окружавших больницу.

Гривс громко постучал в дверь.

Ни звука.

Он вновь постучал, одновременно похлопывая себя по бедру ладонью другой руки.

Ничего. Тишина. И холод.

— Гарольд! — позвал он, не переставая стучать.

Потом встал на колени и попытался заглянуть в замочную скважину, но внутри было слишком темно. Он выпрямился, подошел к окну и прижался лицом к стеклу, сложив ладони лодочками, чтобы попытаться разглядеть то, что творится в хибаре. Сощурившись, различил на кровати что-то темное. Негр постучал в окно, но лежащее на кровати оставалось неподвижным. Возвратившись к двери, он покрутил ручку.

Дверь была заперта.

Наверное, стоит возвратиться за подмогой. Какое-то мгновение он прокручивал в голове эту мысль, но потом решил действовать самостоятельно. Ему не хотелось без крайней надобности добавлять Гарольду неприятностей. Гривс нажал на ручку замка и снова повернул ее, налегая на дверь всем своим весом. Замок был старый, ржавый и поддался с неожиданной легкостью. В следующее мгновение Гривс влетел в хибару, чуть не потеряв равновесия и не упав. Аккуратно прикрыв за собой дверь, он тут же ощутил отвратительную вонь, наполнявшую помещение. Едкий тошнотворный запах вызвал у него рвотные позывы. Казалось, смрад исходит не из какого-то конкретного источника, а пропитывает всю хибарку, сочась из дерева, как пот из пор.

Гривс повернул выключатель. Лампочка вспыхнула, сердито зажужжала и взорвалась. Негр полез в карман за зажигалкой и поднял маленький язычок пламени над головой. В слабом ореоле оранжевого рассеянного света он увидел: та бесформенная масса, что покоилась на кровати, оказалась Гарольдом.

Гривс подошел к распростертому телу, и то, что он увидел, ввергло его в состояние, близкое к шоку.

Гарольд лежал на спине, одна нога его была вытянута вдоль кровати, другая, свесившись, касалась пола. Одна рука покоилась на груди, а другая касалась пола. Сделав шаг вперед, Гривс заметил темные пятна на полу и постельном белье. Он понял, что это кровь, и склонился над товарищем, задев ногой свисавшую руку. Из нее с глухим стуком выпал нож, и Гривс чуть не закричал: все лезвие было в крови. На прикроватной тумбочке лежали куски пластыря и ваты, тоже пропитанные кровью. В темноте они казались черными. Но именно вид Гарольда вызвал у негра шок. Он нагнулся как можно ближе и увидел глубокие порезы на груди напарника, один из них еще кровоточил. Другие уже подсыхали, покрытые коркой запекшейся крови.

— О Господи! — пробормотал Гривс, прикоснувшись к плечу Гарольда. Он видел, как вздымается порезанная грудь, но никакой реакции от неподвижно лежащего на кровати Пирса так и не дождался. Гривс коснулся его век, раздвинул их и поднес ближе зажигалку. Искусственный глаз отразил ее пламя. Зрачок здорового глаза сузился. Указательным пальцем Гривс осторожно надавил на яремную вену и почувствовал слабое биение пульса.

Что-то упало и разбилось на кухне. Гривс оглянулся.

— Кто здесь?

Тишина.

Он двинулся в другую комнату и снова крутанул колесико зажигалки, используя для освещения ее скудное пламя. В тишине шаги звучали гулко и, показалось ему самому, как-то вызывающе.

Гривс услышал дыхание. Слабое сиплое дыхание, казалось, стало громче за то время, что он стоял в дверном проеме кухни. Гривс поднял зажигалку повыше. Она нагрелась, и ему пришлось переменить руку, пока он осматривал небольшую комнатенку. На полу лежала разбитая тарелка. В эмалированной раковине виднелись темные пятна. Гривс приблизился, и в ноздри ему вновь ударил запах мертвечины. Он попробовал пальцем пятно, понюхал.

