Старый маг покинул уютное кресло и направился в свой кабинет, так и не притронувшись к еде. Его ученик даже не повернул головы.

В прострации и размышлениях Торой просидел до ночи. Пришла и ушла служанка, унесла поднос с остатками трапезы, снова бросая заинтересованные взгляды на странно-задумчивого гостя. День постепенно угасал, между тем королевский чародей не спешил выходить из своих покоев. Торой, как проклятый, ёрзал в кресле и боролся с самим собой. Низложенный маг прекрасно понимал, что должен извиниться перед учителем, потому что, в конечном итоге, все слова Золдана были правдой. Однако оторваться от кресла и пойти в покои чародея, чтобы, как в далёком детстве, просить прощения, не позволяла непомерная гордыня. С ней-то и боролся мужчина до позднего вечера, забыв про Люцию, Книгу Рогона, чернокнижников и всё остальное. С горечью и досадой бывший волшебник вспоминал своё нелицеприятное прошлое. И именно досада мешала ему пойти в кабинет к Золдану и с пылающим от стыда лицом, просить у учителя прощения.

Внутренняя борьба Тороя-чернокнижника и Тороя-человека продолжалась до тех пор, пока за стенами башни окончательно не сгустились сумерки. Кусая губы, низложенный маг поднялся на ноги и направился в покои наставника.

Он вошёл в кабинет, освещая дорогу огарком свечи.

Странно, но Золдан сидел за столом в кромешной темноте:

– Учитель, прости меня. – Подал голос Торой. – Ты был прав, как, впрочем, и всегда.

Старый чародей молчал, утомлённо свесив голову на грудь, и, с подчёркнутым равнодушием, не обращал внимания на вошедшего.

Мужчина потоптался на пороге и, наконец, нерешительно двинулся к магу.

– Учитель…

Тишина.

Торой приблизился к своему наставнику и примиряюще положил руку ему на плечо. К удивлению низложенного мага плечо оказалось каким-то обмякшим…

В эту секунду он понял, почему всё это время из покоев учителя не доносилось ни звука. Пристроив единственный найденный в покоях чародея огарок на краю стола (конечно, зачем Золдану свечи и канделябры, если он может сотворить волшебный огонь), Торой осторожно убрал с лица волшебника длинные пряди седых волос.

Лицо королевского мага было спокойно, как никогда, даже морщины на лбу разгладились.

– Золдан? – Торой потряс наставника за плечо. Странно, но чародей, уже много лет безнадёжно страдающий бессонницей, не проснулся. Он не был мёртв – низложенный маг слышал тихое, посвистывающее старческое дыхание – и всё же, он совершенно не реагировал на действия своего ученика. Тот снова попытался растормошить спящего, но безрезультатно.

– Да что же это такое? – С удивлением спросил низложенный маг темноту комнаты. Ответом ему была звенящая тишина.

Торой озадаченно сел на пол у ног своего наставника и задумался. Конечно, Золдан был жив, в этом не оставалось ни малейших сомнений, и, тем не менее, учитель был погружён в какой-то совершенно неестественный глубокий сон… Конечно, это не может быть отравление – любой маг всегда защищён от яда, даже самого хитрого, специальным заклятием. Разумеется, у Золдана имелись недоброжелатели в магических кругах (а большинство из них появилось только благодаря «стараниям» Тороя), но, навряд ли они стали бы прибегать к подобным средствам, ведь даже самому наивному обывателю понятно, что посягательство на жизнь и здоровье члена Совета будет тщательно расследоваться лучшими волшебниками. Значит, причина столь крепкого сна кроется в чём-то другом. Собственно, магические чары коллег-волшебников Золдан бы почувствовал загодя – он был очень сильным и опытным магом, такого голыми руками не возьмёшь. Стало быть, в деле замешано колдовство, над которым поработали либо ведьма, либо чернокнижник. Но зачем?.. Глупый вопрос. Да даже и просто так. Милое дело – извести королевского мага. Стоп! Одно дело извести – это как раз не вызывает вопросов, но усыпить?!

