От огней Атланты ночное небо казалось бледным, и звезд почти не было видно. Какая чудесная ночь сейчас на берегу океана. Он сидел бы теперь перед домом вместе с Молли и Уилли и смотрел на звездопад, вслушиваясь в ночные звуки. Они с жаром убеждали друг друга, что метеориты падают с тихим свистом, который дано услышать не каждому. Летний дождь метеоритов как раз в самом разгаре, и Уилли, как всегда, не загонишь спать.
Он передернул плечами, глубоко вздохнул. Думать о Молли не хотелось. Неуместно это здесь, да и от дела отвлекает. Грэхему не всегда удавалось провести грань между тем, что уместно в данной ситуации, и тем, что отдает дурным вкусом. Наблюдатель, который смог бы проследить за ходом мыслей Грэхема, был бы поражен мешаниной, парящей в его голове, отсутствием четких границ между мыслями о предметах, не имеющих ничего общего между собой. Все, услышанное и увиденное вновь, причудливо соединялось с воспоминаниями прошлого. Любой другой человек вряд ли смог бы сохранить здравый рассудок, продолжая удерживать эти образы в памяти. Сам Грэхем не знал заранее, куда уведет его воображение, но был бессилен остановить поток собственных мыслей. Заложенные воспоминанием понятия о границах допустимого отступали перед его шокирующими своей раскованностью фантазиями. Возможно, он и сам хотел, чтобы в его сознании существовали барьеры, надежно защищавшие все, что было ему дорого в жизни, от разрушительного воздействия его собственных мыслей, сменявших одна другую со скоростью света. Обычные, стереотипные оценки мало значили для него, не они определяли его восприятие действительности.
Грэхем считал свой образ мышления гротесковым, но отнюдь не бесполезным, сравнивая его со стулом, сделанным из оленьих рогов. Но как бы там ни было, он все равно не смог бы изменить себя.
Грэхем погасил свет в комнатах и вышел из дома тем же путем, каким проник сюда — через кухню. Он посветил фонариком в дальний конец веранды и выхватил из темноты велосипедную раму и плетеную собачью подстилку возле ступенек. Во дворе он заметил конуру, на крыльце стояла миска.
Интересно… А ведь все говорит о том, что ночное нападение оказалось для Лидсов полной неожиданностью.
Прижав подбородком фонарик к груди, он нацарапал записку для Крофорда; «Джек, а где была собака?» Грэхем ехал обратно в гостиницу. В половине пятого утра вряд ли могла возникнуть сложная дорожно-транспортная ситуация, но Грэхем вел машину с осторожностью. Мысли его были далеко. Головная боль не утихала. Он посматривал по сторонам, надеясь заметить дежурную аптеку.
Аптеку он нашел на Пичтри-роуд. Владелец заведения продал Грэхему упаковку буфферина. Яркое освещение зала слепило уставшие глаза. Обтрепанный, весь в перхоти пиджак аптекаря раздражал Грэхема. Он терпеть не мог молодых аптекарей. У них такой наглый самодовольный вид, а в аптеке полный беспорядок. Наверное, и дома тоже.
— Что-нибудь еще?
Пальцы аптекаря нацелились на клавиши кассового аппарата.
Гостиницы, более идиотской, чем эта, возведенная возле нового Пичтри-цснтра, местные фэбээровцы, разумеется, не могли для него подыскать. Прозрачные стеклянные шахты лифтов, по-видимому, должны были не дать забыть ему о том, что он на самом деле в городе.
На свой этаж Грэхем поднимался вместе с двумя участниками конференции. На лацканах их пиджаков выделялись значки с фамилиями и приветствием «Хай!». Они держались за перила и обозревали вестибюль из поднимавшейся стеклянной клетки.
— Смотри-ка, вон за конторкой Вилма, — заметил тот, что повыше, — надо же, и эти тут, как тут. А хорошо бы трахнуть ее.
— Да, чтобы она хорошенько подрыгала ногами, — отозвался второй.
Явная похоть звучала в их голосах. Похоть и желание отмочить что-нибудь эдакое.
