Шумно прожевывая хрустяшки, дактилица с нарастающим восторгом наблюдала за тем, как д'Авадон направляется к кладовке с упряжью. Это означало только одно. Они полетят! Ах, какая радость! Прошло уже слишком много времени с тех пор, как они последний раз пролетали по небесам.

Сказать правду, это было не далее как позавчера, но для верной птеродактилицы Гарпи промежутки между полетами всегда были слишком долгими.

Напрягаясь под целой охапкой упряжи, д'Авадон вернулся в стойло и принялся снаряжать шумно мурлычущего монстра, едва успевая уклоняться от пары радостно машущих хвостов и хлещущего языка. Повелителю скверны приходилось признать, что порой Гарпи бывала слишком уж рада его видеть.

Через десять минут все было закончено. Стремена, седло, поводья, мешок с серными хрустяшками — все оказалось на месте. Единственное, что д'Авадон упустил, так это пару греховных флагов Уадда на каждом из ноздревых рогов. Почему-то сегодня у него не было настроения их туда водружать.

Крепко сжимая в лапе поводья, д'Авадон потянул за большой рычаг и дождался, пока дверцы на крыше со скрежетом распахнутся.

Гарпи с энтузиазмом смотрела на ширящийся простор клубящегося миазмического воздуха и нетерпеливо подергивала крыльями, стремясь поскорее снова оказаться там, привольно и радостно резвясь среди вихрей и восходящих тепловых потоков.

Опустив защитные очки, д'Авадон дважды щелкнул языком, и Гарпи скакнула вверх. Тридцатифутовые крылья ударили по воздуху, устраивая в дактилюшне настоящее торнадо из лишайниковой попоны.

Пять махов спустя они уже вылетели из крыши и стали подниматься. Гарпи вовсю старалась, ощущая восторг инфернального воздуха под своими крыльями.

Все последние полчаса они гуськом входили туда. Наконец последнего аксолотлианца спросили «жених или невеста?», вручили ему голубые анютины глазки или тигровую лилию (в зависимости от ответа) и препроводили на соответствующую сторону Главного муниципального храма. Напряжение уже было высоким, спонтанные всплески восторженных криков и аплодисментов вспыхивали точно неуправляемые пожары в иссохшей прерии. Если бы кто-то сумел замерить средний уровень восторга среди членов аудитории, этот восторг наверняка смог бы сравниться с тем, который был испытан во время недавнего финала игрового шоу «Сам себе пророк!»

И за все это следовало благодарить одного совершенно конкретного продюсера. Этот день граждане Аксолотля должны были запомнить на всю свою оставшуюся жизнь. Мысль эта внедрялась в их скучное, суеверное существование непосредственно, вживую, в полном цвете, именно так оно и происходило благодаря любезности Кормана Макинтоша.

Глянцевые сувенирные программки с восторженными оценками и разными закулисными секретами уже были полностью распроданы. Торговцы конфетти лишились всех своих ресурсов, а к концу дня в каждом платяном шкафу Аксолотля должна была гордо висеть специальная тога с надписью «Великий день Блинни и Нибель». Торговля заблаговременно разлитым по бутылкам авокадовым джином «Льдинка» тоже шла бойко, пока народ готовился к традиционному глотку благословения, чтобы алкогольным способом вытолкнуть счастливую парочку плавать в морях супружеского блаженства.

Внезапно главный вход наглухо закрылся, погружая всю аудиторию в угольно-черный мрак и поднимая одобрительный гул среди тех, кто оказался внутри.

Снаружи единственный субъект смущенно плелся по Слоновой улице, чувствуя себя очень неловко во вдруг опустевшем городе. Решительно все остальные уже отправились в Главный муниципальный храм в самых лучших своих тогах. Даже те исключительно редкие граждане, что презирали Блинни Плутта как бездарного фигляра, тоже там присутствовали — скорее просто ради самозащиты, чем еще с какой-либо целью. Если бы кто-то впоследствии завел бредятину о том, каким роскошным получился весь тот день, как классно выглядел Блинни или какая же все-таки счастливица Нибель Меса, что сумела подцепить такого мужчину, они просто смогли бы поднять ладонь и остановить тошнотворную тираду простым: «Знаю, я сам там был». Это, в частности, могло бы избавить их от многих лет боли в ушах.

