Глава 5

— Простите, ваша светлость, я хотела бы переодеться, прежде чем начать этот разговор.

Он шел на несколько шагов впереди нее. Широкоплечий, высокий, он был похож на генерала. Язычки пламени свечей в настенных канделябрах как будто кланялись, приветствуя его, когда он проходил мимо; их свет отражался в его волосах.

— В этом нет необходимости, — сказал он, даже не оглянувшись.

Джульет ускорила шаг и поравнялась с ним.

— Но я неприлично выгляжу!

— По-моему, вы выглядите вполне прилично. Идемте. У меня мало времени.

— Но, ваша светлость…

— Дальше по коридору есть ниша в стене. Там имеется таз и кувшин. Умойтесь, если желаете, но не задерживайтесь. Эта ночь и без того слишком долго длится, чтобы терять время на всякие глупости, без которых женщины не осмеливаются показаться на глаза никому, кроме, разве что, своих болонок. Я не отличаюсь терпением, мисс Пэйдж.

Он указал на нишу, отделенную от коридора тяжелой темно-красной бархатной портьерой, и, не замедляя шаг, распахнул массивные двери комнаты, расположенной чуть дальше по коридору.

— Здесь находится библиотека. Даю вам пять минут.

Не заставляйте меня ждать.

Тяжелые двери захлопнулись за ним.

Боже милосердный, какая наглость! Какая грубость!

Если подобное поведение типично для представителей английской аристократии, то неудивительно, что Америка восстала против своей метрополии! Джульет резко отдернула портьеру, положила Шарлотту на стул, стоявший в углу, и, налив немного воды в таз, принялась оттирать кровь бедняги Гарета от своих рук.

Что там с Гаретом? Герцог не соизволил ни словом обмолвиться о его самочувствии.

Потом она взяла на руки Шарлотту и, расстегнув лиф, приложила ее к груди. Шарлотта принялась с жадностью сосать, а Джульет, придерживая ее головку, подумала: Бог знает, когда ей удастся теперь покормить ребенка, если герцог не выносит, когда теряют время на всякие «женские глупости»!

Она освободилась примерно через десять минут. К тому времени ее гнев немного поостыл, уступив место страху. Тем не менее она гордо вздернула подбородок, расправила плечи и храбро открыла дверь в библиотеку.

Он стоял, небрежно опираясь на каминную полку итальянского мрамора, со стаканом бренди в тонких аристократических пальцах. Он был похож на черного ангела, на какое-то божество, вершащее судьбы. Он взглянул на нее черными проницательными глазами, и Джульет почувствовала, что храбрость ее покидает.

— Садитесь.

— Я… мне не хотелось бы запачкать мебель.

— Мебель можно заменить.

«Дороговато менять такую мебель», — подумала Джульет. На бесценном восточном ковре, застилающем пол, располагалось несколько кресел, обтянутых бархатом сливового цвета, софа с парчовыми подушками из конского волоса, французское кресло на тонких ножках, а ближе всех к камину стояло большое, похожее на трон, кресло из резного дуба с сиденьем, обтянутым черной кожей.

Судя по всему, это был трон.

Джульет направилась к нему. Не потому, что ей захотелось насолить герцогу, не потому, что захотелось показать, будто она не считает его выше себя, а лишь потому, что присущее всем янки чувство разумной бережливости не позволило ей опуститься ни на одно из остальных дорогих кресел в испачканных кровью юбках. Она не была сторонницей пустого расточительства.

— Не возражаете, если я сяду сюда? — вежливо спросила она.

Он пожал плечами:

— Как вам будет угодно.

Держа на руках Шарлотту, Джульет опустилась в глубокое, очень мягкое кожаное кресло, мучительно сознавая, что выглядит крайне непрезентабельно. Еще только прошлым утром она тщательно выбирала для себя одежду в надежде произвести должное впечатление на человека, в расчете на помощь и милосердие которого она пересекла океан. А теперь ее юбка цвета зеленого яблока, из-под которой виднелась нижняя юбочка, с любовью вышитая милыми розочками, потемнела от крови. Ее туфли были испачканы в известковой грязи, мыс корсажа пропитался кровью, на нарядном темно-зеленом жакете, который так хорошо сочетался с рисунком в виде плюща, окаймляющим подол платья, тоже виднелись кровавые пятна. Вид у нее был ужасный.