— А знаешь, зачем женщине ноги?
— Зачем?
— Чтобы она не оставляла след, как улитка.
Двери лифта открылись.
— Это наш? — спросил высокий и сам себе ответил: — Наш.
Выходя из лифта, он задел о стенку.
Очутившись в номере, Грэхем положил папку на столик у кровати, но потом решил убрать ее с глаз долой, в ящик.
Хватит с него на сегодня трупов. Звонить Молли еще слишком рано.
Совещание в полицейском управлении Атланты было назначено на восемь утра. Похвастаться там ему будет нечем.
Он попытался заснуть. Мозг его напоминал хранилище противоречивых, порой взаимоисключающих выводов. Ощущая этакую опустошенность, он взял с полки в ванной стаканчик, налил в него виски ровно на два пальца и залпом выпил. И снова лег. Его давила тьма. Он опять встал, включил свет в ванной комнате и представил себе, что там Молли, которая расчесывает волосы перед сном.
В ушах звучали строки из протокола вскрытия, произнесенные его собственным голосом, хотя он помнил, что не читал его вслух. «Кишечник заполнен… В нижней части правой голени следы талька… Глазное яблоко повреждено вследствие ранения осколком стекла…» Грэхем заставил себя вызвать в памяти шум прибоя, накатывающегося на песчаную отмель. Стал всерьез разрабатывать конструкцию водяных часов, которые мастерил вместе с Уилли.
Шепотом спел «Виски Ривер», потом вспомнил и пропел полушепотом «Блэк маунтин рэг». Музыку сочинила Молли.
Док Уотсон прилично вел свою партию на гитаре, но в одном месте, где вступает скрипка, как обычно сфальшивил. Молли принялась учить его забавному деревенскому танцу с прихлопами и притопами… Наконец он забылся.
Проснулся через час весь в поту. Ноги свело судорогой. Вторая подушка вздыбилась горбом на фоне освещенного прямоугольника двери в ванную. Ему вдруг почудилось, что это миссис Лидс, окровавленная, с разбитым лицом скорчилась на постели рядом с ним. Осколки зеркал торчат из пустых глазниц, струйки крови на висках точно оправа очков. Он никак не мог заставить себя повернуть голову и взглянуть на нее в упор. Где-то внутри него выла пожарная сирена. Он протянул руку и коснулся сухой простыни.
Преодолев оцепенение, он почувствовал себя гораздо лучше.
Но сердце все еще бешено колотилось. Он встал, надел сухую майку, влажную бросил в раковину. Простыня под ним тоже стала мокрой от пота, но перелечь на другую сторону постели он все же не решился. Постелил сухое махровое полотенце и улегся на него. Так и дождался утра, лежа на полотенце со стаканом виски в руке. Добрую треть стакана он выпил.
Пытаясь остановить лихорадочную гонку мыслей, Грэхем цеплялся за любой посторонний образ. За все, что угодно, лишь бы не думать об убийстве. Взять хотя бы аптеку, в которой он купил буфферин. Это было единственное событие за весь день, не имеющее отношения к преступлению.
Он предпочитал аптеки своего детства, где еще продавалась газировка. Мальчишкой, заходя в аптеку, он ощущал атмосферу чего-то таинственного и постыдного. Сразу же хотелось думать только о презервативах. Может, все дело было в особых витринах с этим товаром, к которым все время возвращался взгляд. Там, где он сегодня покупал таблетки, противозачаточные средства в ярких, наглядно проиллюстрированных упаковках демонстрировались на застекленной полочке позади кассы, точно экспонаты на выставке. Эти современные заведения не сравнить с прежними. В аптеках, которые он помнил с детства, продавалось огромное множество всякой всячины. Грэхему было под сорок, и он начинал ощущать на себе груз прошлого. Прошлое тянулось за ним, словно тяжеленный якорь в штормовую погоду.
