— Их всегда это злило, — спокойно ответила Эвелина. — Даже когда Брендан служил у них на флоте.
— Что?
Девушка поднялась из-за стола, и ее золотистые волосы рассыпались по плечам.
— Зависть, — спокойно пояснила она. — Она сгубила многих людей, особенно умных и честных. Мой отец не исключение, и Брендана постигла бы такая же судьба, если бы он остался служить там.
Девушка вышла из столовой, а Эфраим и Абигайль смотрели ей вслед, с трудом веря услышанному.
— Черт меня побери! — вырвалось у Эфраима.
Наверху в восточной комнате Брендана не было. Он позволил Эфраиму уговорить себя остаться на ночь, дождался, пока старый капитан отправится спать и когда все девятнадцать часов в доме пробили час, открыл замерзшее окно и спрыгнул в снег.
Через полчаса Брендан уже поднимался на борт «Пустельги».
Он испытывал угрызения совести, обманув старого капитана, но он больше не доверял самому себе, когда Майра была так близко. Слава Богу, у него была шхуна, где он мог укрыться. Если бы он остался на ночь в доме Эштона, то она закончилась бы в постели Майры. Он любил ее и боялся этого чувства. Он не был готов расстаться с морем и любимой шхуной.
Брендан не хотел снова испытывать боль, оказавшись перед выбором между девушкой и шхуной. И это толкнуло его на побег.
Он проснулся в своей постели на борту мерно покачивавшейся шхуны, когда солнце давно уже взошло. В каюте все еще пахло порохом, и Брендану вспомнились вчерашний бой, грохот пушек, крики людей и его шхуна, летящая по волнам…
Заложив руки за голову, он улыбался, глядя на переборку. Наверху послышались шаги. Должно быть, это Лайам с первыми посетителями. Да, горожане устроили ему торжественный прием, как и бедняге Мэтту. Но бедняге ли? Похоже, Мэтт наслаждался своей славой.
Шаги направлялись к люку, но они были слишком легкими для Лайама и торопливыми. Наверняка это Дэлби. Господи, только не сейчас…
Дверь тихонько открылась, и Брендан притворился спящим.
Кто-то прошел по каюте и дотронулся до него.
— Капитан?
Брендан распахнул глаза. Это была Майра.
— Мне жаль, что я разбудила тебя. — Глаза девушки блестели, а щеки разрумянились, словно она бежала по холоду. — Не думала, что ты еще спишь.
— Вообще-то я уже не спал.
Она озорно улыбнулась и прикоснулась к его руке.
— Не похоже.
— Я думал, это Дэлби.
— А, это тот коротышка с вечно больным животом?
— Он самый.
Майра присела и с любовью посмотрела на него. Вопреки словам он был совсем сонным, густые волосы спутались, лицо безмятежно, глаза чуть припухли. Сквозь распахнутый ворот рубашки виднелись крепкая шея и золотистые волосы на груди. Брендан был таким красивым и желанным, что у Майры перехватило дыхание. Она облизнула губы и прикоснулась к его заросшей щеке.
Глаза Брендана потемнели.
— Ты выгладишь так аппетитно, как завтрак после трехдневного голодания, милая.
— Правда? — Она провела пальцем по его губам. — Так почему бы тебе не поцеловать меня и не попробовать, так ли хороша я на вкус?
Брендан засмеялся, притянул ее к себе и поцеловал. Потом он выпустил Майру и посмотрел на нее таким взглядом, от которого у нее быстро забилось сердце и кровь застучала в висках. Она взяла его руку и благоговейно поцеловала каждый палец, его большую ладонь, а потом прижалась к ней щекой. Брендан запустил пальцы в ее густые волосы, и Майра вздохнула, закрыв глаза.
— Я соскучился по тебе, Майра.
Майре вдруг вспомнилось, как Брендан на палубе торопливо зарисовывал картину боя, как он стоял у штурвала шхуны, как смутился, когда горожане подхватили его на руки и торжественно пронесли по площади. Она с благоговением прижала к губам его руку и тихо произнесла:
— Я тоже тосковала по тебе, Брендан.
