Сэм бросила быстрый взгляд на дом, потом на полупустую корзину с бельем у своих ног. Если еще развесить белье по всей веревке, то тогда длинный ряд мокрых простынь полностью скроет ее от взгляда Элси из окна в кухне.
Сэм скривилась в мрачной улыбке.
— Прости, Элси. Сегодня тебе не следовало ослаблять за мной слежку, — пробормотала она.
Секундой позже Сэм резво бежала через огороды, прячась между сараями, кустами и деревьями, упорно продвигаясь к тыльной стороне платной конюшни, куда Трэвис поместил ее кобылу.
ГЛАВА 13
— Трэвис, Трэвис! — Маленькая круглая Элси неслась по улице к полицейскому участку со всей скоростью, на какую были способны ее короткие ножки. У самого порога она споткнулась и упала головой вперед. Хотя к ней на помощь бросились сразу несколько человек, падение предотвратить не удалось. Элси громко охала и не могла подняться из-за острой боли в правом бедре.
Трэвис находился в табачной лавке через два дома от полицейского участка, когда услышал душераздирающие вопли Элси. Он протиснулся сквозь толпу, собравшуюся у дверей, и увидел, что Чес с помощью одного из прохожих пытается поднять Элси на ноги. По белому как полотно лицу экономки ручьем текли слезы, она жалобно стонала.
— Элси! Боже мой, что случилось? — воскликнул Трэвис.
— Она споткнулась и упала, — объяснил один из свидетелей происшествия.
— Трэвис! — прошептала Элси, хватая его за руку. — Сэм сбежала! Вот только что… — Элси помолчала, чтобы справиться с очередным приступом боли, и затем продолжала, тяжело дыша: — Вот только что она была на заднем дворе, развешивала белье, и не успела я оглянуться, как ее и след простыл. Я весь дом обшарила…
— Не волнуйтесь, Элси. Я ее найду, — успокоил Трэвис. — Но сначала отнесу вас к доктору. — Очень осторожно, как ребенка, Трэвис поднял Элси на руки. — Держитесь, моя милая, — продолжал он уговаривать ее, неся на руках. — Я обо всем позабочусь, а то, что мне не под силу, сделает доктор Пэрди. Я обещаю.
Он доставил Элси к доктору Пэрди, обыскал весь город и обнаружил, что Сэм выкрала из платной конюшни свою лошадь. На все это ушло немало времени. Трэвис подсчитал, что она опережала его на целый час. Эд Говард, владелец конюшни, работал у себя в мастерской и не заметил появление девушки. Единственное, что мог узнать Трэвис, так это то, что Сэм пришлось ускакать без седла, поскольку и седло и уздечка все еще находились у Эда в мастерской. Кроме лошади, ничего не пропало.
Трэвис, не теряя времени, оседлал своего собственного коня. Он заехал домой только для того, чтобы удостовериться, что Сэм ничего больше не взяла с собой из своих пожиток, и отправился в путь с твердым намерением выследить беглянку и вернуть ее. Он найдет эту ловкую мошенницу, даже если ему придется перевернуть все камни в округе! И тогда не будет сворачивать ей шею! Он просто изобьет ее до полусмерти!
Ухватившись за гриву Бесс и сжимая голыми бедрами ее раздувающиеся бока, Сэм ругала себя на чем свет стоит. Она не взяла с собой ни еды, ни воды, ни седла, и теперь в кровь стерла ноги, потому что ей пришлось высоко задрать юбку, чтобы сесть верхом на лошадь. Если бы она хоть немного подумала, можно было бы организовать этот побег куда лучше. Господи, она не прихватила с собой даже пистолет, а ведь это самое главное для тех, кто вне закона.
В довершение ко всему Сэм не имела ни малейшего представления о том, где искать свою семью. Хэнк, да благословит Господь его добрую, глупую душу, даже не обмолвился, где они раскинули свой лагерь, у него и в мыслях не было, что ему не удастся спасти ее! Теперь ей придется рыскать по всем окрестностям Тамбла, стараясь в то же время избежать встречи с начальником полиции Трэвисом Кинкейдом! Она ни на секунду не сомневалась в том, что он пустится за ней в погоню. Он относился к себе и к своей службе слишком серьезно, чтобы так легко дать ей уйти. Сэм надеялась только на то, что ей удастся отыскать отца и братьев раньше, чем ее перехватит Трэвис. А может быть, отец и братья и сами наткнутся на нее.
