Что он мог ответить?
– Да, гораздо лучше, – бесцветно отозвался Патрик.
– Ну? Как у вас с Патриком идут дела? – Мейриса сидела за кухонным столом и подпиливала ногти, Лу готовила ужин. Они собирались пойти куда-нибудь, как только Патрик вернется с работы.
– Прекрасно. Просто великолепно.
Действительно великолепно. Дети выбрали Менорку, Патрик благосклонно одобрил их выбор. У Лу с Патриком почти восстановились прежние дружеские отношения, и, вернувшись с работы, он уже не спешил куда-нибудь уйти.
Хотя не однажды она перехватывала взгляд Патрика, и ей казалось, что ему хочется не просто дружбы. Иногда Лу, к своему удивлению, вдруг вспоминала тот дикий поцелуй (уж не мечтает ли она о нем?). Казалось бы, теперь можно расслабиться, но она ничего не могла с собой поделать: когда он входил в комнату, у нее внутри что-то поджималось.
Приходилось напоминать себе о победе духа над плотью.
– Все еще «только добрые друзья»? – Теперь Мейриса занялась заусенцами.
– Да. А что?
– Да ничего. Просто в тот день я видела твое лицо, когда вошел Патрик.
– В какой «тот»?
– Сама знаешь. В день рождения Грейс.
– А-а, тогда. – Лу нырнула в холодильник, но от подруги ничего не могло укрыться.
В тот дождливый ноябрьский вечер Патрик вернулся из офиса и попал в теплую, светлую, полную смеха кухню. Грейс пригласила трех самых близких подружек, и те вместо традиционного праздничного обеда потребовали блинов. Поэтому по всей засыпанной мукой кухне стояли миски с тестом.
Лу надзирала и руководила процессом. Мейрисе, изображавшей крестную мать Грейс, велено было пить шампанское и держаться подальше от плиты, поскольку Том учился переворачивать блины броском над сковородой.
И когда Патрик вошел, ему шумно обрадовались.
– Патрик, давай, включайся, – заорала Грейс и потащила его к столу.
– Грейс, дай ему хотя бы пальто снять, – возмутилась Лу, но ее никто не слушал. Патрика силой заставили сбросить пиджак и закатать рукава.
– Я не умею, – отбивался он, но галстук с него тоже сняли.
– Это очень трудно, – поделился с ним Том. – Только мама умеет, а у остальных не получается.
– И я умею! – немедленно вспыхнула Грейс. – Почти. А ты ему покажи, мам.
И Лу учила Патрика наливать тесто в сковороду, покачивать ее, выравнивая слой, переворачивать блин, подкидывая, а потом быстрым движением сбрасывать его в миску.
Она стояла так близко к нему, что видела волоски на руках и дневную щетину на подбородке, морщинки возле глаз. И дышать было тяжело. В такую минуту трудно вспомнить, что дух обязан побеждать плоть.
Патрик сделал испуганное лицо, подбросил блин, с трудом поймал его на сковороду и с поклоном повернулся в ожидании аплодисментов.
– Получилось! – радостно заорали дети.
– Новичкам везет, – оправдывался Патрик и с улыбкой смотрел на Лу. – И учительница хорошая!
Утром он подарил Грейс на день рождения ботинки, которые как раз пригодились бы ей в лыжном походе, и лицо девочки светилось, когда она крепко обняла Патрика.
Патрик смеялся, потому что дети заставляли его съесть блин, который он так ловко подкинул. Грейс посыпала блин песком, а Том прижался к его плечу, и сердце Лу сжалось при виде этой картины.
И, конечно, Мейриса все видела.
– И сколько ты собираешься притворяться, что не любишь? – Мейриса отставила руку, критически осматривая ногти.
– Я его не люблю.
– Лу, посмотри на меня.
Лу неохотно взглянула на подругу.
– А теперь повтори еще раз.
– Я не хочу его любить. Я хочу, чтобы все оставалось как есть, хочу, чтобы мы были друзьями.