Он улыбнулся и отвел взгляд, словно это признание смутило его.
— Вы оба были такими смелыми и отважными. Он покраснел.
— От кого ты узнала?
— Старр говорил мне, — ответила она с лукавым блеском в глазах.
— А! Так вы друзья?
— Мы… знакомы.
— Меня это не удивляет. — Он провел пальцем по ее носу и мягким, нежным губам. — Ты со своими котами, а Старр — с цыплятами.
— Цыплятами? — Майра удивленно приподняла брови.
— Ну да, цыплятами. Ты не поверишь, но я застал его, когда он разговаривал с одним петухом, которого мы взяли на камбуз на суп. Он посадил его себе на плечо и расхаживал, точно пират с попугаем.
Майра засмеялась.
— Ну, мы, любители животных, должны держаться вместе, — сказала она и опять принялась целовать его пальцы. Ее глаза блеснули, и она лизнула его палец.
Брендан испугался и занервничал:
— Не надо.
— Почему?
— Я сказал — не надо, и все!
Он попытался выдернуть руку.
— Я тут лежу и сгораю от желания, а ты делаешь все, чтобы свести меня с ума! Ну перестань!
Его голос был не очень убедительным, и Майра снова провела языком по его пальцу.
Страстное, ослепляющее желание захватило Брендана, он вырвал свою руку, испугавшись тех чувств, которые она пробуждала в нем.
— Майра, это непристойно!
Майра воспользовалась этим замечанием, чтобы дать ему понять, что рассердило ее.
— Непристойно сбегать из дома посреди ночи, Брендан. Думаешь, я не заметила твои следы на месте приземления? Или тропинку, которая вела по лужайке? Удивительно, как ты не сломал свою глупую шею! А отец думает, что ты все еще спишь.
— Так оно и есть, — улыбнулся Брендан.
Она снова завладела его рукой.
— Ты любишь меня, Брендан?
— Конечно.
— Так же как свою шхуну? — дерзко спросила она. — Скажи откровенно, Брендан.
— Я очень люблю тебя, Майра.
— Я не о том спрашиваю. Я спросила, ты любишь меня так же, как и свою дурацкую шхуну?
Он не заметил дразнящие нотки в ее голосе. Все, что он слышал, — это два слова: «дурацкая шхуна», и это больно задело его. Он задумчиво произнес:
— По-другому.
— Как по-другому?
— Черт, Майра, как ты можешь сравнивать женщину со шхуной! Это совершенно разные вещи!
— Неужели? — Она посмотрела на него, и в ее глазах засветился огонек. Он не мог обмануть ее. Разве он забыл, что она — дочь корабельного мастера? — Неужели они так отличаются?
Он дернул ворот своей рубашки и, вздохнув, выдавил:
— Нет. — Если бы только она поняла! Но она хорошо понимала, в этом и проблема. — Майра… Шхуна ведь сделана из дерева, а женщина — из плоти и крови, и обе рыдают, когда плохо. Обе завладевают сердцем мужчины, очаровывают и завораживают его. Они обе женщины, Майра! Красивые, нежные и…
— Брендам…
— Преданные, любящие и…
— Брендан…
Он умолк, удивляясь странному чувству, появившемуся у него.
— Тебе не нужно объяснять мне. Я… я знаю, как это бывает с моряками. — Она улыбнулась.
— Ты рассердилась?
— Нет. Ведь это не дало бы мне ничего хорошего, верно? — Она опять слабо улыбнулась.
Брендан потянулся и посадил ее на себя, желая доказать Майре, что она занимает в его сердце такое же место, как и шхуна. Но удовлетворится ли она только частью его сердца, или захочет получить все, как это было с Джулией?
При мысли о Джулии Брендана сковал страх. Но руки Майры были нежными, она ласково гладила его волосы, его заросший подбородок, лицо, шею. Наконец он успокоился, напоминая себе, что Майра не такая, как Джулия, что ему нечего бояться.
Теперь она провела пальцем по его губам. Его взгляд перестал быть беспокойным, и в его улыбке снова появилось очарование.