То опять была кровь.

Еще больше ее оказалось на дверце шкафчика под раковиной. Гривс встал на колени и распахнул дверцу до отказа. Почти осязаемая волна страшного зловония ударила в нос, и Гривсу стоило немалых усилий снова подавить рвотный позыв. Он увидел одеяло с пятнами крови и потянулся к нему рукой.

Первый зародыш словно выкатился из темного угла шкафа.

При виде чудовища Гривс открыл рот и вытаращил глаза, но не смог оторвать взгляда от пары черных глазниц. Вокруг рта маленького монстра запеклась кровь, она же была на груди и даже на крошечных сморщенных гениталиях.

Гривс попытался отступить, но обнаружил, что словно прикован к полу чьим-то гипнотическим взором. В поле зрения возник еще один эмбрион, и его адский взгляд присоединился к взгляду собрата. Гривс отшатнулся, пытаясь ухватиться за низ дверного косяка, но вместо этого его рука коснулась чего-то мягкого и желеобразного. Он вскрикнул, увидев третье создание. Гривс отдернул руку, успев заметить кровавый след, который оставляло за собой крохотное чудовище, выползшее из-под кровати Гарольда.

Гривс понял, что попался. Прикованный, он стал пленником собственного парализующего страха, почувствовал, как за глазницами и у основания черепа у него возникла боль, когда все три чудовища сфокусировали на нем свои леденящие кровь взгляды. Их глаза жгли его. Застонав, негр прижал руки к голове, пытаясь унять боль, которая усиливалась с каждой секундой. Он попробовал закрыть глаза, чтобы не видеть больше этой страшной картины, но не смог. Кровь брызнула из носа, заполнила уши. Его слезные каналы, казалось, вспухли и лопнули, источая кровавую влагу. Боль в голове достигла непереносимого предела, Гривс почувствовал, как онемели ноги. Открыл рот, чтобы позвать на помощь, но язык стал неповоротливым и беспомощным, будто в него впрыснули новокаин. Кровь забурлила в горле. Руки безвольно упали. Ему только и оставалось, что стоять на коленях и смотреть сквозь красную пелену, как три существа готовятся к очередной объединенной атаке. Обе височные артерии негра вздулись и долгие мучительные секунды бешено пульсировали. Глаза вылезали из орбит, будто кто-то выталкивал их изнутри. Тем не менее Гривсу каким-то образом удалось лечь на живот, и, отталкиваясь ногами, он пополз прочь от этих отвратительных уродцев. Он полз в другую комнату, мимо неподвижной массы под именем Гарольд, пока не достиг двери. Боль превысила пределы терпения. Ценой неимоверных усилий Гривс исхитрился подняться на ноги и с отчаянным воплем толкнул дверь. Переступив порог, он, как пьяный, поковылял на свет манящих огней главного корпуса.

Он почти дошел, когда его поразил ослепляющий приступ боли: сосуды и артерии мозга взорвались с такой силой, что лобная и височная доли почти полностью разрушились. Уинстона Гривса хватил удар, и какие-то секунды тело его еще судорожно подергивалось, хотя он был уже мертв.

Тело обнаружил утром водитель «скорой помощи». Вскрытие показало, что Гривс умер в результате обширного кровоизлияния в мозг.

Гарольд очень тяжело воспринял смерть друга. Так тяжело, что весь выходной пролежал в постели, но заснуть не смог: в его голове все время звучали голоса.

Прошло немало времени, прежде чем Гарольд смирился с кончиной Уинстона. Одиночество, которое, казалось, немного отпустило его, вновь накатило с невыразимой силой.

Глава 21

Наступление ночи вызывало у Пола Харви противоречивые чувства. Он был рад ее приходу, поскольку она прятала его и скрывала тайные вылазки за пределы фермы. С другой стороны, он боялся ее прихода, так как вместе с нею приходили воспоминания. В прошлом ночь всегда была для него полна страха, когда мать и отец дрались между собой, а позднее, когда отец, вытащив его из постели, избивал и кричал на него, дыша в лицо винным перегаром и табаком.

