Нас разместили в отеле "Мен-хауз". Утомленные перелетом и зноем, мы заснули как убитые.
      Утром, сразу же после завтрака, И. М. Майский отправился во дворец короля, а я пошел осматривать город.
      Яркое и горячее солнце уже высоко стояло в сине-голубом, каком-то совершенно бездонном небе. Ни облачка, ни тени! На улицах города жизнь уже кипела пестрой и мутной волной. Английские солдаты и египтяне в белых балахонах до пят, американские "паккарды" и крошечные, тяжело нагруженные ослики, шикарно одетые европейские дамы и полуголые ребятишки темнокожие, крикливые, с перемазанными лицами, - все это как-то странно и непонятно перемешалось.
      Мои познания о Египте того времени были невелики.
      Я знал, что страной правит реакционнейший король Фарук, который заигрывал с Гитлером и Муссолини. Но на дворе стоял сорок третий год. Позади были Сталинград и Курская битва. И египетская сторона пожелала установить дипломатические отношения с Советским Союзом. Воспользовавшись своим пребыванием в Каире, И. М. Майский намеревался встретиться с главой правительства Египта Наххас-пашой.
      Вернувшись из дворца короля, Майский сообщил мне, что все государственные деятели уехали в свои летние резиденции на берегу моря. Наххас-паша находился в Александрии.
      - Придется лететь туда, - сказал Майский. - Ну как, Николай Михайлович, составите мне компанию?
      Я заколебался. Но Майский продолжал уговаривать, нажимая главным образом на мои "морские струны".
      - В Александрии только что построен новый порт: вам его будет полезно посмотреть.
      После такого довода я согласился. Майский куда-то позвонил, и в наше распоряжение был предоставлен самолет.
      В Александрии нас встретили с исключительным гостеприимством. И дело было, конечно, не в наших персонах.
      Весть о блестящей победе советских войск под Курском, Орлом и Белгородом опередила нас. Английские моряки говорили об этом величайшем сражении, не скрывая своего восхищения. Эль-Аламейн был перед Курской битвой бледной тенью. При всей национальной чувствительности, англичане говорили об этом вслух.
      Александрийский порт поражал прежде всего размерами акватории. Цепочка невысоких холмов опоясывала линию берега, изогнувшуюся дугой на многие десятки километров. Англичане (разумеется, руками египтян) построили действительно прекрасные причалы и пирсы, склады и систему оборонительных сооружений. На рейде дремали суда с флагами многих стран мира.
      В сопровождении английских морских офицеров я отправился осматривать порт и бухту. Строительство порта обошлось союзникам довольно дорого. Проектировщики, видимо, допустили какой-то просчет, поскольку сооружения все время заносило песком, и это причиняло эксплуатационникам массу хлопот.
      Во время осмотра бухты к нам подошел катер. Молодой офицер-англичанин, красивый и стройный, убедившись, что перед ним советский адмирал, сообщил: командующий Средиземноморским флотом его величества адмирал Каннингхэм просит пожаловать на обед. Не знаю, каким образом командующий узнал о том, что я нахожусь в его водах, во всяком случае, отказываться не принято. Тем более что мне было любопытно познакомиться с этим человеком. После того как под его командованием в районе Сицилии был разгромлен итальянский флот, в Англии имя адмирала Каннингхэма попало на первые полосы газет.
      В этом бою адмирал принял смелое решение: поскольку командующий итальянской эскадрой старался уйти от боя, Каннингхэму необходимо было настичь его и войти с ним в огневое соприкосновение. Но из-за крупной волны эсминцы английской эскадры не могли развить высокую скорость. Тогда Каннингхэм послал крейсера и линейные корабли вперед, и они разгромили итальянскую эскадру.
      Разумеется, Каннингхэм шел на риск, оставив крупные корабли без прикрытия эсминцев. Итальянцам ничего не стоило бы их потопить. Но победителей, как говорят, не судят.
      Вероятно, это был талантливый флотоводец: осенью 1943 года он станет первым морским лордом.
      Каннингхэм находился на борту флагманского корабля. Мы обменялись рукопожатиями, и адмирал пригласил меня в каюту. Держался он с большим достоинством. За обедом не скупился на комплименты в адрес нашей армии и флота. Офицеры вторили своему командующему. После обеда мы остались одни.