Едва слышный поверх гула нетерпеливого ожидания, громким шепотом был выдан целый ряд команд, и массивный свадебный поезд оказался толчком приведен в движение. Казу и окарины оркестра Главного муниципального храма завели свою мелодию, чудесным образом оказываясь в ладу друг с другом. Затем одним рывком было распахнуто окно на крыше. Мерцающие лучи солнечного света с кружащими в них пылинками попали на зеркала высоко на стропилах и пошли дальше, отражаясь от сложной системы разнообразной оптики. Круглое пятно света вспыхнуло на плотных портьерах за несколько секунд до того, как их развели по сторонам.

И, к несказанному восторгу Кормана Макинтоша, толпа дружно ахнула и затихла, глядя на сцену, когда роскошное зрелище отпечаталось на сетчатках глаз всех присутствующих.

Букеты гладиолусов, люпинов и хризантем топорщились в цветочном высокомерии, пытаясь затмить гирлянды златоцветов, тигровых лилий и амброзии, что драпировали каждое доступное отверстие и трещину. Это был не просто бунт красок, а полномасштабная их война.

Впрочем, тишина в аудитории долго не продлилась. Радостно прошагав на сцену и выпрыгнув в луч прожектора, Корман оказался последним кристалликом в перенасыщенном растворе до предела возбужденной публики. Его внезапное появление кристаллизовало безмолвные восторги в бурные аплодисменты, какофоническую радость и заградительный огонь насквозь пронзающего уши свиста.

Корману потребовалось выждать добрых десять минут, прежде чем он понял, что его смогут услышать.

— Дамы и господа Аксолотля, от лица своего предприятия и от себя лично я хотел бы поприветствовать вас на брачном спектакле года! Пожалуйста, отдайте ваши аплодисменты сегодняшнему церемониймейстеру, человеку, который, как вы все, несомненно, знаете, является самым уважаемым и опытным главным муниципальным пророком… итак, поприветствуем! Вот он, единственный и неповторимый, капитан Мабыть!

Грозовые бури бешеного одобрения шумно разрядились, когда до странности пухлая фигура сгорбленно прошаркала в расширяющееся световое пятно. Из всего собравшегося в храме народа Мабыть, пожалуй, менее всего рад был здесь находиться.

Казалось почти абсурдным ввязываться в подобную избыточную фривольность, когда в любой момент с любой стороны могли принестись катаклизмические метели. Что ж, по крайней мере, капитан не склонен был рисковать. И в данный момент он был закутан в большее число слоев самой разнообразной одежды, в чем отважился бы признаться.

Безусловно, Мабыть горько сожалел о том, что его подбили на всю эту церемониймейстерскую ерунду. Но его так мило упросил этот столь торопливый мистер Макинтош, так сладко при этом ему улыбаясь, разглагольствуя о том, какой честью для них будет заполучить главного глашатая по предвидению, как это поможет им в будущем, а также как одно присутствие достойного капитана обеспечит всей процедуре атмосферу наибольшего благоприятствования… короче говоря, Мабыть просто не смог отказаться.

А Корман при этом испытал безумное облегчение. До того момента он не мог найти никого, кто захотел бы выполнить эту роль. Никто не хотел принимать участия — слишком много требовалось усилий. Кроме того, невозможно получить все выгоды от атмосферы великого события, если ты не находился в аудитории, не видел, как разворачивается весь спектакль. К счастью для Кормана, о существовании игрового шоу «Сам себе пророк!» капитан Мабыть услышал всего лишь несколько дней тому назад, и поэтому не был слишком озабочен тем, что, пребывая на сцене, лишится своего законного места в публике и пропустит всю эту хренотень.

Корман впрыгнул обратно в луч прожектора.