— Брендан?
— А? — Ругая себя за свое безволие, Брендан обнял ее и спрятал лицо в ее густых темных волосах. Он принялся покусывать ее ухо, и у Майры от восторга по спине побежали мурашки. Она закрыла глаза, наслаждаясь этим ощущением. Его губы прикасались к шее, прокладывали дорожку из поцелуев за ухом, на спине. Удовлетворенно вздохнув, Майра забралась под его рубашку, гладя его плечи, грудь, шрам на груди.
От его горячего дыхания и страстных, нежных слов заныл низ живота. Он говорил на ирландском, но это не имело значения, слова любви одинаковы на любом языке. Как она любила его! Она любила его больше всего на свете. Ну и что, что он робок с женщинами? Ну и что, что он любит только свою шхуну?
Вода тихо плескалась у бортов «Пустельги», в каюте было солнечно. Мачта наверху слегка поскрипывала от ветра. Их окружали знакомые корабельные звуки.
— Мы не должны… — прошептал Брендан возле ее уха. — Кто-нибудь может войти.
— Никто не войдет.
Выскользнув из объятий, Майра отодвинула ворот его рубашки и прижалась губами к сильной груди, теплой, загорелой. Ее желание росло с каждой минутой.
— Но…
Она прижала палец к его губам, заставляя умолкнуть. Придется снова соблазнить этого застенчивого красавца. Сердце ее заколотилось, а руки стали влажными от возбуждения. Майра провела языком по пересохшим губам и приникла к его груди, почувствовав, как напряглись мускулы Брендана, а дыхание стало прерывистым. Она провела языком по его соскам, по белому шраму. Брендан вздрогнул, и Майра услышала, как гулко забилось его сердце.
— Майра, милая…
— Господи, Брендан, как ты можешь надевать такую старомодную рубашку? Тут даже пуговицы не расстегнешь! Знаешь, как трудно целовать тебя, когда приходится возиться с такой вещью?
И она оторвала зубами одну пуговицу, потом вторую, третью. Ее голова двинулась дальше, приближаясь к животу Брендана, и он начал метаться на подушке. Четвертая пуговица.
Брендан запустил руку в ее волосы.
— Майра, любимая, ты не знаешь сама, что делаешь.
— Знаю, — ответила девушка и ухватила зубами последнюю пуговицу. Пуговица упала на пол и укатилась. Она посмотрела на Брендана блестящими глазами и стала расстегивать пуговицы на спине своего платья, насколько могла дотянуться. — Я прекрасно понимаю, что делаю, капитан! А сейчас помоги мне с моими пуговицами.
Майра отодвинула волосы, и Брендан дрожащими пальцами принялся расстегивать оставшиеся пуговицы. Его взгляд ласкал белую спину Майры, которая контрастировала с ее темными волосами. Майра повернулась, платье и сорочка упали, открыв жадному взору Брендана матовые, нежные полукружия грудей с гордо выступающими темными сосками. Он застонал и потянулся к ним. Все мысли о джентльменском поведении и даже о шхуне мигом исчезли.
— Почему ты искушаешь меня?
Она откинулась назад, озорно сверкнув глазами.
— Чтобы посмотреть, сколько ты сможешь выдержать.
— Я и так уже на пределе, любовь моя.
Майра затрепетала.
— Любовь? Ты в самом деле любишь меня, Брендан?
Он не ответил, принявшись ласкать ее прекрасную грудь.
Жар запылал в ее крови, но Майра думала только о его последних словах. Неужели он любит ее? Она спросила снова.
Он прошептал, не отрываясь от ее нежной груди:
— Да, люблю…
У нее перехватило дыхание, и слезы любви и счастья появились на глазах. Сжав ладонями его лицо, она посмотрела ему в глаза.
— И я тоже люблю тебя, Брендан.
Он закрыл глаза.
«Пустельга» грустно заскрипела и недовольно закачалась на волнах.