      - Я читал о вашей победе над итальянским флотом, - сказал я адмиралу. Вы приняли смелое и, я бы сказал, рискованное решение. А если бы противник бросил свои эсминцы на ваши тяжелые корабли?
      Каннингхэм тонко усмехнулся.
      - Как моряк и адмирал, вы правильно назвали это решение смелым. Но, если хотите знать, оно было не только смелым, но и тщательно продуманным. Дело в том, что до войны я целых семь лет был военно-морским атташе в Италии. С командующим итальянским флотом я был знаком лично. Можно сказать, мы выпили с ним не одип ящик виски и шерри-бренди. Я достаточно хорошо изучил характер этого адмирала. По натуре он человек нерешительный. Посылая тяжелые корабли вдогонку за его эскадрой, я был уверен, что мой давний знакомый не решится оставить свои корабли без прикрытия.
      Я подумал: в чем, в чем, а в уменье разбираться в людях, в искусстве использовать слабости противника в СВОРХ интересах англичанам не откажешь!
      Мы тепло попрощались с адмиралом.
      В Каире мы пересели на "Либерейтор" английских ВВС. Самолет взял курс на Гибралтар. Летели на высоте 3,5 тысячи метров. Машина свернула вправо и пошла над Средиземным морем. Нас начало болтать. Вскоре показался берег Испании и Гибралтарский пролив, над которым высилась знаменитая скала. Самолет обошел ее, сделал круг и совершил посадку. Вещи мы оставили в самолете и на трех автомашинах поехали по приглашению к губернатору крепости Гибралтар. Каково же было мое удивление, когда в этой крепости, можно сказать на краю света, я встретил моего давнего московского знакомого - генерала Макфарлана, который в трудный сорок первый возглавлял английскую военную миссию. Естественно, начались воспоминания и взаимные расспросы о военных новостях.
      Макфарлан предложил осмотреть крепость. По дороге с резкими зигзагами и крутыми подъемами мы объехали почти всю скалу - от основания до вершины. Нам показали выдолбленные внутри скалы мастерские, гаражи, склады продовольствия, вооружения... Показали также механический сбор пресной воды: на склонах скалы были сделаны большие желоба; после дождя вся пресная вода по желобам устремлялась в водохранилище, снабжающее водой население этого небольшого военного городка.
      Новый аэродром, на котором мы совершили посадку, построен в течение 18 месяцев, но он очень невелик. Недалеко от него проходит граница с Испанией, рядом с границей испанский город Ла-Линева, который виден со скалы как на ладони. Вдоль линии границы тянулись проволочные заграждения, противотанковые рвы и т. п. Даже часовые той и другой сторон были видны с того места, где мы находились. Нам показали небольшую бухту, где некогда стоял линкор адлшрала Нельсона.
      На следующее утро мы с Майским уже были в Лондоне.
      14. "БОГ С НАМИ" И "БОГ С НИМИ"
      14 сентября 1943 года мы тепло проводили из Лондона Ивана Михайловича Майского.
      Новый посол Ф. Т. Гусев быстро входил в курс всех дел. У меня с ним, как и с Майским, сразу же установились дружеские отношения и деловые контакты. В центре нашего внимания, конечно же, была борьба за открытие второго фронта.
      Меня пригласил заместитель начальника имперского генштаба генерал-лейтенант А. Най. Он, видимо, находился в превосходном настроении, то и дело пересыпал нашу беседу анекдотами. Наконец, когда деловая часть разговора была закончена, генерал закурил и, откинувшись на спинку кресла, задал мне неожиданный вопрос:
      - Скажите, адмирал, как вы смотрите на военные союзы?
      Какие-то секунды я помолчал, не совсем понимая, куда клонит мой собеседник, и, собравшись с мыслями, ответил:
      - Мы с вами люди военные, генерал, а союзы - дело прежде всего политиков и дипломатов.
      - Тогда давайте обсудим эту тему как частные лица.
      - Боюсь, что это у нас не получится. Вы представляете свою страну, а я - свою...
      - Но все-таки, - продолжал упорствовать генерал. - Не могли бы вы привести какой-либо пример из русской истории?
      - Ну что ж...
      И я рассказал о том, что во времена Суворова Россия заключила военный союз с Австрией. Австрийцы не всегда вели себя по-джентльменски. Нередко они забывали о своих обязательствах. В частности, в период Альпийского похода они оставили армию Суворова без какой-либо поддержки.