– Дружбы мало, если ты смотришь на Патрика так, как смотришь.
– Это лучше, чем опять получать раны.
– Лу, Патрик – не Лори! Я допускаю, что он может быть упрямым, тупым и невероятно тяжелым, но по существу он хороший человек. И он тебя любит.
– Не любит.
– Конечно, любит! Господи, это же видно! Честно, Лу, я не верю, что вы оба такие бестолковые. Человек глаз с тебя не сводит.
– В самом деле? Хотелось бы верить.
– Да, в самом деле! И пора что-то предпринимать. Ты замужем за хорошим человеком, которого любишь ты и который любит тебя! Зачем же время зря терять?!
– Я не хочу рисковать тем, что уже есть.
– Значит, ты дура! Конечно, хорошо быть друзьями, но друзья у тебя еще будут. А Патрик будет твоим любовником. Вот это – настоящий брак!
И Мейриса раздраженно вздохнула, видя, что Лу все еще колеблется.
– Ты много раз говорила, как тебе хочется, чтобы дети росли на примере любящих родителей. Ну, так и давай! Ни при каких отношениях гарантий нет, но я считаю, что прочный брак по любви стоит риска и усилий.
Может быть, но только если Патрик тоже этого хочет, а он однажды уже выбрал дружбу.
– Я слишком долго и упорно настаивала на дружбе. Как я теперь скажу, что передумала?
– Ты всегда можешь спровадить детей спать пораньше и спуститься вниз в чулках, на высоких каблуках и в чем-нибудь шелковом – тогда он поневоле проявится.
– Не могу! – покраснела Лу. – Это только собьет его с толку.
Мейриса хмыкнула:
– Ты так давно не была с мужчиной? Разумеется, он не будет сбит с толку. Ему будет очень трудно не поверить в свою удачу! Кроме того, я видела, как он смотрел на твой свадебный костюм. И вообще Патрик кажется мне «чулочником».
– А я не собираюсь скакать в чулках!
– Ну, когда брачные отношения заходят в тупик, остается последнее средство.
– Какое?
– Разговор. Я терпеть не могу вмешиваться, Лу, но вы – взрослые люди. Ради всего святого, просто сядь и поговори с ним!
«Легко Мейрисе советовать!» – думала Лу следующим вечером, с нетерпением ожидая времени, когда можно будет отослать детей спать.
Оставшись наконец с Патриком наедине, она была так взбудоражена, что едва сидела.
– Мне бы… э… мне хотелось бы знать, не можем ли мы поговорить. – Она чуть не поморщилась, услышав себя. Прозвучало так, словно она приглашает на выволочку опоздавшего на работу юнца.
– Конечно. – Патрика немного удивил столь официальный тон. – Что-нибудь серьезное?
– Нет… ну… да… вроде того.
– Тогда давай выпьем?
– Давай.
Действительно, нужно выпить.
Когда Патрик принес виски, она для храбрости выпила содержимое бокала залпом, а Патрик, поколебавшись, сел на другой конец дивана.
– Итак?
– Так вот… мне интересно… что… ну… нет, дело в том…
Господи, как спросить собственного мужа, любит ли он ее?!
Может, легче было бы провести акцию с чулками?
И в это время зазвонил телефон.
Очень удачно. Лу понеслась к телефону, но чем дольше она слушала, тем больше бледнело ее лицо.
– Лу, что случилось?
– Фенни, – ответила она чужим голосом. – У нее удар.
Глава десятая
Лу хотела ехать немедленно.
– Я должна быть в больнице. – Она металась по комнате, не понимая, что нужно делать в первую очередь. – Если схвачу такси, то еще успею на поезд… Нужно сказать детям… Может, взять их с собой? Нет, они уже спят… Как думаешь?
– Я думаю, нужно сесть и выпить это, – Патрик подал ей бокал с виски. – Куда ты поедешь на ночь глядя?
– Но мне нужно видеть Фенни!
Патрик мягко усадил ее на диван и убедился, что дрожащие пальцы надежно держат бокал.