Неожиданно небо начало быстро темнеть. Грозные черные тучи заслонили солнце, вдалеке слышались раскаты грома. Сэм не знала, то ли ей смеяться, то ли плакать. За все время, что ее держали под замком, дождь шел всего один раз, и то слабый. А сейчас похоже на то, что начнется настоящая буря.
Она была не слишком хорошо знакома с окрестностями Тамбла и поэтому, чтобы не попасть в ливневый паводок, решила держаться возвышенностей. Дождь, конечно, смоет ее следы, но, с другой стороны, намного затруднит ей возможность передвигаться, и таким образом Трэвису ничего не будет стоить изловить ее. Шансы найти своих тоже резко снижаются. Матушка-природа воистину выбрала неудачный день, чтобы продемонстрировать свое непостоянство.
Ослепительная молния расколола надвое темное небо, осветив собою тучи и землю. Кобылка в испуге отшатнулась, и Сэм крепко схватила ее за гриву.
— Сейчас не время капризничать, Бесс, — прошептала Сэм. Коленями она надавила на бока лошади, понуждая ее идти вперед. Ей необходимо было найти убежище, чтобы спрятаться от Трэвиса на время грозы.
Прошло несколько томительных часов. Сэм сидела под кустами и дрожала. Даже если бы ей и удалось найти немного сухого дерева, что было весьма проблематично, разводить костер значило бы идти на большой риск. Дождь лил как из ведра, и Сэм промокла до нитки. С мокрых волос струйки воды стекали по лицу и по спине.
Ей удалось найти укрытие среди камней на небольшом холме. Так как молнии по-прежнему вспыхивали беспрестанно, ей пришлось бы продвигаться дальше только прячась под деревьями. Поэтому она решила переждать под кустами и сидела там съежившись в мокрый шарик в компании пугливой лошадки.
Она заметила, что внизу, в долине, вода начала собираться в быстрые потоки. Вся земля вокруг нее превратилась в море грязи. Как ни жаждала высохшая под солнцем почва дождя, она не могла сразу вобрать в себя такое количество влаги. Когда дождь кончится, жаркое техасское солнце за несколько часов вновь испечет всю эту грязь до твердости кирпича.
— Знаешь, Бесс, — недовольно ворчала Сэм, смахивая волосы с лица грязными пальцами, — пастор Олдрич в одной проповеди рассказывал о битве, в которой прольется столько крови, что в ней будут утопать лошади. Ему надо посмотреть на то, что творится сейчас. Держу пари, здесь есть такие места, где индеец ростом в десять футов провалится по самую задницу.
Но через некоторое время одиночество бедной Сэм было нарушено. В четырех футах от ее убежища, на большом камне ярко сверкнул огонек от вспыхнувшей спички. За шумом дождя и раскатами грома она и не заметила, что к ней кто-то подошел. Тревожным взглядом она проследила путь спички, когда та приблизилась к лицу человека. Но и до того, как спичка осветила черты худого лица, скрытого шляпой, Сэм догадалась, кто там стоял. Ее сердце забилось в ожидании неотвратимой судьбы, когда она увидела, что о камень упирается Трэвис и спокойно закуривает сигарету.
Он затянулся, выдохнул, и дым поплыл в ее сторону, словно указывая ему, где она прячется. В глубине души Сэм знала, что Трэвису уже известно, что она рядом. Он играл с ней, выжидая, когда она сама выдаст себя. Тянулись мучительные минуты, оба молчали, оба испытывали друг друга. Один раз он повернул голову и уставился прямо на нее, и Сэм задрожала под его горящим взглядом. Потом он отвернулся, принял тот же равнодушный вид, а Сэм продолжала упрямо молчать.
Наконец Трэвис вздохнул и бросил окурок на землю.