Но герцог, кажется, не обратил на это никакого внимания. Не потрудившись проявить деликатность к чувствам Джульет и ее гордости и даже не подумав о том, что она гостья в этом доме и хотя бы поэтому заслуживает более внимательного к себе отношения, он, не теряя времени, перешел к делу. Не успела она сесть, как он спросил без обиняков, при каких обстоятельствах она познакомилась с Чарльзом. Она рассказала ему правду.

Пока она говорила, он с раздражением смотрел на нее, и от его мрачного взгляда Джульет стало не по себе. Она чувствовала: что-то не так.

— Значит, вы впервые увидели Чарльза, когда он производил смотр своих войск на городской площади Бостона. Говорите, это была любовь с первого взгляда, не так ли? — Он усмехнулся. — Не удивляйтесь, но мне трудно в это поверить.

— Чарльз был очень красивым мужчиной.

— Чарльз происходил из одной из древнейших и самых аристократических фамилий Англии и никогда не женился бы на женщине более низкого происхождения.

Будучи вторым сыном, он не мог себе этого позволить.

Да и что могло его привлечь в вас?

— Я считаю ваш вопрос оскорбительным, ваша светлость, — спокойно констатировала она.

— Тем не менее я хочу, чтобы вы на него ответили.

— Я не знаю, за что он меня полюбил.

— У вас вполне сносная фигура, хорошенькое личико, красивые карие глаза — наверное, этого вполне достаточно, чтобы заставить мужчину встать перед вами на колени… и оказаться в вашей постели.

— Вы оскорбляете память вашего брата подобными разговорами, ваша светлость. Чарльз был прекрасным человеком.

— Ну что ж, мало ли какие мысли могут прийти в голову человеку, которого забросило так далеко от дома в змеиное гнездо мятежников? Наверное, тут могла бы сойти любая.

— Чарльз и я любили друг друга. Он хотел жениться на мне.

— До или после того, как узнал о вашей беременности?

Она покраснела.

— После.

— Вам не приходило в голову, что он предлагает женитьбу из чувства долга, тогда как сердце его принадлежит другой?

— Нет, не приходило.

— А вам никогда не приходило в голову, что, как только он родился, ему было предначертано жениться на девушке своего круга, чье приданое позволило бы ему поддерживать тот образ жизни, к которому он привык?

— Он никогда не упоминал о такой девушке, ваша светлость. К тому же Чарльз не из тех людей, которые поклоняются золотому тельцу, — Вы не задумывались о том, что его семья, возможно, не пожелает принять в свое лоно плохо воспитанную провинциалку и не одобрит его союз с вами?

Она посмотрела ему прямо в глаза и спокойно сказала:

— Да, я об этом думала.

— Но тем не менее приехали сюда?

— У меня не было выбора.

— Ах, у вас не было выбора!..

Джульет сжала кулаки в складках одеяльца дочери, стараясь сдержать нарастающее возмущение. Она раскраснелась и понимала, что пылающее лицо выдает ее, но поклялась себе, что не позволит ему одержать над собой верх, как бы он ни старался. Если, заставив ее предстать перед ним в неряшливом виде, а потом задавая ей оскорбительные вопросы и намекая на то, чего в действительности не было, он вознамерился вывести ее из равновесия, то он сильно ошибся. Она сделана из более прочного материала, чем он думает.

— Боюсь, ваша светлость, — очень вежливо сказала она, — что вы принимаете меня за охотницу за богатыми женихами и подозреваете, что я соблазнила вашего брата, желая при помощи его имени и титула вскарабкаться вверх по социальной лестнице. Смею вас заверить, дело обстояло совсем не так. Чарльз был офицером королевской армии, я — простая девушка из Бостона. А девушкам из Бостона нельзя сближаться с королевскими офицерами, даже самыми высокородными, если они не хотят, чтобы от них отвернулось местное общество, которое не выносит самого присутствия там регулярных войск.

Он слушал Джульет, отхлебывая бренди и внимательно глядя на нее, но ничем не выдавал своих мыслей.

— Те, кто знал меня, относились ко мне с уважением, — храбро продолжала она. — Пусть во мне нет благородной крови и я не обладаю несметными богатствами, как вы, но мой отчим был уважаемым человеком, мы жили достаточно хорошо, работали и занимались благотворительностью. Мне не за что краснеть.

— Ваш отчим был «лоялистом».