— И вот те два человека, которых вы все пришли увидеть. Вот они идут, Блин… — Голос продюсера оказался погребен в подлинном цунами восторга, когда парочка, которой вскорости предстояло стать счастливой, рука об руку вошла.

В недрах публики определенные модельеры, флористы, визажисты, стилисты и просто парикмахеры хлопали с энтузиазмом, но держали ушки на макушке на предмет любых случайных замечаний. Они за многие мили могли видеть свои огрехи, Эта поспешно подшитая кромка и недостающая сумочка с леопардовым узором, эти вянущие анютины глазки и вопиющая бутоньерка, эта фирменная набриолиненная челка, что вызывала подозрения одним своим отсутствием… Все хлопали, затаив дыхание и страшась последствий.

Поразительным образом никаких последствий не было. Почти все население Аксолотля стянулось сюда, желая увидеть, как гениальный конферансье Блинни Плутт соединится с мисс Меса в смерче тошнотворно-сладкой любви из волшебной сказки. И в тот момент упомянутому населению было совершенно не важно, как они выглядят, что носят и сколько цветков там завяло.

Все это безжалостное убийство действующих лиц могло подождать до тех пор, когда начнется движение разных слухов и сплетен. Вот тогда люди смогут обнажить острые зубы своей неистовой зависти. Но это будет несколько позже. А теперь происходили вещи куда более важные.

Капитан Мабыть, стоя под палящим лучом сфокусированного прожектора, начал отчаянно потеть. Хотя это вполне могли быть просто нервы. К большим толпам главный муниципальный пророк обращаться не привык.

Без лишнего мельтешения Мабыть решил завести свою церемониальную речь, которую он зубрил всю ночь и которая отняла у него почти столько же времени бодрствования, что и «Жуткие снежные твари морозного Апокалипсиса».

Капитан откашлялся, и всю аудиторию окутала неловкая тишина. Тишина, которая буквально гудела напряженным предпраздничным настроением и сдерживаемыми радостными воплями.

Капитан Мабыть повернулся с Нибель Меса, облаченной в обтягивающую леопардовую тунику из козерожьей шерсти, и с трудом удержался от того, чтобы разинуть рот при виде ее щедро украшенной цветочными гирляндами ложбинки меж грудей. Струйка пота потекла по лбу капитана, исчезая в подходяще кустистой брови.

— Желаешь ли ты его? — произнес он традиционный вопрос. — Скажи: «Да, Блин».

Ответ девушки утонул в дружном вопле толпы, которая просто не смогла удержаться от того, чтобы тоже крикнуть: «Да, Блин!» Однако все увидели, как ее губы томно шевельнулись, так что все было в порядке.

Мабыть, чей истекающий потом лоб отражал луч прожектора почти с той же эффективностью, что и лучшие зеркала, повернулся к Блинни Плутту с его радикально новым стилем прически, а также предельно чесучей на вид фрачной мантии из мешочной ткани, и спросил:

— Желаешь ли ты ее? Скажи: «Да, Блин».

— Да, Блин! — завопила толпа, тогда как Блинни просто с энтузиазмом кивнул. Итак, его аудитория ответила, его публика откликнулась безоговорочным подтверждением. И если люди так этого хотели, как он мог хотя бы помыслить об отказе? Если бы Блинни Плутт и впрямь посмел бы отказаться, его карьере тут же пришел бы конец.

Вымоченный в поту капитан Мабыть должен был закончить всю процедуру.

— Она твоя, — вяло объявил он в древней традиционной манере.

В звуке открывающихся бутылок с авокадовым джином «Льдинка» утонуло решительно все. А следом прокатилась волна неистового булькания, когда тысячи граждан Аксолотля с радостью бросали себе в глотки алкогольную дань.

Кормам понимал, что целая вечность уйдет на то, чтобы подобрать все пробки, но в тот конкретный момент ему было все равно. Ему просто было решительно на это плевать.

В конце концов, дальше должны были последовать метели из конфетти, а затем — торжественный прием.