— Это смешно. Я знаю, где ты прячешься, Сэм. Я уже так долго стою здесь и смотрю, как твоя кобыла машет хвостом туда-сюда, что у меня голова закружилась. Выходи, сейчас грянет музыка, потанцуем. — Он снова повернулся к ней лицом.
— Найди себе для танцев кого-нибудь другого, Кинкейд, — отрезала она. — Что-то я не в настроении танцевать.
— Сэм! — рявкнул он. — Выходи!
— О, черт! Придется выйти. А то ты из одного упрямства будешь стоять здесь, пока корни не пустишь. — Сэм медленно выползла из кустов вся заляпанная грязью, в волосах запутались ветки и листья. — Как ты меня нашел?
— Это не я, — ответил он, криво усмехнувшись, что ей совсем не понравилось. — Это Расти. — Он дернул головой в сторону коня, привязанного к колышку, вбитому в землю в некотором отдалении.
— Умная же у тебя коняга, начальник, — насмешливо сказала Сэм.
— Не то чтобы Расти слишком умен, зато он настойчив. Учуял, что у Бесс начинается период, вот у него и возбудился интерес.
— Тебе надо было бы назвать его Рэнди[2]. Это имечко подошло бы ему куда больше.
Его короткий смешок прозвучал недобро, а глаза ощупывали ее совсем уж нагло.
— Ну ты и штучка!
— Да, я не из тех, кто собирает маргаритки на лужку, — ответила она небрежно, снова переходя на свою прежнюю безграмотную речь. Она откинула спутанные волосы за плечи, сверкнула темными глазами, но не смогла выдержать его осуждающего взгляда.
— Ни от одной женщины нет столько неприятностей, сколько от тебя, — воскликнул он. — Перед тем как уехать на твои поиски, я отвез Элси к доктору Пэрди, и все из-за тебя.
Услышав это, Сэм вскинула голову:
— Почему? Что случилось?
— Когда она бежала ко мне, чтобы предупредить меня, что ты удрала, она упала и сломала бедро.
— Ей… очень больно? — Чувство вины переполнило Сэм. Она очень подружилась с пожилой женщиной.
— Молись за нее Богу, не то тебе несдобровать. Проглотив обидные слова и забыв об оскорбленной гордости, Сэм сказала:
— Мне очень, жаль. Честно. Я бы никогда ничего плохого не сделала Элси, тем более нарочно. — Сэм повесила голову и превратилась в само воплощение раскаяния.
Порыв ветра чуть не сбил ее с ног, дождь ручьями стекал по ее непокрытой голове, а она продолжала смиренно стоять перед ним.
— Проклятье! Ты так продрогла, что даже посинела! — внезапно воскликнул он. — Еще не хватало, чтобы ты подхватила воспаление легких и умерла! — Он поспешно принялся стаскивать через голову пончо, которое защищало его от дождя.
Сэм воспользовалась этим единственным представившимся ей шансом на спасение. Не успел он освободиться от неуклюжего одеяния, как она пустилась бежать, скользя и оступаясь на склоне холма. Трэвис издал оглушительный вопль и бросился за ней, как разъяренный бык.
На середине склона он догнал ее и сбил с ног. Не собираясь уступать так легко, Сэм извивалась и царапалась, как дикая кошка, осыпая его ругательствами и стараясь зацепиться руками за жидкую грязь. Хотя Трэвис был в два раза выше ее ростом, Сэм вертелась как уж, и Трэвис с большим трудом удерживал ее. Перевернув ее на спину лицом к себе, Трэвис навалился на нее всем своим телом и старался дотянуться до ее рук, которыми она размахивала, как мельница.
— Черт побери, Сэм! Прекрати это безобразие!
Вместо ответа она запустила в его лицо пригоршню мокрой земли. Трэвис стряхнул грязь с ресниц, заморгал, а она в это время попыталась вывернуться у него из рук. Но возмездие наступило быстро. Трэвис взял ком грязи и измазал им лицо Сэм.
— Ну как, тебе это нравится? — громыхал он, и пока она отплевывалась и откашливалась, ему удалось захватить и зажать обе ее руки.
