– Пива, пожалуйста, – сказал Патель.
      – Бочкового или бутылочного?
      – Мм, бочкового.
      – Пинту или половину?
      – Половину.
      Посмотрев через плечо, Патель увидел человека, за которым следил. Грайс опускал монеты в игральный автомат, который вспыхивал разноцветными огнями и издавал утробные электронные звуки-сигналы.
      – Спасибо, – поблагодарил Патель, убрав сдачу и взяв со стойки свою кружку.
      Это не вполне соответствовало инструкциям, но, какой бы мягкой ни была погода для этого времени года, когда постоишь на улице, холод пронизывает насквозь, особенно это чувствительно для спины и плеч. На улице к нему три раза подходила пожилая женщина в пальто с каракулевым воротником и каждый раз спрашивала, когда он арестует того мужчину, который без конца разглядывает в бинокль ее спальню. Ну как она может в таких условиях принимать ванну или раздеваться?
      Когда Грайс вышел и остановился около одной из припаркованных машин, раздумывая в течение нескольких секунд, садиться ли ему в автомобиль или идти пешком, Патель уже принял решение. Грайс пошел направо, а Патель остался за шеренгой зеленых мусорных баков и позвонил в участок, прежде чем продолжать слежку за объектом.
      Грайс шел быстро, засунув руки в карманы пальто, и не сбавлял скорости до тех пор, пока его не остановил светофор в конце бульвара Кастл. На другой стороне бульвара находился замок, сохранившийся в том виде, в каком его перестроили в семнадцатом столетии, и высоко поднимавшийся над городом на тронутой погодой и временем скале. Патель перегнал его и почти сразу свернул направо, миновал Ирландский центр, где по утрам в воскресенье продавали дублинские газеты и где по субботним вечерам выстраивались очереди, в основном из английских студентов, горящих желанием танцевать и пить аж до утра.
      Трактир стоял на канале. В теплое время года столики и стулья выставлялись на улицу и сидящие за ними посетители могли наблюдать, как баржи медленно проходят через шлюз. Патель выбрал столик между игральными аппаратами и входом. Увидев прислоненный к спинке стула свернутый трубкой вчерашний экземпляр газеты «Пост», он взял его, развернул, нашел спортивный раздел и стал читать об игре в крикет в Новой Зеландии. У Ричарда Хадли теперь был соперник. Пателю повезло: несколько раз за последние два сезона ему удавалось доставать места на верхнем ярусе «Трент Бриджа» и наблюдать, как Хадли бросал мяч из-под руки, а также хитрые броски, когда мяч летел, подныривая, и практически не брался.
      Человек, за которым он вел наблюдение, прошел мимо него, и Патель уже было собрался закончить со своим пивом, встать и выйти вслед за ним. Но тот проследовал к стойке бара и заказал новую порцию выпивки. Усевшись обратно, он взглянул на свои часы, потом повторил это еще дважды. «Хорошо, – подумал Патель, – значит, ждет кого-то. Хорошо». Закончив чтение репортажа о крикете, он стал рассматривать объявления. «Цены на дома стабилизировались». Может быть, ему стоит теперь подумать более серьезно о том, чтобы выехать из занимаемых сейчас двух комнат и купить собственный дом, один из тех домиков с террасами, которые расположены восточнее Дерби-роуд. Довольно близко, и он по-прежнему мог бы каждое утро ходить на работу пешком.
      Патель представил себе всепонимающую улыбку, которая озарила бы лицо матери, внимательный взгляд одобрения на лице отца: его сын устраивается основательно, теперь он уже не мальчик; потом женитьба, ему нужна хорошая женщина, которая ухаживала бы за ним, за детьми.
      Патель почувствовал, как кровь побежала по жилам быстрее, как только он заметил, что в дверь вошел новый посетитель. Среднего роста, обычного телосложения, с усиками; в глазах проскочила тень беспокойства, когда они остановились на подопечном Пателя. Он взял себе слабого пива и прошел за спиной Пателя в угол. Быстрое пожатие рук.
