– Джоанна, – произнес Макс Сван, возвращаясь из глубин блаженства после оргазма. Он лежал на кровати королевских размеров, широко раскинув руки и ноги, в квартире на Гремерси-Парк, которую он купил для Джоанны.
      – Да? – прошептала она. Ее светлые волосы цвета шампанского струились по подушке как шелк.
      – Сделай так еще раз.
      – Нет. – Простенькая форма отказа. Односложное слово. «Нет».
      – Что? – переспросил Макс. Он в удивлении приподнялся со своего роскошного ложа.
      – Нет. – Вот так-то просто. Как бы между прочим. Хочешь ешь, хочешь – пей.
      – Что значит «нет»? – Макс был в ярости. «Нет» было совсем не тем словом, к которому он привык.
      – Ты прекрасно меня слышал. Нет.
      – Ну и что дальше? – спросил Макс. Он не понимал ее и был удивлен.
      – Все зависит от тебя.
      – От меня?
      – Ты хочешь, чтобы я сделала это еще раз?
      – Боже мой, я сразу так и сказал! – ответил Макс, посчитав, что она пришла в себя и начинает наконец соображать, что к чему.
      Джоанна слегка подвинулась и начала что-то шептать на ухо Максу. Она прошептала ему семь простых и вечных слов, которые нельзя было неправильно понять. Таким образом, ее предложение было выражено абсолютно недвусмысленно.
      – Ты хочешь сказать, что у меня нет выбора? – спросил Макс.
      – Это значит, что у тебя нет выбора, – подтвердила Джоанна.
      – Дерьмо, – заявил Макс.
      Это было самое образное предложение руки и сердца, которое когда-либо делал Макс Свен.
 
      – Что же такое есть в тебе, чего нет у меня? – спросил Макс своего сына Лью спустя три недели. – Женщины присылают тебе деньги! – громогласно говорил Макс, похохатывая. – Мои женщины говорят только «дай мне» или «дай мне еще денег!»
      Макс втайне гордился тем, что его женщины постоянно требовали у него денег, а еще больше он был горд тем, что мог выполнять любые их требования и просьбы – финансовые и сексуальные!
      – Я сам был удивлен, – признался Лью. – Элен выплатила мне почти половину задолженности, – добавил он. Еще один чек, на этот раз на триста долларов, пришел по почте в то самое утро, когда Макс приехал в город с новостями для Лью. Лью как раз собирался позвонить Элен, поблагодарить ее и пригласить на ленч. В последний год у них вошло в привычку встречаться за ленчем, каждый раз после того, как Элен посылала ему очередной чек. Никто из них не признался бы – во всяком случае, пока, – как они оба ждали этих нечастых встреч.
      – Твоя мать и я разводимся, – сказал Макс, внимательно следя за реакцией Лью. – Надеюсь, ты не считаешь меня плохим человеком?
      – Нет, конечно, – искренне ответил Лью, которого не удивили эти новости. – Ты и мать… – Лью остановился, только жестом показывая, что он все понимает, что он давно знал, что Макс и его мать, Эсме, давно уже не живут вместе.
      – Этот развод будет стоить мне уйму денег, – недовольно продолжал Макс. – Твоя мать жаждет моей крови. Но я не виню ее!
      – А что же будет с фирмой? – Лью работал в «Декоре» больше десяти лет, но ему казалось, что он занимался делом всю свою жизнь.
      – Никаких проблем, – заявил Макс. – Твоя мать не заинтересована в бизнесе. Ей нужен дом и наличность. Много-много денег. Ты будешь продолжать заниматься «Декором», как и раньше. Черт возьми, это же твое детище! – сказал Макс, хотя на самом деле «Декор» был только наполовину детищем Лью. Каждый из них владел только пятьюдесятью процентами акций.
      – В таком случае я бы хотел выкупить твою половину, – сказал Лью. – Все было бы проще, если бы «Декор» полностью принадлежал мне. – Не хватало только, чтобы Макс продал акции кому-нибудь со стороны, чтобы иметь наличные для развода. Или, еще хуже, продаст Макс дело Джоанне, которую Лью считал бесстыдной наглой сукой.