— Мой отчим был шпионом и работал на мятежников.

— Чарльз писал нам другое.

— Первое впечатление бывает обманчиво. Разве можно быть шпионом, когда каждый знает, кто ты такой?

— Да уж. Значит, вы узнавали у моего брата все, что могли, и передавали информацию отчиму?

— Я этого не делала.

— Мятежник, «лоялист»… Ну а вы-то сами кому симпатизируете, мисс Пэйдж?

— Своей дочери, — заявила она, глядя ему прямо в глаза.

Он вопросительно приподнял бровь.

— Я не хочу жить здесь, — твердо сказала она, — я не знаю в Англии ни души и очень скучаю по дому. Мне совершенно очевидно, что мое присутствие в Блэкхите нежелательно, как я и предполагала. Больше всего мне хотелось бы вернуться в Америку и собрать по частям то, что осталось от моей жизни, но я дала обещание Чарльзу, а свои обещания я не нарушаю.

— Что за обещание?

— Разыскать в Англии вас, если с ним что-нибудь случится.

— Что, по мнению Чарльза, я мог бы для вас сделать?

— Он сказал, что вы примете нас и станете опекуном нашего ребенка. Он сказал, что вы дадите моей дочери свое имя. Я не хотела приезжать сюда, но в Бостоне дела обернулись плохо и у меня не осталось выбора. Благополучие дочери для меня важнее всего.

— Чарльз погиб год назад. Поправьте меня, если я ошибусь, — заметил он с некоторым сарказмом, — но, кажется, на то, чтобы пересечь океан, требуется всего месяц?

— Да, но…

— Почему в таком случае вам потребовался на это целый год?

— Я не хотела пускаться в дорогу, ваша светлость, потому что плохо переносила беременность.

— А после того, как родился ребенок?

— Я боялась подвергать новорожденную риску. К тому же отчиму требовалась моя помощь в лавке и в таверне, и я чувствовала, что обязана остаться.

— Опишите мне, пожалуйста, чем вы занимались в лавке и таверне, мисс Пэйдж. Полагаю, вам приходилось подавать эль здоровякам клиентам и отбиваться от их приставаний, чтобы сохранить себя для одного из королевских офицеров?

К ее щекам прилила кровь, а сердце гулко забилось от возмущения.

— Вы ошибаетесь, ваша светлость, — сказала она ровным тоном, не желая отвечать на его колкости. — Мой отчим ценил во мне здравый смысл и умение обращаться с цифрами. Он не хотел, чтобы я тратила время на беготню с подносом от кладовки к столам. Я вела бухгалтерию в лавке и таверне. Я открывала лавку утром и закрывала вечером, закупала товары для лавки, торговалась с поставщиками, улаживала ссоры между поваром и прислугой. — Она взглянула ему в глаза без малейшего смущения. — Я не боюсь тяжелой работы, ваша светлость.

— Это я понял. — В его глазах мелькнула загадочная искорка. — Любопытно, что думает ваш уважаемый отчим о вашей поездке в Англию?

— Он умер от пневмонии еще в январе.

— А как он относился к вашей интрижке с Чарльзом?

— Это была не интрижка, ваша светлость. Мы глубоко любили друг друга, были помолвлены и собирались пожениться.

— Прошу вас ответить на вопрос.

— Извините, но неужели обязательно быть таким грубым?

— Да. А теперь ответьте на вопрос.

Чтобы не наговорить ему резких слов, Джульет изо всех сил сжала руку в кулак, так что ногти врезались в ладонь.

— Чарльзу и мне приходилось хранить наши чувства друг к другу в тайне, чтобы не подвергнуть себя опасности. В Бостоне британское присутствие решительно не одобрялось.

— Да, я знаю. Вы, американцы, этого не скрывали.

— Я — не все американцы, — решительно заявила Джульет. — И я отдала бы все на свете, лишь бы вернуть Чарльза. И перестаньте меня дразнить!

Он приподнял брови и внимательно посмотрел на нее сверху вниз. Она храбро ответила ему твердым взглядом.

В камине потрескивал огонь. Где-то в коридоре слышались голоса. И вдруг на лице герцога появилась едва заметная улыбка, как будто он отдавал должное ее мужественному сопротивлению… или предвкушал удовольствие, которое он получит, вышвырнув ее из дома.