      И если Суворов все же одержал победу и прорвался через Чертов мост, то только благодаря своей гениальности и стойкости русского солдата.
      - Так вот, - продолжал я, - мало того, что австрийцы не оказали поддержки, они еще хотели примазаться к русской славе. В честь победы Суворова решено было выпустить памятную медаль. Спросили Суворова, как, по его мнению, она должна выглядеть. Он предложил на одной стороне выбить герб российский, а на другой - герб австрийский; на лицевой стороне написать "Бог с нами!", а на обратной, австрийской, - "Бог с ними!".
      Генерал Най промолчал, отведя глаза в сторону. Вероятно, с точки зрения дипломатического этикета мой поступок был не очень-то вежлив. Но зато по сути своей актуален, ибо ситуация теперь была более острой, чем во времена Суворова. Советские войска одерживали победу за победой, а союзники по-прежнему вели затяжные, по существу, бесплодные разговоры об открытии второго фронта.
      В тот же день я рассказал Ф. Т. Гусеву о беседе с заместителем начальника имперского генштаба. Рассказал подробно, упомянув и о примере, заимствованном мною из далекого прошлого.
      - А это неплохо, - согласился посол. - Исторические уроки, быть может, пойдут союзникам на пользу.
      Ф. Т. Гусев сообщил мне, что 19 октября в Москве открывается конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании.
      - На этот раз мы, надеюсь, будем точно знать, когда же наши союзники перешагнут через Ла-Манш, - заметил я.
      Посол лишь пожал плечами. До своего назначения в Лондон он заведовал вторым европейским отделом Наркомата иностранных дел и, естественно, достаточно хорошо знал политику английских правящих кругов, чтобы быть в отношении их осторожным в прогнозах.
      Вскоре мне представился случай побеседовать с Иденом. Он собирался в Москву, и наш разговор так или иначе коснулся предстоящей конференции, ее повестки.
      - Правительство его величества, - заявил Иден, - весьма озабочено проблемами послевоенного устройства мира.
      - Не кажется ли вам, - заметил я, - что есть и безотлагательные проблемы?
      - О, конечно, мистер Харламов! Повестка дня конференции предусматривает широкий аспект вопросов.
      Беседа с Иденом укрепила меня во мнении, что союзники и на сей раз предпримут всевозможные меры, чтобы оттянуть открытие второго фронта.
      Из дипломатической переписки, а она в эти дай велась особенно активно, я уже знал, что Советское правительство предложило рассмотреть мероприятия по сокращению сроков войны. Под этим подразумевались не только удары советских войск, но и немедленные действия США и Великобритании, вторжение их войск через Ла-Манш еще в 1943 году.
      Как известно, советская делегация на Московской конференции министров иностранных дел трех держав поставила вопрос, что называется, ребром: остается ли в силе обещание, данное Черчиллем и Рузвельтом в начале июня 1943 года о том, что англо-американские войска осуществят вторжение в Северную Францию весной 1944 года?
      Наши товарищи, присутствовавшие на конференции, рассказывали мне, что этот вопрос завел Идена в тупик.
      В конце концов он вынужден был ответить, что должен проконсультироваться со своим правительством. Сейчас из опубликованных документов мы знаем, что и Черчилль уклонился от четкого и ясного ответа. Он, оказывается, считал, что нельзя дать твердое обязательство о начале операции "Оверлорд" ["Оверлорд" - кодовое название операции союзников по вторжению во Францию] в мае 1944 года, что это, по его словам, значило бы "погубить итальянский фронт, упустить возможности на Балканах и все же не иметь достаточных сил для того, чтобы удержаться после 30-го или 40-го дня".
      А советская сторона настаивала на прямом ответе. Наконец позицию союзников изложил американский генерал Дин:
      - Решение предпринять операции через Канал весной 1944 года было вновь подтверждено на последней конференции в Квебеке [Англо-американская конференция в Квебеке (Канада) состоялась 14-24 августа 1943 года]. При этом следует иметь в виду, что такое решение, как это бывает со всякими решениями военного характера, принятыми заранее, подчинено некоторым условиям...
      Американский генерал подчеркнул, что "эти условия будут существовать" и в момент, когда должна состояться операция. Желая, однако, создать впечатление, что подготовка к операции "Оверлорд" идет вовсю, он заявил:
      - Мы продолжаем в полном масштабе подготовительные мероприятия для осуществления наступления. Твердость этого решения можно видеть, хотя бы наблюдая подъем, с которым проводятся в настоящее время эти приготовления.
