Глава 77

Комната оказалась маленькой, но удобной. Меблирована без излишеств, однако с достаточным комфортом. Шкаф, тумбочка для белья, кровать и пара стульев, но Дойла и Мэри в тот момент интересовала только кровать.

Она разделась и забралась под простыню, уснув почти мгновенно.

Дойл лег рядом, положив сумку возле кровати.

Он не спал — не мог себе это позволить. Он лежал, закинув руки за голову, время от времени посматривая на свое нагое тело. Иногда поглядывал на Мэри, безмятежно спавшую рядом.

Раз или два Дойл провалился в полусон. В тревожную, беспокойную дремоту на грани сознания и забытья, и в этом полуоцепенении являлись сны.

О ДЖОРДЖИ.

Он пытался растормошить себя, прогнать видение, но, как только вновь погружался в сон, грезы возвращались.

Он видел ее смеющейся.

УМИРАЮЩЕЙ.

Мысль о ее нагом теле возбудила его, и когда он открыл глаза и взгляд его упал на Мэри, он нежно погладил ее светлые волосы, не в силах враз отделить явь ото сна.

Он сел, потер глаза и взглянул на лежащую рядом женщину. Ее лицо менялось — теряя черты Джорджи и обретая облик Мэри Лири.

Мэри сонно потянулась и обвила его рукой, прижавшись к его телу. Дойл погладил ее по щеке. Она уткнулась в него лицом, и он почувствовал ее губы на своей груди — легкие поцелуи.

Кончиками пальцев она проследила контур глубокого шрама на его плече, притянула Дойла к себе, провела языком от шеи к лицу.

Дойл откликнулся, порывисто прижал ее к себе, и она ощутила, как напрягается его плоть. Она опустила руку, обхватила ее пальцами и стала мягко и быстро поглаживать.

Он втиснул колено между ее ног, дав прижаться лобком к мускулам своего бедра, и почувствовал, что она скользит по нему, почувствовал влагу между ее ног. Дыхание ее стало частым и прерывистым.

Дойл обеими руками обхватил ее ягодицы, крепче прижав к себе, а ее рука продолжала поглаживать его восставшую плоть.

Потом он обнял ее за плечи и, уложив на спину, стал целовать ее лоб, затем губы, подбородок. Она запрокинула голову назад, позволяя ему ласкать ее шею губами и языком, потом он принялся целовать ее грудь, покусывая напрягшиеся соски, стал теребить их губами и языком. От наслаждения она тихо постанывала.

Он провел языком по ее груди и животу, на миг погрузил кончик языка в пупок, потом скользнул ниже, а она вся подалась к нему, выгнув гибкое тело.

Он целовал ее еще ниже, вдыхая мускусный запах ее пола, ощущая губами плотные завитки волос. Он смаковал мягкий привкус ее влаги, языком касался напрягшегося бутона клитора. Проведя рукой по стройному бедру, он двумя пальцами осторожно проник между припухших скользких губ.

Дойл почувствовал, как напряглось ее тело, когда он стал нежно двигать пальцами, вводя и извлекая их. При этом он посасывал ее клитор, прикасаясь к нему языком, пока она не вцепилась руками в его плечи.

Он услышал, как она, задыхаясь, проговорила что-то, но слов не разобрал, потом наступил оргазм.

Дойл не сдвинулся с места, пока ее тело содрогалось, затем поцелуями проложил дорогу к ее лицу и дал ей попробовать ее же собственный вкус, принесенный им на губах и языке.

Она раздвинула ноги, направляя в себя его плоть, которая тоже искала удовлетворения.

Он глядел на Мэри, продолжая ритмично двигаться внутри нее, он стремился к наслаждению, желая, однако, чтобы это чувство длилось как можно дольше.

Она улыбалась ему и целовала его.

Дойл закрыл глаза и излился в нее.

Наконец он оторвался от Мэри, учащенно дыша. Он чувствовал, как она гладит его грудь, и снова ее пальцы касались его шрамов.

ТАК МНОГО ШРАМОВ.

