– Правильно делаешь, – сказал Моррис. – Только не затягивай его слишком сильно.
– Нам было нужно, чтобы и Кристина и скупщик знали место отгрузки. А также то, что Кристина называла генератором произвольных чисел. Это математический термин, можешь проверить. Число, обозначавшее место отгрузки. Для каждого места – свое число. Это было общедоступное место. И если за тобой наблюдали, то видели, что ты гуляешь и глазеешь на то, что видно каждому. – Он немножко успокоился. – Дьявол, дайте хоть попить.
– Томми, принеси ему попить. У нас там, в машине, запасы.
– Хорошо.
– Может, ты отложишь эту штуку? – Рик указал на дрель.
– Продолжай говорить, Рик. Нам нужно знать больше.
Рик кивнул, демонстрируя понимание.
– Предполагалось, что место встречи Кристины и скупщика будет достаточно просторным, чтобы они не слишком друг к другу приближались. Тони сказал, что не следует каждый раз появляться в одном и том же месте. Так что Кристина выбирала разные публичные места в городе, в Манхэттене, для обозначения которых мы генерировали произвольные числа. – Он посмотрел на троицу. Говори и не останавливайся, скотина, но о Кристи – ни слова. – Мы заранее договаривались, в какой день они оба пойдут искать место, соответствующее определенному числу. В один и тот же день, в одно и то же время.
– Продолжай.
– Я продолжаю, черт побери, продолжаю. – Рик попытался пошевелить ногой. Невозможно. Кровь все еще шла, но не сильно. Томми вернулся и дал ему бутылку чая со льдом. Что еще можно рассказать? – Уже прошло несколько лет, понимаешь? Дальше, я уже говорил, Тони требует от Кристины, чтобы она нашла способ не переговариваться со скупщиком. Она такой способ придумала.
– Но как вы узнавали время встречи? – спросил Моррис. – Ведь эта проблема возникала каждый месяц.
– Кристина использовала алгоритм для решения вопроса. Время и день мы получали, исходя из генерированных чисел. Прежнее число обозначало час, предположим, три, а новое – день, например, четыре, значит, встреча назначена на три часа на четвертый день следующего месяца.
– А как насчет ноля? – Моррис взглянул на свой список. – Как вы эту проблему решали?
– Ноль означал десять. Кроме того, Кристина установила, что числа от семи до девяти – время до полудня, ноль – десять часов утра, а числа от одного до шести – после полудня. Таким образом, она всегда оказывалась в гуще людей. Встреча всегда происходила в первые десять дней месяца, вот так.
– А как насчет времени и числа отгрузки? Вы ведь не могли произвольно назначать время, с трафиком и парковкой и прочими возможными задержками. К тому же эти хреновы парады, или еще что-нибудь. Впрочем, вы могли назначать время, делая поправку на задержки из-за трафика, – подсказал Моррис.
– Конечно, – согласился Рик, – но были, помню, и потруднее задачки. Скажем, если число, обозначавшее место отгрузки, выпадало подряд дважды, то есть фуру ожидали бы в одном и том же месте, в одно и то же время, в один и тот же день два месяца подряд – это было бы рискованно. Так она придумала кое-что, но что именно – я уже не помню.
Моррис сверился со своим списком.
– А как насчет тех мест, где вы получали числа?
– Я помню несколько, – сказал Рик, чувствуя, что теряет силы. Боли в ступне и лодыжке слились в одну. – На Пенн-стейшен, на табло расписания, на большом биржевом табло на Таймс-сквер, на цифровом термометре на Галс-энд-Вестерн-билдинг, кажется, последняя цифра, поскольку она…
Моррис снял часы.
– Эй! – завопил Рик. – Я вам все сказал!
– Ты не сказал, где находится Кристина.
– Я сказал вам: я сам ее ищу. Я уже почти…
– Дрель.