      Насчет приготовлений генерал Дин не преувеличивал.
      В этом мы могли убедиться и сами. Желая, видимо, как-то нас успокоить, союзники приглашали членов миссии на многочисленные учения, которые включали десантирование, артиллерийские стрельбы, координацию действий всех родов войск. Более того, союзники подарили нам целый документальный фильм, на котором была показана репетиция высадки крупного десанта на французское побережье.
      Мы видели первоклассную военную технику, обилие предметов военного снабжения. Мы знали, что союзническая авиация господствует в воздухе: каждый погожий день эскадрильи "летающих крепостей", "ланкастеров" и "галифаксов" проходили над Лондоном, направляясь на юг.
      Словом, мы чувствовали, что союзники располагают огромной военной мощью.
      Так спрашивается: что же они медлят? Почему распыляют силы? Почему придумывают всевозможные отговорки?
      Естественно, что советская сторона была недовольна медлительностью союзников. И Черчилль, и Рузвельт это прекрасно понимали. Как мне стало известно от Ф. Т. Гусева, 27 октября А. Иден посетил И. В. Сталина и постарался как можно убедительнее изложить английскую точку зрения. Начал он очень осторожно:
      - Премьер Черчилль не абсолютно уверен в возможности осуществить вторжение во Францию вовремя...
      Сталин спросил резко:
      - Будет ли операция "Оверлорд" отложена на месяц или на два месяца?
      Идеи сказал, что он не в состоянии ответить на это. Но, пытаясь выйти из неловкого положения, добавил:
      - Черчилль стремится наносить удары по Гитлеру...
      - У Черчилля есть склонность выбирать для себя легкий путь и оставлять для русских трудную работу, - сказал не без иронии Сталин. - Это можно было сделать один раз, два раза, но нельзя это делать все время.
      Помолчав, он добавил:
      - Мы не буквоеды. Мы не будем требовать того, чего наши союзники не в состоянии сделать.
      Идеи это воспринял как намек, что Советский Союз "не так уж заинтересован в открытии союзниками второго фронта и может самостоятельно добиться победы". Черчилля это очень встревожило.
      Теиерь англичане уже не пытались добиться даже отсрочки вторжения во Францию. В протоколе, подписанном участниками конференции 1 ноября, было зафиксировано:
      "В отношении п. 1 предложений Советской Делегации от 19 октября 1943 г. Министр иностранных дел Великобритании г-н Иден и Государственный секретарь США г-н Хэлл подтвердили 20 октября 1943 г., что заявление, сделанное британским генерал-лейтенантом Исмеем и американским генерал-майором Дином... является точным отражением самых последних решений их Правительств, принятых на Квебекской конференции в августе 1943 г.
      Что касается вопроса, поставленного Советской Делегацией, о том, остается ли в силе заявление, сделанное г-ном Черчиллем и г-ном Рузвельтом в начале июня 1943 г. относительно того, что англо-американские войска осуществят вторжение в Северную Францию весной 1944 г., то г-н Иден и г-н Хэлл дали утвердительный ответ, заявив, что решение предпринять вторжение в Северную Францию весной 1944 г. было подтверждено на последней конференции в Квебеке при соблюдении условий, упомянутых генералом Исмеем в его заявлении. Г-н Иден и г-н Хэлл добавили, что это решение не изменилось и приготовления для осуществления указанной выше операции проводятся в данное время так быстро, как возможно".
      Советская делегация со своей стороны записала в протоколе, что она "выражает надежду, что изложенный в этих заявлениях план вторжения англо-американских войск в Северную Францию весной 1944 года будет осуществлен в срок".
      Итак, союзники вынуждены были считаться с позицией Советского Союза. Они всерьез боялись: русские могут достигнуть победы над Германией и без второго фронта, что вольно или невольно создало бы трудности для осуществления целей, которые ставили США и Англия после окончания войны. С успехами Красной Армии усиливалась тревога по этому поводу. В штабе союзников в Лондоне мне говорили, что военные специалисты уже склоняются к тому, что операция "Оверлорд" опоздала. И нужно осуществлять план "Рэнкин", предусматривающий срочные действия в Западной Европе на случай внезапного краха Германии.