— Я бы не хотела ошибиться в тебе, Джек, — сказала она спокойно, все еще поглаживая его тело.

Дойл не ответил.

— Скажи мне только одно: ты веришь, что все должно произойти именно так, а не иначе? — продолжила она.

— Я понимаю, почему ты не можешь доверять мне, — сказал он. — Я хочу лишь получить возможность доказать тебе, что мне можно верить.

Приподнявшись на локте, она посмотрела ему в глаза.

— Отец, бывало, говорил мне, что в глазах мужчины можно увидеть историю его жизни, — сказала она. — Увидеть его радость, боль. Можно понять, настоящий он или нет, по тому, как он смотрит на тебя, когда говорит или когда говоришь с ним. — Она провела указательным пальцем по его бровям. — Риордан встречается с триадами завтра на «Харленд энд Вулфф», — сказала она спокойно. — Встречи обычно проводятся там.

— Но почему на судоверфи? — спросил Дойл.

— Оружие вывозится на катере или гидропланом. Наркотики в большинстве случаев доставляются тем же путем.

Дойл кивнул.

— Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, Джек, — продолжила она.

Он улыбнулся, взял ее лицо в ладони и легко поцеловал в губы.

— Ты будешь там? — поинтересовался он.

Мэри прикоснулась к его руке.

— Я буду с Риорданом, — сказала она.

Движение было настолько быстрым, что если бы даже она успела понять, что он делает, то помешать ему не смогла бы.

Дойл ладонью зажал ей рот, затем с дикой силой свернул ей голову набок. Раздался громкий хруст, когда сломались два шейных позвонка.

Еще секунду охотник за террористами держал ее в таком положении, затем положил на постель. Ее глаза были по-прежнему широко открыты, кожа у основания черепа тут же начала бледнеть из-за обильного внутреннего кровоизлияния: когда он сломал ей шею, порвалось несколько вен.

Дойл встал с постели, быстро оделся и обыскал джинсы Мэри: вот они, ключи от «маэстро».

Дойл так и оставил ее лежать голой на постели, только бросил на нее последний взгляд, когда забирал свою сумку.

Закрыл за собой дверь и, спустившись по лестнице, вышел из дома.

Автомобиль завелся сразу же, и он вывел его на дорогу, на ходу взглянув на часы на приборном щитке.

Начинало светать, первые лучи солнца окрасили тучи.

Он порылся в кармане, вытащил сигареты и закурил, глубоко втягивая дым в легкие.

Еще час-другой, и он в Белфасте.

Глава 78

Лондон

Джоуи Чанг плотнее запахнул халат и приоткрыл первую дверь.

Стоя в дверном проеме, он смотрел на спящую дочь. Вытянув руки вдоль туловища, она лежала на спине, чуть приоткрыв рот.

Грудь девочки спокойно поднималась и опускалась. Он прошел в комнату сына.

Майкл тоже спал. Он лежал спиной к двери, свернувшись клубочком. Оттопыренный маленький задик повис в воздухе. В любой момент он мог перевесить тельце, и тогда мальчик свалился бы на пол. Чанг подошел к сыну, уложил как следует, поправил одеяло, подтянув его до самой шеи. Поднял с пола огромного плюшевого динозавра, которого ребенок сбросил во сне с постели, положил игрушку рядом с мальчиком и вышел из комнаты.

В кухню вошел, не включая свет. Уверенно передвигаясь в темноте, направился к холодильнику, достал несколько кубиков льда и положил в стакан. Свет из холодильника на несколько секунд осветил кухню, но Чанг быстро закрыл дверцу, словно стремился побыстрее оказаться в темноте.

Он прошел в гостиную, налил поверх льда виски и поболтал в стакане, прежде чем сделать первый глоток.

Мерцающие цифры на электронных часах высвечивали 5. 46 утра. Чанг подошел к окну; за окном лежал город, замерший в ожидании часа, когда жизнь снова забьет ключом.

То здесь, то там вспыхивали в окнах огни, кое-где еще горели уличные фонари. Проезжали одиночные машины, преимущественно такси.