      – Черт, Лью! У тебя не хватит денег, чтобы выкупить мою долю, – заявил Макс со свойственным ему сарказмом. – Ты слишком хорошо поработал в «Декоре». Акции теперь стоят гораздо дороже! Ты сам себе подгадил!
      – Если ты все же соберешься продавать акции, я хочу, чтобы ты первому предложил их мне. Договорились? – Лью не собирался так легко сдаваться. Он слишком много сил вложил в фирму.
      – Конечно, – пообещал Макс. – Ведь это ты занимаешься этим чертовым делом!
 
      – Я слышал такую глупость сегодня! – заявил Макс Джоанне, когда вернулся к ней вечером. – Женщина платит мужчине! Ты помнишь Фила Дурбана? Я, кажется, рассказывал тебе о нем? Он был управляющим по продаже продукции у Лью. Он был должен Лью пять тысяч, когда загнулся. Лью и не надеялся получить обратно эти деньги. Но боже ты мой, его маленькая вдовушка выплачивает этот долг Лью, сотню сегодня, две сотни завтра. – Макс запрокинул голову и захохотал в удивлении и восхищении перед этой мужественной женщиной.
      – Как она выглядит? – поинтересовалась Джоанна, которая всегда бдительно охраняла свои интересы. Она хорошо знала неутолимые сексуальные аппетиты Макса.
      – Какого черта, откуда я знаю? – взорвался Макс. – Я в жизни ее ни разу не видел!
      Джоанна не знала, верить ему или нет, но решила не продолжать этот разговор и вернулась к тому, что по-настоящему было важно для нее.
      – Что сказал тебе Лью, когда ты объявил ему о разводе?
      – Он спросил, не получит ли Эсме «Декор» в качестве компенсации за развод. Я сказал ему, чтобы он не беспокоился. Эсме интересует только наличность.
      – Он что-нибудь спрашивал обо мне? – поинтересовалась Джоанна. Ее совершенно не волновало, что получит после развода Эсме. Макс был так богат, что даже после удовлетворения требований Эсме, денег у них останется еще куча.
      Макс покачал головой.
      – Я хочу, чтобы он хорошо относился ко мне, – Джоанна размышляла, что ей нужно сделать, чтобы заполучить Лью в союзники. Развод Макса многим вряд ли понравится, и Джоанне были необходимы союзники. Лью был самым близким для Макса человеком, после Джоанны, конечно. Она хотела, чтобы Лью был на ее стороне. Джоанна задумалась, что бы такое необыкновенное подарить Лью… заручиться его поддержкой, завоевать симпатии.
      Развод родителей и реакция на него самого Лью заставили младшего Свана пересмотреть и свою собственную семейную жизнь. Лью осознал, что не имеет права примириться с вялостью и серостью своей жизни. Рини после совсем холодных, порой просто ледяных отношений с Лью, опять стала проявлять к нему внимание, как в самом начале их семейной жизни. Умеренный интерес, спокойный и ровный. Лью думал с завистью о том, что его отец никогда не оставлял своих попыток найти настоящее счастье. Прохладные отношения – это совсем не то, что нужно настоящему мужчине. Лью было тридцать шесть лет, и он оставался страстным мужчиной. Слишком молодым, чтобы довольствоваться прохладными отношениями с женщиной.
      Днем Лью получил наличные деньги по чеку, который Элен прислала ему, и истратил часть их на цветы для Элен. На карточке Лью написал, что признателен ей за ее желание вернуть долг Фила, и снова пригласил ее на ленч.
      Он давно, а в последнее время, довольно часто возвращался в мыслях к Элен. Пожалуй, теперь настало время перейти от мыслей к делам.