Он боролся изо всех сил, пытаясь ударить их головой, брыкаясь ногами. Но наручники… Томми заломил ему руки за голову, Джонс сел на ноги. Моррис прикоснулся сверлом к грудной клетке Рика. Он почувствовал, как сверло крошит кость, заставляя всю грудь вибрировать.
– Рик, – прошипел Моррис ему в ухо. – Давай, будь молодцом, скажи нам, где она, парень.
Рик попробовал вдохнуть.
– Я не знаю! – прокричал он жалобно. – Я – подожди, я – о… – Внезапно его охватила ненависть. – Вы, ублюдки, пошли вы все к чертовой матери.
Моррис кивнул Томми и Джонсу.
– Давай, челюсть.
Его голову пригнули к старому деревянному столу. Он ударил одного из них в грудь, забыв о раненой ноге, набрасываясь в слепой ненависти. Его схватили за волосы и били изо всех сил головой об стол. На мгновение он потерял сознание. И в этот момент сверло пронзило его небритую щеку, раскрошив один из верхних зубов. Боль пронзила глаз, ухо и шею. Перед ним замелькали белые раскаленные огни. Он держал рот открытым, прижимая язык к небу, стараясь избежать сверла, которое вращалось во рту, смешивая кровь с осколками зубов и мясом, прохаживаясь взад и вперед по разрушенным корням зуба. Голова его трещала от боли. Возможно, он кричал.
Рик обессилел, глаза закрыты, рот наполнен кровью. Моррис вытащил сверло, но не аккуратно, а протащив его по нижним зубам, и боль вновь вонзилась в глазную впадину, прошла по ушному каналу и достигла носа. Он почувствовал, как прохладный воздух холодит рот через дыру в щеке. Горло было забито липкой и теплой кровью. Рик осторожно закрыл и открыл рот, пробуя языком осколки зубов на деснах.
– Вот это, я должен признаться, было ошибкой.
– Почему? – спросил Джонс.
– Если хотят, чтобы парень говорил, рот ему не сверлят.
– Пожалуй, ты прав.
Моррис нагнулся к Рику и зашептал. Его дыхание отдавало железом, как бывает после употребления лекарств.
– Ты рыщешь по всей Гринвич-Виллидж, Рик. Выслеживаешь, заходишь в магазины и говоришь с людьми. Я прав? Ты думаешь, мы этого не знаем?
– Эй, по-жди, подожди. – Он тяжко задышал. – Она, возможно, где-то там, может быть, где угодно… Я не знаю…
Моррис его не слушал.
– Томми, ты прихватил ящик со льдом, как я тебя просил?
– В багажнике.
– Пойди принеси его.
– Хорошо.
– И прихвати фотоаппарат.
– Обязательно.
– Эй, Рик, – сказал Моррис. – Она этого не стоит, понимаешь? Я тебе вот что хочу сказать – эй! – мы разумные люди. Давай так – ты все нам рассказываешь, мы тебя отвозим в больницу, где тебя залатают. Ведь из тебя кровь хлещет, сам видишь. И дела твои довольно хреновые. Скажи нам все сейчас, и мы тебя доставим в отделение «Скорой помощи».
Рик издал нечленораздельный звук.
– Ведь это же так просто, займет не больше пяти минут.
Штаны Рика намокли, голова горела. Руки были холодными, ему хотелось спать. Может, и правда отвезут в отделение «Скорой». Не мог же он умереть здесь, еще не пришло его время. Моррис включил дрель. Рик закрыл глаза.
– «Джим-Джек», – сказал он. Его рот содрогался в агонии. – Блик-ер.
– Дальше.
– Работает там.
– По каким дням?
Рик этого не знал, но они бы ему не поверили.
– С понедельника по субботу.
– Вечером? Днем?
– Да, да.
– Это в самом центре, можем взять ее в любое время, – сказал Томми.
– Хорошо. – Моррис опять повернулся к Рику. Взглянул на дрель и включил ее. – Где она живет?
– Я – я не… знаю. – Он не хотел этого говорить. Он испытывал раскаяние. Закрыл глаза, задыхаясь.
