Глава 1

Взрыв сбил его с ног.

Шон Дойл рухнул на пол и несколько раз перевернулся; в ушах у него звенело от непрерывной пулеметной пальбы. В клубах дыма, оглушенный и ослепленный, задыхающийся от пороховой гари, он с трудом поднялся на ноги.

От частой стрельбы револьвер Дойла 45-го калибра раскалился. Раздавались крики и громкие стоны.

Кровью был забрызган не только пол, но и белые стены холла. Внезапно он почувствовал боль. Мучительную боль.

Сильнейший удар в плечо отбросил его назад. Из раны хлынула кровь.

От пулеметного грохота закладывало уши.

Дыма стало еще больше.

Единственное, что он еще был способен различить, — это вспышки от выстрелов. Все остальное терялось в дымовой завесе.

Он побежал по холлу и, споткнувшись вдруг о чье-то тело, распластался на полу. Рядом с ним лежал мужчина в форме. Ирландская полиция.

Полицейский был мертв, лицо разворочено пулями. Дальше Дойл пополз на четвереньках, его руки скользнули по луже крови, в которой лежала изуродованная голова мертвеца.

БУДЬ Я ПРОКЛЯТ!..

Справа виднелась лестница. Низко пригнувшись, одолевая по две ступеньки разом, он бросился наверх.

Стену над его головой прошила очередь.

И снова ранение — на сей раз пуля угодила в бок.

Дикая боль!

Когда же пуля пронзила Дойлу грудь, у него перехватило дыхание.

Он закашлялся, выплевывая сгустки крови, и выстрелил наугад, в клубы дыма.

Отдача «сорок пятого» болью отзывалась в ранах, но он снова и снова нажимал на спусковой крючок.

Через открытые двери в дом врывались какие-то фигуры, едва различимые в дыму.

Оглушительно грохотали выстрелы.

Дойл попытался кричать, ему захотелось услышать собственный голос, заглушить звук пальбы, но, вздохнув, он почувствовал жжение в пробитом пулей легком.

Еще один взрыв.

Голова кружилась, ноги не слушались, и лишь невероятным усилием воли он заставлял себя карабкаться вверх к лестничной площадке.

Оглушенный громоподобными взрывами, полуослепший от едкого дыма, тяжело раненный, он еле двигался, понимая, что вот-вот потеряет сознание. Изо всех сил стиснув рукоятку «сорок пятого», — словно это могло спасти от беспамятства, — ощущал себя как бы на краю бездонной черной пропасти, в которую может низвергнуться в любую секунду.

Люди, врывающиеся в дом, тут же падали, сраженные огнем того же оружия, от которого пострадал и Дойл.

Пули вновь барабанили по стене и по ступеням — пунктирная линия, несущая смерть, неумолимо приближалась к нему. Он нажимал на спусковой крючок револьвера, пока боек не ударил по пустому патрону.

БУДЬ Я ПРОКЛЯТ!..

Адская боль!..

ТЫ УМИРАЕШЬ.

НУ И ЧТО?

Ради чего теперь жить?

Она умерла.

Он видел ее тело, изрешеченное пулями, всего несколько минут назад, он прикасался к ее лицу, чувствовал, как она холодеет.

ТЫ УМИРАЕШЬ.

Еще одна очередь вспорола стену, пробивая дыры в кирпичной кладке прямо у него над головой.

Дрожащими руками Дойл рылся в карманах пиджака и набивал патронами барабан револьвера.

Боль становилась нестерпимой.

ТАК МНОГО БОЛИ.

Он заскрежетал зубами.

Чувствовала ли она эту адскую боль, когда умирала?

Следующая пуля вонзилась в ногу, разорвав икру.

Взревев от боли, он тотчас же открыл огонь, почувствовав, как отдача пронзает болью все тело.

За НЕЕ.

За себя самого.

Он увидел, что две его пули все же попали в цель.

И вновь — ослепительные вспышки пулеметных очередей, ложившихся все ближе и ближе...