      Палец Пателя двигался вниз по странице. Вполне возможно найти что-то вполне приличное менее чем за сорок тысяч, а если оплату немного растянуть…
      На вновь прибывшем были темный двубортный костюм, бледно-желтая рубашка и полосатый галстук. По мнению Пателя, ему было лет тридцать с небольшим. Он мог быть торговцем автомобилями, сотрудником страховой компании, даже агентом по продаже недвижимости. Но Патель не считал, что их негромкий разговор имеет какое-либо отношение к машинам или страховке, и толстый конверт, а также сложенный лист бумаги вряд ли могут касаться торговых сделок.
      Грайс неожиданно встал и направился к мужскому туалету. Патель остался ждать, наблюдая за его собеседником. Внезапно человек повернул голову и уставился прямо на Пателя. Его глаза широко раскрылись, в них мелькнул интерес. Нет, он смотрел мимо него, на женщину, которая входила с улицы, лет сорока, в короткой юбке и с красивыми ногами. Грайс почти столкнулся с ней, когда возвращался на свое место.
      Двое мужчин, уже стоя, перекинулись еще несколькими фразами, затем подопечный Пателя направился к входной двери, а человек с усиками сел обратно за стол.
      Патель лихорадочно перебирал в голове различные возможные варианты и решил остаться, дав возможность Грайсу уйти. Инициатива или глупость – время покажет. Он вернулся к просмотру страницы о недвижимости – Арнольд, Нью-Басфорд, Булвелл. Оставшийся чувствовал себя теперь непринужденнее, он прошел еще раз к стойке и сказал что-то женщине в короткой юбке, которая в ответ рассмеялась. Усевшись опять на свое место, он закурил сигарету и откинулся на спинку стула. Патель решил, что он приготовился к долгому ожиданию. Но произошло иначе. Сигарета, выкуренная лишь наполовину, была размята в пепельнице, человек поднялся и, уже стоя, допил свой стакан. Он успел шагнуть на тротуар, прежде чем Патель кивнул бармену и прошел к двери.
      Однако детектив сумел заметить, как человек сел в черный «форд-эскорт» с радиотелефоном, люком в крыше и без единого пятнышка грязи на колесах. Не имея возможности поехать за ним, Патель достал блокнот и записал номер машины.
      Резник вернулся к себе к тому времени, когда позвонил Патель. Не было никакой возможности узнать, вернулся ли Грайс в квартиру и покинул ли ее за это время Грабянский. Имелось много других дел, также требующих неотложного внимания, и держать Пателя там, чтобы следить за, возможно, пустой квартирой было бы неразумно. Резник приказал Пателю возвращаться и помочь Нейлору в его работе.
      – Кофе, – крикнул Резник в комнату угрозыска. – Черный и прямо сейчас.
      Содержание адреналина в его крови неустанно нарастало, и он знал, что подошел очень близко к цели, но не был уверен, надо ли сейчас предпринимать какие-либо конкретные шаги, хотя и был готов к этому.
      – Джефф, – произнес он в трубку телефона. – Это Чарли Резник.
      – Думал, что вы избегаете меня, – ответил Харрисон язвительно, но с осторожностью.
      – Весь в делах, закрутился.
      – Так же, как и я.
      – Помните, что я должник? Когда и где?
      – В семь? Семь тридцать?
      – Трудно. Вы не сможете где-нибудь в районе девяти?
      – Вы еще бываете в «Партридже»?
      «Нет, с тех пор когда я был там с Рашель», – подумал Резник.
      – Хорошо. Но только в девять часов.
      Харрисон не возражал. Резник держал в голове четкий список тех, кому еще должен позвонить: Скелтон, Ленни Лоренс, Том Паркер, Норман Манн… Еще, пожалуй, Грэхем Миллингтон. Он набирал первый номер, когда через стекло двери заметил странное выражение лица Линн Келлог.
      – Я не знала, сэр.
      – Конечно, нет. Откуда вам было знать?