Харви терпеть не мог, когда его закрывали на ключ. Еще одно наследие юных лет. Дверь его спальни всегда была заперта снаружи, и так продолжалось вплоть до смерти отца. В его комнате не было горшка, и ему часто приходилось мочиться из окна, если он просыпался ночью. Но прежде чем освоить такой трюк, он вынужден был делать это в постель или в один из ящиков комода. Со временем его одежда навсегда пропиталась запахом мочи, и, к какому бы из этих методов Харви ни прибегал, его все равно постигала суровая кара отца. Во время беспокойных школьных лет учителя донимали Харви своими расспросами, а ученики насмехались над многочисленными порезами и синяками, которые почти никогда не сходили с его тела. Да и Харви, конечно, никогда бы не посмел рассказать кому-нибудь правду об их происхождении.

Его ненависть к закрытым пространствам особенно усилилась в корнфордской тюрьме. Тот факт, что его заперли в одиночке ради спокойствия других заключенных, только ухудшил положение вещей. Теперь же, в какой-то степени впервые в жизни, с наступлением темноты он получил возможность свободно бродить по открытым просторам в окрестностях Игзэма.

Он стоял на вершине холма и смотрел на приветливо мерцающие внизу огни города. Сжав в руке серп, начал спускаться по склону. Где-то рядом заухала сова, но Харви даже внимания не обратил на этот крик.

Город звал его, и Харви откликнулся на этот зов. Он испытывал какое-то удивительное чувство, похожее на приятное возбуждение.

А пока пригородная лесопилка скрыла его от посторонних глаз.

Глава 22

Ян Логан вздрогнул и плотно застегнул кожаную куртку.

Он стоял под раскачивавшейся вывеской «Черного лебедя», нащупывая в кармане пачку «Мальборо» и коробок спичек. Из-за сильного ветра прикурить сигарету удалось только с третьей попытки. Засунув руки в карманы, он принялся расхаживать взад и вперед.

Другие сотрудники заведения, включая и еще одного бармена, тоже вышли на улицу, и Логан пробормотал им вслед проклятия. Все, кроме него, имели машины, и почти все ехали в противоположном направлении. Единственный человек, кому было с ним по дороге, промчался мимо, даже не предложив подбросить. Логан глубоко вздохнул, выпустив в ночной воздух облачко пара.

Он глянул на часы: четверть первого. Обычно ему удавалось возвратиться домой не позднее четверти двенадцатого. И теперь Логан мог представить себе реакцию Салли. Он уже почти слышал ее вопли, которыми она разразится, едва он войдет в дверь. Она начнет ныть по поводу остывшего ужина и станет выведывать, где это он так долго пропадал. Логан работал шесть вечеров в неделю и только один проводил дома, вынужденный весь этот день выслушивать Салли, которая пилила его, требуя найти работу получше и подыскать для них приличный дом.

Логан решил срезать путь — ведь в любом случае его ждала стычка, так что лучше уж покончить с ней поскорее.

Он свернул налево и двинулся по заросшей травой аллее, зная, что будет дома через десять минут. Логан взял хороший темп, и огонек зажатой в зубах сигареты подпрыгивал в такт его шагам.

Аллея, по которой он шел, плохо освещалась и в лучшие времена; теперь же, за полночь, горело всего три фонаря, не считая неяркого света у парадных дверей пары коттеджей. Все остальное тонуло во мраке. Было плохо видно еще и из-за тумана, нависшего над полями. Подгоняемый ветром, он, казалось, растекался по округе, словно какое-нибудь призрачное море с медленно вздымавшимися волнами.