Пули теперь впивались в панели.

Он взвыл от ярости и боли.

И тут пулемет ударил прицельно, пронзив его тело длинной очередью.

Глава 2

Шон Дойл оторвал голову от подушки, вырванный из кошмарного сна какими-то неведомыми силами.

Он все еще кричал, освобождаясь от жутких видений.

Сжимая обеими руками обнаженную грудь, словно останавливая льющиеся из нее потоки крови, он медленно приходил в себя. Тяжело дыша, Дойл откинулся на изголовье.

— Дерьмо, — прошептал он, переводя дух.

По телу его струился пот. Раздраженно отбросив простыни, Дойл снова приподнялся. Казалось, целую вечность просидел он на постели, уставясь в пространство. Потом рывком сбросил ноги с кровати, воздух со свистом вырывался из его легких.

— Что случилось, Шон? — послышался позади сонный голос.

Дойл мотнул головой, поднялся на ноги и направился в ванную.

Открыв кран холодной воды, с жадностью выпил две пригоршни, а одну плеснул себе в лицо — приятный холодок освежил разгоряченный лоб. Развеялись последние отголоски кошмара. Он облегченно вздохнул. Дойл стоял перед большим зеркалом, где отражался его торс, испещренный многочисленными шрамами, которые напоминали о боли.

Не отрывая глаз от своего отражения, он вытер ладонью губы.

Хорошо хоть, что он чувствовал себя не так мерзко, как выглядел. Дойл сделал глубокий вдох и на секунду задержал дыхание. С кончиков длинных волос капала вода. Шумно выдохнув, он провел рукой по волосам, смахнув со лба слипшиеся от пота пряди. Линии, избороздившие лоб, не были шрамами — их оставило время и привычка хмуриться. Он прикоснулся рукой к самой глубокой из морщин, к той, что залегла между бровями, и опустил глаза, рассматривая свою грудь, шею, плечи...

Господи, сколько же их, этих шрамов!

Когда он провел пальцами по одному из них на плече, кошмар вновь ожил с ужасающей яркостью.

Сколько же времени прошло с тех пор?

Четыре года? Пять лет? Или больше?

ЦЕЛАЯ ЖИЗНЬ.

Он подумал о светловолосой девушке из кошмарного сна. Она умерла. Истекла кровью.

Дойл тяжело вздохнул.

Сколько времени прошло с той минуты, когда он прикоснулся к ее изуродованному пулями телу?

Сколько лет прошло с той ночи, когда его мир разлетелся вдребезги?

ЦЕЛАЯ ЖИЗНЬ.

Время не лечит. Оно лишь зарубцовывает раны.

— Шон, ты в порядке? — снова прозвучал голос за спиной.

Он взглянул в зеркало. В нем отражалась обнаженная Карен Мосс, стоявшая в дверном проеме.

— Ты испугал меня своим криком, — сказала она.

Он опустил голову.

— Шла бы ты в постель. Мне приснился дурной сон, только и всего.

Она колебалась.

— Я в порядке, — сказал он, повысив голос.

Она вернулась в спальню.

Дойл еще хлебнул воды из-под крана и обеими руками растер лицо.

В зеркале он видел спальню и сидящую на краю кровати Карен. Она обернулась простыней, ее длинные волосы падали на плечи.

Девушка из сна тоже блондинка. Ее звали...

Он прикрыл глаза и тихо произнес ее имя:

— Джорджи.

Завернул кран и пошел в спальню.

Карен с улыбкой наблюдала за ним.

Дойл скользнул в постель. Она тотчас повернулась к нему, прикоснувшись к его груди.

— Так откуда, ты говоришь, у тебя эти шрамы? — спросила она, проведя по одному из них указательным пальцем.

— Об этом я тебе пока ничего не говорил, — уточнил Дойл.

— Несчастный случай?

— Долго рассказывать...

— А я не тороплюсь, — улыбнулась она.