– Вот оно, начинается, – выдохнул Моррис. – Я видел подобное.
– Я люблю ее… Люблю эту девушку! – Дрель взвыла возле его уха, и он заплакал, содрогаясь в конвульсиях. Ничтожный, слабый и искалеченный. Боящийся умереть. – Я любил… – Он постыдно всхлипнул и закрыл глаза руками в наручниках.
– Нет, нет, Рик, – объяснял Моррис. – Только не это, не сейчас. Ты не должен сломаться. Продержись еще немного и скажи нам адрес. Просто возьми и скажи – ведь ты можешь. Давай говори.
– Я люблю ее, я действительно люблю! – взвыл он, ненавидя себя.
– Знаю, что любишь, – раздался голос Морриса, в котором прозвучало что-то вроде понимания. – И это замечательно, я тебя за это уважаю, но толку – никакого. Ты должен нам сказать ее адрес, Рик. Тебе придется сказать. Потому что если не скажешь, опять получишь сверло. Ты знаешь, что я не шучу. Ведь так? Я мастер своего дела, Рик.
Я работал медбратом девять лет. И всякого повидал. Ты полностью под моим контролем. И твое тело, и твой мозг, а у меня в ящике с инструментами множество других неприятных приспособлений. Так что, давай-ка, говори ее адрес, или дело обернется для тебя очень плохо.
– Ах… – выдохнул Рик, не зная, что ему делать.
Дрель взвыла. Она была так близко, что он чувствовал запах горелого, исходивший от электромотора. Совсем близко у ноздрей, почти внутри, щекоча их.
– Восточная Четвертая… – прошептал он. – Первое авеню. Голубой дом. На почтовом ящике – Вильямс.
– Вильямс? – произнес Моррис, отводя дрель.
– Да.
Моррис выключил дрель.
– Хорошо, очень хорошо.
Прошло несколько минут. Изо рта текла кровь вперемешку со слюной. Его беспокоили не столько лодыжка и ребро, сколько зуб, уничтоженный, высверленный, с обнаженными корнями. Языком он чувствовал дыру в щеке. Они усадили его и дали картонную коробку апельсинового сока. Он залил им рубашку. Сок обжег его зуб, но прочистил горло.
– О'кей? – спросил наконец Рик. – На этом все?
Моррис покачал головой.
– Ты нам не сказал про деньги. – Что?
Томми протащил по полу здоровенный ящик со льдом. На шее у него болтался «полароид».
– Большие деньги в коробках.
– Не знаю я ни про какие деньги! – заорал Рик. Он попытался встать, но упал на пол. – Давайте, везите меня в больницу!
– Мы еще не совсем закончили, – заметил Моррис. – Томми, покажи Рику кулер.
Томми подтащил ящик.
– У нас все под контролем, Рик, – сказал Моррис. – Помогите ему забраться на стол. – Он послюнявил палец, стянул обручальное кольцо и положил его в карман. – Хорошо, а теперь мы попробуем выяснить, знаешь ли ты, где деньги…
– Не-а… – Он ничего не понимал.
Он почти не мог говорить, его рот опух и затвердел. Моррис перевел взгляд на его руки.
– Мы собираемся одну из них отрезать.
– Нет! Пожалуйста! – он взглянул в глаза Морриса. Тот не шутил.
– Томми, ты пленку вставил в эту чертову камеру?
– Конечно.
– Тони нужно доказательство, как тебе известно.
– Черт! – заорал Рик. – Что это? Что?
– Левую или правую? По твоему желанию.
Ему казалось, что он бредит.
– Которую? – переспросил Моррис.
– Мне правая нужна!
– Тогда левую, – он указал на наручники. – Снимите наручник с левой и прикуйте правую к столу.
Моррис открыл один из ящиков для инструментов.
– Тут у меня кровоостанавливающий артериальный зажим, который я закреплю на твоей руке выше локтя, – сказал Моррис тихо. На его лице появилась маска умиротворенности. – Кровью ты у нас не истечешь. И никаких проблем с рукой – обложим ее льдом, она спокойно пролежит часа четыре.