Ни с того, ни с сего возник в памяти старина Смут. Он сбивал коктейли и был по совместительству чем-то вроде управляющего у владельца местной аптеки. Грэхем тогда еще ходил в школу. Смут выпивал на работе, забывал в солнечные дни опускать тент над витриной, и шоколад за стеклом вечно таял. Однажды он не выключил кофейник, и в аптеке начался пожар. Детям он продавал мороженое в кредит. Главным из его прегрешений было следующее: в отсутствие хозяина он заказал у поставщика пятьдесят кукол. Возвратившийся из отпуска хозяин, выставил Смута на неделю с работы, а в аптеке устроили грандиозную распродажу. Все пятьдесят кукол были усажены полукругом в витрине. Пятьдесят пар круглых фарфоровых глаз рассматривали прохожих, проявлявших незаурядный интерес к этому зрелищу. Глаза у кукол были круглыми и все василькового цвета. Грэхем специально ходил смотреть витрину. Куклы есть куклы, понятное дело, но, как ни странно, он ощущал на себе их пристальные немигающие взгляды. Слишком уж необычное зрелище являла собой эта компания фарфоровых кукол на тесном пятачке витрины.
Грэхем понемногу начал успокаиваться. Куклы с витрины его детства не отрывали от него своих взоров. Он поднес к губам стакан, сделал глоток и поперхнулся, пролив виски себе на грудь. Потянулся к выключателю лампы на тумбочке, достал папку с документами. Вот они, протоколы вскрытия детей, план супружеской спальни, на котором помечены следы крови. Он разложил бумаги на постели.
Итак, на стене остались три пятна.
Под каждым на ковре размазан кровавый след. Если посадить детей по росту… Брат, сестра, старший брат… Сходится. Все сходится.
Значит, он посадил их в ряд у стены. Лицом к постели родителей. У него были зрители. Мертвые зрители. И еще сам Лидс. Он привязал мертвого Лидса к изголовью кровати веревкой, удерживая тело в сидячем положении. Вот откуда пятно над изголовьем.
Но какое зрелище должны были наблюдать мертвые зрители? Ведь они не могли ничего видеть. О, перед широко открытыми глазами убитых разворачивалось чудовищное действо, главными персонажами которого были преступник-маньяк и труп миссис Лидс. Зрители… Безумец должен был хорошо видеть их лица.
Зажигал ли он свечу? Если так, отблески огня трепетали на застывших лицах, придавая им сходство с живыми. Полиция не нашла ни огарков, ни следов воска. В следующий раз он, может быть, додумается и до этого…
Первая — тоненькая — связующая нить, образовавшаяся между ним и преступником, лезвием впилась в его плоть. Грэхем в раздумье пожевывал уголок простыни.
Но для чего ты потащил трупы на прежнее место? Почему не оставил в таком положении? Он задавал себе этот вопрос снова и снова. А вот почему: ты скрываешь нечто постыдное, то, что я не должен знать о тебе.
Ты открывал им глаза?
А миссис Лидс была недурна собой, верно? И ты, перерезав ее мужу горло, специально включил свет, чтобы она могла полюбоваться. Ты негодовал, что вынужден был прикасаться к ее телу в перчатках.
Осмотр показал следы талька у нее на правой лодыжке.
В ванной Лидсов талька не обнаружили.
Ему показалось, что чей-то посторонний, ровный и бесстрастный, голос произнес эти две фразы, соединив между собой два разрозненных факта.
Ты все-таки снял перчатки, подонок! Тальк высыпался, когда ты стянул с руки резиновую перчатку. Ты захотел прикоснуться к ее коже, провести по ней пальцами. Затем снова надел перчатки и стер отпечатки пальцев. Но когда ты снял перчатки, ТЫ ОТКРЫВАЛ ИМ ГЛАЗА? ОТКРЫВАЛ?
Телефон у Крофорда долго не отвечал, наконец трубку сняли. Крофорд не удивился — это был отнюдь не первый звонок за ночь.
— Джек, это я, Уилл.
— Слушаю тебя, Уилл.
— Скажи мне. Прайс все еще занимается проблемой неясных отпечатков?