      – Даже вообразить себе не могла.
      – Естественно. – Она сидела, уперев локти в колени, опустив голову и положив лицо на ладони, и, что было на нее не похоже, не смотрела на него. – Если бы вы и знали…
      Она покачала головой.
      – Ее отец…
      – Его здесь нет, сэр. Нет в здании. Я не знаю…
      – Значит, нет.
      Инспектор встал, обошел стол. В дверях появился Нейлор с кофе. Резник жестом показал ему, что сейчас это не требуется.
      – Вы хорошо поработали…
      – Нет!
      – Вы для этого там и находились?
      – Но это было не то, понимаете? Я должна была смотреть за организованными преступными группами. А здесь девушка, почти ребенок. Я просто зря потеряла время.
      – Линн…
      – Да. – Она посмотрела на него, ее щеки стали еще краснее, чем обычно. – Да, сэр?
      – Она внизу? Линн кивнула.
      – Я не знала, следует ли послать за ее матерью или нет. Суперинтендант…
      – Я пойду вниз. – Резник открыл дверь кабинета. – С вами все в порядке?
      – Спасибо, сэр. Все нормально.
      – Напишете рапорт?
      – Хорошо, сэр.
      – Нейлор принес кофе, пейте его.
      Он вышел, оставив ее уставившейся в график дежурств, вывешенный над его столом. Прежде чем выйти из комнаты, он махнул Нейлору, чтобы тот отнес кофе в кабинет.
      Он не видел Кейт с тех пор, как ей было тринадцать лет. А после этого – только на фотографии, стоявшей на столе суперинтенданта. Сегодня он ожидал увидеть ее более зрелой, гораздо старше, но лицо, которое поднялось, чтобы посмотреть на него из-за белой рубашки сержанта охраны, было таким же молодым, какое он помнил. Хотя оно было другим. Ее глаза покраснели, щеки распухли от слез.
      – Привет, Кейт.
      Она прищурилась на него: еще один полицейский…
      – Вы, очевидно, не помните меня…
      – Нет.
      – Пойдемте наверх. – Пожав плечами, она встала. – Все в порядке, – бросил он сержанту.
      – Пожалуйста.
      – Вы ведете меня к папе? – спросила Кейт, поднимаясь по лестнице.
      – Пока нет, – ответил Резник. – Потом, когда он вернется, вы его увидите.
      – Он еще не знает?
      – Нет. Полагаю, что нет.
      – Он убьет меня, не правда ли?
      Резник улыбнулся.
      – Сомневаюсь.
      На лестничной площадке он спросил:
      – Не хотите ли чашечку чая или кофе? Она покачала головой.
      – Тогда просто посидите и посмотрите, а я выпью кофе. Они сели в столовой. Кейт смягчилась и взяла чашку чая.
      Она положила так много сахара, что не могла размешать его, не пролив через края, причем капли попали и на ее джемпер. Но она, кажется, этого даже не заметила.
      – У вас нет сигареты?
      Резник покачал головой. «Одобрял ли отец, что девочка курила», – подумал он, потом сообразил, как глупо было сейчас, после того, что случилось, даже в голову взять такое.
      После двадцати или что-то в этом роде минут тяжелого молчания и отрывочного разговора, причем поддерживал его в основном Резник, в дверях показалась Линн, которая помахала ему, дав понять, что вернулся Скелтон.
      Резник постучал и вошел, а Линн осталась снаружи вместе с Кейт. Скелтон повесил пиджак на вешалку за дверью и не успел еще дойти до своего стола.
      – Чарли, у вас что-нибудь ко мне?
      Не последовало никакого ответа. На лице Резника было написано беспокойство. Это уже насторожило Скелтона. Он задвинул обратно стул и остался на ногах.
      – Не крутите, Чарли, говорите прямо.
      – Это касается вашей дочери, сэр, Кейт. Она…
      – С ней все в порядке?
      – Она за дверью.