      – Вы никогда мне не звоните, Элен, – сказал Уилсон Хобэк спустя почти год после их первой встречи. Он пригласил ее в бар «Карлайл» послушать Бобби Шорта. Беби Джейн Холзер, чьи роскошные волосы сверкали как золото, была с Энди Уорхолом – его серебряная грива была заметна издалека. Мик Джаггер, в белом атласном костюме, отделанном косичками из белого сутажа, был с группой типов, которые занимались записями его песен. Все они были словно не от мира сего – в дыму и мечтах. По залу прошел шепоток, что скоро должны прибыть Дэвид Бейли и Джин Шримптон.
      – Вам это нравится? – спросила его Элен, пытаясь перевести разговор на другую тему, чтобы скрыть свое замешательство. Она не могла понять Уилсона. Уилсону и вправду хотелось, чтобы она ему звонила? Или он давал ей понять, что она должна это сделать? Когда он обещал ей звонить, может быть, он ждал, что она сама позвонит ему? Элен всегда помнила, когда Фил ухаживал за ней, он предпринимал все необходимые шаги, а она ждала. Или, как говорилось в ее время: «Он бежал за ней, пока она его не поймала». Элен никогда в жизни первая не позвонила мужчине, если это не были деловые звонки, – и не собиралась менять свои привычки.
      – Это все так своеобразно, – ответил Уилсон, загадочно улыбаясь. Он был очень привлекателен, не меньше, чем любая знаменитость в этом зале. Когда Уилсон появлялся в обществе, все головы поворачивались, присутствующие секунду оценивали нового гостя и затем неохотно возвращались к прерванному разговору. Элен замечала, какое внимание приковывал к себе Уилсон. Хотя Элен приятно было появляться в его обществе, она не могла не понимать, что на нее – в ее скромном, несколько консервативном наряде – переставали обращать внимание после первых же беглых взглядов.
      – О… – Элен, не знала, что еще добавить. На мгновение воцарилась неприятная пауза. Элен всегда немного нервничала в присутствии Хобэка. Отчасти это происходило из-за того, что она находила Уилсона чертовски привлекательным. Была еще одна причина – Уилсон казался таким светским человеком, образованным и раскованным, что она постоянно боялась сказать или сделать что-то неправильно. Ввернуть, например, в разговор модное словечко, а через мгновение увидеть изумленно поднятые к небу глаза, как часто бывало в тех кругах, где привык вращаться Уилсон. И, конечно, Элен нервничала из-за того, что их сексуальные отношения так и не разрешились.
      Элен не знала, да и не могла знать, так как сам Уилсон не осознавал этого – он находился на перепутье. С одной стороны, его поступки были мотивированы теми условиями, в которых он рос, – теми же самыми условиями, в которых выросла и Элен. С другой стороны, его поведение, стиль жизни были сформированы обществом, в котором он жил и в котором все было разрешено. В этом обществе он был желанным членом, к нему тянулись все. Жизнь Уилсона напоминала сюжеты из «Плейбоя», которые стали явью.
      Его телефон звонил так часто, что ему пришлось абонировать второй номер. Целый сонм умных, модных, преуспевающих женщин – одиноких и разведенных, израненных прошлым опытом, замужних, но готовых на все – осаждали его приглашениями на коктейли, ужины, открытия выставок, на презентации новых изданий, ленчи, приглашениями в театры и на премьеры балетов, просмотры новых фильмов, или, если сказать кратко, «в постель»!
      Однажды, когда Уилсон заболел гриппом, женщины чередой то передавали ему домашний супчик и новые журналы, то развлекали его игрой в карты, приносили бумаги из офиса, растирали ему спину, меняли простыни, стирали белье и ходили за продуктами.
      Те уик-энды, которые Уилсон не проводил с одной своей приятельницей в ее роскошном сельском доме в Коннектикуте, переоборудованном из амбара, доставшегося ей после развода, он проводил в другом, не менее роскошном доме в дюнах Ист Хемптона, возведенном на деньги, которые эта его пассия заработала сама. Элен была совсем не похожа на женщин, с которыми привык иметь дело Уилсон.