Майра вспомнила, как Брендан со страстью говорил о своей шхуне, любовно гладил ее обшивку, стоял у штурвала. Ревность снова зашевелилась в душе Майры, и она почувствовала необходимость узнать, что его любовь к ней так же сильна, как и к шхуне.
— Ты сказал, что женщина и шхуна — это совершенно различные вещи, — осторожно заговорила она, зная, что ступает на зыбкую почву. — Но мы оба понимаем, что это не так.
В его глазах промелькнуло что-то похожее на беспокойство, и он отвел взгляд.
— О, Брендан, «Пустельга» тоже женщина, но разве она может любить тебя так, как я? Разве она может обнимать тебя и ласкать? Сказать тебе, что ты самый лучший, самый замечательный?
Брендану стало неловко от такого сравнения.
— Разве она может делать так?.. — Майра принялась гладить его грудь и ощутила под ладонью биение его сердца.
— Майра, дорогая…
Майра прикоснулась к его животу, и ее рука скользнула ниже. Он закрыл глаза, на лбу выступила испарина.
— Разве она может заставить твою кожу пылать, сердце — бешено колотиться, разве она может сделать твою мужскую плоть твердой? — Майра осторожно прикоснулась к его затвердевшему жезлу и гладила его до тех пор, пока Брендан без сил не рухнул на подушку.
Майра наклонилась и крепко поцеловала его, Брендан ответил с такой страстью, что у нее закружилась голова. Когда он выпустил ее из объятий, она заглянула ему в глаза и торжествующе произнесла:
— Конечно, она не может этого!
— Ты совершенно права, любовь моя. — Брендан закрыл глаза, прижавшись к плечу Майры.
Ловко сбросив с ног ботинки, Майра забралась под одеяло. Его возбужденная плоть прикоснулась к ее бедру, и она потерлась о нее, совсем сводя Брендана с ума. Больше он не мог устоять, да и не хотел. Он принялся ласкать губами ее темные соски. У Майры вырвался стон, и она стала гладить его волосы, грудь, плечи. Словно откуда-то издалека она услышала свой собственный голос:
— О, Брендан… ты можешь любить шхуну, можешь отдать ей свое сердце и даже душу. Она тоже женщина, но гордая и недоступная… В ней нет тепла, только огонь. Нет любви, есть только красота.
Майра погладила его колено и двинулась дальше, пока ее пальцы не натолкнулись на твердую мужскую плоть.
— Нет, твоя любимая шхуна не может любить тебя так, как могу я, Брендан Разве она может сделать это? — Майра наклонилась, и ее губы захватили мужское естество, нежно лаская.
— Боже мой. Майра! — хрипло вырвалось у Брендана. Теперь он был полностью в ее власти. Она сделала с ним то, чего никогда не могла бы сделать шхуна.
Брендан терпел, сколько мог, ее горячие поцелуи и нежные губы, а потом торопливо сорвал платье, опрокинул ее на спину и принялся покрывать страстными поцелуями ее лицо, грудь, живот, темные волосы, скрывавшие ее женскую сущность. Майра выгнулась и ухватилась за край кровати.
— Брендан… покажи, что любишь меня. Покажи, что я значу для тебя так же много, как и она…
Он раздвинул нежные лепестки влажной плоти, прикоснулся к ним горячими губами, а потом его язык скользнул внутрь. Майра вскрикнула от сладостной агонии, ее охватил неописуемый восторг.
— Покажи, как ты любишь меня, Брендан…
Он продолжая, покрывать горячими поцелуями каждый дюйм ее тела. Майре стало трудно дышать, она извивалась, ее рот открылся в немом крике экстаза. Он прижал ее к кровати и снова проник языком внутрь, раздвинув лепестки бутона ее страсти. На этот раз Майра громко вскрикнула и впилась ему в спину.
— Брендан!
Он вонзил в нее свой жезл с такой силой, что с ее губ сорвался крик и тело содрогнулось от ослепительного восторга. Она чувствовала, как его горячее семя наполняет ее, и снова ощутила неповторимое, ни с чем не сравнимое наслаждение.