— Да, он с головой ушел в это. Трудится над системой единой дактилоскопической индексации.
— Я считаю, ему стоит приехать в Атланту.
— Какого черта? Ты же сам говорил мне, что у них приличный специалист.
— Да, но с Прайсом его не сравнить.
— На что ты рассчитываешь? На что он по-твоему должен обратить внимание?
— На ногти миссис Лидс на руках и ногах. Они были покрыты лаком, а это гладкая поверхность. И еще глаза, Джек. Глаза всех убитых. Мне кажется, он снимал перчатки.
— О, Господи! — вздохнул Крофорд. — Едва ли он успеет. Ведь похороны сегодня.
Глава 3
— Думаю, он прикасался к телу женщины, сняв перчатки, — вместо приветствия с порога заявил Грэхем.
Крофорд протянул ему стакан пепси из автомата, установленного тут же, в здании полицейского управления Атланты. Часы показывали без десяти восемь.
— Достоверно нам известно лишь то, что он перемещал тело, — ответил Крофорд. — На сгибе коленей, остались синяки от его пальцев. Но, увы, никаких отпечатков. Он действовал в резиновых перчатках. Ну, ну, не паникуй. Прайс уже прилетел.
Старый зануда потащился в бюро ритуальных услуг. Тела доставили из морга вчера вечером, а в этом бюро все еще не мычат и не телятся. Видок у тебя, прямо скажем, не из лучших.
Хоть немного поспал?
— Час от силы. Послушай, я уверен, он должен был дотронуться до нее голыми руками.
— Хочется надеяться, что ты прав, но местный эксперт дает голову на отсечение, что не осталось ни одного отпечатка. И на осколках зеркал тоже следы перчаток. На том, которым он кромсал половые органы женщины, есть смазанные следы указательного и большого пальцев. Но в перчатках.
— Он его наверняка протер после того, как засунул ей во влагалище, чтобы в зеркале была видна его поганая морда.
— Осколки у нее во рту и те, что торчали из глазниц, залиты кровью. Нет, не мог он снимать перчатки.
— Если судить по семейным фотографиям, миссис Лидс была красивая женщина, — задумчиво протянул Грэхем. — Как, должно быть, волнует прикосновение к коже такой женщины в интимной обстановке.
— Интимной?! — Крофорд не смог подавить отвращения в голосе.
— А какой же еще? Они остались наедине, все остальные мертвы. Он мог закрыть им глаза, мог и не закрывать, смотря что ему взбрело в голову.
— Да уж, взбрело, — повторил Крофорд. — Ее тело тщательно осмотрели, отпечатков пальцев нет и в помине. На шее синяк, но рука была в перчатке.
— В отчете нет ни слова о дактилоскопическом исследовании поверхности ногтей.
— Я думаю, ногти у нее были в крови, но это она не убийцу поцарапала, а впивалась ими в собственные ладони.
— Ступни у нее очень изящные, — пробормотал Грэхем.
— М-да.
Пойдем наверх, а то местные силы уже подтягиваются.
Джимми Прайс перешагнул порог бюро ритуальных услуг Ломбарда, громыхая своим походным джентльменским набором, который составляли два тяжелых кейса, зачехленная камера и раздвижной штатив. Прайс был весьма пожилой и желчный человек. Утомительная поездка на такси из аэропорта, да еще в утренний час пик, не улучшила его настроения.
Услужливый молодой человек с модной стрижкой не мешкая проводил посетителя в приемную, выдержанную в цветовой гамме абрикосовых и кремовых оттенков. На письменном столе не было ничего, кроме фигуры под названием Молящиеся Руки. Вошедший затем в приемную владелец похоронного бюро застал Прайса за исследованием ногтевых пластинок Молящихся Рук. Мистер Ломбард тщательно изучил документы Прайса.
— Мне, разумеется, звонили из вашего филиала или агентства в Атланте, не знаю, как оно называется, но приходится соблюдать известные предосторожности. Не далее, как вчера вечером мы не могли выдворить отсюда одного нахального типа, который хотел отснять материал для «Отечественных сплетен», даже полицию пришлось вызвать. Я рассчитываю на ваше понимание, мистер Прайс. Нам доставили тела около часу ночи, а похороны уже сегодня в пять вечера. Времени у вас в обрез.