– Я вам, к чертям собачьим, все сказал, – просипел Рик.
Моррис приблизился к нему и присел.
– Итак, вот что мы собираемся сделать, Рик. У нас была неплохая предварительная дискуссия, но теперь мы должны поговорить серьезно. Если ты нам скажешь, где деньги, мы заканчиваем прямо сейчас.
Рик искал на лице Морриса объяснение, он уже больше ничего не понимал.
– Но если ты не скажешь, тогда я продолжу свою процедуру. Надо же закончить работу. Такие вот дела. И еще хочу тебе сказать – не бойся. – Глаза Морриса приблизились к Рику. – Я введу в руку катетер, через который будет поступать физиологический раствор. Чтобы компенсировать потерю крови, правда незначительную.
– Нет, нет!
– Я полагаю, что мне удастся перекрыть артерию в течение шестидесяти секунд, сорок пять будет оптимально, – объяснил Моррис. – На катетер я поставлю наконечник диаметром четырнадцать, то есть достаточно большой. Тебе будут вводить морфий, поскольку возникнет такая необходимость. Сначала введем пятнадцать миллиграммов, я буду следить за твоим дыханием. Обычно и пяти миллиграммов хватает, но в данном случае пятнадцать будет в самый раз.
Моррис явно был доволен своим монологом.
– Я отрежу выше локтя, – продолжал он. – Это очень легко. Мускулы и кость. Я предпочитаю не резать в локтевом суставе, видишь ли. Там множество нервов и кровеносных сосудов. У меня вполне достаточно морфия для обезболивания. Но если я не чисто сработаю, мне трудно будет найти артерию. – Он говорил как человек, погруженный в свою стихию. – Так вот, выше локтя не должно быть проблем с артерией. Кроме того, если резать по локтю, рука будет изуродована навсегда, если выше – нет. Эти парни в Центре реплантации в Бельвью просто волшебники, особенно когда имеют дело с чистым срезом. Так что главное во всей процедуре – это кровоостанавливающий зажим. – Он продемонстрировал Рику гемостат из нержавеющей стали с фиксирующимися зажимами. – Более эффективно, чем обычный хирургический турникет. Как только мы отрежем руку и поставим зажим, все будет в порядке, Рик. Ты не умрешь. Может быть, тебе покажется, что ты умираешь, возможно, будешь какое-то время в шоке, но определенно не умрешь.
Видишь ли, объяснял Моррис «пациенту», способность тела к выживанию поразительна. Оно оберегает себя. Мы конечно же промоем рану бетадином и наложим повязку, так чтобы ребятам, которые будут над тобой трудиться, досталась чистая рана. Томми сфотографирует каждый этап процедуры. Что же касается руки, я оберну ее целлофаном в месте разреза, заверну в алюминиевую фольгу и положу на лед. Она не будет прямо соприкасаться с ним. Ты можешь об этом не беспокоиться. Нужно, чтобы рука была остужена, но не заморожена. Тогда в течение трех-четырех часов ее можно пришить. К тому времени ты будешь в Бельвью. Я сильно облегчу жизнь тамошним хирургам.
Моррис ждал, что Рик начнет протестовать, но тот был подавленным и обессиленным. Боль мучила кровоточащий остаток зуба, в налившихся кровью глазах потемнело.
– Я о тебе хорошо позабочусь, понял? Но если ты начнешь сопротивляться, обзывать меня или драться, тогда я дам тебе наркан. Что это такое, спросишь ты. Я бы назвал его богом в шприце. Он блокирует действие морфина. Антидот. С его помощью можно заставить парней, которые от передозировки выглядят как покойники, встать и запеть. Я эти опыты проводил сам. Так что если ты начнешь брыкаться, Рик, я введу тебе два миллиграмма наркана, и он нейтрализует те пятнадцать миллиграммов морфия. Наркан начнет действовать через двадцать секунд. Понятно? Это значит, что твое состояние изменится: ты почувствуешь, что руку только что отрезали. Не слабо, правда? – Моррис замолчал, успокаиваясь. – И будь уверен, она уже будет отрезана. – Он бросил взгляд на Томми. – Достань мою циркулярную пилу. А также подай пластиковый комбинезон. Хорошо, включаем музыку. Ты пленки взял?