Прошло немало времени, прежде чем их сердца успокоились. Она лежала в объятиях Брендана, уютно устроившись у его подбородка, разметав волосы по его груди. Брендан гладил ее спину и мягкие плечи. Она любила его, любила…
— Майра… — Его голос был еще хриплым и скорее напоминал шепот. Где-то вдали кричала чайка, на причале тоже начиналась жизнь.
— Да, мой капитан? — Она вздохнула и крепче прижалась к нему, нежно целуя его грудь. Майра могла бы лежать так вечно, забывшись в сладостном блаженстве и неге. Глаза у нее были закрыты, и она старалась согреть белый шрам на его груди.
Брендан испытывал странное чувство защищенности. Все опасения исчезли, страх оказаться перед выбором между Май-рой и шхуной тоже пропал. Она успокоила его своими словами и ласками. Он гладил ее шелковистые волосы и испытывал такое блаженство и покой, что слезы навернулись на глаза. Никогда он не чувствовал себя таким счастливым, таким спокойным рядом с женщиной. Она знала, что значит любить моряка. Она понимала все.
Брендан взял прядь ее волос и поднес к губам.
— Я… я думаю, нам следует пожениться.
Майра повернулась на спину и посмотрела на него своими зелеными глазами, светившимися от любви.
— Когда? — спросила она улыбаясь.
— Ты хочешь сказать, что ты согласна, да?
— Даже если бы отец не выдвинул свой дурацкий ультиматум, я все равно вышла бы за тебя, Брендан. — Майра обвила его шею руками. — На следующей неделе вы с Мэттом отправитесь в плавание, а когда вернетесь…
— Мы обсудим эти планы? — спросил он, разволновавшись, как мальчишка.
— Да.
— О, милая… — Он обнял ее и крепко прижал к себе. — Ты не представляешь, как много это значит для меня. Господи, как же я люблю тебя, мое сокровище…
— И я очень люблю тебя, мой капитан из Коннахта!
На палубе «Пустельги» послышались шаги.
Глава 21
Эфраим поймал ее в тот момент, когда Майра рано утром пыталась выбраться из дома в одежде Мэтта и с пожитками в рундучке. Она направлялась на «Пустельгу». Все ее крики и мольбы не возымели никакого действия, поскольку Эфраим твердо вознамерился сделать из своей непослушной дочери настоящую даму и удержать ее подальше от моря, впрочем, так же как и от капитана Меррика.
Злая и расстроенная, Майра с берега наблюдала, как «Пустельга» отплыла от порта и направилась к устью реки, чтобы выйти в открытое море. Она стояла на берегу, держа под уздцы Ригеля, когда шхуна величественно проплывала мимо и свежий ветер надувал ее белоснежные паруса. До Майры доносились обрывки команд, которые отдавал Лайам, смех Брендана. Девушку охватило восхищение, настолько прекрасной и гордой казалась эта шхуна. А после этого плавания ее красавец капитан будет полностью принадлежать ей, Майре.
Майра старалась думать только об этом. Любовь Брендана будет поддерживать ее.
— Майра, — говорил он, держа ее в объятиях прошлой ночью и глядя вместе с ней на созвездие Ориона из каюты шхуны. — Ты будешь ждать меня на причале, когда я вернусь, да? Как я буду счастлив…
Но при виде соперницы-шхуны, которая оставалась наедине с ее любимым мужчиной, Майра почувствовала тяжесть на сердце.
Теперь по каналу проходила «Владычица» с заново перекрашенной женской головой. Она следовала в кильватере шхуны, как слуга за своей королевой. На палубе шхуны было много веселых горожан, которые энергично махали Майре. Сколько лет она плавала на корабле Мэтта с этими людьми, сколько раз Мэтт одерживал с ними победы в морских сражениях! Рыжие волосы Мэтта растрепались от ветра, и он смотрел в подзорную трубу, выискивая ее на берегу. Брат и сестра встретились взглядами. Мэтт улыбнулся и помахал ей на прощание.