      Зимой 1944 года нам, членам миссии, стало ясно, что союзники наконец всерьез взялись за подготовку вторжения на территорию Франции. В январе в Лондон в качестве верховного командующего союзными экспедиционными силами прибыл генерал Дуайт Эйзенхауэр. Среди тех, кто стал его заместителями и помощниками, оказались мои знакомые по Лондону: главный маршал авиации Артур Теддер, главный маршал авиации Артур Харрис. С другими мне пришлось познакомиться в штабе союзных экспедиционных сил или на учениях. Это генерал-лейтенант Омар Брэдли, адмирал Бертрэм Рамсей, командующий военно-воздушными силами в рамках операции "Оверлорд"
      главный маршал авиации Ли-Меллори и другие.
      Руководить морской десантной операцией было поручено командующему 21-й английской группой армий генералу Бернарду Монтгомери.
      После того как штаб Эйзенхауэра обосновался в окрестностях Лондона, начальник штаба генерал Уолтер Смит счел своим долгом нанести мне визит. Это был высокий подтянутый человек, державшийся очень прямо. Я принял его с истинно союзническим гостеприимством. Разговор вертелся, естественно, вокруг предстоящей высадки во Францию. Я выразил удовлетворение, что долгожданное событие, которого с нетерпением ждал весь прогрессивный мир, теперь уже очень близко. Беседуя со мной, Уолтер Смит все время постукивал по вытянутой ноге стеком в красивом кожаном чехле. Уже прощаясь, генерал протянул мне стек;
      - Примите, адмирал, от меня этот маленький подарок.
      Вероятно, это был искренний жест. Гость хотел мне сделать приятное.
      Дней через десять и я побывал в штабе Смита с ответным визитом. И мы продолжили начатый разговор.
      Итак, открытие второго фронта, подготовленное блестящими победами советского оружия, было теперь не за горами.
      15. ПРИЕМКА КОРАБЛЕЙ
      После капитуляции Италии (8 сентября 1943 года) Советский Союз, США и Англия договорились о разделе итальянского флота. Но трофейные корабли требовали приведения их в порядок. И тогда союзники предложили в счет причитающейся нам доли флота Италии передать во временное пользование несколько американских и английских кораблей [В 1949 году Советским Союзом все эти корабли были возвращены].
      По договоренности мы получали один линкор, один крейсер, восемь эсминцев и четыре подводные лодки. Предполагалось, что передача кораблей произойдет в советских портах, но это условие выполнили только американцы в отношении крейсера "Милуоки" (постройки 1921 года). 20 апреля 1944 года этот крейсер под названием "Мурманск"
      вошел в состав Северного флота.
      Английский линкор "Ройял Северин" и американский крейсер "Милуоки", временно передаваемые нам союзниками, были старой постройки. Советское правительство надеялось, что эсминцы, хотя бы половина из них, будут более современными. Однако союзники не захотели выделять новые корабли.
      Англия предложила нам эсминцы, построенные американцами еше во время первой мировой войны. В свое время она получила их от США (в количестве 50 кораблей) в обмен на базы в Атлантике. А линкор "Ройял Северин" был построен в 1916 году. И только подводные лодки "Санфиш", "Урсула", "Инброкен" и "Унисон" можно было отнести к современным кораблям (постройки 1936-1941 годов).
      Англичане, как я уже говорил, не выполнили первоначальной договоренности о передаче кораблей в советских портах. Они теперь настаивали, чтобы прием линкора, эсминцев и подводных лодок произошел в Англии, куда и должны были прибыть наши команды.
      Советская военная миссия в Лондоне получила указание Государственного Комитета Обороны уточнить все детали, связанные с приемом кораблей, и вообще подготовиться к выполнению этой задачи.
      Мы составили план подготовки, согласовали его с английским адмиралтейством и доложили в Москву. Адмиралтейство предоставило нам возможность прием всех кораблей произвести в военно-морской базе Розайт, а их освоение советскими экипажами - в разных районах: линкора - в Розайте, эсминцев - в Ньюкасле, подводных лодок - в Данди. Эти базы были рассчитаны на боевое обеспечение подобных типов кораблей.
      В плане был пункт, в котором говорилось о необходимости подготовить личный состав (особенно операторов) к боевому использованию радаров и гидроакустических установок ("асдиков").