В крошечном проулке на задворках Огненных Ям Мортрополиса неустанно скребла лопата. Этот звук гулко отражался в темном нутре грузового фургона. Последние десять минут Бубуш наблюдал за всем этим из теней. Сердце его буквально порхало от нервного возбуждения.

Наконец демон-доставщик серы опорожнил последнюю лопату в широкое жерло засыпной воронки бункера и выпрямился, вытирая поблескивающий от пота лоб, с рыком распрямляя отчаянно ноющую спину и скрипучий инфернальный позвоночник. Утерев тыльной стороной чешуйчатой ладони сопливый нос, он протянул руку за доставочным пергаментом и со стуком копыт ловко спрыгнул на землю.

— Закончил? — прорычал Бубуш, появляясь из теней и заступая демону дорогу.

— Угу. Все пятнадцать тонн в бункере. Подпишите вот здесь, — протянув доставочный лист, он указал на корявый крестик. Бубуш ухмыльнулся, нацарапал там беглый росчерк и вернул пергамент. — На той неделе увидимся, — прохрипел демон и отвернулся.

Он и понятия не имел о летящей к его затылку лопате, пока не услышал стук — и не очнулся шестью часами позже с жуткой головной болью.

Бубуш бросил лопату и запрыгнул на сиденье кучера фургона. Секунду спустя он громко хлестнул вожжами по панцирю скалодонта, который увлеченно грыз несколько кусков гранита, и привел мощного зверя в движение.

Затем, дико ухмыляясь, Бубуш принялся безостановочно щелкать кнутом над грохочущим вперед скалодонтом, быстро направляя его прямиком в Шанкер, деловую часть Мортрополиса. Несколько минут спустя он резко затормозил возле пещеры Ублейра, останавливая грузовой фургон рядом с другим таким же, тоже недавно угнанным.

— Давай, давай! Нельзя терять ни секунды! — заорал он Ублейру, пинком прокладывая себе путь через дверь. — Загружай их. Пятеро со мной, четверо с тобой.

Ублейр соскочил со своего мешка с галькой и гуртом погнал четверку богов к своему фургону, отчаянно стараясь не обращать внимания на назойливые сомнения, которые упорно копошились где-то у него в затылке.

Угон пары фургонов был весьма малым преступлением по сравнению с похищением и незаконным ввозом в Уадд девяти аррайских божеств с целью сбросить законно избранного главного менеджера Мортрополиса путем авантюрного мятежа.

— Только моего сигнала дождись, ага? Без него никуда не двигайся. Выбор времени критически важен! — сжато прорычал Бубуш. — Что делать, ты знаешь. Кнут взял?

Ублейр просто кивнул. Ни на что большее у него уже шансов не оставалось.

Бубуш, судя по всему, совершенно не заботясь о риске близкого контакта со святыми волнами, затолкал пять божеств в фургон, наглухо захлопнул задние воротца и загрохотал по переулку в облаке красноватой пыли. Мозг его бурлил от инфернального предвкушения совершенно определенной победы. Как сможет Асаддам выстоять против критической массы святых волн, которые совсем скоро будут выпущены? Несомненно, сразу же вслед за этим должен будет последовать очень бурный конец весьма короткой карьеры.

Кнут Бубуша принялся бешено хлестать правый бок разгоняющегося скалодонта, когда стал приближаться резкий левый поворот. Секунды спустя телега завернула за угол, на считанные дюймы миновав потерянно бредущую фигуру — да и то лишь потому, что фигура эта отчаянно метнулась в сторону.

Бывший его высокопреподобие Елеус Третий скомканной грудой лежал в придорожной канаве и жалобно стонал, пока вокруг него оседала пыль. Это было просто несправедливо. По-настоящему несправедливо. Единственная надежда Елеуса на избавление из Уадда исчезла по ту сторону реки Флегетон, зайцем проскользнув на паром, который дьявол знает куда следовал. Если бы только он получил шанс уверовать и тем самым спастись! Или если бы у него только нашлась отвага уплыть вместе с Брехли Треппом…

Елеус жалобно качал головой. Жизнь его оказалась пустой тратой времени, а оставшаяся часть вечности особой надежды на улучшение явно ему не предлагала.

