— Можно расслабиться.
— Мне казалось, что я расслаблена, — прошептала я в ответ.
— Думаю, ты просто не знаешь, как.
Я подняла бровь. У меня было что сказать мистеру Мерлотту после собрания.
В этот момент вошел Билл, и настала полная тишина, пока те, кто не видел его раньше, свыкались с его присутствием. Если вы никогда раньше не бывали в компании вампиров, к этому действительно приходиться привыкать. В свете люминесцентных ламп Билл выглядел куда менее человеком, чем в полусумраке у Мерлотта или в приглушенном свете у себя дома. Здесь он никак не смог бы сойти за обычного парня. Его бледность бросалась в глаза, а озера темных глаз выглядели темнее и холоднее. На нем был легкий светло-синий костюм, и могу поручиться, что он был одет по бабушкиному совету. Он выглядел великолепно. Линия бровей, резкий изгиб носа, точеные губы, белые руки с длинными пальцами и аккуратно ухоженными ногтями… Он обменялся приветствиями с президентом, и она была полностью очарована его улыбкой.
Не знаю, очаровал ли Билл всех, кто находился в комнате, или люди были просто заинтересованы, но все молчали в ожидании.
И тут Билл увидел меня. Бровь его дернулась. Он слегка поклонился мне, я кивнула ему в ответ, но не улыбнулась. Даже в толпе я находилась на краю глубокого хранилища его молчания.
Миссис Фортенберри представила Билла, но я не помню, что именно она сказала или как обошла то, что он был совершенно другим созданием.
Затем Билл начал говорить. К моему удивлению, у него были заметки. Сэм рядом со мной наклонился вперед, не отводя глаз от лица Билла.
— …У нас не было одеял и недоставало еды, — спокойно говорил Билл. — Дезертиров было множество.
Эта тема не пользовалась популярностью у «Потомков», но некоторые из них согласно кивнули. Это признание совпадало с тем, что они обнаружили в процессе исследований.
Старик в первом ряду поднял руку.
— Сэр, а вы случайно не знали моего прадеда, Толливера Хампфри?
— Знал, — ответил Билл после размышления. Его лицо было невозмутимо. — Толливер был моим другом.
На секунду в его голосе прозвучал такой трагизм, что я зажмурилась.
— Каким он был? — голос старика дрожал.
— Ну, он был безрассудно храбрым, что и привело его к гибели, — ответил Билл с кривой улыбкой. — Отважным. За всю жизнь он не накопил ни цента, который бы не потратил.
— Как он погиб? Вы были с ним?
— Да, я был там, — устало сказал Билл. — Я видел, как его уложил снайпер северян, в лесах, милях в двадцати отсюда. Он промедлил, потому что был истощен. Как и все мы. Это случилось утром, холодным утром. Толливер заметил, что один из наших пареньков остался раненым посреди поля, почти без укрытия. Паренек был жив, и рана причиняла ему мучения. Он мог лишь взывать к нам, что он и делал все утро. Он просил нас помочь ему. Он знал, что умрет, если никто ему не поможет.
Все затихли, слышно было бы, как пролетела муха.
— Он вскрикивал и стонал. Я готов был застрелить его, лишь бы он заткнулся, поскольку знал, что попытка вызволить его была равносильна самоубийству. Но я не мог заставить себя убить его. Это было бы убийством, а не войной, говорил я себе. Но потом я пожалел, что не сделал этого, ибо Толливер не смог вынести жалобных стонов паренька. Пару часов спустя он поведал мне свой план его спасения. Я стал с ним спорить. Но Толливер сказал мне, что Господь хочет, чтобы он попытался. Он молился, пока мы лежали среди леса. Я говорил Толливеру, что Господь не может хотеть, чтобы он так по-дурацки рисковал жизнью — у него были жена и дети, которые молились о его благополучном возвращении домой. Он попросил меня отвлечь противника, пока он будет спасать парня. Потом выбежал на поле, словно стоял погожий весенний день, а он прекрасно отдохнул… И Толливер добрался до раненого. Но тут прогремел выстрел, и он упал мертвым. Спустя некоторое время мальчишка вновь стал скулить.