      Она никогда ему не звонила. Она никогда не посылала ему миленькие, умненькие открытки, несущие определенный посыл «почему-это-я-так-давно-ничего-от-вас-не-слышала». Она никогда не присылала ему газетные вырезки, которые имели отношение к последнему коктейлю, на котором они были вместе, или просто записочку, чтобы он помнил о ее существовании. Она никогда никуда его не приглашала – ни на ленч, ни на коктейль или просто в гости. Ей никогда не «случалось» нечаянно ждать автобуса через улицу от его дома, когда он отправлялся на работу, и она никогда не проходила «совершенно случайно» мимо его офиса, когда он покидал работу вечером.
      Уилсон привык, чтобы его завоевывали. Казалось, Элен не было дела до его завоевания.
      – Ты сводишь меня с ума, Элен, – признался Уилсон. Он был современный любовник: сразу начинал нападение, а затем выжидал, чтобы его сильно захотели. Наполовину – преследователь, наполовину – преследуемый. Мальчик, каким он когда-то был, и одновременно – мужчина, которым стал.
      – Я надеюсь, это приятное состояние? – спросила его Элен.
      У нее кружилась голова от близости Уилсона, у нее захватывало дух от мира, в котором он жил. Состояние было странное – волнение, страх перед неизвестностью, гордость, которую она испытывала от его внимания – словом, она совсем запуталась. Она запуталась еще и потому, что он посылал смешанные и непонятные сигналы.
      – Я чувствую себя просто сумасшедшим, – ответил Уилсон. Элен увидела в его глазах то же выражение, которое она наблюдала в глазах Фила. Взгляд мужчины-преследователя. В последнее время Уилсон несколько растерял свои практические навыки.
      Но теперь вдруг все изменилось – Уилсон Хобэк обнаружил, что он агрессор. Теперь он мог, изменив своим правилам, снять телефонную трубку и позвонить знакомой женщине. Он вдруг ощутил себя преследователем, а не преследуемым. И как ни странно, он вдруг подумал не о том, когда же Элен будет заниматься с ним любовью, а ляжет ли она вообще когда-нибудь с ним в постель.
      Когда Уилсон поцеловал ее, Элен ответила страстными поцелуями, но на этом все кончилось. Когда Уилсон обнял Элен, она приникла к нему, когда он коснулся языком ее руки, она вздрогнула от желания. Уилсон ждал продолжения, он уже привык, что женщины делают следующий шаг, чтобы дать понять ему, что не отвергают его.
      Но в отношениях Уилсона и Элен ничего не менялось.
      Уилсон так привык к тому, что женщины делали шаг из гостиной в спальню, что поведение Элен его обескураживало, он не мог понять ее. Мелькнула даже мысль, не была ли она вообще мужененавистницей. Потом Уилсон решил, что Элен играет с ним и начал вычислять, в чем состояла ее игра. Ни одна из его знакомых женщин, которые появлялись в его жизни после развода, не вела себя так.
      Ему никогда не приходила в голову одна простая мысль – мысль о том, что у него мог быть соперник.
 
      Коробки лимонов и лука, огромное количество говяжьего филе, горы картофеля, литры молока, сливок и сметаны, масса пластиковых упаковок и фольги; кастрюльки, сковородки, взбивалки и формочки для выпечки печений – все было закуплено оптом, потому что, как сказал Эл Шелдрок, «А Ля Карт» уже вела такие дела, что пора было переходить на оптовые закупки. Все эти запасы загромоздили гараж, который теперь превратился в склад и хранилище. Подержанный холодильник стоял в пристройке, а во время особой запарки дополнительные плиты стояли на разделочном столе.
      Поначалу такое количество продуктов казалось просто угрожающим. Но довольно скоро Элен использовала все до последней капли, дело шло успешно, начали создаваться накопления, и Элен смогла заплатить за работу двум своим помощникам – старшеклассникам, которые с недавних пор работали у нее почти каждый день после школы и по выходным.
      Идея Элен об обслуживании коммерческих структур оказалась очень современной, потому что в 1963 году индекс Доу скакнул от начального показателя в 646 пунктов в начале года к 767 – в конце его. Это были понятия из мира мужчин, которые ничего не значили для Элен, но их действие оказывало влияние и на жизнь, и на ее дела.