Логан окинул взглядом белые коттеджи. К каждому вела подъездная дорога, и вряд ли их владельцы ограничивались одной машиной. Да, эти частные владения сильно отличались от его Собственного жилища. Они с Салли обитали в одном из унылых стандартных муниципальных домов, стоявших ярдах в пятистах от аллеи и не имевших ничего общего с этими богатыми виллами, будто напоказ демонстрировавшими яркую индивидуальность стиля их владельцев. Конечно, Салли можно понять: в таком доме никто бы не отказался жить... Размышляя на ходу обо всем этом, Логан заметил, как справа от него что-то зашевелилось.

Он огляделся по сторонам, слегка замедлил шаг и стал всматриваться в темноту, пытаясь определить, что это такое. Слышалось что-то похожее на шарканье, царапанье, а мгновение спустя откуда-то из-под ограды выкатился еж и быстро засеменил, пересекая аллею. Логан улыбнулся, наблюдая, как зверек исчез в саду напротив. А пройдя всего несколько ярдов, он вдруг увидел на дороге раздавленного ежа. Да, этому явно не повезло — попал под колеса одной из машин, которые иногда проезжали по аллее, и, видно, пролежал тут довольно долго: даже в темноте Логану было видно, что расплющенные останки затвердели и напоминали своеобразную, утыканную шипами летающую тарелку фризби. Такими любят перебрасываться дети. Он улыбнулся еще раз и пошел дальше.

Справа от него стояла ферма. Выкрашенный в темное дом был почти не виден во мраке ночи. Послышался собачий лай. Чертова тварь уже гналась как-то за Логаном, и он поспешил пройти мимо, хоть и понимал, что на сей раз собака привязана. Одолев еще несколько ярдов, он наткнулся на подгнившие деревянные ступеньки перехода. Рядом накренилась видавшая виды табличка:

ПЕШЕХОДНАЯ ДОРОЖКА

Так называемая пешеходная дорожка пересекала поле и вела прямо к его дому. Он решил, что стоит рискнуть, вляпавшись в коровьи лепешки, щедро усеявшие поле. Зато этим путем быстрее добираться. Поставив ногу на первую ступеньку перехода, Логан стал подниматься. Ветхое сооружение отчаянно заскрипело, и на какое-то мгновение ему показалось, что сейчас оно развалится. Изловчившись, он чуть ли не птицей перелетел ограду и с громким хлюпаньем приземлился в грязь по другую ее сторону.

— Мать твою! — выругался Логан, счищая с ботинок липкую глину. Спустя минуту он уже шел через поле почти в абсолютной темноте. Единственным проблеском света оставалась еще пара непогасших окон в домах, которые стояли за полем. Но при таком освещении было просто невозможно разглядеть хоть что-нибудь уже в пятнадцати — двадцати ярдах. Свежий ночной воздух обострил все запахи, и Логан морщился, вдыхая крепкий дух коровьего помета. Земля под ногами оставалась мягкой несмотря на то, что уже чуть подмораживало. Ян уже не раз поскользнулся и, падая в очередной раз, ухватился рукой за идущую параллельно тропинке изгородь. В пальцы вонзилась колючая проволока, и Логан взвыл от боли. Он остановился и, бормоча ругательства, полез в карман за носовым платком, чтобы вытереть пораненную ладонь. Вытащив сигарету, он прикурил, затянулся, немного постоял и продолжил путь.

От ближайшего дома поле отделял двойной ряд деревьев и густые заросли кустарника. Буйно разросшиеся утесник и ежевика во многих местах достигали его плеча. В воздухе стоял терпкий запах гниющей листвы, и Логан всю дорогу чертыхался.

Совсем рядом хрустнула ветка. Он инстинктивно отступил назад, потому что в тишине ночи звук прогремел, словно гром среди ясного неба.

Нога завязла в чем-то мягком, явно не в грязи.

— Проклятые коровы! — прорычал Логан, отряхивая ногу.

Внезапно его ругань была прервана новым звуком — кто-то явно пробирался через кусты. Логан метнул взгляд в направлении густых зарослей, но ничего не увидел. Мгновение стояла тишина, потом звук повторился, на этот раз уже ближе.