Ярость сверкала в их глазах, оба тяжело дышали, но продолжали борьбу. Грязь покрывала их коричневым одеялом с головы до ног, пока они барахтались под ливнем. Мутные капли воды, стекали с его волос ей на лицо, не делая его чище.
Трэвис лежал на Сэм, подмяв ее под себя своим телом, и вдруг у него перехватило дыхание. Они оба промокли до нитки, их одежда прилипла к ним, как вторая кожа, и с каждым лихорадочным рывком Трэвис все больше сознавал физическую близость Сэм. Она вся измазалась в грязи, по ее лицу бежали темные потоки, волосы слиплись. По всем законам на таком грязном лице не должно было быть видно глаз, но они сверкали злостью, горели яростью. Как ни смешно и нелепо это могло показаться, но именно в этот момент он понял, что она самая совершенная красавица из всех женщин, которые когда-либо встречались на его пути, и именно ее он желал больше всего в жизни. Он чувствовал, что умрет, если не сможет овладеть ею.
Она все еще кричала на него, осыпая проклятьями, старалась освободить руки, когда он вдруг близко придвинул к ней лицо.
— Замолчи, Сэм, — прохрипел он. — Замолчи и поцелуй меня!
От неожиданности она замолчала. На секунду она поймала странный блеск в его глазах. В следующее мгновение его губы нежно коснулись ее губ, и он стал языком раскрывать их. Она ощутила вкус земли и Трэвиса. Сладкая горячая волна залила ее с головы до ног. Самый крепкий бренди не мог сравниться с этим поцелуем и не мог опьянить ее больше. Жар бросился Сэм в голову, из которой разом испарились все мысли, кроме одной — она с ним!
Его язык сплетался с ее языком, и эта их пляска пронизывала Сэм огненными стрелами. Горя всем телом на костре внезапно нахлынувшего на нее желания, Сэм забыла о том, что надо сопротивляться, забыла, что Трэвис ее враг. Когда он отпустил ее руки и взял в ладони ее лицо, Сэм невольно обняла его за шею и притянула ближе к себе. А когда его губы оторвались от ее рта и он начал покрывать мелкими поцелуями ее лоб, нос, глаза, шепча при этом ласковые слова, Сэм и вовсе потеряла голову.
— Да, да, — стонала она, вертя головой, чтобы снова поймать его твердые теплые губы.
Его поцелуи оставляли на ее шее следы страсти, его пальцы утонули в ее волосах. Уверенными движениями прирожденной любовницы Сэм направила его губы к своим напряженным соскам. Трэвису и самому не терпелось прикоснуться к этим, розовым бутонам. Не обращая внимания на пуговицы и тесемки, он разорвал когда-то белую блузку, расшнуровал промокший лиф, жадно пожирая глазами белые торчащие груди и дразнящие соски цвета клубники.
Трэвис склонился к Сэм и начал сосать сначала одну грудь, потом другую. Его язык был как молния, его рот обжигал ей кожу.
— Ты так красива! — бормотал он. — Нежная и сладкая, как дикий мед.
Разум покинул Сэм. Она ничего не замечала вокруг. Ее сжигало желание, ее подхватил божественный поток, в который увлекал ее Трэвис своими жаркими-поцелуями и нежными прикосновениями. Ее руки лихорадочно гладили его широкую спину, ощущая живую игру мускулов под мокрой, прилипшей к телу рубашкой. Его спина источала тепло под ее пальцами, но рубашка мешала ей. Она хотела чувствовать его тело, чтобы между ними не было ничего, кроме их всепожирающей страсти.
С мыслью об этом Сэм потянулась руками к его груди, стала расстегивать неподдающиеся пуговицы, пока не расстегнула рубашку до конца и не стащила ее наполовину с его плеч. С его помощью и блузка и рубашка были отброшены в сторону, лиф спущен до пояса, нижняя юбка содрана без сожаления.
Когда его горячее тело, покрытое золотым пушком, коснулось ее обнаженной груди, Сэм громко застонала. Она никогда в жизни не чувствовала ничего волшебнее! Дождь по-прежнему лил как из ведра, раскаты грома все так же сотрясали небеса, а в голове Сэм вспыхивали и кружились тысячи звезд.