Выпрямившись, он подошел к боковому столику резного красного дерева и молча наполнил свой стакан из хрустального графина. Его чеканный профиль не выдавал никаких эмоций. Опершись на край стола, он задумчиво посмотрел на нее прищуренными глазами. Потягивая бренди, он наблюдал за ней. Просто наблюдал, оценивал, изучал, как ученый может изучать какой-нибудь особенно любопытный экземпляр живого существа.

Господи, это было ужасно.

— Теперь мне можно уйти? — спросила она, вставая.

— Уйти — куда?

— Куда угодно. Лишь бы подальше отсюда. Если потребуется, вернусь в Америку. Очевидно, Чарльз совершенно напрасно надеялся, что его семья позаботится о его ребенке. Меня и ребенка здесь не желают видеть.

— Не делайте глупостей!

— Я руководствуюсь здравым смыслом, — ответила она, потянувшись за одеяльцем Шарлотты.

— Здравый смысл — это качество, которое у меня никак не ассоциируется с известными мне представительницами женского пола.

— Я с уважением отношусь к известным вам представительницам женского пола, ваша светлость, но сама я родилась и выросла в лесном штате Мэн. Люди, лишенные здравого смысла, не обладающие предприимчивостью и не закаленные, там не выживают.

— В штате Мэн? Как же в таком случае вы оказались в Бостоне?

— Мой отец погиб, когда мне было шестнадцать лет.

Его задрала черная медведица, защищавшая своего медвежонка. В Бостоне у него был двоюродный брат, который всегда издали обожал мою мать. После смерти отца он приехал за мной и мамой, женился на ней и увез нас в Бостон. Мама умерла в семьсот семьдесят четвертом году. О своем отчиме я вам уже рассказывала. — Она взяла плащ, готовая без оглядки бежать из этого дома. — А теперь, ваша светлость, когда я ответила на ваши вопросы, мне лучше уйти. Доброй вам ночи. — С Шарлоттой на руках она торопливо прошла мимо него, направляясь к двери.

— Разве вы не хотите узнать, как себя чувствует лорд Гарет? — тихо спросил герцог, меняя тему разговора.

— Простите, ваша светлость, но вы не дали мне возможности задать этот вопрос.

— Наверное, ему хотелось бы поблагодарить вас за спасение его жизни.

Она остановилась на полпути к двери, мысленно отругав герцога за задержку. Что он задумал на сей раз? Не оборачиваясь, она проговорила сквозь зубы:

— Это он спас мою жизнь, а не наоборот.

— Лорд Брукгемптон говорит другое.

— Я не знаю никакого лорда Брукгемптона.

— Перри, — исправился он с возмутительным спокойствием. — Он рассказал мне все.

В этот момент дверь распахнулась.

— Эндрю, Нерисса, уходите немедленно!

— Мы только что разговаривали с Гаретом. Он сказал нам, кто она. И кто этот ребенок. Он говорит…

— Я сказал, чтобы вы ушли отсюда!

Джульет внимательно разглядывала юношу и девушку, которые вошли в комнату. Это были еще два отпрыска семейства де Монфор. Наверняка. Она узнавала Чарльза в овале их лиц, изгибе бровей и мечтательном взгляде глаз, окаймленных длинными ресницами. У них были такие же губы, носы, подбородки. Даже волосы у лорда Эндрю были такими же волнистыми, как у Чарльза, только у Эндрю они были темно-русые. Эндрю направился прямо к Джульет и, взяв ее за руку, склонил голову в поклоне.

— Вы, должно быть, Джульет, — ласково сказал он, взглянув на нее. Это был красивый юноша, глаза его светились острым умом, но в их глубине мерцала озорная искорка — очевидно, он был не прочь при случае и пошалить. — Я Эндрю, брат Чарльза, а это наша сестра Нерисса. Добро пожаловать в Англию и в замок Блэкхит.

Однако Нерисса ничего не слышала, совершенно завороженная видом Шарлотты, спящей на руках матери.

Она прикрыла ладонями рот, и ее прелестные голубые глаза наполнились слезами. Нерешительно шагнув к Джульет, она умоляющим жестом протянула к ней руки и прошептала:

— Можно мне подержать ее?

Джульет, смирившись с судьбой, передала малышку на руки ее тетушке. «Прощай попытка улизнуть от герцога», — раздраженно подумала Джульет. Но ее раздражение моментально испарилось, когда Нерисса, склонившись над завернутой в одеяльце Шарлоттой, понесла малышку в сторонку. Плечи девушки вздрагивали, она явно плакала.