Дойл повернулся к ней, их тела соприкоснулись.

— Зато я тороплюсь, — ответил Дойл, целуя ее в губы.

Карен с жаром откликнулась, ее рука скользнула вниз. От прикосновения к его твердеющей плоти ее желание усилилось. Перевернув ее на спину, он стал ласкать ее грудь. Он гладил ее светлые волосы, и ему казалось, что это волосы девушки из его сна.

Девушки по имени Джорджина Уиллис. Той, чью смерть он тысячи раз переживал в своих ночных кошмарах.

Быть может, ему стоило умереть тогда вместе с ней?

ЕМУ ЕЩЕ ПРЕДСТАВИТСЯ ВОЗМОЖНОСТЬ.

А пока что он насладится близостью с Карен.

Это не позволит вернуться демонам прошлого — по крайней мере до следующего раза.

Однако он прекрасно знал: следующий раз обязательно наступит. Рано или поздно, но наступит.

Время лечит?

БРЕД СОБАЧИЙ.

Глава 3

Абердин-стрит, Центральный район Гонконга

Тормоза такси взвизгнули, водитель отчаянно засигналил.

Человек, вынудивший остановиться машину, не обращая ни малейшего внимания на яростную брань таксиста, неторопливо шел по проезжей части. Машина наконец объехала его.

Человек ступил на тротуар, достал из кармана куртки пачку «Мальборо» и щелкнул зажигалкой. Глубоко затянувшись, он двинулся дальше и, поравнявшись с уличным продавцом чая, остановился. Порывшись в карманах, набрал мелочи на чашку. Пока он маленькими глоточками пил чай, торговец, внимательно оглядывавший его, поморщился, видимо уловив исходивший от него неприятный запах. Человеку, пьющему чай, едва перевалило за сорок. На нем была голубая нейлоновая куртка, похоже, не стиранная уже много месяцев. Под мышками и на спине темнели пятна от пота. Именно застарелым потом от мужчины и разило. Его полосатая рубашка была сплошь покрыта пятнами, брюки же — невероятно коротки и порваны на одном колене. Довершали наряд стоптанные кроссовки.

«Голубая куртка» еще раз затянулся сигаретой. Он стоял, низко опустив голову, словно что-то высматривая в водостоке. Допив свой чай, мужчина вернул чашку продавцу, который, небрежно кивнув, сполоснул ее в небольшом тазу с горячей водой, подогревавшейся газовой горелкой. Продавец долго смотрел вслед «голубой куртке» — тот быстро поднимался на холм, мелькая в толпе пешеходов, запрудивших тротуары. Конечно, размышлял продавец, по городу шляется немало туристов, но эти кварталы их не привлекают; японцы — те иногда сюда захаживают, а вот «гуэйло» — никогда.

Когда торговец снова посмотрел вслед странному прохожему, тот уже затерялся в толпе.

Все еще посасывая «Мальборо», «голубая куртка» вытер лицо тыльной стороной ладони. Недавно прошел ливень, и влажность воздуха заметно возросла. Обливаясь липким потом, он сосредоточенно прислушивался к урчанию в своем пустом желудке.

Он остановился неподалеку от ресторана, наполняющие воздух изысканные ароматы усиливали чувство голода. Последние деньги истрачены на чай, значит, придется вместо обеда подымить сигаретами.

Он снова зашагал по улице. На секунду поднял глаза к затянутому тучами небу, вновь сулившему дождь. Украшавшие магазины вывески выглядели до странности блеклыми в эти дневные часы. Вот когда наступит ночь и они загорятся, тогда будет на что посмотреть. Когда город накроет тьма, всю улицу зальют многоцветные огни. «Голубая куртка» любил этот город ночью, любил его красочные вывески, но любил и его тьму, в которой чувствовал себя уверенней. В темноте можно бесследно раствориться и, ничего не опасаясь, двигаться в любом направлении. А вот день был ему не по душе — при свете дня он чувствовал себя слишком уязвимым.