Далеко впереди маячил хищный профиль «Пустельги», и Майра смотрела и смотрела, пока оба корабля не скрылись за горизонтом. Вдруг ей показалось, что порыв ветра донес до нее похоронный набат. Майра вздрогнула от странного предчувствия. Когда она вскочила на коня и понеслась к городу, она вдруг поймала себя на том, что очень похожа на своего отца. Майра сжимала в руке часы, отсчитывая по ним время, когда «Пустельга» вернет ей мужчину, которого они обе любили.
— Вот так, Эвелина. Заставь ее бежать немного быстрее.
Эвелина, одетая в сиреневую амазонку и шляпку с пером, уныло посмотрела на свою наставницу. Но верховая езда, уборка в конюшне и незаметное ограничение сладкого начали оказывать свое действие. Розовые платья стали ей широки, и те времена, когда Майре приходилось кричать и угрожать, остались в прошлом. Уверенность Эвелины росла с каждым днем, а в последнее время в ее глазах появился блеск, который невозможно было скрыть. Сегодня, однако, она добилась самого большого достижения — проскакала рысью на Шейле!
— Но как же больно! У меня в животе все трясется!
Не обращая внимания на ее жалобный тон, Майра расхохоталась.
— Эвелина, если ты сможешь проскакать рысью три круга, то я сама пойду с тобой в таверну и куплю тебе самый большой яблочный пирог!
Эвелина подпрыгивала в седле при каждом движении лошади и не могла сдержать радости от своих успехов. Она все больше походила на Брендана, и Майра в душе обрадовалась этому.
— У тебя отлично получается, — похвалила она.
Они скакали рядом, наставница и ученица, и были настолько поглощены успехом, что не услышали выстрелов, которые возвещали о возвращении корабля. Но вместо двух кораблей вернулся только один.
Майра слышала громкий, зычный голос отца, она знала, что Мэтт вернулся.
— Черт бы тебя побрал! Проклятый трус! Негодяй! И я верил тебе!
Эвелина побледнела, услышав эти грозные слова Эфраима, она не знала, что отец и сын часто затевали шумные перебранки. Но Майра обрадовалась, услышав эти крики.
— Скорее, Эвелина! Мэтт и Брендан вернулись!
Она стремглав помчалась на Ригеле к дому, хвост жеребца развевался на ветру, точно знамя. Испуганно закрыв глаза, Эвелина крепко вцепилась в поводья, когда кобыла бросилась вскачь вслед за своим сыном. Майра не дожидалась Эвелину, подгоняя жеребца все быстрее я быстрее. Но ее радость мгновенно исчезла, когда она увидела огромную толпу народа, собравшуюся на лужайке возле их дома. Мужчины кричали и бранились, некоторые женщины рыдали.
В дверях стоял Эфраим с белым как мел лицом, искаженным от горя. Позади стояла Абигайль и плакала навзрыд. Майра похолодела.
— Проклятое английское дерьмо! — орал отец. — Лучше бы ты никогда не появлялся в моем доме!
Майра проследила за взглядом отца, и кровь отлила у нее от лица. Там стоял Брендан, один.
Он стоял словно перед судом, а толпа и Эфраим были его судьями. Он держал в руках свою треуголку, и в глазах было такое отчаяние, так непохожее на его обычный веселый взгляд, что Майра даже не узнала его. Она покачала головой. Нет, отец не мог так кричать на Брендана.
Но Мэтта нигде не было видно. Обезумев от страха, она закричала:
— Мэтт!
Майра не услышала, как подъехала бледная Эвелина… Люди продолжали кричать, обвинять Брендана, проклинать его.
В этот момент Брендан повернулся к ней, и в его взгляде была такая мольба о понимании, что у Майры болезненно сжалось сердце. Она бросилась к нему, обняла его.
— Брендан, где Мэтт?
Он стоял неподвижно, будто боялся пошевелиться. Заморгав, словно что-то попало ему в глаза, он с трудом перевел дыхание и крепко сжал ее руки.
— Майра, милая, он…
— Он погиб! — раздался громкий голос Эфраима. — Он погиб из-за этого проклятого труса. Не зря я не доверял ему!
Брендан закрыл глаза, на которые навернулись слезы, но не опустил головы.