— Это лорд Эндрю и леди Нерисса, — сообщил герцог и, обратившись к ним, добавил с раздражением:

— Если уж вы хотите представиться, то по крайней мере сделайте это как следует.

Эндрю отмахнулся от его слов и направился к графину.

— Перестань, Люсьен. Она приехала из колонии, и вся эта чушь ее не волнует.

— Я сказал, чтобы ты оставил нас, Эндрю. Немедленно уходи, пока я не рассердился.

— Называй меня «лорд Эндрю», если не возражаешь.

Герцог, потеряв терпение, с грохотом поставил стакан на стол. В комнате стало очень тихо. Джульет затаила дыхание, остро почувствовав враждебность в отношениях этих двух братьев: темноволосого и величественного старшего и младшего — пылкого, дерзкого и открыто демонстрирующего неповиновение. На какое-то мгновение ей даже показалось, что дело дойдет до тумаков, но нет. Герцог крепко держал в узде свои эмоции. Он не мог опуститься до драки с собственным братом, особенно в присутствии постороннего человека.

Она была права. Герцог наклонил голову, уступая победу в этой пустяковой битве Эндрю, хотя бы ради того, чтобы избежать сцены.

— В таком случае садись, — сказал он. — Садитесь оба.

Нерисса, которая все еще держала на руках Шарлотту, села, но Эндрю, видимо, не счел нужным подчиниться этому приказанию. Он не спеша налил себе бренди, уселся в одно из кресел и лениво закинул ногу на ногу.

Потом поднял стакан, взглянул на Джульет и, сделав большой глоток бренди, заявил:

— Да, вы выглядите именно так, как вас описывал Чарльз. Теперь я понимаю, почему он увлекся вами, мисс Пэйдж.

— И не только Чарльз, — добавила Нерисса. — Гарет тоже поет вам дифирамбы, и сейчас там, наверху, он и его друзья пьют за ваше здоровье. Он рассказал, что вы взяли контроль над ситуацией в свои руки, всех успокоили и спасли его жизнь. Мне кажется, он совершенно очарован вами.

— Боюсь, лорд Гарет переоценивает мои заслуги, — сказала Джульет, склонив голову и безуспешно пытаясь прикрыть руками кровавые пятна на юбке. — Не я, а он был героем дня.

— Нет, он прав, — сказал Эндрю, размахивая стаканом. — Гарет, конечно, гуляка, мот и дебошир, но он никогда не лжет.

— Что правда, то правда, — подтвердила его сестра.

Джульет взглянула на герцога. Он смотрел на нее, все еще наблюдая, изучая. На его губах играла все та же едва заметная усмешка, от которой ей становилось не по себе.

— Кстати, как себя чувствует лорд Гарет? — спросила Джульет, обращаясь к брату и сестре и пытаясь игнорировать загадочный взгляд герцога.

— Он немного ослаб от потери крови и порции ирландского виски, а в остальном чувствует себя вполне сносно. Таков уж он, наш Гарет, — сказал Эндрю, одним глотком допив остатки бренди. — Знаете ли, жители деревни называют его Дикарем. Представьте себе, не далее как на прошлой неделе он заставил своих приятелей из компании шалопаев изобразить живую пирамиду на деревенском лугу. Все, кто пришел поглазеть на это зрелище, сделали ставки, а он на своем Крестоносце перепрыгнул через пирамиду и выиграл в тот день кучу денег. А на позапрошлой неделе…

— Довольно, Эндрю, — прервал его герцог, расправляя плечи.

— Послушай, Люс, даже ты не можешь не признать, что было безумно весело, когда напоили допьяна поросенка миссис Доркин.

— Это было не безумно весело, а необычайно глупо.

Особенно если учесть то, что успел натворить поросенок.

Нерисса, склонив голову и стараясь не рассмеяться, внимательно разглядывала один за другим крошечные пальчики Шарлотты.

Эндрю не мог остановиться:

— Но то, что он сделал сегодня, превосходит все остальное. Кто бы мог подумать, что Гарет совершит героический поступок, а, Люс?