– Лу, ночью ты ничего не сделаешь, даже если успеешь на поезд. Завтра мы встанем пораньше, и я отвезу тебя в больницу. Если поднимемся в пять, то к девяти будем там.
– Но у тебя же встреча…
– Я ее перенесу.
– А как быть с детьми?
– Сейчас позвоним Мейрисе, она приедет и последит за всем. Выпей, это тебя поддержит.
Лу послушно сделала глоток и поперхнулась обжигающей жидкостью.
– Лучше?
Тепло поползло вниз, в желудке стало горячо, и Лу почувствовала себя увереннее.
– Да. Извини. Я, кажется, не способна думать.
– И не надо, думать буду я. А теперь расскажи, что сообщила соседка Фенни.
Его слова помогли ей справиться с волнением, глаза пощипывало, и она поморгала, чтобы загнать слезы обратно.
– Не много. Она заскочила к Фенни насчет цветов для церкви, увидела, что та лежит на полу кухни, вызвала «скорую помощь» и поехала с ними в больницу, потому что больше некому. Врачи сказали, что дело плохо.
Лу посмотрела на Патрика блестящими от подступавших слез глазами:
– Фенни – это моя скала. Я не могу потерять ее. Это же… я второй раз теряю мать. – Голос ее слегка дрожал, она еле сдерживалась.
– Я знаю. – Он крепче стиснул ее руку. – Знаю.
Лу сумела овладеть собой. Она поставила виски и провела пальцами по глазам:
– Нельзя рыдать. Я должна быть сильной.
Патрик подождал, пока она опустит руку, и решительно обнял ее. Обнял, как ребенка, нуждавшегося в утешении. Через мгновение она перестала сопротивляться и доверчиво прильнула к нему.
– Сегодня не нужно быть сильной. – Он прижался щекой к шелковым волосам. – Я с тобой.
На больничной койке Фенни выглядела очень слабой и хрупкой. Она, всегда отличавшаяся такой подвижностью, что Лу забывала о ее возрасте, выглядела сейчас очень постаревшей. Лу в отчаянии сидела рядом и держала тетушку за руку, дожидаясь, когда той станет лучше.
Но лучше не становилось. Один раз Фенни открыла глаза, увидела Лу и попробовала что-то сказать:
– …у-у.
– Да, Фенни, я здесь.
Фенни опять попыталась что-то сказать, Лу наклонилась к ней.
– Патрик?
Фенни в ответ еле заметно кивнула.
– Патрик со мной. Смотри, вот он.
Патрик подошел к кровати и встал так, чтобы Фенни его видела. Он разговаривал со старшей медицинской сестрой, и та сообщила, что Фенни быстро слабеет.
– Привет, Фенни, – сказал он так бодро, что Лу опять захотелось плакать.
Фенни все еще пыталась что-то сказать, останавливая напряженный взгляд то на Лу, то на Патрике. Патрик вдруг понял, чего она хочет.
Он положил руку на плечо Лу:
– Не беспокойтесь Фенни, я пригляжу за ней. Обещаю.
На лице больной появилось облегчение, и даже подобие улыбки мелькнуло в уголке замершего рта.
– …о-о-шо… – произнесла она и, явно успокоенная, опять погрузилась в забытье.
Через час она умерла. Очень тихо.
Лу, застыв, так и сидела, держа ее за руку.
Лу сидела в прострации, не веря, что Фенни больше нет.
Всем занимался Патрик. Он побеседовал с врачами и все оформил. Потом обнял жену за плечи, вывел из больницы и усадил в машину. Он даже не заговаривал с ней, просто включил обогрев салона и поехал к дому Фенни. Там он разжег камин, сделал чай, а потом, когда оцепенение у Луизы начало потихоньку проходить, обнял ее. И она разрыдалась.
Усадив Лу в кресло, Патрик позволил ей поплакать, а сам приготовил постель. Бледная, с опухшими глазами, она не сопротивлялась, когда он мягким фланелевым лоскутком вытер ей лицо и помог раздеться.