— И что с ним случилось? — спросила миссис Фортенберри. Ее голос был настолько тих, насколько это возможно.
— Он выжил, — ответил Билл, и что-то в его тоне заставило меня содрогнуться. — Он пережил этот день, а ночью мы смогли вытащить его.
Люди несколько оживились, пока Билл рассказывал, а для старика в переднем ряду теперь появилась возможность лелеять воспоминание, которое так много говорило о характере его предка.
Не думаю, что кто-то из пришедших той ночью на собрание был готов к тому, чтобы услышать о Гражданской Войне от пережившего ее. Они были захвачены, они были потрясены.
Когда Билл ответил на последний вопрос, раздались громкие аплодисменты, насколько они могут быть громкими в исполнении сорока человек. Даже Сэм, не особый поклонник Билла, похлопал в ладоши.
После окончания встречи каждый, за исключением меня и Сэма, хотел перекинуться с Биллом словечком. Пока гость был окружен «Потомками», мы с Сэмом проскользнули в пикап. Мы отправились в «Прекрасный обед» — настоящий притон, в котором очень неплохо кормили. Я не была голодна, а Сэм заказал себе пирог с лаймом к кофе.
— Это было интересно, — осторожно сказал Сэм.
— Речь Билла? Да, — столь же осторожно откликнулась я.
— Ты питаешь к нему особые чувства?
После всей нерешительности Сэм все-таки решил пойти напролом.
— Да, — ответила я.
— Сьюки, — произнес Сэм, — для вас нет будущего.
— С другой стороны, он лишь недавно здесь. Думаю, он побудет тут еще пару сотен лет.
— Никогда не знаешь, что может случиться с вампиром.
С этим трудно было спорить, но я сказала Сэму, что не могу знать и того, что случиться со мной, с человеком.
Мы спорили об этом очень долго. Наконец я в раздражении спросила:
— Тебе-то какое дело?
Его склонная вспыхивать кожа раскраснелась, а яркие синие глаза встретились с моими.
— Ты мне нравишься, Сьюки. Как друг, а может, и что-то большее, и со временем…
— Что?
— Мне больно, что ты сворачиваешь на неправильный путь.
Я посмотрела на него, ощущая, как лицо складывается в скептическую мину: брови сведены, уголок рта задран вверх.
— Несомненно, — сказала я соответствующим личику голосом.
— Ты всегда мне нравилась.
— Настолько, что тебе пришлось ждать, пока не появится кто-то другой, проявивший ко мне интерес, прежде чем ты меня заметил?
— Я заслужил это… — Похоже, он обдумывал что-то, хотел заговорить, но так и не решался.
Что бы то ни было, он явно не готов был говорить.
— Пойдем, — предложила я, решив, что теперь тяжело будет вернуть разговор в прежнее нейтральное русло. Лучше уж отправиться домой.
Мы очень забавно ехали обратно. Сэм был на грани того, чтобы заговорить, но каждый раз тряс головой и сохранял молчание. Я была так раздражена этим, что готова была пристукнуть его.
Мы добрались до дома позже, чем я думала. У бабушки горел свет, но остальной дом был темным. Я не увидела ее машины и решила, что она оставила ее сзади, чтобы выгрузить то, что осталось, прямо на кухню. На крыльце для меня горел свет.
Сэм обошел машину и открыл дверцу пикапа, я шагнула наружу. И тут в тени моя нога не нашла подножку, и я оступилась. Сэм поймал меня. Сперва его руки схватили мои, чтобы сдержать падение, затем они сомкнулись вокруг меня. И он меня поцеловал.
Я-то думала, что это будет обычное чмоканье на прощанье, но его рот несколько задержался. И все было очень мило, пока внутренний голос не заявил мне: «Это твой шеф!»
Я мягко высвободилась. Он немедленно понял, что я отстраняюсь, и нежно скользнул руками по моим рукам, так что напоследок мы просто держались за руки. Мы молча подошли к дверям.