      Скелтон двинулся к двери, но остановился около Резника. Они смотрели друг другу в глаза, и Резник первым отвел взгляд в сторону.
      – Она попала в беду?
      – Да, сэр. Она… детектив Келлог была на дежурстве в торговом центре. Кейт…
      – Боже! – вздохнул Скелтон. – Ее поймали? Она воровала вещи в магазине?
      – Да.
      – Она здесь?
      – За дверью.
      – Боже, Чарли. – Пальцы Скелтона легли на плечо Резника. Жизнь, казалось, уходила из его глаз. Он повернулся и пошел к столу. От его пружинящей походки не осталось и следа, его плечи, всегда прямые, сгорбились.
      – Это все бесспорно?
      – Она призналась.
      – Понятно.
      – Были и другие случаи. Кажется… кажется, это продолжалось уже довольно долго.
      Скелтону приходилось иметь дело с подобными происшествиями. Родители обычно не сразу понимали, о чем идет речь. А когда наконец до них доходило, первая реакция бывала очень резкой: «Я убью этого маленького ублюдка! Что теперь его ожидает?» Сначала были воинственность, злоба, затем слезы. «Мой Терри, он в клубе для молодежи, я знаю. Моя Трейси…»
      А теперь «моя Кейт».
      Скелтон не произнес ни слова. Сидел, стараясь не смотреть на семейные фотографии, стоявшие на столе.
      – Вы хотите ее видеть, сэр? До того, как ее допросят?
      – Хорошо, Чарли. – Он выглядел, как человек, получивший удар топором по голове. – Только дайте мне пару минут, ладно? Затем пусть детектив Келлог приведет ее.
      Резник кивнул и двинулся к двери. Этот путь показался ему очень долгим, и он все время ждал, что суперинтендант окликнет его, попросит вернуться, скажет еще что-либо, хотя он и не знал – что. Но ничего не случилось Резник открыл дверь, вышел и закрыл ее за собой.
      – Через пару минут, – сказал он Линн.
      – Слушаюсь, сэр.
      Когда он посмотрел на Кейт, она отвернулась.

      Грэхем Миллингтон был в приподнятом настроении. Его жена согласилась пропустить вечерние классы, одна из соседок обещала присмотреть за детишками, а у них были билеты в «Королевский Центр», третий ряд, середина. Выступала Петула Кларк. Что же касается Миллингтона, можно собрать вместе всех – Элейн Пейджес, Барбару Диксон и даже Шерли Бассейз – и все равно они не могут сравниться с Петулой. Боже! Она выступает так долго, что он не может вспомнить, с какого времени точно, и одно это уже восхищало Грэхема в певице. Ее голос звучал прекрасно. Но не только. Она, конечно, не выглядела как молоденький паж ни сейчас, ни когда-либо раньше, но все, что она имела, было ее собственное. Никаких подтяжек или подрезания кожи, никакой трансплантации гормональных желез. Ей пятьдесят, и как выглядит! Непостижимо!
      Миллингтон расхаживал по комнате в радужных мечтах и насвистывал «Даунтаун».
      – Что это с вами, Грэхем? – поинтересовался Резник.
      – Простите, сэр?
      – В прошлом году я делал все возможное, чтобы вы прекратили терзать «Серенаду лунного света» Гленна Миллера.
      Миллингтон посмотрел на свои ноги, и на какое-то ужасное мгновение Резник подумал, что сейчас сержант начнет отбивать чечетку.
      – Вашу мать не напугали исполнители негритянских народных песен, когда она носила вас в себе?
      Однажды Миллингтон был в доме Резника и видел его коллекцию пластинок. Из тех, которые он прослушал, большинство были старыми, еще тридцатых годов, сильно попорченными иголками проигрывателя.
      – Я слышал о дочке суперинтенданта, – сменил тему Миллингтон. – Как он воспринял это?
      – А как вы думаете? – резко ответил Резник. Миллингтон промолчал.
      – Есть что-либо новое? – спросил инспектор. – Фоссей, например?
      Сержант вспомнил о другой причине своего хорошего настроения.