Следующие два дня Патрик носился по делам, деликатно отстранив от них Лу, при этом ласково ухитрялся заставить ее поесть, застегивал на ней пальто и выводил на прогулку. Он вычистил камин и оставил его в таком виде, чтоб она могла разжечь огонь, как только войдет в комнату.
Лу от такой заботы становилось легче, она даже расстроилась, когда он сообщил, что должен возвращаться в Лондон.
– Завтра я привезу детей, они тоже хотят быть на погребении. С тобой за ночь ничего не случится?
– Со мной все хорошо, я уже в порядке.
Но как только Патрик вышел, она ужасно затосковала.
Бессильно опустив руки, Лу наблюдала, как отъезжает машина. Она так давно не могла ни на кого положиться!
Они хоронили Фенни морозным зимним днем. На блеклом голубом небе резко выделялись голые деревья, свежий воздух слегка окрасил бледные щеки Грейс. Лу держала ее за руку, а рядом, положив ладонь на плечо Тома, стоял Патрик.
Лу с грустью провожала опускавшийся в могилу, вырытую рядом с могилой Дональда, гроб с телом тети. Фенни была с ней, когда умерли родители, когда ее бросил Лори, во все и хорошие, и трудные времена. Тетя овдовела тридцать пять лет, ей было всего сорок девять, когда умер муж. Не намного старше сегодняшней Лу. А если она потеряет Патрика? Если ей придется тридцать пять лет размышлять о том, почему они с Патриком не проводили больше времени вместе? Зачем притворяться, что ее не интересует, любит ли ее Патрик так же, как она любит его?
Она взглянула на Патрика, большого и уверенного, стоявшего рядом с ней. Вспомнила, как беспокойно смотрела на них с Патриком Фенни. Почему тетя явно успокоилась после его обещания «присмотреть» за племянницей?
Была убеждена, что он любит Лу? Он тоже, как и Фенни, оказался рядом с ней в трудную минуту. Впервые Лу не должна была со всем справляться одна. Патрик все сделал. Ведь он не стал бы этим заниматься, если бы не любил?
Вопрос только в том, как он ее любит, как друга или как жену? Лу решила, что это нужно выяснить. Не теперь, когда еще велика боль от потери Фенни, но и, не откладывая надолго. Мейриса права: этот брак не должен быть таким, каков он сейчас. Одной дружбы мало, нужно что-то делать.
На следующий день Патрик отвез детей в Лондон: им нужно в школу, а у него – встреча, которую больше нельзя откладывать. Лу осталась еще на несколько дней, чтобы разобрать вещи Фенни и уладить дела с поверенным.
– Я приеду на следующей неделе и заберу тебя, – сказал он ей, закрывая багажник.
Она, расцеловав детей, стояла, от холода обхватив себя руками, и ждала, чтобы на прощание помахать отъезжающим рукой.
– Знаешь, не нужно ездить взад и вперед. – Сказала она Патрику. – Я спокойно доеду и поездом.
– Я вернусь в пятницу вечером. – Открывавший дверцу Патрик, словно ничего не слышал.
Насколько Лу его знала, он вернется. Она виновато подумала, что уже привыкла к тому, что за ней «приглядывают». И прекрасно себя при этом чувствует.
– Спасибо тебе за все, Патрик.
Он шагнул к ней и поцеловал в щеку:
– Побереги себя.
– Поезжай осторожнее, – отозвалась Лу и в ответ обняла его. По-дружески.
Теперь нужно разработать план действий. Лу махала рукой, пока автомобиль не скрылся из виду, потом вошла в дом. Камин опять был вычищен и ждал только, чтобы его разожгли. Наверно, Патрик подготовил его, пока она была в ванной.
Лу нашарила на каминной полке спички, присела, подожгла клочок бумаги и стала смотреть, как огонь подхватился и начал разгораться, распространяя тепло.
Трудно теперь вспомнить, каким неинтересным казался ей Патрик при первых встречах. За три месяца работы бок о бок она ни разу не обратила внимания на его руки или губы, даже на то, как меняются его глаза, когда он смеется.