Несчастный Елеус отчаянно желал знать, где его высокобесподобие Брехли Трепп мог находиться прямо сейчас. Он обратился с безмолвной мольбой ко всем, кто мог его слышать и дать ему подсказку на предмет того, где этого самого Треппа можно было найти. Отвергнутый и подавленный, Елеус с трудом поднялся на ноги и наугад выбрал дальнейший маршрут — брести дальше по проулку справа от себя.

Прямо сейчас он понятия не имел, где находится. Впрочем, Елеуса это и не волновало. Скорее всего, еще задолго до конца вечности он сумеет найти дорогу к какому-то знакомому месту.

Тяжко вздыхая, бывшее его высокопреподобие поплелся дальше.

Уже удалившись на тридцать футов в густой сумрак, он вдруг остановился, наклонил голову и прислушался.

На миг Елеус почувствовал уверенность, что расслышал гомон полных энтузиазма голосов и буйный топот несущихся копыт, нарастающий с каждой секундой. Еще на один миг он ощутил убежденность, что голоса эти выкрикивают «Трепп, Трепп!», но отбросил это как скорбную иллюзию горестно расстроенной души, оставшейся наедине с нескончаемыми уаддскими муками.

Елеус сильно ошибался.

Протяжные выкрики и стук копыт сделались еще громче, оглушительно вторгаясь в его уши, когда дикая толпа очень-очень бывших иммиграционных чиновников вывернула из-за угла и с безостановочной неустанностью устремилась дальше по улице. А высоко на приливной волне бесчинствующих демонов корчилась отчаянно вопящая фигура в черной сутане, несомая словно священный талисман на крыльях истинной веры. Веры в рудничные рукавицы «Тяпки-ляпки», запрос на которые главный менеджер Мортрополиса просто обязан был обеспечить.

В очередной раз выбравшись из канавы, Елеус отчаянно замахал руками и, задыхаясь, устремился следом за толпой.

— Эй, подождите! — жалобно кричал он. — Вернитесь, я правда очень хочу вам что-то сказать. Эй, Трепп, да погодите же маленько!

Серебристое облачко Схрона пролетело с небес над «Манной Амброзией», резко затормозило и остановилось в своей специально забронированной ячейке. Негромко гудя себе под нос, верховный ответственный за аппетитные припасы выбрался оттуда и направился к выходу. Радостный мотивчик дрожал у него на губах. Сегодня Схрон был в превосходном настроении.

Он только что закончил подбивать подушные цифры двухмесячного баланса, и впервые за добрые несколько столетий ему показалось, что аррайский народ стал по-настоящему уделять внимание своим обязанностям. Откуда именно поступали новообращенные, Схрон не был до конца уверен, однако цифры вдруг резко подскочили буквально у всех. Причем это не был просто небольшой подъем, какой обычно случается за несколько дней до крупных религиозных праздников. Нет, все выходило почти так, как если бы некие сверхревностные миссионеры внезапно открыли абсолютно новый континент, где о самой идее религиозной веры никто еще даже не слышал. Зал, где размещались Индикаторы Веры, просто гудел от неистовой интенсивности, пока все новые и новые искорки добавлялись к сиянию внутри.

Удивительное дело, но слабое попыхивание виднелось даже в Индикаторе Веры Импо Тента, божества целомудрия. Н-да. Откуда бы эти его новые последователи ни выскакивали, это определенно было очень странное место. Так или иначе, совсем скоро Схрон должен был все об этом узнать. А тем временем он был просто очарован тем, как славно божества трудились на фронте обращения. В глубине души верховный ответственный за аппетитные припасы даже испытывал ко всем своим коллегам некую признательность.

Радостно насвистывая, Схрон пробрел мимо припаркованных бок о бок серебристых облаков, пожалуй впервые за всю вечность совершенно не торопясь занять свое место за Верхним Столом.