Трэвис снова поцеловал ее, проникая в самую душу, лишая ее возможности дышать. Его искусный язык то и дело дразнил ее губы, пронзая их сладкой болью. Все ее тело трепетало от такого сильного желания, что она даже не заметила, когда и как он освободился от последних частей своей одежды. Сэм знала только то, что они остались теперь полностью обнаженными и прижимались друг к другу в безумной страсти. Его руки исследовали ее тело, совершая удивительные вещи. Его горячая пульсирующая мужская плоть все настойчивее толкалась в ее голое тело.
На мгновение в голове Трэвиса пронеслась разумная мысль о том, что они оба сошли с ума. Голые, наполовину в грязи, в разгар грозы, они занимались любовью! Но тут язык Сэм проник в его рот, ее руки нежно ласкали его тело, и Трэвис уже ни о чем не мог думать. Он хотел только чувствовать, владеть Сэм, сделать ее своей раз и навсегда.
Когда он раздвинул ее бедра и коснулся пальцами кудрявой завесы, что хранила ее женские тайны, смелость вдруг покинула ее. Но как только она попыталась сдвинуть ноги и сбросить с себя его ищущие настойчивые руки, он успокоил ее нежными словами и ласками:
— Не надо, любовь моя. Не надо. Не лишай нас обоих счастья. Мы слишком далеко зашли, чтобы останавливаться перед дверями рая.
Тогда она раскрылась ему, вручая ему и свое тело, и свое сердце. Трэвис был прав. Они зашли слишком далеко. Если остановиться сейчас, она так никогда и не узнает, куда может завести эта всепожирающая страсть, а ей безумно хотелось это узнать, хотелось, чтобы он научил ее, что значит быть женщиной в самом важном значении этого слова.
Она воскликнула в удивлении и восторге, когда он осторожно прикоснулся к ней, опытной рукой сразу найдя ту тайную точку, утолщение, сосредоточение страсти, отчего кровь загорелась в ее жилах и собиралась в один океан желания. Внутри у нее все пылало, плавилось, ее кости превращались в желе, а самым влажным и горячим было то самое место, которое ласкал сейчас Трэвис.
Губами он играл с ее сосками, длинными нежными пальцами гладил ее, отчего Сэм извивалась под ним и задыхалась от счастья. Ее сердце бешено стучало, столько чувств переполняло ее, что она думала, что умрет от этого наслаждения. Но даже тогда она чувствовала, что хочет большего, инстинктивно понимала, что самое лучшее впереди, и ждала неведомого. Короткие животные звуки исходили из ее горла, когда она бессловесно умоляла его о рае, который он обещал ей.
Тогда его мужское естество начало настойчиво пробиваться в тайный вход, куда еще не проникал ни один мужчина. Медленно, осторожно он входил в нее, и ее тело, пребывающее в сладостном ожидании, наконец приняло его. Когда он преодолел последнюю преграду и уничтожил девственность, с ее губ сорвался крик боли, но эта боль скоро прошла. Ласково уговаривая ее, он подождал, когда ее тело привыкнет к нему.
И вот он начал двигаться внутри нее, достигая самого сердца, призывая ее присоединиться к нему в этом восхитительном путешествии.
— Ах, любимая, кончим вместе. Кончим вместе!
Она думала, что ее желание настолько сильно, что сильнее быть не может, но чем больше он углублялся в нее, тем выше поднималась ее страсть. Ее бедра естественным образом качались в такт его толчкам, как будто ее тело всю жизнь дожидалось этого момента и точно знало, что от него требуется. Изумленная, Сэм открыла глаза и увидела, что Трэвис смотрит ей в лицо блестящими глазами с таким же выражением блаженства.
И страсть полностью захватила ее, волны чистого экстаза прокатывались по ней, и она крепко зажмурила глаза от нестерпимого наслаждения. Руками она вцепилась в его плечи, когда судороги восторга сотрясли их обоих, когда ее восторженные слезы смешались с его слезами, когда земля пошатнулась под ними, а небо над их головами раскололось на миллион сверкающих осколков.