      – Патель, сэр. Он записал номер машины типа, с которым встречался Грайс, и проверил, ному она принадлежит. Права на машину выданы Эндрю Джону Саважу.
      – Приятель Фоссея.
      – И помощник. Мелкий страховой агент. Самые низкие квоты, немедленное и персональное обслуживание гарантировано.
      – Полагаю, что Фоссей не приходил со своими документами? – Настала очередь улыбнуться Резнику.
      Миллингтон покачал головой.
      – Может быть, теперь пора запросить ордер?
      – Давайте подождем с этим. Если нажать слишком сильно, он может просто сбежать. Они оба могут это сделать. Мы устроим маленькое совещание завтра утром, чтобы быть уверенными в правильности стратегии. Хорошо, Грэхем?
      – Да, сэр. – Миллингтон кивнул. Но не ушел и не перестал улыбаться.
      – Что-нибудь еще? – спросил Резник.
      – Тревор Грайс. Мы еще не проверяли его. Резник подождал данных о нем.
      – Два года за ограбление в семьдесят шестом году.
      – С тех пор чистый?
      – Согласно компьютеру.
      – Только мы знаем лучше, а, Грэхем?
      – Да, сэр.
      – Похвально. Хорошая работа. Скажите Пателю, если вы этого еще не сделали. И, Грэхем…
      Миллингтон смотрел на него с ожиданием.
      – Ложитесь спать пораньше. Следующие два дня, я бы сказал, мы будем здорово заняты.
      Скелтон и его дочь сидели по разные стороны стола, избегая смотреть друг на друга и храня молчание. В ту минуту, когда Линн Келлог ввела ее в этот кабинет и дверь закрылась за ней, Кейт заплакала. Отец предложил ей носовой платок, но она отвернулась и предпочла горсть салфеток, розовых, порванных и уже мокрых.
      – Кейт…
      Она заранее знала вопросы, которые он будет задавать и ответы на которые ужаснут его. Некоторое время все было спокойно, почти приятно. Поток звуков из других комнат, шаги, которые вначале приближались, потом прошли мимо и удалились. Их дыхание. Телефонные звонки. С улицы шум машин, переключавших скорость перед светофором, и другие обычные шумы большого города. Она вспомнила мать. Наверное, сейчас она складывает школьную блузку после глажки и пристраивает ее в комод в ее комнате. Затем переходит в кухню, бросает взгляд на часы в плите: надо попробовать запеканку, добавить соли, смолоть черного перца и все перемешать. «Наша девочка, – случайно услышала Кейт в один из вечеров, – ты уступаешь ей слишком легко. Многое проходит для нее безнаказанно. Жаль, что ты не можешь применить дома хотя бы малую частицу твоего умения обращаться с молодежью. Она могла бы не быть такой дикой, как сейчас. Могла бы проявлять больше уважения к нам обоим».
      – Кейт…
      – Что?
      – Ты хочешь…
      – Нет.
      – Ты хочешь домой?
      На правой стороне улицы, по которой шел Резник, была раньше станция железной дороги. Теперь от нее осталась лишь башня с часами, стоявшая перед одним из двух городских торговых центров, в окружении поднимающихся вверх, как бетонные сталагмиты, громад многоэтажных жилых корпусов. Слева был кинотеатр «Мулен Руж». Резнику пришлось в свое время заплатить один фунт и девять шиллингов, чтобы посмотреть в нем свой первый французский фильм с субтитрами и имитацией чувственности. Он смутно помнил мимолетные показы груди Брижжит Бардо.
      Хотя, может, это было в кинотеатре «Сен-Тропез». Теперь и его больше нет, как и других, где он смотрел на Джерри Льюиса и Дорис Дей.
      Резник открыл дверь в «Партридж». Джефф Харрисон забавлялся шотландским виски у дальнего конца стойки и едва поднял глаза, когда вошел Резник. Большая часть мест была занята, за одним из круглых столов четыре молодых человека в длинных пальто курили самокрутки и играли в домино. Резник протиснулся и сел рядом с Джеффом Харрисоном. Он заказал пива и пакет соленых сухариков.