А затем он увидел, как фигура, явно страдающая избыточным весом, шаркает к выходу из своей посадочной ячейчки, и просто не смог удержаться:

— Эй, Алкан! Славный денек, не правда ли?

Алкан резко остановился и застыл в полной неподвижности от шока. Он не мог поверить своим ушам. «Славный денек?» Конечно, денек был славный. Ведь здесь был Аррай.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — ухмыльнулся Схрон, догоняя Алкана и слегка от этого запыхавшись.

— Я… вам сказать? — не без некоторой опаски переспросил Алкан. Прошло по меньшей мере четыреста лет с тех пор, как Схрон последний раз обратился непосредственно к нему. Да и то он тогда просто попросил передать ему черный перец. Алкан озадаченно почесал в затылке. Что Схрон вообще-то мог иметь в виду? О каком конкретно событии всех этих лет он хотел, чтобы ему рассказали? На уме у Алкана в тот момент имелось только одно, но это был его личный секрет.

— Ну, Алкан, так что там у тебя за секрет, а? — странным заговорщицким шепотом поинтересовался Схрон. Глаза его сияли блеском интриги.

— С-секрет? — выдавил из себя Алкан. Неужели Схрон знал о Треппе?

— Ага. Валяй, можешь мне все рассказать. Мне ведь лишние приверженцы не нужны, верно? Пока здесь на кухне орудует Тони Фабрицци, у меня есть вся поддержка, какая мне только нужна от вашей шараги. Ну давай, расскажи — откуда ты всех этих новых верующих получаешь?

Алкан внезапно задохнулся. Все и впрямь сработало! Его питомец из Речистых Миссионеров исправно поставлял товар.

— Верующих? — Алкан умышленно сделал вид, что не понял. Не будет ничего хорошего, если он позволит своим методам выйти на свет. Мошенничество в Аррае почетом не пользовалось.

— Нечего со мной разыгрывать дурачка, — проворчал Схрон, хмуря кустистые брови. — Что ты теперь делаешь такого, чего раньше не делал, а? Твой Индикатор Веры только что не лопается от новых горячих поклонников.

Внутренне Алкан подпрыгнул от радости, увлеченно молотя кулаками по воздуху и дико вереща. Все сработало на славу! Команда его верных приверженцев все разрасталась, и Схрон это заметил. Услышанная новость мгновенно подвела его вплотную к Верхнему Столу. Схрон сказал ему чистую правду — сегодня действительно был славный денек!

Однако один этот ответ раскручивал целую сотню разных отчаянных вопросов. Как он продвигался в сравнении с Огдамом, своим давнишним соперником? Было бы в высшей степени непрофессионально со стороны Алкана спросить напрямую, но он должен был знать. Две недели ожидания стали бы сущим мучением.

Закрывая дверцу бухточки, Алкан спросил:

— А мой прирост в цифрах, он… э-э… уникален — или есть и другие, кто демонстрирует схожую тенденцию?

— А какая тебе… — это было единственным ответом, какой Алкан успел получить, когда Схрон врезался в самый конец змеящейся очереди из равнодушно шаркающих божеств. — Что здесь происходит? — проревел верховный ответственный за аппетитные припасы, локтями пробивая себе дорогу сквозь очередь и направляясь прямиком ко входу в «Манну Амброзию».

Алкан попытался уверить себя в том, что все идет славно и замечательно. Не стал бы Схрон спрашивать его о недавнем увеличении числа поклонников прямо на облачной парковке, если бы его цифры не были бы уникальны, разве не так?

Схрон тем временем с ревом пробивал себе дорогу в переднюю часть очереди.

— Что здесь происходит? Почему все тут стоят?

— Такова п-процедура, — официальным тоном ответил Херокс, ответственный за календарное планирование, собрания и важнейшие встречи.

— Что? — прохрипел Схрон, тут же заключая, что сегодняшний денек стремительно становится все менее славным.

Херокс вытянулся в полный рост и, едва пряча самодовольную улыбку, приготовился доложить о капитальном небрежении своими обязанностями одним божеством, его коллегой по организации.