Голос Томми отозвался эхом в пещере комнаты Я люблю свою руку, свои пальцы, подумал Рик со странной отстраненностью.
– Обожди, обожди, – тихо сказал он. – Обожди…
– У меня есть «Роллинг Стоунз», «Солт энд Пеппер», шиеетпся Брюс Спрингстин, Вилли Нельсон – знаешь, наверное, «Голубые глаза плачут под дождем» – разная хорошая музыка. – Моррис повернулся к Рику. – Какой будет заказ?
Рик сжал кулак левой руки как напоминание. О Пол, подумал он, сделай что-нибудь, пожалуйста.
– Выбирай, – приказал Моррис.
Рик выплюнул кусок зуба на нижнюю губу. Боль в ребре возобновилась.
– Поставь Брюса.
– Отличный выбор, – кивнул Моррис с одобрением. – Чудесно. Включи погромче, Томми. Хорошо. Да. Давай пилу. – Он посмотрел на Рика. Его рот был искривлен гримасой. – Все сделаем быстро, парень. Слушай музыку.
Комната 527, «Пьер-отель» Шестьдесят первая улица и Пятая авеню, Манхэттен
21 сентября 1999 года
Кто-то выбирает ему костюмы, предположила она, наблюдая за Чарли у стойки бара. Он прихлебывал из бокала и читал что-то, не заметив, как она подошла к нему. Она подготовилась к встрече, потратив почти все свои деньги: новая помада, духи, пара фальшивых золотых серег. Сейчас ей показались смешными ее ухищрения – что ему до всего этого. Одета она была в то же черное платьице, другого у нее, собственно, и не было. Довольствуйся тем, что имеешь, советовали ей в тюрьме.
В этот день она работала в «Джим-Джеке» в дневную смену, закончила в четыре и поспешила домой под проливным дождем, чтобы принять душ и почистить перышки. Она спрашивала себя: что может привлекать мужчин, которым далеко за пятьдесят, в молодой женщине? Молодость, в первую очередь. А вот яркое и дешевое – не для таких, как Чарли. Если он почувствует безвкусицу, постарается избежать отношений. Вежливо улыбнется и отойдет. Она прикоснулась рукой к рукаву Чарли.
– Эй, мистер, – прошептала она, – помните меня? Я та девушка, которая заигрывала с вами прошлым вечером. – Быстро поцеловала его в щеку, оставив следы помады. Она нервничала и была слегка неуверена в себе, но рюмка-другая это поправит. – Давно меня ждешь?
– Нет. – Он сложил листок, который читал, и спрятал его в нагрудный карман. Они постояли в молчании. В его голубых глазах была печаль. Она вспомнила историю с его сыном.
Кристина заказала выпивку.
– Ты выглядишь мрачным и озабоченным или равнодушным.
– Вовсе нет, – сказал он, – просто дела. – Неловко переступил с ноги на ногу.
– Всего лишь тяжкий груз дел?
– Именно так, – сказал он. – Каждый делает хорошую мину при плохой игре и при первой же возможности всаживает нож в спину другому.
Она коснулась шрама на его руке, погладила его.
– Почему ты стал бизнесменом?
– Хотел делать деньги.
– А другие склонности были?
– Ты имеешь в виду артистические, музыкальные? Хотел ли я стать танцором-чечеточником?
– Тебе лучше знать.
– В то время я думал, как прокормить свою семью.
Она отпила из бокала, не зная, что сказать. Неужели он никогда не мог заниматься тем, что нравилось?
– В твоей жизни произошло такое, чего не ожидал? – спросила она.
– А разве бывает иначе, Мелисса? Не сомневаюсь, что с тобой тоже что-то случалось, к чему ты не была готова.