— Я не задержу вас. Мне лишь потребуется толковый помощник, если таковой найдется. Скажите, мистер Ломбард, вы прикасались к телам?
— Нет.
— Узнайте, кто из ваших людей дотрагивался до них. У этих сотрудников нужно будет снять отпечатки пальцев.
Утренний инструктаж в полиции по делу Лидсов был почти полностью посвящен зубам.
Начальник полицейского управления Атланты Р. Джей (Старина) Спрингфилд, грузный здоровяк в рубашке с засученными рукавами, стоял в дверях вместе с доктором Домиником Принчи.
Мимо них по одному прошли в зал двадцать три полицейских.
— Отлично, ребята. Улыбочку пошире, — приветствовал свои кадры Спрингфилд. — Ну-ка покажите свои зубы доктору Принчи. Это всех касается! Эй, Спаркс, ты что, язык проглотил? Живей, живей!
На доске объявлений в помещении дежурной части привлекал всеобщее внимание большой плакат с изображением верхних и нижних челюстей. Грэхем почему-то представил себе светильник в форме человеческой головы, сделанный из раскрашенной тыквы с прорезями вместо глаз и целлофановой полоской с нарисованными зубами вместо рта. Они с Крофордом устроились позади. Сотрудники местной полиции разместились за обычными школьными партами. Чуть поодаль от остальных сидели начальник службы общественной безопасности Джилберт Льюис и офицер по связям со средствами информации.
Спустя час Льюису предстояло провести пресс-конференцию.
Начальник полицейского управления открыл рабочее совещание.
— Значит так, с этой минуты хватит переливать из пустого в порожнее. Если вы перед нашей встречей удосужились просмотреть сводки на этот час, то не могли не заметить, что мы топчемся на месте. Ставлю следующие задачи: продолжить поголовные опросы жителей, расширив охват территории еще на четыре дома вокруг места преступления. Отделение агропромышленного банка выделило нам в помощь двух квалифицированных служащих. Вместе с ними необходимо проанализировать данные о продаже билетов на Бирмингем и Атланту и посмотреть, как согласуется с этим информация по прокату машин в этих двух городах. Далее. Сегодня дежурные наряды в аэропортах и гостиницах еще раз пройдутся по всем точкам. Еще раз, понятно? Опросить всех горничных, служащих гостиниц, особенно регистраторов. Он должен был где-то привести себя в божеский вид. Вполне возможно, что, отмываясь после этой бойни, он наследил. Если вам удастся найти номер в гостинице, где он останавливался, немедленно вытряхнуть оттуда всех постояльцев и срочно связаться с прачечной, куда отправили грязное белье. А теперь доктор Принчи расскажет и покажет нам кое-что интересное. Пожалуйста, доктор.
Главный медицинский эксперт округа Фултон подошел к плакату с изображением челюстей. В руках он держал гипсовый слепок челюсти.
— Все хорошо видят этот муляж, джентльмены?
Так выглядят зубы преступника. Специалисты Смитсоновского института в Вашингтоне воссоздали их по конфигурации укусов на теле миссис Лидс, а также четкого прикуса, оставленного на куске сыра из холодильника Лидсов. Обратите внимание, боковые клыки у него скреплены штифтами.
Принчи указал на плакат и продемонстрировал боковые зубы на слепке.
— Линия зубов неровная, некоторые выдаются вперед. Один резец слегка выщерблен, второй надтреснут. Такой дефект передних зубов встречается у профессиональных портных, часто перекусывающих нитку.
— Кривозубый выродок, — прокомментировали в зале.
Высокий полицейский в первом ряду спросил:
— Док, а вы уверены, что сыр надкусил именно преступник?
Принчи терпеть не мог фамильярного обращения «док», но тут пропустил его мимо ушей.