А потом был тот вечер в Ньюкасле. Как искра.
А потом тот поцелуй в машине. Вспышка.
А теперь Лу хотелось яркого огня. Пожара!
Эти несколько дней Патрик был так терпелив, так добр. Она вспомнила тот вечер, когда они вернулись из больницы в пустой коттедж. Ей тогда нужны были его доброта и ласка. А сейчас ей хотелось, чтобы он опять оказался в одной постели с ней – не теплой, а горячей, не тихой, а требовательной. Но он не сделает этого, пока действует договор.
Лу подумала, что их брак похож на огонь, который Патрик так заботливо подготовил для нее с утра: еще холодно, но уже все готово, остается только поднести спичку.
И она чиркнет спичкой, когда вернется.
Патрик остановил машину у коттеджа. Было уже поздно, но он не хотел ждать следующего дня. Сквозь дождь он увидел приветливый свет в доме.
В следующий момент дверь открылась и на пороге появилась Лу, силуэтом в желтом свете. У Патрика за спиной остался трудный путь с бесконечными вереницами уткнувшихся друг в друга машин на залитой дождем автостраде.
По дороге он решил, что сегодня скажет ей все. Правда, недавно умерла Фенни, но он не собирается ничего просить у Лу. Тем более требовать. Он будет ждать, сколько она захочет. Ему просто необходимо сказать ей, как он ее любит, вот и все.
Накинув на голову капюшон, он вытащил приготовленную с вечера сумку и устремился к дому.
– Привет. – Лу отступила, пропуская его в тепло.
Темноглазая, темноволосая, как она хороша в мягком красном свитере и прямой юбке до колен, напомнившей ему деловые костюмы времен ее секретарства, которые она носила то с чулками, то без чулок. От одного взгляда на нее в груди стало тесно.
Но ему было страшно: а вдруг она не желает его так же страстно, как он ее? Нужна осторожность.
– Давай я. – Она взяла у него из рук пальто, встряхнула и повесила на вешалку.
А у нее был план. Лу знала, что в тот вечер, когда они сидели на диване лондонской гостиной, она все равно не сумела бы ему все как следует объяснить. Даже если бы не было ужасного телефонного звонка. Потому что очень трудно найти правильные слова.
А сейчас Лу намеревалась последовать совету Мейрисы – она собиралась соблазнить мужа.
Значит, нужно сотворить некое настроение, вроде того, какое погасло, не успев разгореться, в ресторане Ньюкасла. Нужно быть обольстительной, но, главное, не напугать его. Она уже развела огонь, подвинула диван ближе к камину, зажгла только настольную лампу, добавившую немного света к слабому мерцанию огня.
Оставалась проблема одежды. Ничего особо соблазнительного в ее гардеробе не оказалось. Бросая после страшного известия вещи в сумку, она и в мыслях не держала вечерние туалеты. Этот свитер и юбка оказались самым лучшим из того, что у нее было с собой. Хоть и не слишком облегающие, не скользящие по плечам от одного прикосновения…
А ведь как великолепно было бы открыть дверь в ночь, подобной этой, в шелковом, мерцающем, скользящем платье! Но еще великолепнее слоняться в нем по холодной, какой бы огонь ни разгорелся в камине, кухне или, скажем, испортить весь эффект накинутым джемпером.
Хотя, может быть, холод – это как раз хорошо. Тогда она сядет рядом с ним на диван, как можно ближе… запустит пальцы в его волосы… поглядит в глаза… Она видела такое по телевизору, там это всегда срабатывало.
А потом… Нет, дальше все как-то неясно. Ну, поцелуются, и что? Вперед с песней? От спички вспыхнет огонь?
План, конечно, хорош, но хороша и знойная соблазнительница, у которой сразу кружится голова, стоит только ему ступить в дом. И уж тогда она точно не вспомнит ни о каком плане! Она просто бросится к нему и скажет, что умрет, если он не займется с ней любовью сейчас же, прямо там, где на пол прихожей будет сброшено его пальто.