— Я чудесно провела время, — тихо сказала я. Мне не хотелось будить бабушку и не хотелось говорить громко.
— Я тоже. Как-нибудь повторим?
— Посмотрим, — ответила я. Я и впрямь не знала, что думать про Сэма.
Я ждала, пока пикап уедет, прежде чем выключила свет на крыльце и зашла в дом. Расстегивая по пути блузку, я ощущала себя усталой и готовой лечь спать.
Что-то было не так.
Я остановилась посреди гостиной и осмотрелась.
Все в порядке, правда?
Да, все на своих местах.
Запах.
Какой-то странный запах.
Запах цвета меди, резкий и солоноватый.
Запах крови.
И он был вокруг меня, а не сверху, где в торжественном одиночестве стояли гостевые комнаты.
— Бабуля? — позвала я. Мне самой была противна дрожь в голосе.
Я заставила себя сдвинуться, подойти к двери ее комнаты. Комната была нетронута. Бредя по дому я начала включать свет.
Моя комната была такой же, как я ее покинула.
Ванная пуста.
В туалете никого.
Я включила последнюю лампочку. В кухне…
Я закричала, еще и еще. Мои руки бесцельно взлетели в воздух, дрожа все больше с каждым криком. Я услышала шум позади, но не смогла придать ему значения. Затем меня охватили сильные руки, сдвинули, и между мной и тем, что я увидела на полу кухни оказалось чье-то тело. Я не узнала Билла, но он поднял меня и отнес в гостиную, где я ничего больше не могла увидеть.
— Сьюки, — хрипло сказал он. — Замолчи. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Будь он добрее со мной, я бы продолжала кричать.
— Прости, — сказала я, все еще ничего не соображая. — Я веду себя как тот паренек.
Он уставился на меня.
— Про которого ты сегодня рассказывал, — оцепенело добавила я.
— Надо позвонить в полицию.
— Надо.
— Надо набрать номер.
— Стой. А как ты сюда попал?
— Твоя бабушка подвезла меня домой, но я настоял на том, чтобы зайти сюда и помочь ей разгрузить машину.
— А почему ты все еще здесь?
— Ждал тебя.
— Так ты видел, кто ее убил?
— Нет. Я ходил через кладбище домой, чтобы переодеться.
Теперь на нем были джинсы и футболка «Грейтфул дэд». [1]
Внезапно я начала хихикать.
— Бесценно, — сказала я, захлебываясь от смеха.
И зарыдала, столь же внезапно. Нашарила телефон и набрала 911.
Через пять минут Энди Бельфлер был здесь.
Джейсон появился, как только я смогла поймать его. Мне пришлось позвонить в четыре или пять мест, прежде чем я застала его у Мерлотта. Барменом в эту ночь работал Терри Бельфлер, и как только он вернулся, передав Джейсону просьбу немедленно появиться в бабушкином доме, я попросила его позвонить Сэму и сообщить, что у меня проблемы и я не смогу выйти на работу несколько дней.
Должно быть, он сразу дозвонился до Сэма, потому что тот появился у меня через полчаса, все еще одетый так же, как был на собрании. При виде него я посмотрела вниз, вспомнив, что расстегнула блузу, когда зашла в гостиную, о чем, конечно, совершенно забыла. Но я выглядела вполне пристойно. Должно быть, Билл привел меня в порядок. Может, позже это меня и смутит, но сейчас я была ему благодарна.
Джейсон вошел, и когда я сообщила Сэму, что бабушка умерла, погибла насильственной смертью, он просто посмотрел на меня. Казалось, за его глазами ничего не происходит. Словно кто-то стер способность воспринимать что-то новое. Но тут до него дошло, и он рухнул на колени там, где стоял, а я опустилась рядом. Он обнял меня, положил голову мне на плечо, и так мы сидели какое-то время. Остались мы одни.