— По укусам на тележертвы, равно как и по анализу слюны на куске сыра, можно сделать заключение, что слюна данного типа соответствует исключительно определенной группе крови. В то же время в слюне и в крови убитых подобной взаимосвязи не прослеживается.
— Великолепно, доктор, — похвалил его Спрингфилд. — Сейчас раздадим снимки, пусть ребята посмотрят повнимательнее.
— Может, стоит дать информацию в газеты? — подал голос офицер по связям со средствами массовой информации Симпкинс. — Обратиться к населению с просьбой о помощи. Что-нибудь вроде: «Если вы обратили внимание на схожую форму зубов…» — Не возражаю, — бросил Спрингфилд.
Льюис одобрительно кивнул.
Но Симпкинс еще не закончил.
— В таком случае, доктор Принчи, у прессы неизбежно возникнет вопрос. Скажем, такой: почему полиции потребовалось целых четыре дня, чтобы сделать этот слепок? Неужели для этого нужно было обращаться в Вашингтон?
Агент по особо важным делам Крофорд внимательно рассматривал колпачок своей авторучки.
Кровь бросилась в лицо доктору, но он продолжал все тем же бесстрастным голосом:
— Следы укусов на теле жертвы, особенно, если тело перетаскивают волоком, не могут служить надежной уликой, мистер Симпсон…
— Симпкинс.
— Хорошо, Симпкинс.
Поэтому, исходя только из этих следов, получить достоверный слепок невозможно. Решающим доказательством стал для нас кусок сыра. Он довольно твердый, но при изготовлении слепка с отпечатков на сыре возникают свои сложности. Его необходимо покрыть жировым соединением, чтобы влага, содержащаяся в его составе, не проникла в отливку. В Смитсоновском институте накоплен опыт по изготовлению подобных моделей для лабораторий ФБР.
У них есть оборудование, позволяющее рассчитать основные параметры лица на основе такой модели. Наконец, у них есть судмедэксперт-одонтолог, которого нет у нас. Еще вопросы? — Справедливо ли будет сказать, что проволочка в расследовании вызвана недочетами в работе исследовательских центров ФБР, а не действиями нашей полиции?
— Куда справедливей сказать, мистер Симпкинс, что не кто иной, как сотрудник ФБР Крофорд обнаружил этот кусок сыра в холодильнике два дня тому назад, то есть после того, как ваши люди провели обыск на месте преступления, — отрезал Принчи. — И именно Крофорд по моей просьбе добился срочного выполнения заказа в лаборатории. С чувством глубокого удовлетворения могу уверить вас, что грыз этот чертов сыр не кто-то из местных сыщиков.
Льюис попытался примирить стороны.
— Никто не подвергает сомнению ваши доводы, доктор Принчи, — вмешался он, и его густой бас заполнил комнату. — Неужели вы не понимаете, Симпкинс, нам совершенно незачем вступать в идиотскую полемику с ФБР! Давайте наконец заниматься делом.
— А оно у нас общее, — заметил начальник управления Спрингфилд. — Джек, хочешь что-нибудь добавить?
Крофорд поднялся со своего места. Нельзя сказать, чтобы лица, обращенные к нему, выражали дружелюбие. Ему еще предстояло растопить лед.
— Я хотел бы разрядить обстановку, сэр, — обратился он к Спрингфилду. — Годами мы привыкли соперничать в большом и малом, причем и ФБР, и полиция не упускали случая переплюнуть друг друга. Мы тратили на это столько сил, что в нашей работе образовалась брешь, в которую благополучно уходили от возмездия преступные элементы. Но сейчас ФБР занимает позицию, далекую от какого бы то ни было соперничества. Мне лично, как и агенту по особо важным делам Грэхему — он сидит вон там, сзади, если это кого-то интересует, — абсолютно наплевать, кто раскроет преступника. Да пусть убийцу, за которым мы охотимся, хоть мусоровоз переедет — меня и этот вариант вполне устроит. Хотя бы потому, что это надолго выведет его из строя. Думаю, вы со мной согласитесь.