Когда «голубая куртка» проходил мимо ресторана, его желудок вновь протестующе заурчал. Рядом с рестораном находился магазин готовой одежды, и он увидел, как дефилируют перед зеркалами, примеряя обновки, две посетительницы. Он остановился, наблюдая за ними до тех пор, пока продавщица, заметившая глазеющего бродягу, не отогнала его угрожающем жестом. Как и многим другим, ей не понравился его непрезентабельный вид. Он двинулся к рыбной лавке, где пожилая женщина, низко склонившись над прилавком, болтала с продавцом на кантонском диалекте. Обсуждая достоинства карпа, она тыкала в рыбину пальцем, то и дело обнюхивая его, словно запах пальца мог подсказать ей, какую рыбу выбрать.

Через дорогу мужчины в шортах разгружали грузовик, перетаскивая в магазин ящики и корзины. По их обнаженным торсам струился пот. Музыке, гремевшей в магазине, вторили оглушительные рулады, несшиеся из кабины грузовика.

«Голубая куртка» одолел последнюю затяжку и затоптал окурок ногой. Сделав несколько шагов, он прислонился к стене у входа в магазин, над которым красно-белая вывеска горделиво оповещала: «Самые изящные ювелирные изделия». Рядом с дверью магазина находилась еще одна дверь. Обычная застекленная дверь. За ней видна была деревянная лестница, которая кончалась темной лестничной площадкой. «Голубая куртка» закурил следующую сигарету и уставился на дверь, пытаясь разглядеть что-нибудь через матовое стекло.

Он все еще стоял, глядя на дверь, когда почувствовал на своем плече чью-то руку.

Обернувшись, увидел молодого парня в элегантном костюме. Парень лет двадцати с небольшим с лицом дистрофика — кожа, обтягивавшая лицевые кости, казалось, вот-вот лопнет. Парень резко мотнул головой, давая знать бродяге, чтобы тот убирался подобру-поздорову. «Голубая куртка» повиновался, глядя через плечо, как юноша, толкнув дверь, поднялся по лестнице и растворился во тьме.

Через несколько секунд за ним проследовали еще двое молодых людей.

«Голубая куртка», держась за урчащий живот, пристально разглядывал их. Оба — элегантно одеты, а один из них — длинноволосый, с «конским хвостом».

Похоже, у этих людей денег куры не клюют.

А «голубая куртка» в них крайне нуждался.

Он посасывал сигарету, наблюдая за подкатившим к тротуару «мерседесом», из которого высадились еще двое мужчин лет тридцати пяти. И тоже хорошо одеты.

«Голубая куртка» шагнул вперед, протягивая руку к тому, что шел первым.

Он деликатно, как бы извиняясь, попросил доллар-другой, если найдутся лишние.

Первый мужчина, не глядя на него, прошел мимо, второй засунул руку в карман, извлек пятидолларовую купюру и, сунув ее «голубой куртке», исчез за дверью. «Голубая куртка» благодарно улыбнулся ему вслед и запихал банкнот в карман.

Он уже не раз видел здесь этих людей — и каждый раз приблизительно в одно и то же время. Он знал, что у них водятся деньги, но раньше не решался обратиться к ним за подачкой.

Водитель «мерседеса» заглушил мотор и вытащил из бардачка журнал. Скользнув по «голубой куртке» равнодушным взглядом, он погрузился в чтение.

В здании могли находиться и другие люди, но уж эти-то пятеро, которых он встречал и прежде, были там наверняка. «Голубая куртка» полез в карман и достал оттуда портативную рацию. Включил ее.

— Они внутри, — проговорил Джордж Ли. — Внимание всем подразделениям. Начали.

Глава 4

Машины появились внезапно. С надписями на бортах и без них, все они принадлежали Королевской полиции Гонконга и сейчас выезжали на улицу с обеих ее концов. Часть их тут же встала поперек проезжей части, перегородив движение. Подъехали и крытые фургоны, из которых высыпали полицейские в форме, побежавшие к двери рядом с «Самыми изящными ювелирными изделиями».