Может, лиса? Или очередной еж?

Он с трудом сглотнул и прибавил шагу. В нем нарастало беспокойство. Второй переход, у которого заканчивалась пешеходная дорожка, был от Логана не более чем в ста ярдах, и он уже видел мерцающий свет ближайшего дома. Под ногами громко чавкала грязь, глаза беспокойно метались от дерева к дереву.

В паре шагов от него, в кустах, раздался громкий скребущий звук, и Логан затаил дыхание. В полной тишине этот звук показался настолько громким, что Ян пустился бежать, не отрывая глаз от света впереди, который теперь представлялся таким далеким и недосягаемым.

Треск веток позади достиг, казалось, канонадной мощи, и Логан с ужасом осознал: что бы там ни скрывалось в этих кустах, оно бежит за ним по пятам.

Его мозг лихорадочно искал объяснения, пытаясь найти логический ответ, но на ум приходило только одно: нужно как можно скорее добежать до этого чертова перехода, чтобы убраться наконец с поля.

Оставалось всего каких-нибудь пятьдесят ярдов, он по-прежнему бежал, кусты трещали уже совсем рядом с ним, раздвигаемые невидимым преследователем. Ян боялся даже смотреть в ту сторону.

Тридцать ярдов...

Впереди уже хорошо был виден свет, и у Логана открылось второе дыхание, как вдруг рядом кто-то утробно взвыл.

У бегущего перехватило дыхание.

Еще десять ярдов, и вот уже переход рядом. В двух местах он был проломан, и Логан благодарил за это судьбу — не надо терять времени на то, чтобы взбираться по ступенькам.

Пять ярдов...

Он чуть не упал, поскользнувшись на коровьей лепешке. Отчаянно взмахнув руками, все же сумел сохранить равновесие. По лицу струился пот. Логан задыхался. Ноги болели от бега, а сердце готово было выскочить из груди.

Справа от него раздался какой-то громкий, зловещий звук, треснула ветка, да так близко, словно источник звука находился прямо у него в голове. Что-то вылетело из кустов и набросилось на Логана. Он хотел закричать, но у него перехватило дыхание. Он упал лицом в грязь, вскочил, глаза его, чувствовал он, вылезли из орбит, горло сжал спазм.

Кошка, выпрыгнувшая на него из кустов, тут же растворилась в темноте, так и не выпустив зажатой в зубах мыши.

— Господи Иисусе! — выдохнул Логан, вытирая рукой лицо. Ему понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы прийти в себя. Закрыв глаза, он набрал полные легкие воздуха, задержал его в себе, а потом с явным облегчением перевел дыхание. Его одежда была испачкана грязью и коровьим навозом, и он принялся счищать их с куртки. Что бы на это сказала Салли? Он вдруг улыбнулся и, следя за петлявшей по полю кошкой, начал смеяться.

— Чертов идиот! — сказал себе Логан и, по-прежнему ухмыляясь, стал перебираться через ограду.

Позади него, как бы материализовавшись из ночного воздуха, прямо из мрака возникла огромная тень.

Яну Логану показалось, что он услышал шум ветра, на самом же деле это был свист опускавшегося по широкой дуге металлического орудия. Крик замер на губах у Логана. Он дико вытаращил глаза, заметив только, как сверкнул над ним металл. Темное очертание...

Еще до того, как он смог определить, кому принадлежит это очертание, горло его оказалось перерезанным от уха до уха.

Темнота обернулась ночью вечности.

Глава 23

Несмотря на то что солнце светило вовсю, было прохладно, и Рэндол невольно вздрогнул, выйдя из «панды». Он зевнул и потер лицо руками. За спиной заговорило радио, и констебль Хиггинс потянулся к микрофону. Рэндол не слышал, о чем тот разговаривал, так как уже приближался к небольшому спуску, который вел к тропинке. Ее перегораживала натянутая веревка, около которой стоял еще один констебль в форме. Инспектор узнал в нем Криса Фаулера, самого молодого своего подчиненного. На днях ему исполнялось двадцать шесть. Его свежее лицо и крепко сбитое тело словно специально напоминали инспектору о том, что сам он уже не слишком молод и чертовски от всего устал.