Скоро движение оживится, образуя вначале прерывистый ручеек, потом пойдет ровный поток, и, наконец, транспорт хлынет на улицы неудержимой приливной волной.

Прежде эти ранние утренние часы были исполнены умиротворенности, но сейчас, потягивая свой напиток, Чанг чувствовал не покой, а тревогу, словно это затишье должно оказаться прелюдией к какому-то гигантскому взрыву.

И еще немало тревожных дней и ночей предстоит ему впереди. Только дурак мог думать иначе.

Чанг подошел к бару и налил себе еще виски. Затем снова вернулся к окну и поглядел на все еще пустынные улицы.

Что бы сказал отец о сложившейся ситуации?

Что он этого заслужил? Что все к тому и шло.

Прошедшие годы стерли в его памяти образ отца — течением времени размыло на старой, пожелтевшей фотографии знакомые черты. В последний раз он видел отца лет двадцать назад. Понятно, они уже не встречались после того, как он покинул Гонконг. Но и за пять предшествующих отъезду лет они виделись лишь дважды, и оба раза дело кончалось ссорой.

Отец в штыки воспринял его увлечение делами Тай Хун Чай. А когда понял, что сын стал членом триады, просто-напросто вышвырнул его из дома.

— Они подонки! — кипятился отец. — Все триады мерзавцы. Они не защищают простых людей, а высасывают из них жизнь.

Отец Чанга плохо разбирался в людях. Он работал в одной из мастерских Каолуня, где всю свою жизнь шил дешевые шелковые рубахи для туристов. Что дала ему его честность, кроме нищеты и частых болезней? Джоуи Чанг не хотел себе такой судьбы.

Его родного брата убила триада-соперница, когда Чангу было всего шестнадцать лет, — он в одиночку выследил убийцу и свершил над ним свой суд.

Просто поймал подонка в переулке в районе Шенг Ван и перерезал ему глотку. Затем отрубил руки, отрезал гениталии и заткнул их мертвецу в рот. Это не вернуло брата, но Чангу стало легче.

Чанг по сей день не был уверен, что отец не сдал бы его в полицию Гонконга, узнай он об убийстве того типа.

И теперь, по прошествии двадцати с лишним лет, Чанг готов был убивать снова, если придется.

Он обернулся, почувствовав на плече чью-то руку. Несколько капель виски выплеснулось из стакана на запястье.

— Черт! — прошипел Чанг, тяжело дыша. — Ты напугала меня.

Су Чанг увидела стакан в его руке.

— Я слышала, как ты встал.

— Мне просто не спалось.

— Хочешь поговорить? — спросила она, обнимая его.

Чанг поцеловал ее в лоб.

— Нет, — сказал он улыбаясь. — Возвращайся-ка ты в постель.

На мгновение она крепко прижалась к нему, затем, мягко ступая, удалилась в спальню.

Чанг допил свой стакан и пошел за ней, повернувшись спиной к улице.

Если бы он еще раз взглянул вниз, то, возможно, заметил бы плотно сбитого мужчину, который стоял на противоположной стороне, наблюдая за окном.

Когда Чанг исчез из виду, человек скрылся в тени.

Глава 79

Северная Ирландия

Миль за десять до пригорода Белфаста Дойл свернул на проселочную дорогу, проехал немного по вязкой колее — по обе стороны рос густой лес. Тут он остановился, перебрался на заднее сиденье, чтобы вздремнуть часа три.

Проснулся он от боли: шея и поясница просто разламывались. Проклиная все на свете, он вылез из машины и несколько минут походил, разминая затекшие мышцы. Но даже за такой отдых он был благодарен судьбе. Ему всегда везло в том смысле, что удавалось соснуть хотя бы чуток, что бы ни происходило. И за время своей работы он не раз думал, что такое везение — просто благословение судьбы. Как и его удивительная способность засыпать в самых неприспособленных для этого местах и при любых обстоятельствах.