      В течение первого года, после того, как она отправила письма с предложениями своих услуг, она занималась главным образом обслуживанием презентаций нового оборудования для офисов, поставляемого компанией, расположенной в Армонке, организовывала проведение коктейлей для нового партнера отделения Уайт Плейнс фирмы «Меррилл» из Линча, обслужила весенний и осенний показы моделей «Юсквейк Бутик» в Скарсдейле, открытие нового офиса отделения Нью-Йоркского сбербанка в Хартсдейле, подготовила обед для партнеров юридической фирмы «Рай» и ежегодный пикник 4 июля в честь Дня независимости, который компания «Уэстчестер Рекорд» устраивала для детей-инвалидов.
      Но обслуживание коммерческих клиентов составляло только часть дел и забот Элен. Шестьдесят третий год стал годом открытий для Элен и ее фирмы.
      Она впервые обслужила праздник для ста гостей – это было обручение. Все прошло настолько хорошо, что мать невесты попросила Элен помочь им в проведении свадьбы для двухсот пятидесяти гостей. Такое огромное количество гостей Элен никогда не приходилось обслуживать.
      В этот год она получила и свою первую постоянную работу. Элен уже трижды готовила ленч, который ежемесячно устраивал библиотечный комитет в Уайт Плейнсе, когда его председатель предложил ей постоянно обслуживать их каждую неделю.
      И как всегда, обслуживание частных и коммерческих клиентов было так тесно связано, что было трудно определить, какая сфера для нее важнее. Хелена Бранч – это ее мужу принадлежал «Уэстчестер Рекорд», получила такое удовольствие от пикника, посвященного Четвертому июля, что предложила Элен подготовить прием по случаю тридцать пятой годовщины со дня их свадьбы. Боссу Сэма Уитьера так понравился цыпленок в вине и бефстроганов, которые Элен готовила для него раз в полгода, что он предложил ей позаботиться о ленче для представителей прессы, связанных с торговой рекламой во время презентации новых наборов инструментов «Сделай сам».
      Когда Элен рассказывала Уилсону о том, как хорошо идут дела в «А Ля Карт», она говорила совершенную правду без всяких преувеличений.
      Год первых открытий для Элен одновременно подвел черту под другим важным делом – она наконец-то выплатила пятитысячный долг Фила!
      – Сегодня угощаю я! – объявила Элен, входя в офис Лью с корзинкой для пикников – прелестной и дорогой плетеной корзинкой, которую Фил купил в «Эберкромби и Фитч», и которой Элен не пользовалась после его смерти. – Мы можем пойти в парк.
      Был прекрасный майский день, теплый, с нежной зеленью и почти прозрачными облаками, которые высоко плыли в голубом небе.
      – Элен, мне очень жаль, – ответил Лью, – но архитектор, с которым я должен был встретиться на двадцатом этаже в половине четвертого, только что позвонил мне и сказал, что он должен в четыре улетать в Вашингтон, поэтому он будет здесь через час.
      – Вы наконец решили оформить аренду? – спросила Элен.
      Лью кивнул:
      – Мы заключили сделку на тех условиях, которые нас устраивают.
      – Тогда у нас будет пикник на двадцатом этаже, – решила Элен.
      – Прекрасная идея, – сказал Лью, вставая.
      Когда они шли к лифту, Элен обратила внимание на разбросанные куски драпировки в офисе Макса.
      – Джоанна, – объяснил Лью. – Это она занимается оформлением его офиса.
      – Я думала, что Макс им никогда не пользуется, – заметила Элен.
      – Отец действительно там никогда не бывает, – ответил Лью.
      – Тогда зачем обновлять его?
      Лью пожал плечами.
      – Кто ее знает! Она мне так надоела! Прибегает ко мне каждые полчаса, спрашивает, как мне нравится тот или иной оттенок краски, какой драпировочный материал кажется мне подходящим, сколько полок заказывать мастеру?
      – Почему она не поинтересуется у Макса?