– Я думала, что ты видишь во мне просто привлекательную женщину, которой нравится с тобой болтать. Хочешь узнать больше? – Она почувствовала, что от выпивки загорелись щеки.
– Ты, без сомнения, привлекательная и молодая. Почему же не замужем или не встречаешься с каким-нибудь замечательным парнем?
– Если бы только знал.
– Ну, не преувеличивай.
– Слушай, вчера, когда я услышала, как ты распекаешь кого-то по телефону, а потом увидела твой отсутствующий взгляд, который ты бросил на меня, я подумала – вот наконец-то живой человек. – Она мягко шлепнула его по руке. – Понятно?
– Понятно. – Он улыбнулся. – А в тебе что-то есть.
– Мне приходится производить впечатление, – поддразнила она его. – Как же иначе я привлеку твое внимание?
– В этом смысле ты преуспела.
– Я заметила, что у тебя что-то со спиной.
– Я в полном порядке. – В его голосе послышалась сухость.
– Ты просто ходишь слишком прямо, вот и все.
Он промолчал.
– У тебя была травма?
Он вынул из нагрудного кармана знакомый ей листок бумаги, кинул на него взгляд, потом сложил и спрятал обратно.
– Это случилось давно.
Они снова замолчали. Ей захотелось поцеловать его в бровь. Он не может начать разговор о чем хочет, просто не знает как. Она склонилась к нему поближе.
– Чарли? – прошептала она.
– Да?
Она нежно поглаживала его руку, вернее, материю костюма.
– Сними номер.
– Здесь?
Она кивнула.
– Конечно. Ты приляжешь, я буду массировать тебе спину и услаждать приятной беседой.
Он внимательно посмотрел на нее, в глазах была грусть.
– Мелисса, ведь я не молод. Я…
Она прикоснулась пальцем к его губам.
– Доверься мне, – прошептала она. – Мы ограничимся беседой, если это все, чего ты хочешь.
Он тяжело вздохнул и вытащил бумажник. Положил кредитную карту на стойку бара, взял салфетку и написал на ней: «Мне нужна комната на двоих сейчас. Устройте это, пожалуйста. Пятьсот долларов чаевых». Подозвал бармена и положил перед ним кредитку и салфетку.
Тот прочитал просьбу, моргнул в знак согласия и, не посмотрев на Кристину, исчез, чтобы сделать звонок.
В номере было слишком холодно, он выключил кондиционер. Сквозь окна проникал последний свет угасающего дня. Он сел в мягкое кресло. Вглядись в его глаза, сказала она себе, тогда кое-что поймешь. Слова – это маскировка, как и твои собственные. Она закурила.
– Мне, наверное, не следует здесь курить?
– Все равно.
Она сделала одну затяжку и затушила сигарету. Удастся ли соблазнить его? Мысли были только об этом.
– Чем ты занимался, когда был в моем возрасте? – спросила она.
– А сколько тебе лет?
– Двадцать семь.
– Я летал на самолетах. Она была удивлена.
– На каких самолетах?
– Реактивных истребителях.
Она пыталась связать то, что он сказал, с человеком, которого видела перед собой.
– Я делал Мах-два множество раз. Это что-то около тысячи шестисот миль в час.
– Ты летал во время Вьетнамской войны?
Он кивнул.
– Ты сбрасывал бомбы?
– Да.
– Ракеты, напалм?
– Да, все это.
– И ты видел Сайгон во время войны?
– Точно так.
– Ты изменял своей жене?
– Нет.
– Никогда?
– Никогда.
– Почему?
– Это меня не сильно интересовало.
– А что сильнее?
– Полеты.
– Ты все еще летаешь?
– Только бизнес-классом.
– У тебя удачный брак, я думаю.
– Вполне нормальный.
– А что это значит?
– Все хорошо.
– Она когда-нибудь изменяла?