М-да. Это тоже вряд ли годится после сумасшедшей пятичасовой езды под дождем, в темноте, по забитой транспортом дороге. Нет, пусть войдет, сядет, немного отдохнет. А там можно и план пускать в ход.
– Чаю хочешь? Или чего-нибудь покрепче?
– Хорошо бы чаю. – Патрик крепко потер усталое лицо.
– Садись к огню, я принесу.
Дожидаясь, пока вскипит вода, Лу сумела окончательно справиться с собой. А когда внесла в гостиную чай, Патрик сидел на диване, откинув голову и закрыв глаза. Она поставила поднос на каминную полку, муж пошевелился.
Лу почувствовала угрызения совести. Может быть, он слишком устал для обольщений? Но завтра им возвращаться в Лондон, а в рутине будничных дел да рядом с детьми все будет гораздо сложнее.
Она подала чашку Патрику, взяла свою, села рядом с ним и стала смотреть в огонь. Их отношения могут быть такими же яркими, если только она сумеет убедить его.
– Как там дети? – спросила Лу. Тоже хороший аргумент в деле обольщения, но беседу как-то надо начинать.
– Прекрасно. Хотя им уже хочется, чтобы ты вернулась и все вошло в свою колею.
– Трудно сказать, что сейчас можно назвать своей колеей. За этот год наша жизнь очень изменилась. Не так давно вполне терпимой была для меня та жуткая квартира, и было нормальным ежедневное метро. С тех пор как я вышла за тебя замуж, у меня появились совершенно другие понятия о норме. Только наш брак никак нельзя назвать нормальным, а?
Так, очень удачно для вступления, теперь главное не ошибиться, и Патрик решился:
– Я думаю, не у всех пар есть такой договор, как у нас. И, кстати говоря, Лу, я должен тебе кое-что сказать.
От зловещей фразы Лу бросило в холод. Наверное, следует спросить, о чем. И он расскажет о длинноногой блондинке, завладевшей его мечтами.
Невозможно, когда тебе в лицо говорят подобные вещи, и она бросилась наперерез:
– И ты должен кое-что узнать. Потрясающее.
– Да?
– Я встречалась с адвокатом Фенни. Патрик, она оставила мне все! Я знала, что она хотела оставить мне дом. Фенни жила очень скромно и всегда, сколько я помню, надеялась, что я смогу его содержать, когда придет время. Я не хочу его продавать. Я получила дом!
Патрик хотел напомнить, что она получила дом еще раньше, но… может, у него она не чувствует себя дома. Неприятная мысль.
– А что еще? Деньги?
– Немного. – Лу вспомнила свою растерянность. «Ваша тетя была очень богатой женщиной, миссис Фарр. – Поверенный раскрыл папку и воззрился на нее поверх очков. – Я много раз пытался уговорить ее продать что-нибудь из имущества, но она всегда заявляла, что все необходимое у нее есть. И попросила меня сделать вложения от вашего имени. Естественно, я это выполнил. – Адвокат улыбнулся со сдержанной гордостью. – Должен сообщить, вы унаследовали солидную сумму, миссис Фарр». – Я понятия не имела, что Фенни делала какие-то инвестиции, и когда он мне назвал сумму, я чуть в обморок не упала.
А у Патрика упало сердце.
– От инвестиций большие доходы, – с трудом произнес он.
– Знаю, я получила полную консультацию насчет того, куда их можно вкладывать.
– Ты должна его слушаться. Подумай о том, чего действительно хочешь, и не торопись принимать решение.
– Не буду, но ведь это ничего не меняет, правда?
– Нет? А я подумал, что теперь все изменится.
– Что ты имеешь в виду?
– Что ты больше не хочешь быть замужем. За мной. Я знаю, ты очень тоскуешь без Фенни, но если б ты знала, что так получится, то не стала бы заключать со мной эту сделку, да?
– Нет, не стала бы.