— Доброе утро, сэр, — приветствовал его Фаулер.

Рэндол слегка улыбнулся. Юноша немного нервничал. После шести месяцев службы он все еще испытывал нечто вроде благоговейного трепета перед начальством. Проходя мимо, инспектор потрепал молодого человека по плечу, и, перешагнув через веревку, двинулся по узкой тропке. По обе ее стороны стояли дома, окруженные высокими изгородями, укрытые буйной растительностью, которая продолжала еще вовсю зеленеть, несмотря на наступившие холода. С обеих сторон тропа густо заросла крапивой, которая умудрилась пробиться даже из щелей в бетонных фундаментах оград. Цепкие побеги ежевики хватали инспектора за полы мундира. Освобождаясь от них и бормоча под нос проклятия, Рэндол с трудом продвигался вперед. Дурманящий запах мокрой травы и сырой древесины проникал в легкие, и он поспешно закурил, будто специально для того, чтобы заглушить ароматы свежего загородного воздуха, делая глубокие затяжки и продолжая путь.

Впереди, в кронах высоких деревьев, чернели вороньи гнезда. Большинство из них было покинуто птицами. Только одна-единственная парила в морозном голубом небе, как бы следя за тем, что происходит на земле. Рэндол взглянул на ряд выстроенных из красного кирпича домов с аккуратными, ухоженными садами и приветливо поблескивавшими окнами. Все говорило о порядке, каждый дом выглядел безукоризненно.

В это самое время в одном из них через улицу мать Салли Логан утешала дочь, а смущенная женщина-полицейский пыталась извлечь хоть какие-то сведения из истерических причитаний вдовы.

Рэндол преодолел переход в конце пешеходной дорожки и спустился вниз, пытаясь не наступить в лужицы вонючей жижи. Потянуло едким запахом навоза. «Так и есть, коровье дерьмо», — подумал инспектор, чуть не наступив на лепешку. Он осмотрелся. Деревья и кусты, росшие параллельно колючей ограде, обозначали границу поля справа. Слева другая ограда отделяла от пустыря задние дворы ближних домов. Впереди он увидел группу из трех человек, окруживших накрытое одеялом тело.

Да, все на своих местах. Даже труп в поле прямо перед домом.

При его приближении все трое повернули головы. Констебль Рэй Чарлтон и сержант Норман Виллис были людьми инспектора. Третий мужчина казался лилипутом в сравнении с двумя дородными великанами-полицейскими. Он поздоровался с Рэндолом, и тот ответил человеку приветственным жестом. Доктор Ричард Хайэм отступил на шаг от тела и, сняв очки, принялся с энтузиазмом протирать их вынутым из кармана носовым платком с вышитой монограммой. Рэндол с шумом выдохнул воздух, глядя на серое одеяло, покрытое пятнами цвета ржавчины — запекшейся кровью, смешанной с засохшей глиной. Инспектор глубоко затянулся и выпустил тонкую струйку дыма.

— И что же мы имеем? — спросил он, ни к кому персонально не обращаясь. Взгляд его был прикован к тому, что лежало под одеялом у его ног. Из-под него выглядывала рука со скрюченными окоченевшими пальцами.

Сержант Виллис передал инспектору бумажник. Тот открыл его. В бумажнике лежало около двадцати фунтов, в основном однофунтовыми бумажками, удостоверение личности на имя Яна Логана и пара небольших фотографий. На одном снимке была изображена молодая женщина, жена погибшего, как предположил Рэндол. На другом в камеру улыбалась та же женщина, стоя рядом с темноволосым мужчиной. Рэндол задержал взгляд на этой второй фотографии, а потом перевел его на неподвижное тело под одеялом.