Крофорд обвел взглядом аудиторию. Хотелось верить, что холодок отчуждения исчез. Только бы не отмалчивались.
— Следователь Грэхем уже соприкасался с подобными делами? — обратился к нему Льюис.
— Именно так, сэр.
— Может быть, мистер Грэхем хочет что-нибудь добавить или высказать собственные соображения?
Крофорд вопросительно посмотрел на Грэхема.
— Выйдите сюда, пожалуйста, — попросил Спрингфилд.
Грэхем жалел, что ему не удалось заранее поговорить со Спрингфилдом наедине. У него нет ни малейшего желания выступать, но что остается делать?
Трудно было представить человека, меньше похожего на следователя ФБР, чем этот лохматый, дочерна загорелый, мрачный субъект. Спрингфилду Грэхем скорее напоминал представителя свободной профессии, художника что ли, которому пришлось облачиться в костюм, чтобы появиться в суде.
По залу пробежал недоуменный шумок.
Грэхем повернулся лицом к полицейским Атланты. Холодный взгляд его пронзительных голубых глаз, выделявшихся на смуглом лице, приковывал к себе внимание.
— Долго говорить я не буду, — произнес он. — Нам не стоит рассчитывать на то, что преступник состоит на официальном учете по линии психиатрической службы. По преступлениям на сексуальной почве он тоже наверняка не проходит. Вероятнее всего, никакой информации о нем мы не обнаружим.
Если что и имеется, то, очевидно, в связи с незначительными преступлениями типа краж. Есть вероятность, что его имя может всплыть в сообщениях о случаях укусов достаточно серьезного характера. Скажем, в пьяной драке или в связи с нападениями на детей. Здесь нам могут пригодиться показания сотрудников «скорой помощи», травм-пунктов или службы защиты детей. Я хочу подчеркнуть, что любая информация, связанная со случаями укусов, должна быть проверена самым тщательным образом вне зависимости от того, кто проходил по этому делу или каковы были обстоятельства. У меня все.
Высокий полицейский в первом ряду поднял руку.
— Но в обоих случаях укусам подвергались только женщины.
— Это то, что нам известно на сегодняшний день. Но следы укусов множественные — шесть на теле миссис Лидс и восемь на теле миссис Джекоби. Это значительно превосходит среднее число укусов в аналогичных случаях.
— Что это за среднее число?
— Для преступлений на сексуальной почве среднее число укусов, если таковые бывают, не превышает трех. Значит, он получает от них удовольствие.
— И все же речь идет исключительно о женщинах.
— В преступлениях на сексуальной почве укус обычно имеет характерный синяк в центре. Это след засоса. В нашем случае синяк отсутствует, что отметил в протоколе вскрытия доктор Принчи. Я тоже обратил на это внимание при осмотре тела в морге. Думаю, укус для него вовсе не обязательно связан с получением сексуального удовольствия. Скорее это характеризует приемы его нападения и борьбы.
— Не особенно убедительно, — заметил все тот же полицейский.
— И тем не менее я настаиваю на проверке каждого сообщения, в котором упоминаются укусы. Дело в том, что люди склонны умалчивать о, скажем так, неординарных обстоятельствах подобного рода. Родители ребенка, подвергшегося нападению, заявляют, что его укусила собака и даже настаивают на уколах против столбняка, чтобы подозрение, упаси боже, не пало на кого-то из членов семьи, склонного к таким формам агрессии. Поэтому есть смысл поинтересоваться в больницах статистикой противостолбнячных прививок.
Ну вот, теперь все.
Грэхем сел, ощущая свинцовую тяжесть в ногах.
— Поинтересоваться стоит, и мы этим займемся, — подвел итог начальник управления. — Теперь так. Даю установочную. Отдел по борьбе с хищениями плюс дежурные подразделения прочесывают район, где жила семья Лидсов.
Проработать вариант с собакой. Описание животного и фотография имеются в деле. Опросить соседей, не появлялся ли в округе незнакомый человек с собакой. Полиция нравов плюс отдел по борьбе с наркотиками, вы закончите дневной обход и займетесь злачными местами. Маркус и Уитмэн, выше голову, ребята, ваше дело — во все глаза смотреть на похоронах. Где у нас фотограф?