Ей не нравился такой поворот. Она заговорила о деньгах только затем, чтобы увести его оттого, что он собирался сообщить, а теперь получалось, что она предоставила ему прекрасный повод.
– Ты говорила, что тебе нужна финансовая защита, и теперь она у тебя есть, – Патрик старался быть объективным, но думать мог только о том, что теперь она в нем не нуждается.
А Лу никак не могла свыкнуться с фактом, что тетя была богаче, чем казалось. Очень похоже на Фенни. Она могла бы время от времени покупать новое платье или переустроить кухню, но ее это не интересовало. У нее был дом, сад, и больше ей ничего не было нужно.
– Есть, – тускло ответила она.
Патрик испустил глубокий вздох. Лу нужно некоторое время побыть одной, чтобы все обдумать.
– Я бы понял, если бы ты захотела переписать договор. Я не буду спорить против развода.
Это же надо, он так спокойно говорит о разводе! Господи боже, ему же все равно, что одно, что другое! Как будто она хотела именно этого!
А чего она хотела?
– А как быть с тобой? Ведь тебе от этого контракта тоже что-то нужно было?
Патрик не смотрел ей в глаза:
– Все изменилось. Я не хочу заставлять тебя соблюдать контракт, который тебя больше не устраивает. Мы всегда имели в виду, что можем развестись без обид.
Лу была вне себя. Если Патрик хочет развестись, так бы и говорил! Она не собирается воспользоваться наследством, полученным от Фенни, в качестве удобного предлога для того, чтобы разорвать контракт, который больше его не устраивает.
– А при пересмотре договора ты что-то хотел обсудить?
Патрик беспокойно поерзал. Врать не хочется, но и правду говорить явно не время.
– Да, в известном смысле. Видишь ли, вообще-то я не хочу сейчас толковать об этом. – Патрик был загнан в угол. Пусть Лу не думает, что наследство что-то изменило. Хотя, конечно, изменило.
– А я хочу! Я думаю, как раз настало время все обсудить. Скажи мне, что тебе не нравится в нашем договоре.
– Он слишком… стесняет.
– Что? Разве я поднимала шум по поводу твоих встреч с кем-нибудь?
– Нет.
– Значит, ты просто устал от контракта?
– Да. Когда я ехал сюда, то подумал, не разорвать ли контракт, который мы оба подписали. А теперь, когда ты стала богатой женщиной, это тем более в твоих интересах.
Лу села, подвернув под себя ногу.
– Скажи честно, ты кого-нибудь встретил?
– Нет.
– Ты хочешь жениться на ком-то другом?
– О господи, нет!
– Очень хорошо. – Лу попыталась представить себе, что же еще может разрушить их брак. – Ты просто не хочешь быть женатым?
– Нет! Мне нравится быть женатым. На тебе. Мне нравится приходить домой и видеть там тебя. Я люблю детей. Дом стал домом. Мне нравится суматоха и шум, и даже то, что ты переделала в саду все, хотя я спустил на дизайнера целое состояние. Я привык… Я… я скучаю, когда тебя нет.
Гнев Лу начал испаряться, как будто в самой глубине души появилась слабая надежда.
– Что же в этом плохого?
– Все плохо: все вопреки контракту. – Патрик запустил руки в волосы. – Я ненавижу его за то, что не могу прикоснуться к тебе. За то, что, когда я прихожу, ты меня даже не целуешь. За разные комнаты. И конечно, никого у меня нет! Я не хочу никого другого. Мне нужна ты. Я люблю тебя, – обреченно закончил он.
Лу сидела, словно в нее ударила молния.
– Я всю дорогу прикидывал, как бы мне спросить, не согласна ли ты забыть об этом дурацком контракте. И пусть мы станем, женаты, как все нормальные люди: иногда будем спорить, иногда делать что-то не так, но справляться сообща. И… и любить друг друга! А теперь ты говоришь, что я тебе больше не нужен.
– Когда это я говорила такое?
– Только что. Ведь наследство Фенни принесло тебе полную независимость.