— И правда, кто бы мог подумать, что Гарет вообще совершит что-нибудь стоящее, — загадочно пробормотал герцог, допивая остатки бренди. — А теперь, с вашего позволения, я должен отправиться в Рэйвенском и позаботиться о несчастных пассажирах дилижанса, а также разобраться с разбойником, о котором должен был подумать ваш брат, но, к сожалению, не сделал этого. Предполагаю, что негодяя повесят. Ваш багаж в дилижансе, мисс Пэйдж?

— Да, но я думаю, мне пора уходить.

— А я думаю, что вы расстроены и вам следует отдохнуть, прежде чем принимать решение, — продолжал он с возмутительной доброжелательностью. — Уверен, что неожиданная встреча с младшим братом Чарльза, тем более при таких драматических обстоятельствах, не способствовала вашему душевному равновесию. — Он улыбался, но за улыбкой скрывалось что-то такое, чего она не понимала. Его черные глаза продолжали внимательно наблюдать за ней. Пожалуй, слишком внимательно. — Лорд Гарет чем-то похож на Чарльза, вам не кажется?

— Ваша светлость, не хотелось бы спорить с вами, но мне было бы удобнее остаться где-нибудь в деревне…

— Что?! — хором воскликнули Эндрю и Нерисса.

— Ваш багаж все еще в дилижансе, мисс Пэйдж? — повторил вопрос герцог.

— Да, конечно, но…

— На сундуках проставлено ваше имя или инициалы?

— Да, но…

— Паддифорд!

Дверь немедленно отворилась, и появился ливрейный лакей с непроницаемым выражением лица, готовый исполнить любое приказание.

— Паддифорд, у меня возникло дело в деревне. Позаботься о том, чтобы багаж мисс Пэйдж принесли в ее комнату. Нерисса, проследи за тем, чтобы нашей гостье было удобно, и пришли кого-нибудь ей прислуживать. — Он оценивающе посмотрел на Джульет. — Думаю, вам будет удобно в голубой комнате.

— Ваша светлость, я не хотела бы злоупотреблять вашим гостеприимством…

— Вздор, моя дорогая! Ваше поведение заслуживает восхищения, и ваши ответы меня вполне удовлетворили.

Не сердитесь на меня. Разве вы не поняли, что я просто проверял вас своим старым, испытанным методом?

Проверял… но зачем? Она чуть не заплакала то ли от возмущения, то ли от унижения. Но Джульет так ничего и не сказала. Герцог улыбнулся, поклонился и, не произнеся больше ни слова, вышел.

Она осталась стоять, уставившись на дверь, за которой скрылся Люсьен. К ней тотчас подбежали Эндрю и Нерисса и принялись успокаивать. Откуда было ей знать, что он был непревзойденным мастером манипулировать людьми? Откуда было ей знать, что в отношении ее у него имелись свои планы? Не знала она также и того, что, когда герцог Блэкхитский вышел в большой холл и потребовал шляпу, перчатки и своего коня по кличке Армагеддон, его глаза коварно и радостно поблескивали.

Но этого никто не видел, кроме слуг, а слуги будут молчать.

Да, у его светлости, несомненно, были свои секреты.

Глава 6

Если забыть о неприятной беседе с герцогом, то английское гостеприимство Джульет сразу же оценила на себе во всем великолепии.

Эндрю, отозвав слугу в сторонку и дав ему какие-то указания, куда-то исчез. Сквозь распахнутую дверь было видно, как лакеи торопливо тащили сундуки Джульет. Потом в комнату вошла дородная служанка и, подхватив на руки Шарлотту, унесла ее, чтобы искупать и переодеть.

Затем в библиотеку одна за другой впорхнули несколько миловидных быстроглазых горничных, которые выстроились перед леди Нериссой. Молодая леди улыбнулась и подозвала одну из девушек.

— Это Молли, — сказала она, представляя девушку Джульет, и приказала служанке приготовить ванну и зажечь камин для мисс Пэйдж. — Она будет нашей гостьей, — добавила Нерисса.

— В какой комнате, миледи?

Нерисса задумчиво постучала ноготком по зубу и взглянула на Джульет.

— Думаю, в комнате лорда Чарльза.

Джульет судорожно вздохнула. Если после нападения разбойников, встречи с лордом Гаретом и изнурительного допроса, которому ее подверг герцог, ей еще предстоит спать в постели Чарльза, она просто не вынесет этого. Нерисса не дала ей времени на раздумье.