Билл и Сэм вышли на двор и сидели на садовых стульях, не путаясь у полиции под ногами. Потом и нас с Джейсоном попросили выйти хотя бы на крыльцо, так что мы тоже предпочли посидеть снаружи. Вечер был тихим, я сидела лицом к дому, все огни в котором сияли, как на именинном пироге, а люди сновали туда-сюда, словно муравьи, которых пустили на вечеринку. И все это происходило вокруг материи, которой стала моя бабушка.
— Что случилось? — спросил наконец Джейсон.
— Я вернулась с собрания, — очень медленно рассказала я. — Сэм уехал в своем фургоне. Я поняла, что что-то не так. Осмотрела все комнаты. — История того, как я нашла бабушку, официальная версия. — Потом вошла в кухню и увидела ее.
Джейон медленно повернул голову, и наши глаза встретились.
— Расскажи все.
Я медленно покачала головой. Но он имел право знать.
— Она была избита, но, похоже, постояла за себя. Кто бы это ни был, он сперва ранил ее. А потом, кажется, удушил. — Я не могла даже смотреть брату в глаза. — Это я виновата, — сказала я шепотом.
— С чего ты взяла? — спросил Джейсон голосом скучным и вялым.
— Наверное, кто-то собирался убить меня, как убил Маудет и Дон, а вместо меня убил бабушку.
Я видела, как эта мысль проникает в мозг Джейсона.
— Я собиралась вечером быть дома, пока она будет на собрании, но в последний момент меня пригласил Сэм. Моя машина осталась здесь, как обычно, потому что мы уехали в его пикапе. Бабуля оставила свою машину сзади, где разгружала, так что все выглядело так, словно ее дома нет, я одна. Она подкинула Билла домой, но он пошел переодеваться после того, как помог ей вытащить все из машины. И он ушел, а тот, кто здесь был… настиг ее.
— А почему ты думаешь, что это не Билл? — спросил Джейсон, словно Билл не сидел прямо рядом с ним.
— А почему ты думаешь, что это не кто-то другой? — спросила я, злясь на Джейсонову тупость. — Это мог быть кто угодно, кто угодно из наших знакомых. Не думаю, что это был Билл. Не думаю, что он убил Маудет и Дон. А я считаю, что бабушку убил именно их убийца.
— А ты знаешь, — слишком громко спросил Джейсон, — что бабушка оставила весь дом одной тебе?
Он словно окатил меня ведром холодной воды. Я заметила, как вздрогнул Сэм, а глаза Билла стали холоднее и темнее.
— Нет. Я всегда была уверена, что мы разделим этот дом, как делили тот, — я имела в виду дом родителей, где теперь жил Джейсон.
— И землю она оставила тебе.
— Зачем ты говоришь мне это? — Я едва не зарыдала снова, как раз решив, что на сегодня хватит слез.
— Она была несправедлива! — закричал он. — Это было нечестно, а теперь она уже не сможет ничего исправить!
Меня начало трясти. Билл вытащил меня из кресла и начал ходить со мной по двору. Сэм уселся перед Джейсоном и попытался серьезно поговорить с ним тихим и настойчивым голосом.
Билл обнял меня, но я тряслась не переставая.
— Что он имел в виду? — спросила я, не предполагая, что Билл станет отвечать.
— Ничего, — ответил он. Я удивленно посмотрела на него. — Он просто не мог ничем помочь бабушке и не смог принять мысль о том, что кто-то ждал тебя, а вместо тебя убил ее. Так что ему надо было на что-нибудь разозлиться. И вместо того, чтобы разозлиться на тебя из-за того, что ты осталась в живых, он распалился на это. Не стоит принимать близко к сердцу.
— Как странно, что ты это говоришь, — заявила я.
— Я посещал вечерние курсы психологии, — сообщил мне вампир Билл Комптон.
Что ж, охотник всегда изучает поведение жертвы.
— Почему бабушка оставила все мне, а не Джейсону?
— Возможно, ты выяснишь это потом, — сказал он, и это меня успокоило.