Он сделал несколько глубоких вдохов — чистый утренний воздух взбодрил его, взял с заднего сиденья дорожную сумку и пошел к шоссе. «Маэстро» он бросил. В нем больше не было нужды.

Если в ИРА уже знают о нем, в чем нет сомнений, то они будут разыскивать свой автомобиль. Дойл подошел слишком быстро к развязке, чтобы совершить такую элементарную ошибку.

Он вышел на шоссе и присел на корточки. Каждый раз, когда приближалась машина, он вскакивал и голосовал, подняв вверх большой палец.

Первые три автомобиля проехали, не остановившись; Дойл осыпал их бранью, когда они уносились прочь.

Ему удалось остановить попутную машину, когда он курил уже пятую сигарету. Водитель, подобравший его, весело болтал всю дорогу до Белфаста, хотя Дойл отмалчивался. Лишь улыбался и кивал, когда это казалось уместным; разговор настолько не интересовал его, что хозяин машины мог бы с равным успехом говорить с ним по-марсиански.

Дойл сочинил какую-то историю о том, что у него сломался автомобиль, не слишком заботясь о ее правдоподобности.

Когда его наконец высадили и водитель попрощался, в ответ он лишь кивнул, захлопнул дверцу и тут же закурил новую сигарету.

Затягиваясь «Ротмансом», он стоял напротив «Лучника», пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки жизни внутри.

ПРИТВОРЯТЬСЯ ТАК ПРИТВОРЯТЬСЯ.

Он докурил свою сигарету и бросил окурок на мостовую, раздавив его каблуком. Затем пересек улицу и постучал в запертую дверь. На улицах было немноголюдно — в основном домохозяйки, шедшие за покупками. К «Европе», расположенной по соседству, подъезжали и тут же уезжали машины. Подняв глаза, Дойл увидел, что кто-то выглядывает из окна третьего этажа.

Мимо проносились автомобили. Дойл заметил среди них полицейскую машину.

Не дождавшись ответа, он постучал снова.

Наконец за дверью послышалось движение и звук отодвигаемых засовов.

Джим Бинчи, довольно широко распахнув дверь, выглянул на улицу.

— Мы еще не открылись, — заявил он и лишь после этих слов узнал Дойла.

— Доброе утро, Джим, — как ни в чем не бывало поздоровался тот.

Бинчи впустил его и снова запер дверь.

— Вот уж не думал, что увижу тебя еще раз, — сказал Бинчи, возвращаясь за стойку бара, где он расставлял в витрине бутылки. — Так что там, черт возьми, произошло вчера в доме у сестры?

Дойл пожал плечами.

— Грабитель, — бросил он. — Как она?

— С ней все в порядке, слава Богу. Говорят, легкий сердечный приступ. Шок.

— Не удивительно. Меня это тоже напугало.

— Я слышал, что ублюдок был вооружен, — продолжал Бинчи.

Дойл кивнул.

— Тебе не кажется, что это выглядит немного странно? — настаивал Бинчи. — Если только он не знал, что ищет.

— То есть?

ПОДОЗРЕВАЕТ ЛИ ЕГО ТЕПЕРЬ И БИНЧИ?

Дойл придвинул ногой свою сумку.

— Возможно, он знал о тебе и о Мэри Лири, — сказал Бинчи. — Может, он и не грабитель, может, хрен его дери, легавый. Ты об этом не думал?

Дойл хмыкнул:

— Сомневаюсь, Джим.

— И как тебе новая подруга? — спросил Бинчи с сарказмом. — Как прошла ваша маленькая прогулка прошлой ночью?

Дойл пожал плечами.

— Нормально, — сказал он, постукивая пальцами по ручке щетки, прислоненной к стойке бара. — Послушай, Джим, я зашел, чтобы сказать тебе кое-что. Я уезжаю домой, назад в Эннис. После смерти брата мне нечего делать здесь.

Мгновение Бинчи молча изучал его.

— Это из-за нее, не так ли? Она втянула тебя. Ты связался с ними?

Дойл замотал головой.

— Я возвращаюсь обратно, вот и все, — сказал он.