      – Немного опоздал, Джефф, извините.
      – Работа?
      Резник покачал головой.
      – Кормил котов.
      – Даете каждому по соске или кормите грудью?
      – Как правило, это «вискас».
      – Хотите пересесть туда? – Харрисон показал на пару свободных стульев в дальнем углу.
      – Как пожелаете.
      Очевидно, Джеффа больше устраивало то место, где они сидели. Не спеша они перекидывались словами. Резник уткнулся в свою кружку, раздумывая, как много времени понадобится Харрисону, чтобы перейти к сути дела.
      – Если бы кто-нибудь меня спросил, Чарли, я мог бы сказать, что мы товарищи.
      Резник посмотрел на него.
      – Не совсем тан.
      – Но не враги.
      – Нет, не враги.
      – Тогда почему все это?..
      – Послушайте, Джефф, не существует никакого «это».
      – Вендетта, вот как я назвал бы это.
      Резник не ответил. Он знал, что разговор будет трудным, и это была одна из причин, почему он откладывал его насколько мог. Может, ему нужно было подождать день-два?
      – Вы действуете за моей спиной…
      – Нет.
      – Я не дурак, не глупец.
      – Никто не действует за вашей спиной.
      – Как подлецы!
      – Джефф, вы знаете…
      – Да?
      – Имелись основания провести побыстрее расследование по Рою. Вам сказали, в чем заключаются эти основания.
      – Расследование пошло дальше этого.
      – Все шло через главного инспектора.
      – Приятели, так, Чарли? Почеши мою спину, а я потру твою или еще что-то вроде этого?
      – Проводим расследование, вот что это такое.
      – Да? – Харрисон уставился на него. – Того ограбления или моей работы?
      Женщина за стойкой так усердно старалась услышать разговор, что вся перекосилась в их сторону.
      – Не здесь, Джефф.
      – Нет? Почему же не здесь? Или вы предпочитаете говорить в комнате для допросов, там, в участке?
      Вкус пива показался Резнику более терпким, чем обычно.
      – Что, к этому идет?
      – Вы меня об этом спрашиваете? Как будто я знаю, что происходит. Я последний узнаю, что происходит. «Игнорируйте этого подонка, вальсируйте вокруг него, пусть у него кружится голова! Не говорите ему ничего!»
      – Джефф…
      – Ваши люди оттесняют моих парней. За моей спиной проверяют, как они отнесутся к тому или иному проступку, выясняют, вынюхивают… Ставят под вопрос мою работу, мои действия. Вновь допрашивают моих свидетелей…
      – Я вас спрашивал….
      – Один раз. Всего лишь однажды вы пришли ко мне и прямо задали вопрос. – Он схватил руку Резника и крепко прижал ее к стойке бара. – Чарли, в рядах полиции есть болваны, которые из ножи лезут, заваливая дерьмом самих себя. Вы не такой. Вы не будете делать ничего подобного, если у вас нет для этого серьезных оснований.
      Резник посмотрел на Харрисона, взглянул на свою руку, которую сжимали его пальцы. Харрисон отпустил ее и внезапно отошел. Он мог уйти, и Резник был бы рад его уходу.
      Но, к сожалению, он только сходил в туалет и тут же вернулся обратно.
      – Повышение, Чарли, в этом дело? – Харрисон потребовал еще виски, а Резник накрыл ладонью свою кружку, показывая, что ему больше не надо. – Надоело быть простым инспектором?
      Резник не ответил. Он думал о многих должностях, на которых мог находиться. Ни одна из них не могла быть хуже той, что он занимал сейчас.