Сержант Джордж Ли улыбнулся, глядя на них. Затем, чуть помедлив, толкнул дверь с матовым стеклом и стал подниматься по ступенькам. За ним следовала дюжина полицейских.

На лестничную площадку выходило две двери, обе закрытые. Ли двинулся к ближайшей. Вытащив из плечевой кобуры «смит-и-вессон» 38-го калибра, он вышиб ногой дверь, сбив ее с петель. Комната оказалась довольно просторной; помимо уже знакомой сержанту пятерки, здесь находились еще человек пятнадцать — большинство сидело на полу, вокруг низеньких столиков, на которых были разбросаны карты. Кроме того, Ли приметил стопки банкнотов. Комната тонула в сигаретном дыму.

Когда в помещение ворвались полицейские, все присутствующие повернули головы, а Ли навел на одного из них свой «тридцать восьмой».

— Всем оставаться на местах! — закричал он.

Вероятно, в соседней комнате людей застали за тем же занятием. Ли слышал топот шагов на лестнице, громкие возгласы и брань на нескольких диалектах.

— Встать! — приказал Ли тем, кто, ошалело глядя на полицейских, все еще сидел на полу.

Все, как один, поднялись, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Полицейские в форме принялись выгонять их за двери. К сержанту Ли шагнул один из знакомой ему пятерки, тот, который дал ему деньги.

— Не двигаться! — предупредил Ли.

— Прошу прощения, — улыбнулся мужчина, — а в чем, собственно, дело?

— Заткнись! — рявкнул Ли.

На сержанта с ненавистью взглянул молодой человек с «конским хвостом» и бегающими глазами.

— Через двадцать четыре часа вы все равно нас отпустите, — сказал один из его пятерки. — Для нашего задержания у вас нет оснований.

Это был тощий.

— На сей раз основания найдутся, — ответил Ли.

— Хотите пари? — усмехнулся тощий.

— Хочу, — прошипел Ли, делая шаг в его сторону. Он пнул ногой один из ящиков, служивших игральными столами.

— Вы пытались сделать это и прежде, вы и десятки таких, как вы. Когда же вы, наконец, хоть чему-нибудь научитесь? — насмешливо спросил тощий, ухмылка все еще не сходила с его бескровных губ.

— Теперь вам крышка, — заявил Ли. — Ты это отлично знаешь. И не только вам, но и всем вашим дружкам. Мы взяли вас. Наконец-то...

Он подошел к тощему, достал из куртки наручники и с явным удовольствием защелкнул их на его худых запястьях. Улыбка тощего померкла.

«Конский хвост» решил использовать свой шанс.

Ли оглянулся как раз вовремя, чтобы заметить, как тот, делая шаг к двери, сунул руку за борт пиджака, вытащил «Торус ПТ-92» и дважды выстрелил в полицейского, стоявшего у двери.

Первый выстрел разбил лампу над дверью, второй угодил полицейскому в руку.

Ли выстрелил.

Пуля 38-го калибра поразила «конский хвост» в грудь, пробив легкое. Он рухнул на пол, изо рта хлынула кровь, заливая рубаху.

Игроки молча наблюдали за происходящим.

Ли подошел к «конскому хвосту» и ногой вышиб из его руки пистолет. Наклонившись, заметил, что тот еще дышит.

— Пока еще жив, — сказал Ли. — Отправьте его в больницу. — Затем, взглянув на раненого полицейского, прижимавшего к груди пробитую пулей руку, добавил: — Но проследите, чтобы сначала оказали помощь нашему человеку.

Несколько полицейских повели к выходу раненого товарища, остальные надевали на задержанных наручники.

Засунув револьвер в кобуру, Ли распорядился:

— И поскорее уводите всю эту мразь.