ПРИКИДЫВАЙСЯ ДО КОНЦА.

Кто-то постучал в дверь заведения.

Бинчи взглянул на часы.

Оставалось несколько минут до открытия.

— Подождите! — крикнул он и поинтересовался: — Когда ты едешь?

— Первым же поездом или автобусом, — сказал Дойл.

Стук в дверь повторился.

— Да сейчас! — закричал Бинчи. И снова поглядел на Дойла: — И ты зашел взять немного денег, не так ли?

— Собственно, я зашел только для того, чтобы попрощаться, — ответил тот.

— А, да брось ты. Я заплачу тебе по крайней мере за день — это могу.

В дверь заколотили. На этот раз более настойчиво.

— О Господи, — прошипел Бинчи. — Еще высадят двери, туда их в качель. Джек, окажи мне услугу, а? Впусти этих буйных ублюдков, пока дверь, черт подери, цела.

Дойл улыбнулся и сполз с табурета. Подойдя к двери, он отодвинул засовы и отступил чуть назад.

С треском распахнулись обе створки.

Дойл отступил еще на шаг, глаза его сузились, когда он увидел, кто стоит на пороге.

— Что, мать ва... — начал Бинчи, но не договорил.

В паб ворвались три китайца, один из них крикнул что-то, указывая на Дойла.

Бинчи оцепенел и уставился на ворвавшихся, перепуганный их свирепым видом.

Дойл бросил взгляд на вожака, но видел он, как и Бинчи, не лица незваных гостей, а острые как бритва тесаки в их руках.

Глава 80

Дойл среагировал первым.

С проворством ласточки он нырнул под стойку, пытаясь дотянуться до своей сумки.

ЕГО ПИСТОЛЕТЫ.

Первый китаец, высокий жилистый молодчик с темными длинными волосами, крикнув что-то, бросился на охотника за террористами, который, несмотря на ушиб при падении, узнал главаря.

ГОСПОДИ, ДОМ В ДОНЕГОЛЕ.

Худой, пытающийся его прирезать, — это тот тип, что пялился на них с лестничной площадки, когда они с Мэри покидали дом.

Несмотря на долговязую, нескладную фигуру, он двигался быстро и уверенно размахивал тесаком, пытаясь достать Дойла.

Лезвие с громким свистом рассекало воздух.

Дойл откатился, оттолкнувшись от одного из столиков и опрокинув его на тощего.

Двое других нападавших — один коротко, почти наголо, стриженный, другой с глубоким шрамом на лице, — устремились к Дойлу.

Вскочив, Дойл схватил высокий табурет и, размахивая им как дубинкой, стремился достать главаря.

Удар пришелся по носу, размозжив его, — кровь залила лицо, — но у Дойла не было времени, чтобы закрепить преимущество, тут же на него ринулся тип со шрамом.

Лезвие со свистом разрезало воздух. Дойл не успел уклониться, и сталь, разрезав рукав его кожаной куртки, полоснула по предплечью. Из раны потекла кровь.

Дойл снова размахнулся табуретом, но тип со шрамом пригнулся и полоснул Дойла по ногам, распоров джинсы и раскроив кожу на колене.

— Черт! — прорычал Дойл и швырнул табурет в меченого.

Тот рукой отбил его в сторону.

Стриженый со всего размаха рубанул тесаком, но тут Дойл успел отскочить, и лезвие вонзилось в стойку бара.

Пока стриженый пытался выдернуть его, Дойл двинул его кулаком в лицо, рассек верхнюю и нижнюю губы и выбил зуб. Но триумф его был недолгим: как только стриженый покатился по полу, Дойл почувствовал жгучую боль — это тесак меченого раскроил ему левую щеку.

Охотник за террористами обернулся, сшиб китайца с ног и, когда тот свалился, схватил стоявшую у стойки щетку.

Скрипнув зубами, он изо всех сил ткнул ею меченого в лицо и зарычал от удовольствия, когда жесткая щетина впилась китайцу в глаза.

Тот закричал от боли, выронил тесак и схватился обеими руками за лицо, прикрывая поврежденные глаза.