      Вместе с членами военно-морской группы миссии я выехал в Розайт. Мы встретились с командующим Норским военно-морским округом адмиралом Фордом, а также с адмиралом доков. Разговор шел о том, где разместить прибывающих советских моряков, как наладить их питание, как организовать проверку состояния кораблей, их ремонт. Мы обсудили также вопросы обеспечения боеприпасами, запасными частями, техническими материалами, условились о переводе документации на русский язык...
      Были и спорные вопросы, но они, как правило, при доброй воле обеих сторон решались довольно быстро. Острая полемика возникла о сроках сдачи и приема кораблей. Командование базы (как, впрочем, и адмиралтейство) считало, что на изучение и освоение кораблей нашим морякам потребуется по меньшей мере полгода.
      Когда я сказал, что мы должны принять корабли за дватри месяца, на лицах английских коллег появилось скептическое выражение.
      - Адмирал, очевидно, шутит, - заметил один из них.- За это время нельзя изучить даже посыльное судно, не то что линкор, эсминец или подводную лодку.
      Англичане ссылались на исторические примеры - чуть ли не со времен Нельсона! - напоминали, что переход из Англии в Кольский залив будет проходить в сложных условиях, требующих отличного знания боевой техники и не менее отличной сплаванности экипажей.
      - Даже если допустить, что ваш личный состав целиком состоит из инженеров, все равно за такой короткий срок он не сможет освоить боевые корабли,- говорил английский офицер.
      - Вся документация на английском языке. Перевод инструкций, наставлений и описаний потребует много времени,- вторил ему другой.
      Что ж, эти слова были сказаны от души. Я поблагодарил англичан. Но у нас, к сожалению, не было времени.
      К тому же наши английские партнеры не учитывали, что советские моряки люди высокой сознательности, что во время войны они служили на подобных кораблях, имеют боевой опыт. И я сказал:
      - Двух-трех месяцев нам будет вполне достаточно.
      После этого совещания я вернулся в Лондон: там были неотложные дела. В Розайте и других базах остались члены миссии: инженер-капитаны 1 ранга А. Е. Брыкин и П. П. Шишаев, инженер-капитаны 2 ранга П. И. Козлов и С. Г. Зиновьев, капитан 3 ранга Д. В. Шандобылов. Это были превосходные специалисты-организаторы, и я был уверен, что они успешно выполнят возложенные на них задачи. Козлов отвечал за подготовку к приему эсминцев. Зиновьев - подводных лодок, Брыкин и Шишаев - линкора, а Шандобылов занимался различными организационными вопросами.
      Не теряя времени, члены миссии начали знакомиться с состоянием кораблей, наличием на них боезапасов, расходных материалов и запчастей, уточняли объем ремонтных работ. Предстояло заменить множество таблиц и надписей на командных пунктах и боевых постах, у механизмов, аппаратов, приборов, в люках и т. д. В этих целях были заказаны на заводах тысячи трафаретов на русском языке; определен состав переводчиков. В районе Глазго шла подготовка к открытию краткосрочных курсов локаторщиков и гидроакустиков.
      А тем временем на Северном флоте комплектовались команды, предназначенные для принимаемых в Англии кораблей. В команды зачислялись матросы, старшины и офицеры с кораблей всех флотов, в том числе и Тихоокеанского.
      Для перевозки команд англичане выделили пассажирский лайнер "Новая Голландия", вмещавший полторы тысячи человек. Не трудно представить, какой мишенью он мог стать для немецких подвЪдных лодок. Но на лайнере оказались неисправными какие-то механизмы, и капитан сразу же после выхода в море повернул назад, на Британские острова. Тогда было решено перевезти команды на двадцати судах, входящих в состав конвоя, который шел на Запад после разгрузки в наших портах.
      Посадка на суда происходила в Архангельске (для экипажей линкора и подлодок) и в Мурманске (для экипажей эсминцев). С этим же конвоем в Англию следовали вицеадмирал Г. И. Левченко (он должен был возглавить отряд кораблей Военно-Морского Флота СССР), начальник штаба отряда контр-адмирал В. А. Фокин и начальник политотдела капитан 1 ранга Н. П. Зарембо, а также командир линкора контр-адмирал В. И. Иванов, командир дивизиона эсминцев капитан 1 ранга И. Е. Абрамов и командир дивизиона подводных лодок Герой Советского Союза капитан 1 ранга А. В. Трипольский.