Глава 5

Сержант Джордж Ли отхлебнул из пластикового стаканчика и поморщился: содержимое его совсем остыло. Он выбросил стаканчик в корзину и потянулся за лежавшими на столе сигаретами.

— Курево тебя доконает, — сказал Джон Чинг, не поднимая головы. — Уж я-то знаю, сам выкуривал по сорок штук в день.

— Ты никогда не упускаешь случая напомнить мне об этом, — огрызнулся Ли. — Если и есть в этом мире кто-то, кого я ненавижу, — так это заядлые курильщики. — Он выдохнул дым в сторону Чинга. Тот улыбнулся. Оба некоторое время смотрели друг на друга, затем Ли кивнул в сторону папок из манильской пеньки, которые лежали перед Чингом: — Всех проверили?

— Всех пятерых, в том числе и того, которого ты подстрелил, — ответил Чинг. — Все пятеро признали, что принадлежат к триаде Тай Хун Чай.

Ли кивнул.

Яркий солнечный свет отражался от зеркальных окон полицейского участка на Глочестер-роуд. С крыши этого здания открывался великолепный вид на стадион «Вэнчай», на гавань и на Каолунь за нею. Ли частенько глядел оттуда на город, на скопление лодок на темной воде гавани. На пароме «Стар» до Каолуня можно добраться минут за десять, даже быстрее.

Ли вырос там — в голоде и нищете. Теперь на ту же нищету он смотрел с другой стороны гавани.

— Да, если тебя это интересует... раненный тобой человек будет жить, — сообщил Чинг.

Ли пожал плечами.

— В следующий раз я буду целиться лучше, — пробормотал он.

— Он — довольно известная личность, — продолжал Чинг, просматривая бумаги. — Последние шесть месяцев был Хун Куаном. Амбициозный парень.

Ли погасил сигарету и полез за следующей.

— Что-нибудь не так, Джордж? Похоже, ты не очень доволен, — сказал Чинг.

— А чему радоваться?

— Господи, да за эти десять месяцев мы сорвали больше операций триад, чем вся Королевская полиция Гонконга за последние десять лет. Они покидают Гонконг и Каолунь. Мы заставили их бежать. Наконец-то они теряют силы.

— Ты и в самом деле веришь в то, что говоришь, Джон?

— Но это факт.

— Положим, мы вынудили их убраться из Гонконга или они уйдут по собственной воли — что с того? Они обоснуются в Макао, Бирме, Малайе или Сингапуре. Мы с тобой восемь лет бьемся с триадами. Выбросить их из Гонконга — не значит покончить с ними.

— Это не наши заботы, — вызывающе взглянул на него Чинг.

— Мы перекладываем свои проблемы на других.

— Ну и прекрасно. Пусть другие и поработают с наше. Но я говорю тебе, Джордж, мы их гоним.

— Триады действовали здесь тысячи лет. Ты думаешь, что, разгромив несколько банд, организовав налеты на игорные дома или закрыв бордели, ты покончишь с ними?

— Но раньше мы даже этого не могли сделать. Ублюдки, которых арестовывали время от времени, отделывались штрафами и небольшими сроками. А вот в последние десять месяцев все арестованные получали на полную катушку. И я говорю тебе, Джордж, мы будем их бить.

— Когда я впервые надел погоны, мой офицер-наставник сказал мне, что триады будут существовать всегда. Он говорил, что, пока восходит солнце, они будут жить.

— Он ошибался, — возразил Чинг.

Ли поднял брови.

— Надеюсь, что ты прав, — проворчал он.

Глава 6

Лондон

Он был уверен, что последние десять минут за ним следят.

В первый раз он заметил это, когда остановился выпить кофе. Стоя в «Макдональдсе» на Шафтсбери-авеню, он увидел за окном тех, кто его пас: один высокий, второй чуть пониже, но на вид более крепкий. Высокий не сводил с него глаз. Они даже не пытались скрываться.

Невысокий крепыш вошел внутрь, выпил стакан кока-колы и вернулся к своему напарнику.