– Всякое могло быть, но не думаю. Я надолго уезжал, в нашей жизни было много неопределенности. Вообще-то я вовсе не тот человека, который легко прощает или не видит ничего особенного в измене. Но при тех обстоятельствах я бы не очень возражал.
– А ты ее когда-нибудь спрашивал?
Он покачал головой. Нет – не спрашивал.
– Почему?
– Какая разница…
– На сколько ты уезжал?
– Пару раз на шесть-семь месяцев.
– Но ведь это было давно, – сказала Кристина, сидя на краешке кровати.
– Да, это уже история.
– Итак, ты служил во флоте…
– Прошу прощения, в ВВС.
– Ну да, конечно, в ВВС. А потом стал бизнесменом.
– Можно сказать, что и так.
– Я могла бы быть твоей дочерью. Извини, вырвалось…
Он заерзал в кресле.
– Ты младше моей дочери, Мелисса.
– Расскажи все-таки о своей спине.
– Я перенес несколько операций.
– Как ты ее повредил?
Он закрыл глаза и вздохнул.
– Я не люблю вспоминать это.
Похоже, у него какая-то неизлечимая болезнь, подумала она.
– Прости, Мелисса. – Он поднялся и начал ходить по комнате. – Понимаешь, я хочу быть с тобой, но именно это меня и беспокоит. Я всегда играл по правилам. Сейчас же… В общем, у меня есть разные причины для дурного настроения.
Она придвинулась к нему, взяла его руку и погладила шрам. Они молчали. Кристина разглядывала его: он определенно был очень красивым мальчиком и сейчас хорош – в отличном костюме, очень изысканный, несмотря на хромоту. Кристина чувствовала себя с ним удивительно хорошо. Она стала снимать с него пиджак. Он не помогал, но и не сопротивлялся. Повесила пиджак на ручку кресла.
– Все нормально? – прошептала она.
Он промолчал. Развязала его шелковый галстук и положила на пиджак. Она слышала его дыхание, губы крепко сжаты. Расстегнула рубашку, под ней была футболка, заставила его поднять руки, почувствовав соленый, терпкий запах мужчины. Он повернулся к ней, она провела по его торсу руками. Плечи и позвоночник были покрыты большими шрамами.
– Можно дальше? – прошептала она.
Он закрыл глаза. Она наклонилась и развязала его ботинки. Сняла их и поставила в сторону, каблук к каблуку. Потом расстегнула ремень и брюки, которые упали на пол. Он медленно освободился из штанин. Она провела руками по его ноге и внезапно остановилась, не веря своим ощущениям. Гладкая поверхность бедра вдруг обрывалась кратером сквозного ранения. Значительная часть плоти на бедре просто отсутствовала. Ее руки скользнули по его икрам к носкам. Она сняла их. На левой ноге не хватало двух пальцев. Кристина посмотрела ему в лицо, нежно положив руки на грудь. Его кожа была теплой. Я хочу его, подумала она, действительно хочу. Она сдернула с него трусы. На ощупь его член был мягким, вполне нормальным. Потрогала мошонку, нащупав на ней рубец от шрама. У него было одно яичко. Она подержала его в руке и посмотрела на Чарли. Его глаза были закрыты, он слегка дрожал.
– Ты попал в аварию? – прошептала она.
– Меня сбили.
– Попал в плен?
Он кивнул.
– Расскажи мне.
Он закрыл глаза.
– Расскажи, пожалуйста.
Его глаза оставались закрытыми. Она прижалась губами к его груди. Как он изуродован и как прекрасен! Я люблю этого мужчину, сказала она себе. И прижала его к кровати.
– Я не уверен, что я…
– О чем ты? – спросила она нежно.
– Я уже немолод, – извинился он. – И к тому же моя спина.
Она помогла ему языком, он не возражал. Его член напрягся.
Она выскользнула из своей одежды.
– У нас есть противозачаточные? – спросил он с волнением.
– Все хорошо.
Для нее это не проблема. (Шансы забеременеть были очень малы.) Прежде она легко достигала оргазмов. Но сегодня не стоит многого ожидать. Просто полежать с ним рядом.