Покачнувшись, Майра отошла от него. Как будто издалека она слышала вопли толпы, плач Абигайль, который становился все громче и громче. Майра зажала уши руками.
— Прекратите! Прекратите!
— Но это правда! Господи, это правда, Майра! — сквозь слезы произнесла Абигайль, вытирая глаза краем фартука. — Там было сражение… они столкнулись с конвоем, который шел из Лондона… Твой брат остался сражаться, а этот… негодяй сбежал, бросив его одного! Одного, Майра! Твой бедный браг остался один на один с целой британской армадой, когда этот трусливый пес сбежал, поджав хвост. Он спасал свою проклятую шхуну! О, мой бедный Мэтт!
Слуги увели Абигайль в дом, и ее громкий плач доносился оттуда. Сердце Майры сжалось, а потом бешено заколотилось.
— Только не Мэтт… — прошептала она, не почувствовав, как сзади подошел Ригель, словно пытаясь утешить ее. И хотя Брендан тоже потянулся к ней, она попятилась от него. — Только не мой брат… Он был хорошим капитаном… самым лучшим. Он не мог погибнуть, Брендан! Это не правда! Он не погиб!
Люси Пребл шагнула к ней из толпы.
— Это правда, Майра! Спустись к реке, и ты увидишь там только один корабль, эту проклятую шхуну!
— На ней нет ли царапины! — выкрикнул кто-то.
— Он сбежал, бросив Мэтта на произвол судьбы! Он боялся за свою бесценную шхуну!
— Предатель! Трус! Иуда!
Брендан просто стоял на месте, ничего не признавая, но ничего и не отрицая, сдерживаясь изо всех сил. Но то обстоятельство, что он не защищался, сделало его виноватым в глазах горожан, Эфраима и любимой девушки.
Майра посмотрела на него, как на чужого, по ее бледному веснушчатому лицу струились слезы. Она прошептала:
— Это правда? Ты… ты не мог бросить его одного!
— Майра…
— Это правда?
Она не заметила, как он судорожно перевел дыхание, не видела боли в его глазах, когда он пытался подыскать нужные слова. Все, что она чувствовала, — это огромный ком, вставший в горле, и перед глазами у нее стояла гордая и величественная «Пустельга», которая бросила «Владычицу», обрекая ее на гибель.
Майра кинулась прочь от Брендана и, вскочив на спину Ригеля, понеслась вниз по улице сломя голову. Она пыталась найти спасение в бешеной скачке, в порыве ветра, который не мог осушить ее слезы. Ей хотелось убежать от горя, от правды, от реальности, от…
— Мэтт, — всхлипывала девушка, и перед ней вставали веснушчатое лицо, рыжие волосы, очки, вечно съезжавшие с носа. — О Господи, только не мой Мэтт!
И тут Ригель внезапно споткнулся, Майра перелетела через его голову и упала неподвижно на землю возле большого дуба.
Ее нашел Брендан. Он нежно нес ее на руках, благоговейно прижимая к своей груди и дав наконец волю слезам, которые разрывали на части его сердце.
Глава 22
Никогда прежде Майра не просыпалась со слезами на глазах, и никогда раньше Брендан не засыпал с ними, если, конечно, можно назвать сном его тяжелое забытье.
Майра открыла глаза в темной могильной тишине. Она лежала в своей постели, одеяло было натянуто до самого подбородка, в закрытое шторами окно едва пробивались неяркие лучи заходящего солнца. Уже темнело.
В доме стояла полная тишина, такая непривычная и враждебная. Что-то было не так. И вдруг она поняла: не слышно было тиканья часов. Казалось, что само время остановилось.
Неужели отец забыл завести свои любимые часы?
И тут она вспомнила. Мэтт! И слезы потекли по ее щекам, — Мэтт, Мэтт! — громко зарыдала она, уткнувшись в подушку.
Но Майра была не одна. В кресле рядом с кроватью сидел мужчина, похожий на застывшего стража. Он слышал ее рыдания и возблагодарил Бога за то, что она пришла в себя.