— Мэтр д'Отель не объявился! — объявил он. — Было бы в высшей степени н-непозволительно с нашей стороны п-просто п-предположить, что мы в т-точности знаем, где находятся наши п-посадочные места. Без руководящего и н-направляющего присутствия б-божества, ответственного за организацию рассаживания, чтобы н-нас н-направлять, мы просто не можем войти.

— И Мэтр д'Отель тоже? Где он? — рявкнул Схрон.

Беспомощно разведя руками, Херокс равнодушной лопатой бросил еще несколько фунтов осуждающей почвы в могилу вины.

Схрон заскрипел зубами, а живот его в самой что ни на есть небожественной манере зарокотал.

— Ну ладно, вы можете болтаться тут и искать егою. А лично я точно знаю, где сижу! — Он плечом отворил дверь, протопал внутрь и резко остановился.

Ноздри Схрона раздулись, вдохнули — и все его настроение самым жалким образом нырнуло куда-то в его носки. Чего-то здесь определенно недоставало.

Подобно заброшенной обнаженности дома, в котором бесцеремонно сорвали все рождественские украшения, обонятельный пейзаж «Манны Амброзии» был катастрофически лишен уютного аромата Знаменитого Чесночного Хлеба с «драконсолой» Тони Фабрицци.

Весь Аррай услышал жалобный вой и горестные вопли Схрона, когда он упал на пол и зарыдал, то и дело клянясь, что больше никогда не будет делать поспешных заключений о том, насколько славный сегодня денек, пока перед ним исправно не задымится его ленч.

Внезапно некая ангелица воспарила из голубого простора, распростерла свои крылья и опустилась вниз, сопровождаемая одним из младших божеств — облаченным в длинную бледно-серую шинель и аналогичного цвета фуражку.

Алкан с растущим чувством виноватой нервозности наблюдал за тем, как ангелица что-то шепчет на ухо божеству, бросая взгляд в его сторону. Фе Ликс, главное божество, ответственное за шпионаж, дезинформацию и слежку, еще глубже засунул кулаки в карманы своей шинели и обратил непроницаемый взор на Алкана. Секунды спустя он повыше подтянул воротник и стремительно вышел наружу, на облачную парковку. Флорри оживленно порхала у него над головой.

Наблюдая за их лихорадочным отбытием, Алкан вдруг понял, что у него совершенно пропал аппетит.

Атмосфера на Греховной площади и вокруг нее буквально гудела резонансными волнами сильнейшего напряжения. Эпицентром этого напряжения был Асаддам. Он понимал, что его будущее как главного менеджера Мортрополиса всецело зависело от максимального одобрения одного-единственного дьявола, самого повелителя скверны д'Авадона. Одна унция резкого недовольства д'Авадона — и Асаддама вышвырнут из города, подвергнут остракизму.

И все же глубоко в злом нутре своих кишок Асаддам точно знал, что этого не случится. Нет, только не с той идеальной демонстрацией чистой эффективности и тем колоссальным спектаклем, который он подготовил. Каждая деталь была им лично проинспектирована, каждый демон под его командой бился в пределах дюйма от непрерывного и продолжительного обдирания его предельно личным асаддамовским драконом о девяти хвостах. Теперь все было готово, отрепетировано, отточено, причем с идеальным вкусом к мучениям и страданиям, которыми предстояло подкрасить и без того впечатляющий образ дьявольской эффективности.

Отсутствовала только одна чертовски мелкая и ничтожная деталь. Сам повелитель скверны д'Авадон.

— Ну где же он? — прорычал Асаддам, расхаживая взад-вперед. Напряжение уже начинало его раздражать, точно муравьи в штанах. — Он опаздывает. Почему он опаздывает? Что его задерживает? Он должен быть здесь!

Асмодеус держал голову пониже, прибивая последнее знамя к балкону тринадцатого этажа. Теперь четыре больших прямоугольника властно оттуда махали, и на каждом в качестве центра имелся большой белый круг — чистый перл невинности, перечеркнутый раздвоенным копытом, скрещенным с трезубцем. Это был символ Нового Порядка Мортрополиса.