Тут из дома вышел Энди Бельфлер, остановился на ступеньках и уставился в небо, словно там были начертаны какие-то свидетельства.
— Комптон, — резко окликнул он.
— Нет, — вырвалось у меня — скорее стон, чем слово.
Билл посмотрел на меня с некоторым удивлением, что в его случае можно было назвать сильной реакцией.
— Теперь начнется, — произнесла я в ярости.
— Ты защищала меня, — сказал он. — Ты решила, что полиция заподозрит меня в убийстве этих двух женщин. Поэтому и хотела убедиться, что они знались с другими вампирами. Теперь ты уверена, что Энди Бельфлер попытается обвинить меня в гибли твоей бабушки.
— Да.
Он глубоко вздохнул. Мы стояли во тьме, в тени деревьев, окаймлявших двор. Энди снова позвал Билла.
— Сьюки, — мягко произнес Билл. — Я тоже уверен, что в качестве жертвы предполагалась ты.
Для меня было почти шоком услышать это от кого-то.
— Я не убивал их. Так что если убийца один и тот же, я этого сделать не мог, и он поймет это. Несмотря на то, что он Бельфлер.
Мы пошли обратно на свет. Мне хотелось, чтобы всего этого не было. Я мечтала, чтобы все эти огни и люди исчезли, даже Билл. Я хотела, чтобы мы остались в доме вдвоем с бабулей, а она была бы счастливой, как тогда, когда я видела ее в последний раз.
Это было бессмысленно и по-детски, но я ничего с этим не могла поделать. Я рассеялась в этой мечте, потерялась настолько, что не заметила беды, пока она не случилась.
Мой брат Джейсон подошел ко мне и ударил меня по лицу.
Это было так неожиданно и болезненно, что я пошатнулась и упала на бок, больно ударившись коленкой.
Джейсон, казалось, собирался продолжить, но тут передо мной возник Билл, наклонился. Его клыки торчали, он был ужасен. Сэм схватил Джейсона и швырнул его, кажется, лицом в землю, чтобы сравнять счет.
Энди Бельфлер оцепенел при этом внезапном всплеске насилия. Но миг спустя он ступил на газон между двумя нашими маленькими группами. Он посмотрел на Билла и сглотнул, но все же произнес ровным голосом:
— Билл, назад. Он больше не тронет ее.
Билл глубоко дышал, пытаясь смирить в себе жажду крови Джейсона. Я не могла читать его мысли, но язык его тела был мне вполне понятен.
Не могла я прочесть и мысли Сэма, но он был явно в ярости.
Джейсон всхлипывал. Его мысли представляли собой мешанину.
Энди Бельфлеру все это очень не нравилось, он предпочел бы засадить всех нас.
Я устало поднялась на ноги и прикоснулась к ссадине на щеке, чтобы отвлечься от боли в сердце, от ужасного горя, которое полностью поглотило меня.
Мне казалось, что эта ночь никогда не кончится.
Похороны были самыми крупными за всю историю общины Ренард. Так сказал министр. Под ослепительным небом раннего лета мою бабушку погребли близ отца с матерью, на нашем семейном участке древнего кладбища, что раскинулось между домом Комптонов и бабушкиным.
Джейсон оказался прав. Теперь это был мой дом. И дом, и двадцать акров земли, как и права на ископаемые. Бабушкины деньги были разделены поровну между нами, и бабушка поставила условием передачу Джейсону моей половины дома родителей, если я хотела обрести все права на ее дом. Сделать это было несложно, и мне не нужны были деньги за эту половину дома, хотя мой адвокат и посмотрел на меня с сомнением, когда я сказала ему об этом. Джейсон бы просто взорвался, если бы я потребовала выплатить за мою половину. То, что я была совладелицей дома, всегда казалось ему просто шуткой. Но то, что бабушка оставила весь свой дом мне, оказалось для него шоком. Она лучше понимала его, чем я.