Брендан был здесь только ради нее, и он потянулся к ней, когда рыдания стали очень громкими.
И Майра, почувствовав на себе эти руки, сразу поняла, кому они принадлежат. Она со злобой ударила его и испытала невероятное облегчение, услышав, как он застонал от боли. Воспоминания о брате, которого она больше никогда не увидит, снова нахлынули на нее.
— Не прикасайся ко мне!
Но эти сильные руки продолжали прижимать ее к груди, гладить ее дрожащие плечи.
Брендан. Новый герой Ньюберипорта.
Майра уперлась ему в грудь, стараясь высвободиться из теплых объятий, прочь от страдающего сердца, которое так нуждалось в ней.
— Иуда — прошептала она.
В комнате было темно, и Майра не увидела, как исказилось его лицо, какая боль появилась в его глазах. Но она бы и не заметила, потому что в этот момент больше всего на свете Майра ненавидела капитана Брендана Меррика.
— Убирайся, — тихо произнесла она.
Брендан вздохнул и снова попытался завладеть ее рукой.
— Я же сказала, убирайся! — В ее голосе слышались ненависть и отчаяние страдающего человека. — Не прикасайся ко мне, предатель…
— Майра…
Она поджала под себя ноги, сжалась в комок, и ее плечи снова задрожали. Сердце у Брендана разрывалось от этого зрелища.
— Майра... пожалуйста… выслушай меня…
— Где мой отец? Я хочу к отцу…
Он опять попытался взять ее за руку, но она ударила его.
Брендан подошел к окну, посмотрел на улицу, на деревья, на корабли, стоявшие у причала. Корабли Ньюберипорта. Все, кроме одного, который никогда больше не вернется в родной порт. И спокойно произнес:
— Твой отец в таверне. Он там со вчерашнего дня, Майра. Отец, кажется, опять пытается найти утешение в вине, как это было после смерти мамы. «Господи, помоги мне перенести эту боль! — думала Майра. — Прогони эту боль. Прогони и его».
Но Брендан не уходил. Его слова тихо раздавались в комнате.
— Милая, пожалуйста, выслушай меня, прежде чем судить, умоляю. Пусть твой суд будет по крайней мере справедливым…
Она громко всхлипнула и вцепилась в край подушки.
— Мы разработали стратегию нападения на конвой кораблей, которые шли из Лондона. Но теперь я думаю, что все было подстроено заранее. Похоже, кто-то знал, что мы там будем. Видишь ли, там было много каперских шхун американцев, которые тоже ждали подходящего момента, чтобы захватить трофей. Но никого из них не тронули. Англичанам нужны были только Мэтт и я.
Майра пробормотала что-то неразборчивое.
— Что, милая?
— Лучше бы ты оказался на месте моего брата!
Брендан отвернулся к окну, ему стало нечем дышать Он снова посмотрел на ту вещь, что была у него в руках, прикусил губу и хрипло продолжил:
— Мы обнаружили конвой в десяти лигах от Сэнди-Хука, очень большой конвой, Майра. Там было много торговых кораблей, которые можно было легко захватить… Мы ждали весь день, а когда стемнело, настал наш черед. Один из нас должен был отвлечь сторожевое судно, а другой — захватить первый корабль, В темноте они не осмелились бы отделиться друг от друга, и корабли охранения не могли бы поспеть в несколько мест. Да, они пытались уйти от нас, а охрана была небольшой. Мы захватывали одно судно за другим…
Он прижался лбом к прохладному стеклу. Солнце уже село.
— Мы оказались глупцами, отчаянными, самоуверенными, жадными глупцами. Мы захватили столько судов, что на наших собственных шхунах почти не осталось людей. И мы все никак не могли остановиться. Мы просто потеряли головы. Да ты и сама хорошо знаешь старую традицию не возвращаться в порт, пока не захватишь по кораблю на каждую свою пушку… И вот у «Пустельги» уже было десять трофеев, а у «Владычицы» — четырнадцать.
Он не стал говорить, что именно Мэтт хотел привести в родной порт двадцать четыре захваченных судна.