ГЛАВА 14
Их любовь была похожа на головокружительную скачку, на волнующее и прекрасное путешествие в страну чувств. Такого ни один из них никогда в жизни не испытывал, но сейчас все было кончено. Постепенно их дыхание приходило в норму, их сердца начинали биться в обычном ритме. Тихо вздохнув в ленивой истоме, Сэм открыла глаза и взглянула на своего возлюбленного. Трэвис почему-то улыбался и хмурился одновременно.
— Если я не совсем сошел с ума, готов поклясться, что земля под нами все еще качается, — пробормотал он и тряхнул головой, словно желая прочистить себе мозги.
— Наверное, я тоже сошла с ума, — подтвердила она. — Я тоже это чувствую.
Толчок повторился, и ее глаза расширились от страха, а Трэвис воскликнул:
— Что за чертовщина! Земля действительно дрожит! Держись, Сэм!
Не успел он договорить, как участок раскисшей от дождя почвы, где они лежали, пополз вниз. Сэм завизжала и изо всех сил вцепилась в Трэвиса, между тем их грязевые сани, набирая скорость, катились вниз по склону. Она обхватила его, как медвежонок обхватывает ствол дерева, закрыла глаза и уткнулась лицом ему в грудь, а Трэвис лихорадочно карабкался, пытаясь нащупать под ногами твердую почву, хватаясь по дороге за камни и кусты.
Наконец ему удалось зацепиться за небольшое деревце. К счастью, его корни удержались, когда оно приняло на себя их двойной вес. Грязь продолжала литься на них, и на мгновение Сэм испугалась, что они могут утонуть в ней. Наконец она решилась открыть глаза.
— Все в порядке? — выдохнула она. — Мы больше не падаем?
Ворча и отплевываясь, Трэвис глубоко вздохнул:
— Все в порядке, если так можно выразиться. Ведь мы застряли на полпути к подножию холма в чем мать родила. — Он передохнул немного, собираясь с силами, потом приказал ей: — Садись мне на спину, Сэм. Осторожнее, я не уверен, что это дерево выдержит.
Она забралась на него, обвив его руками за шею и обхватив длинными голыми ногами за талию. Трэвис начал ползти наверх, медленно карабкаясь по крутому скользкому склону, с трудом преодолевая дюйм за дюймом. Сэм казалось, что через каждый фут, что ему удавалось пролезть вверх, они скатывались на два фута ниже, но Трэвис упорно лез наверх и тащил на себе Сэм. Наконец они добрались до такого места, где дальше ползти было невозможно. Слишком круто, слишком скользко и не за что ухватиться, хотя до вершины холма оставалось всего восемь или девять футов. Но Трэвис не собирался сдаваться.
— Сэм, подтянись повыше и попробуй встать мне на плечи, — сказал он. — Если ты доберешься до вершины, сбросишь мне веревку.
Первая попытка влезть ему на плечи оказалась неудачной. Сэм потеряла равновесие и соскользнула с его спины так низко, что ее голова оказалась на уровне его колен. Вскрикнув от испуга, она схватилась руками за его бедра, глубоко вонзившись в него ногтями.
— Ох! Проклятье, Сэм! Осторожнее! Смотри, что делаешь!
Но Сэм уже оправилась от страха и не могла не пошутить:
— А девушке есть на что посмотреть, — подтрунивала она. — У тебя прекрасная задница, начальник.
— Сэм, — рявкнул он. — Вместо того чтобы любоваться моей задницей, делай, что я сказал. Не могу же я висеть тут бесконечно.
— А ты не жалуйся! — Сэм поползла наверх по его скользкому телу, и наконец ей удалось упереться коленками в его плечи. — Ползешь, как по поросенку, смазанному маслом, — сказала она, запуская руки ему в волосы и выпрямляясь на дрожащих ногах.
Поднявшись на цыпочки, она дотянулась до гребня холма, пальцами нащупывая, за что можно было бы уцепиться.
— Я никак не достаю, — сообщила она, пока он кряхтел и ворчал под тяжестью ее тела. — Придется мне встать тебе на голову.
Когда она поставила одну ногу ему на голову, которая и без того была вся в грязи, он закряхтел еще больше и напряг шею.