– Не дави на меня всем весом, пожалуйста, – прошептал он.
Она села, упершись на ляжки, и откинулась назад.
– Хорошо, – отозвалась она, двигаясь вверх и вниз, не позволяя члену выскочить. Чувствуя, как глубоко он входит в нее, она ощутила тепло и задрожала. Потом положила его большие руки на груди, прижимая пальцы к соскам. – Я хочу лечь, – сказала Кристина вскоре.
– Боюсь, у меня не получится, – признался он.
– Давай попробуем.
Она легла на спину. Он склонился между ее бедрами, рукой она обхватила член и направила его, он благополучно проник в нее.
– О, – сказал он.
– Больно? – прошептала она.
– Нет-нет, мне хорошо.
Она обвила его руками. Рубцы перекатывались под ее пальцами. Она знала, что долго он не продержится.
– Ну же, давай, – прошептала она. – Кончай сейчас.
Он начал двигаться, но в его движениях не было плавности, будто тело вело слегка вбок. Ее рука скользнула к члену, прижав его у основания. Он продолжал.
– Пожалуйста, – выдохнул он в удивлении. – Не отпускай.
Она почувствовала на его коже пот, дыхание участилось.
– Кончай сейчас, – сказала она ему. – Я этого хочу.
Он ускорил толчки, но и только… Наверное, он испытывал страшную боль, потому что вспотел еще сильнее. Но она была в нем уверена. Ее руки скользнули по узловатой спине и обвились вокруг шеи. Она притянула его голову к своей и посмотрела в широко открытые глаза, даже в темноте была видна их голубизна, и вонзила в рот язык так глубоко, как только могла. Именно сейчас она поняла, что он за мужчина, каково ему пришлось в плену. Ведь она тоже была в заключении. Они чувствовали печаль друг в друге, она в этом не сомневалась. И хотела помочь ему преодолеть боль. Она просто-таки сочилась влагой любви, делая все, чтобы он вошел в нее еще глубже, лаская и воодушевляя ее. Он, казалось, понял это. Наконец он ускорил ритм, член его напрягся. Внезапно она почувствовала, что голова ее идет кругом, напряжение внутри нарастает. И она забилась в конвульсиях оргазма. Бездыханная, она откинулась назад. Он ускорил ритм. Пот лился с ребер и узловатой спины, тело сотрясалось от напряжения, и, наконец, он издал нечеловеческий вопль и глубоко вонзился в нее. Отбросил голову назад, глаза закрыты, лицо неподвижное, жесткое. Потом он наклонил к ней голову, выдохнул и открыл глаза. Она увидела то, что он так тщательно скрывал от всех: этот человек некогда был убийцей.
Они пролежали под простынями около часа. Чарли почти ничего не произнес. Она волновалась – хранит молчание от разочарования или раскаяния. Взяла его руку, поцеловала. Он просунул ей под шею ладонь и притянул ближе. Она лизнула его в сосок, нежно прикусив его. Тогда он сказал:
– Похоже, тебе удалось вернуть меня к жизни.
Она обрадовалась этим словам.
– Ты на себя наговариваешь, можешь мне поверить.
Он взглянул на часы.
– Я бы мог здесь пролежать три дня, Мелисса.
– Тебе пора уходить?
– Забот хватает. А в четверг улетаю.
– В Китай?
– Да. С заводом много проблем.
– У тебя, что же, нет добросовестных молодых вице-президентов, на которых можно положиться?
Он тяжело вздохнул, этот вопрос ему задавали не впервой.
– Но тогда мои проблемы станут известны всему миру.
– Смогу я тебя увидеть, когда ты вернешься?
– Да, непременно. – Он сел и свесил ноги с кровати.
Она прижалась к его теплой спине. То, что между ними произошло, должно перерасти в большее, чем секс, размышляла она. Более сложное, чем просто секс. С ним она в безопасности. Не сейчас, а когда они сблизятся по-настоящему, скажет свое настоящее имя.