К счастью, у меня были другие источники дохода, кроме бара. Я пыталась сосредоточиться на чем угодно, кроме своей потери. Уплата налогов за землю и дом плюс поддержание в порядке дома, которое почти полностью до сих пор лежало на бабушке, могли подорвать мой бюджет.
— Думаю, ты захочешь переехать, — сказала Максина Фортенберри, разбираясь на кухне. Она принесла салат из ветчины и теперь старалась помочь мне в уборке.
— Нет, — удивившись, ответила я.
— Но, милочка, ведь это случилось прямо здесь… — Массивное лицо Максины перекосило от заботы.
— Об этой кухне у меня сохранилось куда больше хороших воспоминаний, чем плохих, — объяснила я.
— Ах, какое чудесное отношение к жизни, — удивленно сказала она. — Сьюки, ты куда умнее, чем многие привыкли считать.
— Благодарю, миссис Фортенберри, — сказала я, и если мой тон и показался ей суховатым, то она никак на это не отреагировала. Наверное, это было мудро.
— Твой приятель придет на похороны? — На кухне было очень тепло. Громоздкая, квадратная Максина утирала лицо кухонным полотенцем. Место, где лежала бабушка, отскребли ее друзья, Господь да благословит их.
— Приятель? Ах, Билл… Нет, он не сможет.
Она тупо уставилась на меня.
— Все ведь будет происходить днем.
Она по-прежнему не понимала.
— Он не может выйти.
— Ох, ну конечно. — Она слегка постучала себя по виску, показывая, что пытается туда что-то вбить. — Вот я глупая. А он и впрямь изжарится?
— Ну, говорит, что да.
— Знаешь, я так рада, что он тогда выступил перед нами, это действительно во многом изменило отношение к нему как к члену общества.
Я отвлеченно кивнула.
— А эти убийства вызывают так много чувств, Сьюки. И так много говорят о вампирах, которые, конечно, повинны в них.
Я посмотрела на нее прищуренными глазами.
— Не злись-ка на меня, Сьюки Стакхаус! Билл был так любезен, рассказав все эти истории на встрече «Потомков», что теперь большинство считает его неспособным на то, что было сделано со всеми этими женщинами. — Интересно, что это были за истории, подумала я, вздрагивая. — Но у него бывают гости, вид которых не внушает людям доверия.
Наверное, она имела в виду Малкольма, Лиама и Диану. Мне их вид тоже не понравился, и я удержалась от автоматического побуждения защищать их.
— Вампиры различаются между собой не меньше, чем люди, — заметила я.
— Именно так я и сказала Энди Бельфлеру, — отметила она, страстно кивая головой. — Я сказала Энди, что ему следует поискать среди других, тех, кто не хочет учиться жить среди людей, не таких, как Билл Комптон, который действительно старается. Он сообщил мне в морге, что наконец-то закончил делать кухню.
Я сумела только уставиться на нее, пытаясь понять, что мог бы делать в кухне Билл. Зачем ему это?
Но ни одна из попыток отвлечься не работала, и наконец я осознала, что все равно буду рыдать. И начала.
На похоронах Джейсон стоял рядом со мной, очевидно, преодолевший волну злобы и пришедший в чувства. Он не прикоснулся ко мне и не говорил со мной, но и не ударил. Я чувствовала себя ужасно одиноко. Но внезапно поняла, взглянув на гору, что весь город скорбит со мной. Насколько я могла видеть, во всех узких кладбищенских проездах стояли машины. Сотни людей в темном стояли у навеса. Сэм появился в костюме, выглядя совершенно непривычно. Арлена, стоявшая рядом с Рене, надела цветастое воскресное платье. Лафайет стоял позади толпы, вместе с Терри Бельфлером и Чарлси Тутен, так что бар, видно, был закрыт! И все бабушкины друзья, все, кто еще держался на ногах. Мистер Норрис открыто плакал, прижимая к глазам белоснежный носовой платок. На тяжелом лице Максины были выгравированы признаки печали. Пока министр говорил то, что считал необходимым сказать, пока мы с Джейсоном сидели вдвоем на нашем участке на шатких складных стульях, что-то во мне оторвалось и улетело прочь, в сияющую синеву. Я поняла, что теперь бабуля дома, что бы с ней ни случилось.