Билли Кван потягивал свой кофе и, поглядывая на них, пытался вспомнить, знает ли он этих двоих.

Допив кофе, выбросил стаканчик в корзину и вышел.

Они выждали секунд десять — пятнадцать и последовали за ним.

Кван перебежал улицу, лавируя между машинами.

Двое мужчин последовали за ним, ускорив шаг.

Кван прошел Маклсфилд-стрит и попал на Джеррард-стрит. Он подумал, а не прибавить ли шагу, — просто чтобы проверить, как поступят те двое.

Оглянувшись, убедился, что они следуют за ним.

Он действительно зашагал гораздо быстрее, изредка переходя на бег, чтобы увеличить расстояние между собой и преследователями, хотя и не понимал толком, почему вдруг ощутил настоятельную потребность убраться от них подальше.

Может быть, ему следует просто остановиться и, дождавшись этих двоих, спросить, что им от него надо?

Высокий перешел на бег.

Кван сделал то же самое и столкнулся с парой средних лет, выходившей из ресторана. Мужчина успел лишь досадливо взмахнуть рукой. Не извиняясь, Кван припустил по улице. Несколько раз оглянулся на преследователей.

Они, как и Кван, были в джинсах и спортивных свитерах. Как и он — лет двадцати с небольшим. И как и он — китайцы. Кван повернул за угол, на Вордур-стрит. Уличная иллюминация облегчала задачу преследователям. Ослепительно сверкавшие огни высвечивали каждый метр. Где же укрыться?..

Кван слегка замедлил бег и попытался смешаться с большой группой пешеходов, переходивших улицу в направлении Лестер-сквер.

Проталкиваясь между ними, Кван наступил на ногу светловолосой девушке, которая, взглянув на него, что-то раздраженно проворчала.

Он обошел двух мужчин, сидевших за металлическим столом возле Швейцарского центра. Здесь же стоял еще один — в национальном шотландском костюме, игравший на волынке. У ног его лежала коробка, в которую прохожие бросали монеты. Рядом дремала тощая собака.

Странно, что он замечал подобные мелочи, ведь его сейчас должно было занимать только одно: как оторваться от преследователей?

Обернувшись, Кван снова их увидел. Они торопливо шагали по тротуару, высматривая беглеца.

Следуя за самозабвенно целующейся парочкой, он вышел на Лестер-сквер, обогнул очередь, ожидавшую открытия кинотеатра «Эмпайр».

Возможно, ему лучше было бы укрыться в каком-нибудь здании? Или раствориться в толпе?

СПРЯТАТЬСЯ ИЛИ ПОВЕРНУТЬСЯ К НИМ ЛИЦОМ?

Он решил, что сумеет опередить их.

И тут же, заметив его, преследователи снова бросились в погоню. Они неслись за ним, точно гончие за лисой.

Кван медлил.

КУДА ЖЕ УХОДИТЬ?

Дыхание с хрипом вырывалось из его легких.

Наконец, решившись, он бросился налево, в сторону Сент-Мартин-стрит, и во весь дух понесся по тротуару.

Преследователи тоже бежали во все лопатки, бесцеремонно расталкивая прохожих.

Кван снова оглянулся, утирая со лба пот.

Прямо перед собой он увидел темный двор.

Что, если укрыться там?..

Он свернул за угол и оглянулся. Когда он увидел, что дистанция между ним и его преследователями несколько увеличилась, его лицо расплылось в улыбке.

Двор находился футах в десяти.

Обогнув высокую кирпичную стену, он прижался к ней, затаив дыхание.

Высокий, промчавшись мимо, исчез за углом Орандж-стрит.

Кван улыбнулся, расслабился.

БУДЬ Я ПРОКЛЯТ!

Он вышел из тени и наткнулся на второго преследователя, коренастого.

Улыбка тотчас сползла с его лица.

— Тебе что надо, ты, дерьмо собачье? — прохрипел Кван, его вдруг охватила ярость.