— Ну, вперед, — с чувством сказала она. Оттолкнувшись от его головы, как от трамплина, Сэм перемахнула через гребень холма, затолкав при этом Трэвиса лицом в грязь. Он поднял голову, фыркая и отплевываясь, и услышал ее торжествующий крик: — У меня получилось!
— Прекрасно, — пропыхтел он. — Теперь отвяжи веревку от моего седла и найди, к чему ее можно привязать, а потом бросишь свободный конец мне.
На какое-то мгновение у Сэм мелькнуло искушение оставить Трэвиса там, где он был, взять свою кобылку и ускакать прочь. Но ей вспомнились чудные минуты их любви, и ее сердце смягчилось. Нет, она не сможет бросить его. Кроме того, если ему удастся подняться на вершину холма, то, увидев, что ее нет, он разъярится, как дикий зверь, и тогда пощады не жди.
Разумно рассудив, что приключений на одну ночь ей выпало более чем достаточно, Сэм нашла веревку и помогла Трэвису добраться до гребня холма. Они устроили нечто вроде палатки, растянув над кустами водоотталкивающее пончо Трэвиса, но прежде чем заползти внутрь убежища, им сначала надо было отыскать свою одежду и хоть немного счистить с себя грязь.
Задачу по розыску одежды Трэвис выполнил с блеском. Он нашел свой ремень с кобурой, штаны, сапоги, хотя ему и пришлось вылить из них порядочно грязной жидкости. Носки и рубашка пропали бесследно. Такая же судьба постигла и нижнее белье Сэм. Ботинки тоже не нашлись, к ее большой радости. Обнаружилось только платье и чулки, все остальное, очевидно, погибло на склоне холма.
После всего, что произошло между ними, глупо было бы натягивать на себя мокрые остатки одежды. Если они не подхватят воспаление легких или в лучшем случае хорошую простуду, можно считать, что им крупно повезло. Так как разжигать костер под таким ливнем дело безнадежное, Трэвис решил, что лучше всего им забраться под навес и укрыться одним одеялом, которое Трэвис всегда возил с собой в скатке на тот случай, если не успевал вернуться в город и ему приходилось ночевать на открытом воздухе.
— Я хочу есть, — пожаловалась Сэм. В подтверждение ее слов в животе у нее громко и требовательно заурчало. Вспышка молнии осветила недовольное лицо Трэвиса.
— А больше ты ничего не хочешь? — сердито спросил он. К нему опять вернулось плохое настроение. Ведь он вынужден сидеть с нею бок о бок и подавлять желание, которое опять поднимало свою голову.
— Что же ты раньше об этом не подумала, когда затевала побег?
— Посмотрите, кто это говорит! — сказала она и передразнила его. — Ты приехал сюда вообще без еды с одним паршивым одеялом! У тебя нет даже глотка виски.
— Я не собирался открывать здесь отель, Сэм, — сверкнул глазами Трэвис. — Прекрати ныть и, ради Бога, не ерзай.
— Мне холодно.
— Тебе холодно, ты хочешь есть! Может, тебе еще что-нибудь?
— Вот хорошо, что напомнил. Я бы сейчас с удовольствием выкурила сигаретку, если тебе не жалко табак.
Он недовольно посмотрел на нее.
— А я-то думал, что мы уже отучили тебя от этой привычки.
— Многого же ты не знаешь, Кинкейд, — ехидно заметила Сэм. — С тех пор как я попала к тебе в дом, я выкуривала, по меньшей мере, три сигаретки в день, тайком, конечно. Ну, не вредничай, поделись со мной сигареткой.
Придя к выводу, что из двух зол это меньшее, так как он опять не прочь был заняться с ней любовью, Трэвис умело скрутил сигарету и зажег ее. Сделал глубокую затяжку и передал сигарету Сэм.
— Спасибо.
Некоторое время они сидели молча, передавая друг другу сигарету.
— Знаешь, на тебя смешно смотреть: ты сидишь и куришь, а с тебя капает грязная вода, — пробормотал он.