Остальная часть дня прошла в тумане, и слава Богу. Я не хотела запоминать все это, не хотела даже понимать, что происходит. Но один момент выделился из общей массы.
Мы с Джейсоном стояли у обеденного стола в бабушкином доме, между нами было заключено временное перемирие. Мы приветствовали присутствовавших на похоронах, большая часть из которых старалась деликатно не обращать внимания на синяк у меня на щеке.
Мы пережили это. Джейсон думал, что он пойдет домой, выпьет, и ему не придется некоторое время со мной встречаться, а там все уладится. Я думала почти так же. Кроме выпивки.
К нам подошла некая состоятельная дама из тех, что просчитывают каждый вариант ситуации, которая их особо и не касается.
— Мне так жаль вас, деточки, — сказала она. Я посмотрела на нее. Ни за что бы не вспомнила, как ее зовут. Она была методисткой, у нее было трое взрослых детей. Но вот имя ее вылетело напрочь.
— Мне так грустно видеть вас сегодня одних, и это напоминает мне о ваших родителях, — продолжала она с лицом, застывшим в маске симпатии, которая не была искренней. Я глянула на Джейсона, на даму, кивнула.
— Да, — сказала я. Но мысль ее я услышала еще до того, как она ее высказала, и побледнела.
— Но где же был сегодня брат Адели, ваш внучатый дядя? Ведь он еще жив.
— Мы не общаемся, — ответила я, и мой тон отпугнул бы любого более чувствительного, чем эта дама.
— Но ее единственный брат! Вы, конечно… — ее голос смолк, когда наш совместный взгляд возымел действие.
Еще несколько человек отметило отсутствие дядюшки Бартлетта, но мы дали всем понять, что это наше семейное дело. Эта дама — как бишь ее звали? — просто понимала все куда медленнее. Она принесла устричный салат, и я предполагала швырнуть его в помойку, как только она уберется.
— Нам следовало сообщить ему, — тихо сказал мне Джейсон после того, как она ушла. Я поставила защиту. Мне совершенно не хотелось знать, о чем он думает.
— Позвони ему, — предложила я.
— Хорошо.
За весь остаток дня мы больше не сказали друг другу ни слова.
Глава 6
Три дня после похорон я оставалась дома. Слишком долго, мне надо было вернуться в мир. Но я продолжала думать о том, что мне нужно сделать, по крайней мере, так я себе заявляла. Я вычистила комнату бабушки. Заскочила Арлена, и я попросила ее помочь, потому что не могла находиться одна среди бабушкиных вещей, таких знакомых и насыщенных ее своеобразным запахом — смесью детской присыпки «Джонсон» и камфары.
Арлена помогла мне упаковать все, чтобы отвезти в бюро помощи пострадавшим. В северном Арканзасе в последние несколько дней прошли торнадо, так что люди, имущество которых погибло, вполне могли использовать эти вещи. Бабушка была ниже и стройнее меня, да кроме того, наши вкусы слишком различались, поэтому я ничего не оставила себе, кроме ее драгоценностей. Она никогда не злоупотребляла ими, но то, что она носила, было подлинным и было мне дорого.
Удивительно, сколько всего бабуля смогла впихнуть в свою комнату! Мне не хотелось и думать о том, что делалось на чердаке. С этим можно будет разобраться позже, осенью, когда там станет достаточно прохладно, а у меня будет время подумать.
Может, я и выбросила больше, чем стоило выбросить, но это заставило почувствовать себя деятельной и сильной, и я решительно проделала эту работу. Арлена складывала и запаковывала, откладывая бумаги и фотографии, письма, счета и чеки. Бабушка никогда не пользовалась кредитной картой и, слава богу, никогда не покупала про запас, что облегчило уборку.
Арлена спросила про бабушкину машину. Ей было пять лет, и пробег накопился очень небольшой.