Длинноволосый, с лицом, которое после удара табуретом представляло собой кровавое месиво, надвигался на Дойла, но тот, орудуя щеткой как копьем, удерживал нападавшего на расстоянии вытянутой руки.

В кровавую схватку вмешался Бинчи, он бросился за тесаком, который обронил меченый, и с триумфом потрясал им в воздухе. Заметив это, стриженый китаец с силой рубанул хозяина паба по предплечью, распоров бицепс почти до кости. Кровь хлынула из раны, и Бинчи, вскрикнув от боли, уронил клинок.

Бинчи выбросил руку, чтобы подхватить его, но стриженый нанес новый удар. На этот раз клинок отсек три пальца на правой руке Бинчи, фаланги покатились по полу, кровь брызнула из обрубков.

Бинчи упал навзничь, держа перед собой окровавленную руку, — кровь хлестала из ран.

Длинноволосый, метя в Дойла, замахнулся клинком, тот сумел блокировать удар щеткой, но древко не выдержало и треснуло — в его руках остались два зазубренных обломка.

Развернувшись, он с ходу всадил один из них в спину длинноволосого, как раз над правой почкой.

Китаец вскрикнул и ухватился за толстое древко, пытаясь выдернуть его из спины, кровь хлынула изо рта, и он ничком рухнул на пол.

Дойл и сам чувствовал, как кровь заливает ему лицо, мешая видеть движения стриженого, который, переступая через раненых дружков, двигался на Дойла.

Два человека, стоя лицом к лицу, тяжело дышали.

Стриженый бросился на Дойла, лезвие тесака просвистело в считанных дюймах от его виска.

Дойл нанес ответный удар, сделав выпад концом рукоятки щетки, и попал противнику по косточкам пальцев, содрав с них кожу, но удар оказался не настолько сильным, чтобы тот выронил клинок.

Охотник за террористами заскрипел зубами, кровь на его лице смешалась со струйками пота.

Стриженый снова бросился на Дойла, зацепив тесаком плечо, но на сей раз лезвие только разрезало куртку, и когда китаец отскакивал, Дойл схватил его за запястье и резко дернул, шмякнув парня о стойку бара.

Тот хрюкнул от боли. Удар на мгновение оглушил его, и он едва не выронил тесак.

Дойл лягнул его ногой, угодив в пах.

Китаец завертелся волчком, но клинок удержал и, замахнувшись, снова нанес удар. Дойлу едва удалось увернуться.

Они вновь стояли лицом друг к другу.

Длинноволосый еще громко стонал, пытаясь выдернуть обломок древка, торчавший в спине.

Бинчи, одна рука которого беспомощно свисала, а вторая выглядела так, словно на нее натянули алую боксерскую перчатку, пытался встать.

Меченый еще прижимал руки к глазам, но уже поднялся и слепо тыкался из стороны в сторону.

Дойл и его противник все еще стояли в боевой стойке в шаге друг от друга.

Они делали обманные движения, переступали с ноги на ногу, как два боксера, ожидающие, когда противник раскроется.

Глаза Дойла перебегали с клинка на лицо противника и назад.

Китаец сделал полшага вперед.

Дойл отхаркнул и плюнул ему в лицо.

Реакция была инстинктивной. Китаец поднял руку, прикрываясь от летящей ему в лицо мокроты, и это было то, что требовалось Дойлу.

С сокрушительной силой он опустил рукоятку щетки на голову китайца и тут же нанес ему два мощных удара в солнечное сплетение, от которых тот сложился пополам.

Дойл, ухватив руку с тесаком, сжал запястье и резко дернул. Послышался громкий хруст ломающейся кости, и стриженый, вскрикнув от боли, выронил клинок.

Дойл вцепился китайцу в горло, оторвал на несколько дюймов от пола и двинул ему лбом по лицу.