Преследователь молча приближался. Кван заметил, как рука его противника скользнула к поясу, под свитер.

— Я разобью твою гнусную харю, — не слишком уверенно произнес Кван.

В следующее мгновение коренастый выхватил нож. У Квана перехватило дыхание.

Нож был с широким лезвием, в длину — дюймов девять. Тесак мясника...

ОДИН НА ОДИН. В КОНЦЕ КОНЦОВ, ШАНС ЕСТЬ.

И тут из-за угла появился высокий. Он входил во двор и улыбался... Кван похолодел. Высокий вытащил из-за пояса точно такой же нож, как у дружка.

— Что вам от меня нужно? — прошептал Кван, отодвигаясь от них как можно дальше, пока не уперся спиной в стену.

Ни один из преследователей не удостоил его ответом. «Похоже, эти чертовы тесаки ужасно острые», — почему-то пришло ему в голову.

Они набросились на него.

Глава 7

Шон Дойл скрипнул зубами, поднимая штангу. Вены на шее и висках вздулись от напряжения. Опуская снаряд, он вдруг почувствовал легкую боль в плече, однако, не обращая на нее внимания, снова поднял штангу.

И еще раз поднял.

Боль то ли утихла, то ли Дойл привык к ней. Он всецело сосредоточился на упражнении: вверх-вниз, вверх-вниз, и так без устали.

Пот, уже пропитавший его серую футболку, выступил темными кругами под мышками, струился по спине...

Дойл видел свое отражение в зеркале напротив, видел, как напряглись бицепсы, когда он поднимал снаряд.

В зале на Пентонвил-роуд кроме него никого не было. Часы на стене показывали 7. 06 утра. Дойл занимался уже целый час. Полмили, отделявшие зал от его квартиры в Ислингтоне, он пробежал трусцой и так же намерен был вернуться домой после тренировки.

Хозяина зала Дойл знал уже много лет. Этого низенького узколицего типа он звал просто по имени — Гас. Фамилия же хозяина его просто-напросто не интересовала. Каждое утро в шесть часов Гас открывал для него зал, позволяя час и даже больше тренироваться в полном одиночестве. Дойл ценил подобное внимание.

Врачи сказали, что тренировки помогут ему восстановиться. А Дойлу это было необходимо.

ВОССТАНОВИТЬСЯ...

В обретении физической мощи он преуспел вполне, несмотря даже на то, что старые ранения порой давали о себе знать. Но вот психическое восстановление...

Дойл стиснул зубы, твердо решив поупражняться со штангой чуть дольше обычного. Его лицо покрылось испариной. Пот струился по щекам, подбородку, капал на грудь.

Упражнения укрепляли мышцы, делали его сильнее — но как быть с воспоминаниями? Дойл знал, как справиться с болью физической, ее он относил к издержкам своей профессии, — но вот как бороться с душевными страданиями, он понятия не имел.

Он бросил на пол штангу — по залу разнесся грохот металла. Дойл провел рукой по своим длинным волосам, отбрасывая со лба мокрые от пота пряди.

Массируя мышцы рук и плечи, он направился к боксерской груше, свисавшей с потолка.

Удивительно, что он до сих пор жив.

Пока он безжалостно молотил грушу, эта мысль снова и снова приходила ему в голову.

Несколько лет назад он должен был погибнуть от взрыва бомбы в Лондондерри. Однако выжил, хотя до сих пор не мог понять, каким чудом его не разорвало на клочки. После того взрыва Дойл восстанавливался, как и сейчас.

Как бойцу подразделения по борьбе с терроризмом, Дойлу не раз приходилось рисковать жизнью.

Он безжалостно молотил грушу.

...После того случая, после взрыва бомбы, ему советовали выйти в почетную отставку. Однако Дойл не из тех, кто прислушивается к советам. Он вернулся к своей службе, снова отправился в Ирландию. И снова чудом уцелел.