— Может, стоит продать твою и оставить эту? — спросила она. — Твоя поновее, но она маленькая.
— Я еще не думала об этом, — ответила я. И поняла, что на сегодня максимум того, на что я способна — это дочистить спальню, ни о чем не задумываясь.
Во второй половине дня комната опустела. Мы с Арленой перевернули матрас, и я перестелила постель. Кровать была старой, с балдахином на четырех опорах. Бабушкина спальня всегда казалась мне очень красивой. Тут мне пришло в голову, что теперь это моя комната. Я могу перебраться в спальню, которая больше по размеру, и пользоваться отдельной ванной вместо той, что близ залы.
Внезапно я поняла, что именно этого и хочу. Мебель в моей спальне была перевезена сюда из дома родителей, когда они погибли, и была скорее детской. Излишне женственная, она некиим образом напоминала о кукле Барби и просыпаниях в школу.
Сама я не часто просыпала и не спала слишком много.
Нет, нет, нет, я не собираюсь попадаться в эту старую западню. Я то, что я есть, моя жизнь продолжается, и я могу наслаждаться ею — маленькими радостями, которые помогают жить дальше.
— Я, наверное, переберусь сюда, — заявила я Арлене, которая заклеивала коробку.
— Не слишком ли скоро? — спросила она. И вспыхнула, решив, что проявила себя излишне критично.
— Мне будет легче спать здесь, чем жить с другой стороны и думать, что эта комната пустует, — ответила я. Арлена обдумала это, склонившись над коробкой со скотчем в руках.
— Да, понимаю, — согласилась она, кивая огненно-рыжей головой.
Мы загрузили коробки в машину Арлены. Она любезно согласилась закинуть их в центр приема вещей по пути домой, и я с признательностью приняла это предложение. Мне не хотелось, чтобы кто-то смотрел на меня понимающе и с жалостью, пока я сдавала бабушкины наряды, башмаки и ночнушки.
Перед отъездом Арлены я обняла ее и поцеловала в щеку, и она уставилась на меня. Такое раньше меж нами не водилось. Она склонила голову к моей и мы мягко стукнулись лбами.
— Сумасшедшая девица, — сказала она с любовью. — Заходи к нам. Лиза хочет, чтобы ты снова посидела с ней.
— Передай ей привет от тети Сьюки, и Коби тоже.
— Хорошо. — Арлена направилась к машине, ее пламенеющие кудри развевались вокруг головы, а полное тело делало униформу официантки сплошным обещанием.
Машина Арлены пропала меж деревьев, а моя энергия улетучилась. Я чувствовала себя тысячелетней и одинокой. И так теперь будет всегда.
Есть мне не хотелось, но по часам пришла пора обедать. Я зашла в кухню и вытащила из холодильника один из множества контейнеров. В нем оказалась индейка с виноградным салатом, которые я любила. Но сейчас я просто ковырялась вилкой, присев за стол. Потом бросила это занятие, убрала контейнер в холодильник и направилась в ванну, чтобы принять душ. Углы в шкафах всегда пыльные, и даже такая хорошая хозяйка как бабушка не могла справиться с этим.
Принять душ было просто замечательно. Горячая вода словно смыла часть моих страданий. Я помыла голову, промыла каждый дюйм тела, побрила ноги и подмышки. Выбравшись, я подергала брови, нанесла на тело лосьон, дезодорант, спрей, чтобы волосы не спутывались, и вообще все, до чего смогла дотянуться. С мокрыми волосами, спускающимися по спине каскадом спутанных прядей, я натянула на себя пижаму с чирикающей птичкой и взялась за расческу. Потом уселась перед телевизором — посмотреть что-нибудь, пока расчесываю волосы, что всегда утомительно.
Смысл снова исчез, и я почти оцепенела.
Дверной звонок прозвенел, когда я шла по гостиной с расческой в одной руке и полотенцем в другой.
Я посмотрела в глазок. На пороге терпеливо ждал Билл.
Я впустила его, не чувствуя ни радости, ни досады от его визита.