Первый удар раздробил тому нос. Второй рассек левую бровь. Но тут же, зашипев от боли, Дойл почувствовал, как холодная сталь рассекает его мышцы. Он отпустил стриженого, оглянулся и увидел длинноволосого, который, пошатываясь, стоял позади него со все еще торчавшим в спине обломком рукоятки.

Охотник за террористами развернулся, сосредоточив все внимание на новом противнике.

Длинноволосый двигался медленно, ослабленный потерей крови, и Дойл относительно легко ушел от его следующего выпада, поднырнув под руку противника, и тут же нанес ему сокрушительный удар головой в подбородок. Снова послышался хруст кости, и китаец повалился на спину.

Дойл развернулся и схватил свою сумку, все еще лежавшую у стойки бара. Ему удалось расстегнуть «молнию» и, засунув руку внутрь, нащупать рукоятку своего «дезерт игла» 50-го калибра.

— Джек!

Услышав крик Бинчи, Дойл обернулся как раз в тот момент, когда меченый бросился на него.

Бинчи прыгнул вперед и оттолкнул Дойла в сторону.

Удар, предназначенный Дойлу, пришелся Бинчи в лоб, и был он нанесен с такой ужасающей силой, что клинок, разрубив лобную кость, врезался в мозг и застрял в черепе.

Когда китаец высвобождал клинок, раздался звук, напоминающий треск толстого сломанного сучка, — череп хозяина паба раскололся, обнажив серо-розовые мозги. Кровь хлынула по лицу Бинчи, он рухнул, как мешок с тряпьем, и вокруг его тела тут же разлилась алая лужица.

Дойл, вскинув «игл», пристрелил меченого.

Пуля ударила китайца в живот, прорвала брюшину, прошла сквозь внутренности и вышла из спины, перебив позвоночник.

Он рухнул на колени, его тело забилось в судорогах, сфинктер разжался, и экскременты смешались с кровью, хлынувшей из раны. Стриженый, словно умытый красной краской, бросился к двери.

Дойл выстрелил, но промахнулся, пуля пролетела по коридору и пробила дверную панель.

— Ублюдок, мать твою! — взревел Дойл и бросился за китайцем.

Длинноволосый, вытянув руку, вцепился в охотника за террористами и повалил его на пол.

Дойл растянулся во весь рост, но «игл» из руки не выпустил и, перекатившись на спину, выстрелил в длинноволосого.

Пуля попала тому в грудь, пробила грудину и легкое, прошила всю грудную полость и вышла из спины вместе с кровью, осколками кости и розовой легочной тканью.

Дойл еще раз выстрелил в лицо китайца, затем подхватил свою сумку и выскочил на улицу, столкнувшись у выхода с женщиной, толкавшей перед собой детскую коляску.

Она вскрикнула, когда Дойл сбил ее с ног, но он видел лишь убегающего китайца.

Их разделяло ярдов двадцать, и он уже забирался на заднее сиденье серого «монтего».

Машина рванула с места.

Дойл выбежал на дорогу. Он не обращал внимания ни на гудки мчавшихся мимо машин, ни на вопли лежавшей на асфальте женщины, на помощь к которой уже спешил другой прохожий.

На Дойла накатывала красная «астра», и он, шагнув вперед, прицелился в лобовое стекло.

Водитель нажал на тормоз, машина, взвизгнув покрышками, остановилась.

— Вон! — заорал Дойл, нацелив на хозяина автомобиля свой «игл».

Бледный водитель стал нащупывать трясущимися руками дверцу, ощущая, как в паху расплывается влажное тепло.

— Вон из машины, мать твою так! — взревел Дойл и распахнул дверцу, вытаскивая водителя из салона на асфальт.

Охотник за террористами швырнул сумку на заднее сиденье, «игл» положил на пассажирское место спереди, сам впрыгнул в машину, захлопнул дверцу и нажал на акселератор.

Колеса пронзительно завизжали, пробуксовывая, но потом вошли в сцепление с мостовой, и машина рванулась вперед.

Не обращая внимания на боль, которая уже давала о себе знать, Дойл крепко сжимал руль, не отрывая взгляда от серого «монтего», петлявшего впереди в потоке транспорта.