По всем краям Греховной площади эхо этого мотива ревело в безмолвном почтении, пока специальные расставленные там плотные отряды демонов махали аналогичными флажками. Впрочем, по своевременно данному сигналу эти демоны должны были повести себя в манере, предельно далекой от безмолвия.

Асаддам раздраженно барабанил по краю балкона, глодая собственные клыки. Д'Авадон уже должен был прибыть и стоять здесь, по левую руку от него, бурля гордостью за избранного им идеального диктатора.

В голове у Асаддама назревал управленческий кризис. Назначенное время уже наступило. Следует ли ему отложить начало своего спектакля до прибытия д'Авадона… и подвергнуться риску показаться неэффективным? Или ему следует победно щелкнуть когтями в сернистом воздухе, обрезать нужную ленточку… и подвергнуться риску, что д'Авадон все это пропустит? Мог ли он быть полностью уверен в том, что д'Авадон попросту не проскользнул на Греховную площадь незамеченным, обрушивая это ужасное решение на плечи Асаддама, а сам все проверяя и проверяя? Выбора у него не оставалось. Главный менеджер просто должен был начать — так было безопасней. Если д'Авадон объявится позже, тогда он просто сможет начать все это проклятое мероприятие заново. Для Асаддама вовсе не было в тягость еще разок властно оскалиться на своих подручных, усиливая свое превосходство, укрепляя свою власть над всем Мортрополисом.

С финальным оскалом главный менеджер поднял лапу в классическом салюте с двумя расставленными когтями и с легкостью перерезал ленточку. Поспешно собранная кучка демонов, именуемая Мортрополитанским грехофоническим пыткестром, шумно грохнула в кипящие литавры, мрачно заскребла по меди и принялась как попало дергать струны расстроенных скрипок. Дюжина высокооплачиваемых демонов по контролю над толпой (временно избавленных от своих ментагонских обязанностей) угрожающе защелкала кнутами и тем самым перевела аудиторию в состояние восторженного неистовства. Знамена замахали, глотки восторженно заорали. Сфокусированные копья лавовых прожекторов проткнули площадь. Слева потащилось массовое убожество синхронных шаркальщиков из Огненных Ям. Кандалы мерно лязгали у них между лодыжек.

И тут, незримые во внезапном хаотически-хтоническом оживлении, два влекомых скалодонтами фургона тайком прогрохотали вперед, остановившись на противоположных сторонах площади. Если кто-то выбрал бы подходящий момент, чтобы бросить косой взгляд на подозрительно чистые на вид бородатые фигуры внутри фургонов, он увидел бы нешуточные пурпурные языки благочестия, парившие у всех фигур над головами. Однако никто такого момента не выбрал. Никто не осмелился единственным косым взглядом навлечь на себя гнев Асаддама. Нет, только не сегодня. И не при теперешнем его настроении.

Булыжник Греховной площади, казалось, прогнулся и искорежился, когда демонстрационная команда «Большой Череп» выкатила на него свои многотонные снаряды под сопровождение жуткого музицирования от грехофонического пыткестра. Вокруг них щелкали и резали воздух драконы о девяти хвостах. Трезубцы вовсю крутились в угрожающих вихрях. А Асаддам подпрыгивал вверх-вниз, громко стуча копытами и трепеща в мрачном восторге.

Бубуш и Ублейр, задыхаясь от благоговения, наблюдали за происходящим с нагруженных божествами фургонов. Крошечные гавани сомнения начали наполняться судами колебания и флотилиями безверия. Прямо у них на глазах разворачивался столь изумительный спектакль, что ковры самоуверенности вскоре оказались выдернуты у них из-под копыт. Внезапно оба демона сильно засомневались в том, что смогли бы сами устроить что-то насколько зловеще-красочное. Было очень кстати, что они находились слишком далеко один от другого, чтобы признаться в этом друг другу.