– Это, верно, мне не нужны твои деньги, – согласилась она, – но мне нужно другое. Мне нужно, чтобы ты готовил мне чай, когда я устану, и помогал с детьми. Мне нужно, чтобы мы вместе выезжали за город. А главное, мне нужно видеть тебя и знать, что ты придешь домой, ко мне. Мне нужна возможность в любой момент, как только захочется, протянуть руку и коснуться тебя. Но больше всего на свете я хочу, чтобы ты меня поцеловал.
Патрик ошеломленно смотрел на нее, словно не мог поверить своим ушам.
– Немедленно! – поторопила она его на тот случай, если он все-таки не понял.
И улыбка, зародившаяся в глубине глаз, осветила его лицо.
– Если ты настаиваешь, – сказал он, и Лу потянулась к нему.
Руки Патрика скользнули под джемпер, горячие, ищущие. Они что-то там расстегивали. Она вздохнула всей грудью.
– Мне нужно, чтобы ты любил меня, – прошептала она между поцелуями. – Как думаешь, сможешь?
Патрик притянул ее к себе так, что она оказалась под ним.
– Еще как смогу! – Он поцеловал ее в шею горячими и жадными губами, и ее пронизала дрожь.
– Только меня и никого больше?
Он поднял голову и чуть-чуть помолчал.
– А как же Грейс и Том?
– Я не это имела в виду. – Она выдернула рубашку из его брюк.
– А маму? – не унимался он.
– Никого молодого и красивого, если это не твой родственник. – Лу очень старалась говорить назидательно. Это было трудно, потому что его руки уже коснулись ее груди, а улыбающиеся губы – кожи.
– Я никого не полюблю, кроме тебя. Я буду любить тебя и… мою машину. Ты – моя единственная женщина, я никого так не любил. С того вечера в Ньюкасле я ни об одной женщине думать не могу.
– Ага, и я должна полагать, что на Мальдивах вы с Ариэль играли в кости!
У него дрогнули губы.
– Я взял ее с собой, чтобы убедить самого себя, что не помешался на тебе!
– А я не верю, что ты на мне помешался!
– Да еще как! Я тогда весь вечер смотрел на тебя через стол и мучился вопросом, надеты на тебе чулки или нет. И остановиться не мог! Даже потом! Я все время думал о тебе. А сейчас, интересно, ты в чулках?
– Проверь сам.
Рука Патрика скользнула под юбку, и дыхание у него сбилось. Пальцы ползли по крутому бедру, пока не натолкнулись на край чулка. Тогда он совсем забыл, что нужно дышать.
– Если бы мы не были женаты, я немедленно попросил бы тебя выйти за меня замуж, – хрипло произнес он.
– И я немедленно сказала бы «да», – примерно так же отозвалась Лу.
– Правда? Ты выйдешь замуж за меня, а не за мои деньги?
– Если ты пообещаешь любить только меня и не любить никаких блондинок.
– Обещаю. – На этот раз он был серьезен.
– Похоже, никакой развод нам не нужен. Вот навязался на мою голову!
Он захохотал, прижал ее покрепче к себе и снова поцеловал:
– Ты единственная, кому я хочу навязаться!
– Знаешь, а ведь я строила планы, как бы сегодня вечером тебя обольстить, – через несколько долгих минут призналась почти бездыханная Лу. Теперь она оказалась сверху, и темные волосы, свешиваясь вниз, легко касались его лица, когда она стала расстегивать пуговицы на его рубашке.
– Беда с вами, порядочными женщинами средних лет! – жалобно произнес Патрик. – Оказывается, вас интересует только секс. Ты даже не сказала, что любишь меня!
Лу покрыла его шею легкими поцелуями.
– Я люблю тебя. Я люблю тебя, люблю тебя…
Патрик нежился под поцелуями:
– Счастье мое! – воскликнул он и повернулся так, что оба оказались на ковре перед камином.
Горячие пальцы опять заскользили по бедру и зацепили край чулка. Лу забыла обо всем на свете. Их собственное пламя полыхало уже вовсю, и ничто не могло помешать им.