      Во время восьмисуточного перехода в Англию немцы потопили транспорт, на котором размещалась команда одного из эсминцев. К счастью, команду удалось спасти.
      7 мая суда бросили якоря в военно-морской базе Гринок. Это небольшой городок с развитой судостроительной промышленностью, расположенный в 35 километрах западнее Глазго. Английские матросы и портовые рабочие приветствовали наших моряков двумя пальцами правой руки, раздвинутыми в виде латинской буквы "V", что означало "Виктория", или "Победа". Они дружно скандировали:
      "Второй фронт! Второй фронт!" - видимо полагая, что советские моряки прибыли для участия в десанте на северозападе Франции.
      Из Гринока по железной дороге советские команды были в тот же день доставлены в военно-морскую базу Розайт. Их разместили на ремонтирующемся авианосце "Чейсер", на линкоре "Ройял Северин" и на пассажирском лайнере "Императрица России", том самом, который когда-то принадлежал нашей стране и на котором в 1920 году из Крыма бежали остатки войск Врангеля.
      8 кают-компании линкора состоялось совещание с участием командования Норского военно-морского округа, адмирала доков, командования отряда кораблей Военно-Морского Флота СССР и членов советской военной миссии. Я доложил вице-адмиралу Г. И. Левченко о том, что сделано и главным образом что еще предстоит сделать. Он в основном одобрил все мероприятия по подготовке к приему кораблей.
      С первых дней пребывания в базе наши моряки с большим подъемом взялись за изучение кораблей. Весь личный состав, от командующего отрядом до матроса, старался как можно скорее и качественнее освоить корабли. На линкоре провели встречу команд - английской и советской. Такая же встреча состоялась и у подводников, перешедших в военно-морскую базу Данди. Запомнился эпизод знакомства команд подводной лодки "Урсула" ("В-4"), Дело в том, что оба командира - сдающий лодку старший лейтенант Дэвис и принимающий капитан 3 ранга Я. К. Иосселиани - носили бороды, как и многие матросы. Бородачи как-то сразу подружились.
      Надо сказать, что всюду, где появлялись советские моряки, их очень тепло встречало местное население. Симпатии и сердечность англичан радовали наших людей, впервые оказавшихся за рубежом, вселяли гордость за свою Родину, ведущую мужественную борьбу против фашизма.
      Экипажи эскадренных миноносцев через три дня перебрались по железной дороге в Нос-Шилдс, маленький городок на северном берегу реки Тайн, в предместье Ньюкасла.
      Эсминцы стояли в "Альберт-доке" и "Тайн-доке". Как я уже говорил, эти корабли были получены англичанами от США в 1940 году в обмен на базы в Атлантике и находились в резерве.
      Внешний вид у эсминцев был не очень-то привлекательный. Носовая часть и мостик отнюдь не выражали стремительности, присущей атакующему и быстроходному кораблю. Палубы были в запущенном состоянии, борта, надстройки, торпедные аппараты во многих местах покрыты ржавчиной. Особая примета эсминца этого типа - четыре высокие цилиндрические дымовые трубы. Его вооружение:
      одна 102-миллиметровая пушка, одна 76-миллиметровая и четыре автомата "Эрликон". В средней части не два, как обычно, а один трехтрубный торпедный аппарат. Кроме того, 24-ствольный противолодочный реактивный бомбомет, расположенный позади носового орудия, два бортовых бомбомета на корме и бомбосбрасыватели.
      Наше командование хотело как можно быстрее разместить экипажи на тех кораблях, где им предстояло служить. Это сократило бы сроки изучения боевой техники.
      Однако англичане затягивали решение вопроса.
      А между тем осмотр кораблей показал, что ни один из них не может выйти в море: торпедные аппараты не разворачивались, орудия имели большой расстрел стволов, котлы на четырех эсминцах требовали смены водогрейных трубок, главные машины нуждались в перезаливке подшипников.
      Наши моряки трудились по 12 часов и более, вычищая из трюмов грязь, удаляя ржавчину. Их рабочий день начинался сразу же после завтрака - с 6 часов 30 минут утра.
      Англичане же (рабочие доков, устранявшие дефекты, сдаточная команда) работали с 9 до 18 часов с двухчасовым перерывом на обед. Все остальное время внутренние помещения корабля были закрыты. Естественно, это не способствовало быстрому приведению эсминцев в боевой порядок.