— Не смешнее, чем на тебя, наверное, — отрезала она. Несмотря на то что они попытались смыть с себя под дождем как можно больше грязи, все равно выглядели как пара шоколадных конфет. Трэвис более всего напоминал рассерженного енота, два ярких глаза сверкали из одинаковых грязевых очков. На усах начала застывать грязь, и они торчали в разные стороны.
Через некоторое время молчание нарушила Сэм: — Трэвис?
— Ну что еще?
— Поцелуй меня еще раз.
Его поразило то, что она будто прочитала его мысли.
— Нет, — кратко ответил он, надеясь на то, что она не заметила, как краска заливам его шею.
— Почему нет? Мне показалось, что тебе это понравилось.
Стараясь выиграть время, он бросил окурок на землю и несколько секунд наблюдал, как он догорает.
— Дело в том, что мне слишком понравилось, Сэм, — наконец ответил он. — Вот почему я потерял голову. Я поступил нехорошо и раскаиваюсь в этом.
— Раскаиваешься? — повторила она, тревожно нахмурившись. — Что это значит, Кинкейд?
— Я раскаиваюсь в том, что воспользовался твоей невинностью, в том, что лишил тебя девственности. Я не имел на это права.
— Но если я не жалею об этом, то почему ты должен раскаиваться? Пропади все пропадом, Кинкейд, до чего же ты любишь все усложнять! — Она скрестила руки на груди и попробовала повернуться к нему спиной, но туго натянутое одеяло не позволило ей это сделать.
Его жаркий сине-зеленый взгляд испепелял ее.
— Будь я проклят, если когда-нибудь пойму тебя, Саманта Даунинг! Любая другая женщина сейчас была бы в слезах, рвала бы и метала, бросала бы мне самые страшные угрозы! Неужели у тебя нет никакого стыда? Разве ты не жалеешь о том, что отдалась мне?
— Сейчас жалею! — выкрикнула она.
Стараясь немного успокоиться и унять свои низменные чувства, Трэвис приказал себе не обращать внимания на ее нахальные груди, торчащие из-под скрещенных рук Сэм. Розовые соски так и дразнили его.
— Я не хотел обидеть тебя, Сэм. Просто меня удивляет, что ты совсем не расстроена по этому поводу. Разве ты не хотела поберечь себя для того, за кого ты вышла бы замуж, за человека, которого бы полюбила?
Сэм проглотила слова, которые были у нее на языке. Удивляясь тому, насколько глубокие чувства она испытывает к этому человеку, она резко парировала:
— Пока я этого дождусь, я совсем состарюсь и покроюсь морщинами.
Губы Трэвиса искривились в издевательской усмешке.
— Поэтому ты решила, что за неимением лучшего и я сойду?
— Не перевирай мои слова, начальник. Тебе обидно, что я честно призналась, что мне было приятно заниматься с тобой любовью, даже если тебе это не понравилось.
— Чего ты хочешь от меня, Сэм? — простонал он. — Крови?
Она повернулась к нему лицом, при этом ее груди коснулись его и обожгли.
— Нет. Я хочу, чтобы ты снова поцеловал меня. Мне хочется, чтобы мне снова стало тепло, чтобы ты снова держал меня в своих руках. Мне хочется, чтобы ты снова заставил меня ощущать себя женщиной.
Ее руки обвились вокруг его шеи и притянули его губы к своим. Ее черные глаза манили его, ее раскрытые губы искушали, ее груди обжигали так, что Трэвис едва мог дышать.
— Сэм, ты сама не знаешь, что ты делаешь, — пробормотал он, быстро сдавая свои позиции.
— В первый раз я, может, и не знала, Трэвис, но я способная ученица, — сказала она с особенной теплотой в голосе. — Но сейчас я точно знаю, что делаю.
Громко застонав, Трэвис сдался окончательно, позволил ей притянуть его губы к своим. Ее поцелуй был горячим и сладким и точно таким же требовательным, как и его раньше. Ее груди упирались ему в грудь; ее язык раздвигал его губы и стремился проникнуть во влажный огонь его рта. Ее язык переплетался с его языком; внезапно Сэм искусно всосала его язык в свой рот, медленным и уверенным движением, и Трэвис содрогнулся до пяток.