Весело напевая, она кивком головы позвала Джульет следовать за собой.

— Вы не должны позволять Люсьену расстраивать себя, — сказала она, тронув Джульет за рукав, когда они шли бок о бок по коридору. — Он и в лучшие времена порой становился настоящим чудовищем, но после того как в прошлом месяце леди Хартфилд попыталась с помощью шантажа заставить его жениться, он стал совершенно невыносим. Понятно, что после этого случая мой брат не слишком высокого мнения о женщинах. Не обращайте внимания. Хотите пожелать Гарету спокойной ночи, прежде чем уйти в свою комнату?

Все еще не привыкнув к мысли о том, что ей предстоит спать в постели Чарльза, Джульет немного растерялась.

Нерисса, не правильно поняв причину ее нерешительности, тихо сказала:

— Я думаю, он будет очень доволен.

— Но удобно ли это?

— Конечно. Я пойду с вами.

Махнув Джульет рукой, чтобы та следовала за ней, Нерисса, шурша юбками по древним камням ступеней, начала подниматься по лестнице, которая была такой широкой, что пять человек, взявшись за руки, могли подниматься по ней — и еще осталось бы место.

Наверху был длинный коридор, стены которого были обшиты деревянными панелями. В коридор выходило несколько дверей. Из-за одной двери раздавались пьяные голоса, распевавшие песню. Им вторили взрывы смеха.

Нерисса не раздумывая открыла дверь, и грубый хохот немедленно прекратился.

— Джентльмены! — сказала она, выговорив это слово так, что не оставалось никаких сомнений: присутствующих в комнате она таковыми никак не считает. — Мы пришли навестить Гарета. Ведите себя подобающим образом.

Она широко распахнула дверь и позвала Джульет в комнату.

Джульет нерешительно остановилась на пороге. В комнате царила полутьма. Несколько почти догоревших свечных огарков, язычки пламени которых плясали на сквозняке, не могли осветить огромную комнату, лепной потолок которой был высотой не менее пятнадцати футов.

Джульет поморгала глазами, чтобы приспособиться к полумраку.

И тут она разглядела приятелей Гарета, расположившихся по всей комнате в самых непринужденных позах.

Чилкот устроился на диване у окна и, засунув указательный палец в горлышко пустой бутылки, размахивал ею.

Перри в расстегнутом жилете развалился в обитом парчой кресле. Его галстук съехал набок, по красивому лицу расплылась глупая улыбка. Имена других она забыла. Был там один с крупным носом и глазами, налитыми кровью, которые тупо смотрели из-под волнистых каштановых волос, неряшливо выбившихся из косицы; еще один — широкий и грузный, как ломовая лошадь, лежал на спине и храпел, его парик, словно дохлая крыса, валялся на полу рядом; третий — щуплый и задиристый, пьяно икая, приветствовал Джульет, подняв бутылку:

— За даму ...ик!.. За героиню сегодняшнего дня!

И еще она увидела Гарета де Монфора.

Он возлежал на массивной кровати резного дуба, обложенный множеством подушек. Волосы его растрепались, сорочка была натянута прямо на голое тело, на губах блуждала сонная улыбка. Он взглянул на Джульет, и второй раз за эту ночь ее сердце неожиданно учащенно забилось.

Она знала, что под простыней на нем ничего не было.

В комнате вдруг стало очень жарко. Даже дышать стало трудно. Джульет почувствовала, что некая часть ее тела — из тех, что отличают женщину от мужчины, — словно воспламенилась, отреагировав на него, лежавшего среди простыней и подушек. Она бы немедленно убежала из комнаты, если бы не Нерисса, стоявшая у нее за спиной.

Свет свечи окрашивал его кожу в самый теплый золотистый цвет, рельефно обрисовывал мускулатуру на груди и у основания шеи, обтекал твердые бицепсы. При ласковом свете свечи завитки каштановых волос на его груди отливали золотом, как и щетина, появившаяся на подбородке. Когда он взглянул на Джульет, у нее едва не подкосились ноги, потому что было в нем какое-то фатальное обаяние, которого не было даже у Чарльза. От этих мыслей, а также от своей реакции на соблазнительную картину, которую он представлял собой, лежа под простыней на подушках, она, как ни странно, почувствовала себя виноватой, словно предавала человека, которого любила. Она с трудом проглотила комок, образовавшийся в горле.