      – Вы все сделаете как надо, Чарли. Да, вы странный тип, выходящий за рамки инструкций, но должен отдать вам должное – вы добиваетесь результата. Я не удивился бы, если бы вы получили больше, чем вам положено. Вы всегда на службе. Никто не отбросит вас в сторону, потому что вы никогда не совершите ошибки, выложив «домашние» секреты в неположенном месте или не тому человеку. – Харрисон одним махом проглотил виски, тщательно вытер рот тыльной стороной руки. – В жизни есть много другого, помимо протирания штанов за столом в ожидании пенсии. Можно открыть где-нибудь магазинчик, уехать куда-нибудь… Вы знаете, как делаются дела, Чарли, Точное следование законам. Личный секретарь. В Лондоне есть жилые районы, которые нанимают свои собственные круглосуточные посты охраны: болван в форме, сторожевая собака и фонарь. Им безразлично, кто вы, для них главное – посмотреть вечером в окно и видеть, что там кто-то есть. Чем меньше мы делаем, тем больше они платят. Я не хочу ждать, когда будет слишком поздно.
      – Значит, у вас есть связи?
      – Не ваше дело, что у меня есть, только убирайтесь из-за моей спины. Это вам понятно?
      Резник поднес кружку ко рту. Харрисон снова схватил его, на этот раз за локоть. Край кружки врезался в губу инспектора.
      – Понятно, Чарли?
      В трактире было шумно. Они оба понимали, что Резник здесь ничего не может сделать.
      – Вы ничего не знаете, Чарли, – произнес Харрисон, повернувшись к бару. – Если бы знали, вас бы здесь не было.
      – Доброй ночи, Джефф. Можете доесть мои палочки, если хотите.
      Он протолкался сквозь толпу и постоял некоторое время на улице. Мимо прошел городской автобус, из него выглядывала женщина, одиноко сидевшая наверху. Он не знал, куда ему идти, что делать. Он только знал, что ему не хочется быть одному, что случалось с ним очень редко.
      Конечно, телефонного справочника в будке не оказалось, а молодой человек в справочной сказал ему, что Дайаны Вулф в списках нет. Резник положил трубку, но почти тут же снова снял ее и опять вызвал справочную. Другой голос, на этот раз женский, сообщил ему номер телефона Клер Миллиндер. Резник записал его на ладони.
      Он вышел из будки и направился туда, где стоял его автомобиль, стирая на ходу большим пальцем номер, написанный на руке.

      – Должны быть и другие способы, – произнес Грабянский с оттенком грусти.
      – Как проникнуть внутрь?
      – Как заработать на жизнь.
      Грайс взглянул на него с явным недоумением, оторвавшись от задвижки окна у задней стены дома. Не посмотрев в лицо Грабянского, было невозможно сказать, говорит он серьезно или просто разыгрывает его.
      – Странно, – заявил Грайс, – не вижу ее руки, но она должна быть где-то здесь.
      – Где? Какая рука? О чем ты говоришь?
      – Ее рука, которая держит тебя за определенное место.
      – Никто меня не держит за это место. Внимание Грайса вновь сосредоточилось на окне.
      – Чего она добивается? Кругосветного путешествия? Счастливой жизни «среди цветущих трав»?
      – Ей ничего не нужно. Она не имеет к этому никакого отношения.
      – Тогда что это – просто обычная трусость? Грабянский пожал плечами.
      – Обдумываю разные варианты, только и всего.
      – Мы выбрали для себя вариант много лет тому назад. Мы оба. – Запор подался настолько, что Грайс получил хорошую точку опоры, чтобы открыть окно.
      – Не вижу причин, почему нельзя было бы подумать снова.
      – Когда наши дела идут так хорошо? – Грайс улыбнулся.
      Окно поднялось, только слегка скрипнула рама.
      – Что же, всю жизнь лазить по чужим домам?
      Грайс поднялся на подоконник. Ему были видны очертания тяжелой мебели в комнате. До него доносился монотонный ход напольных часов. Очевидно, были потрачены немалые средства для того, чтобы создать видимость старого солидного дома. Глупые ублюдки!
      Он крепко ухватил за руку Грабянского и помог ему пролезть через открытое окно. Затем влез сам и опустил окно.