      – Она говорит, что хочет сделать ему сюрприз.
      – Что ж, сюрприз – это всегда приятно, – заметила Элен.
      – Угу, – хмыкнул Лью. – Я тоже так думаю. Мне бы только хотелось, чтобы она оставила меня в покое.
      Двадцатый этаж был призрачно пустым. Кругом стояли только козлы для распилки досок, различные дрели и листы отделочного пластика были прислонены к стенам и составляли единственные детали интерьера. Элен расстелила клетчатую скатерть в солнечном уголке и разложила продукты: зажаренного цыпленка с корочкой из горчицы и эстрагона, салат из свежей картошки, нарезанные помидоры с тертым сыром в соусе из растительного масла и мелко нарезанного базилика, на десерт у нее был приготовлен фруктовый салат с вишневкой и измельченными лесными орехами. Прихватила она и бутылку шампанского.
      – Ого, шампанское, – удивленно воскликнул Лью.
      – Нам есть что отметить, – Элен протянула Лью чек, который принесла с собой. – Четыреста тридцать два доллара. Я вышла из долговой кабалы!
      – Элен, ты – потрясающая женщина, – сказал Лью, кладя сложенный чек в карман.
      – Скажи честно, Лью, ты, наверно, думал, что никогда не увидишь этих денег?
      – Ты абсолютно права, – ответил Лью, отрывая кусок курицы руками. Этот жест очень понравился Элен – в нем было что-то очень обыденное и честное. Ей не нравились люди, которые поклевывали пищу так, словно они делали одолжение, что отведали какое-то блюдо. – Я не верил, что ты сможешь это сделать. Мой отец был такого же мнения. Он до сих пор не может понять, как ты смогла выплатить мне долг. Он постоянно меня поддразнивает по этому поводу.
      – Я, видимо, разрушила его представления о женщинах, – улыбнулась Элен.
      – Ты права, – ответил Лью. – Он когда-то сказал мне, что женщины могут считать только до девяти – ведь беременность длится девять месяцев.
      Элен расхохоталась и покачала головой. Это было совершенно в стиле Макса! Затем она попросила Лью рассказать ей, как ему удалось сдать двадцатый этаж на таких выгодных для фирмы условиях. Поедая приготовленные Элен закуски и попивая шампанское, они признались себе, какими важными стали для них обоих их нечастые совместные ленчи.
      Для Лью Элен была единственной женщиной, с которой он мог обсуждать дела. Она разбиралась в проблемах наличности, задержках в поставках, в служащих с плохим характером, ошибках в производстве и кризисах – словом, в тысяче и одной деталях, из которых и складывается бизнес. В первый раз Лью осознал, как приятно разговаривать с женщиной о том, что было ему очень дорого. Как приятно и важно! В первый раз он начал понимать, какое очарование заключалось в Джоанне для Макса с точки зрения самого Макса.
      Для Элен Лью олицетворял счастливое прошлое. Он был кем-то, на ком стоял штамп «одобряю», поставленный Филом. Она вспоминала, как Фил ей рассказывал, что она нравилась Лью. Как ни странно это было, но иногда ей казалось, что Фил подталкивал ее и Лью к более близким отношениям.
      В отличие от Эла, чей интерес к делам «А Ля Карт» был чисто профессиональным, и от Уилсона Хобэка, который рассматривал «А Ля Карт» как символ ее общественного статуса, кстати, весьма важный символ, Лью как бы лично выигрывал от ее успеха, так как ее успех позволил ей выплатить долг Фила.
      Но теперь, когда долг уже выплачен, у нее не было причин, чтобы продолжать встречаться с Лью. Да и Лью не мог придумать повода, по которому им можно было бы видеться время от времени. И Элен и Лью ясно понимали это, наслаждаясь едой, шампанским и разговором.