Все в порядке. Изучить книгу регистрации гостей на церемонии похорон. Сравнить ее с аналогичным списком по Бирмингемскому делу. Остальные задания расписаны в путевках. Вперед!
— И еще одно, — вмешался Льюис.
Приготовившиеся было встать полицейские настроились на очередную речь.
— Тут вот среди ваших офицеров всплывало прозвище «Зубастый пария». Меня не интересует, как вы называете убийцу между собой, — продолжал Льюис. — Я прекрасно понимаю, что вы должны его как-то называть. Но при посторонних подобное легкомыслие в отношении преступника недопустимо. Чтобы этого зубоскальства не было в официальных заявлениях. В документах для служебного пользования ему тоже не должно быть места. Все свободны.
Крофорд вместе с Грэхемом возвратились в кабинет начальника управления, и пока Спрингфилд готовил кофе, Крофорд связался с коммутатором и записал поступившую для него информацию.
— Вчера я не смог поговорить с вами, — обратился хозяин кабинета к Грэхему. — Сами видите, у нас тут сумасшедший дом. Вас зовут Уилл, правильно? Мои ребята обеспечили вас всем необходимым?
— Да, они у вас молодцы.
— Дерьма не держим, — ответил Спрингфилд. — По поводу отпечатков на клумбе. Мы разработали характеристику походки преступника — он там хорошо потоптался. Но ничего особенно примечательного нет. Так, размер обуви, приблизительно рост. Левая нога оставляет более глубокий след.
Возможно, он переносил что-то тяжелое. Впрочем, года два назад нам удалось задержать одного взломщика именно благодаря тому, что мы составили представление о его походке.
Но там прослеживалась болезнь. Паркинсона. Это доктор Принчи вычислил. На этот раз не слишком повезло.
— У вас первоклассная команда, — заметил Грэхем.
— Безусловно. Но вы же понимаете, что это преступление совсем не вписывается в привычное русло наших дел.
Такие истории большая редкость, и слава Богу. Я хочу задать вам один вопрос. Скажите, вы, Джек и доктор Блум постоянно работаете вместе или объединяетесь в таких вот особых случаях?
— Скорее последнее.
— Что-то вроде встречи старых друзей, да? А комиссар рассказывал мне, что три года назад Лектора задержали именно вы.
— Мы работали в контакте с полицией Мэриленда, — ответил Грэхем. — Арестовывали его они.
При всей своей резкости, а порой и грубости, Спрингфилд не страдал бестактностью. Он понимал, что Грэхем ощущает себя не в своей тарелке. Он крутанулся в кресле, достал какие-то бумаги.
— Вы интересовались по поводу собаки. Есть информация. Вчера вечером брату Лидса позвонил местный ветеринар и рассказал, что за день до убийства Чарлз Лидс и его старший сын принесли к нему собаку. Врач зашивал ей рану на животе. Причем сперва ему показалось, что ранение огнестрельное, но пули он не обнаружил. Он считает, что собаку пырнули чем-то острым типа шила. Мы опрашиваем соседей, не крутился ли кто-нибудь возле собаки Лидсов. Сегодня же обзвоним всех ветеринаров в городе, установим всех, кто обращался по поводу увечий животных.
— Был ли на собаке ошейник с фамилией Лидсов или что-нибудь в этом роде?
— Насколько мне известно, нет.
— А у семьи Джекоби в Бирмингеме была собака?
— Это уже выясняют. Погодите, сейчас проверю. — Он набрал внутренний номер. — Лейтенант Флэтт у нас на оперативной связи с Бирмингемом. Алло, Флэтт, что там насчет собаки Джекоби? Ага.., хм.., так, минуту… — Он прикрыл трубку рукой и пояснил: — Собаки не было, но в ванной обнаружено корытце с кошачьими экскрементами. Самой кошки нет. Попросим соседей посмотреть возле своих домов.