      – Я увеличил кредит «Декора», чтобы приобрести весь этаж и для того, чтобы у меня были деньги для реализации нового проекта. Я собираюсь создать новое отделение фирмы и назвать его «Игл Пейнтс», – с очевидным удовольствием рассказывал Лью. – Отделение будет продавать краски самого высшего качества оттенков раннеамериканского стиля. Создам собственный штат агентов по распространению товаров, отдел рекламы и бухгалтерию. – «Игл» был идеей самого Лью, первый шаг в превращении «Декора» в большую компанию, воплощение его мечты. Этот шаг можно предпринять сейчас, когда Макс всецело был занят Джоанной и своей собственной империей. У него сейчас не было времени, чтобы анализировать или критиковать любой шаг и предложения Лью. – Я занял сто тысяч долларов, чтобы «Игл» мог нормально начать работу.
      – Боже ты мой! Сто тысяч долларов! – воскликнула Элен, думая о том, какой она себя чувствует свободной и счастливой, когда наконец избавилась от внутренней зависимости, выплатив долг Фила в пять тысяч долларов! Наконец-то, наконец-то этот груз свалился с ее плеч! Никогда не влезай в долги…Элен с сочувствием сжала руку Лью. – Сколько же тебе понадобится времени, чтобы выплатить этот долг?
      – Полтора года, или, может быть, два, – небрежно ответил Лью, прикосновение Элен пронзило его, как удар током. Он пытался не показать Элен свою реакцию. – Все дело в том, что мы возлагаем большие надежды на новое отделение. И мы считаем, что оно принесет нам доходы уже к концу второго года. Наши анализы показывают, что существует возможность нового рынка для реализации красок высшего качества новых оттенков. Ни один производитель еще не выходил на этот рынок – пока. «Декор» будет первым! – По мере того, как нарастало возбуждение в голосе Лью, он все ближе наклонялся к Элен, взял ее за руку.
      – Ты кажешься таким счастливым от того, что начинаешь новое дело, а ведь оно ввергает тебя в такие долги! – сказала Элен, думая только о том, как это страшно быть в долгу. – Я бы просто застрелилась, если бы была должна такую сумму денег!
      – Хорошо! Тогда я никогда не разрешу тебе покупать пистолет! – пошутил Лью и разжал пальцы, как бы показывая Элен, что у него в руке нет никакого оружия. Они улыбнулись, давая понять друг другу, как легко их прикосновение, что это всего лишь – шутка. Прикосновение случайное и ничего не значащее. – Элен, занимать деньги – это условие игры. Занимая, ты можешь делать другие деньги!
      – Ты рассматриваешь это, как способ делать деньги, – возразила Элен, убирая свою руку – она почувствовала, как бьется ее сердце. – Для меня же долг… как страшный гнет!
      Когда Элен убрала свою руку, Лью почувствовал себя разочарованным и опустошенным. Он стал наполнять бокалы, стараясь показать, что он всецело занят этим. Он слегка покачал головой.
      – Элен, иногда ты рассуждаешь, как домохозяйка!
      – Но я и есть домохозяйка, – возразила она безо всякой обиды.
      – Может быть, – продолжал Лью. – Но ты еще и деловая женщина. Ты занимаешься прибыльным бизнесом. И доказательство этому тот факт, что ты заплатила долг Фила.
      После этих слов Элен снова положила свою руку на руку Лью.
      – Мне хотелось бы знать, будем ли мы видеть друг друга после того, как я…
      Лью молчал. Он просто физически уже не мог оставаться спокойным, находясь в такой близости от Элен. Как отсветы пламени играли блики на ее волосах, упавших на щеку, и тень от ресниц приглушала свет ее синих с прозеленью глаз. Ее слова подействовали на него как кинжальный удар – он понял, как сильно ему будет не хватать их встреч, как необходимо для него просто видеть ее, разговаривать с ней, рассказывать о своих делах.
      Элен молча смотрела на Лью, словно пыталась навсегда запомнить его образ: гладкую, со свежим загаром кожу, густые темно-русые волосы, слегка выгоревшие на солнце, приятный тембр его голоса, ненавязчивый, но несущий в себе нотки властности, интеллигентный, с нотками юмора и очень теплый. Целое долгое напряженное мгновение молчали, не желая разрушить наваждение.