Торой вскочил и заходил по комнате. Он успел сделать лишь несколько шагов, как вдруг снизошло озарение. Тишина. Гнетущая, подавляющая тишина. Бывший чародей прислушался. Так и есть! Мирар словно вымер. Ни далёкого лая собак, ни скрипа экипажей, ни музыки из окон королевского дворца (а ведь приехала королева-мать и, значит, сегодня, согласно уставленной традиции, должны быть фейерверк и факельное шествие!). Мужчина подошёл к окну и окинул взглядом панораму спящего города – фонари исправно освещали пустые улицы, в домах горел свет, дворец тоже ярко сиял пёстрой иллюминацией, но нигде не было видно ни экипажей, ни пешеходов. Никого. Похоже, во всей столице не спал лишь один человек и этим человеком был Торой.

Низложенный маг сел на подоконник и задумчиво посмотрел на потрескивающий огонёк свечи. Кому и зачем понадобилось погружать целый город во власть сна? И, самое главное, почему он – Торой – не заснул вместе с остальными? Вопросов было слишком много, ответов – ни одного, поэтому бывший ученик королевского волшебника решил не терзаться пустыми размышлениями. Чернокнижники и ведьмы стекаются на запад, весь магический мир пребывает в необъяснимом смятении, не с этими ли событиями связан крепкий сон мирарцев? И, не пора ли Торою двинуть вслед за остальными? Что же творится в этой Атии, раз такое количество магов и некромантов всех мастей стекаются туда толпами? Но ведь есть ещё и Люция, которая где-то прячется вместе с Книгой… Собственно, о последней (как и о первой) уже можно без зазрения совести позабыть – слишком много времени прошло, так что теперь без помощи магии ведьму ему не найти. НИ-КОГ-ДА. Следовательно, нужно поддаться общему волнению и идти на запад. Может быть, и Люция туда же направится, она всё-таки ведьма, хоть и одиночка…

Какое-то время Торой просидел неподвижно, ссутулив плечи и уставившись в пространство, размышляя о тактике дальнейших действий. Возможно, эта прострация продлилась бы ещё дольше, однако резкий крик ночной птицы, прозвучавший в тишине, словно сигнал к тревоге, вывел бывшего мага из состояния ступора.

Мужчина поднялся на ноги – сердце внутри сжалось до размера галечного камня и, сместившись к горлу, отчего-то застряло в нём комом, на душе было тоскливо от безнадёжности и осознания собственной уязвимости. Однако времени на то, чтобы предаваться бесцельным сожалениям, догадкам и предположениям уже не оставалось – свеча догорала, а значит, нужно было действовать.

Стиснув зубы, низложенный маг поднял своего учителя со стула, на котором тот уснул. Сколько продлится колдовской сон – неизвестно, так что, пусть уж волшебник лежит на кровати. Всё-таки спать на стуле в столь преклонном возрасте чревато последствиями, либо поясничная немочь разобьёт, либо ещё какая стариковская болячка. Золдан, конечно, маг и сможет сам себя подлечить, но…

На самом деле Торой просто чувствовал себя виноватым перед учителем, ни извиниться толком, ни поговорить он с ним так и не успел, потому хотел, перед тем, как уйти, сделать хоть что-то доброе.

Подхватив мага, ученик, пошатываясь под тяжестью ноши, понёс его в спальню, думая про себя, что в результате подобного геройства поясничная немочь, скорее разобьёт его – Тороя, чем королевского чародея. В кромешной тьме низложенный маг на ощупь нашёл нужную дверь, толкнул её ногой и, войдя в сумрачную комнату, с несказанным облегчением (и лёгким хрустом в пояснице) опустил тело своего наставника на кровать. Затем снова вернулся в кабинет, чтобы забрать уже еле тлеющий огарок.

Никогда в жизни Торой до такой степени не жалел об утраченной Силе. Без магических способностей низложенный волшебник не мог даже элементарно осветить себе путь, приходилось брести через тёмные покои учителя под пляшущий неверный огонёк свечного огарка. Да, именно такие бытовые мелочи скорее дают почувствовать свою ущербность, нежели что-то глобальное. В конце концов, погодой и животными повелеваешь гораздо реже, чем зажигаешь огонь. Именно по этой причине, сразу после низложения, Торой бросил курить – ему была невыносима сама мысль о том, что теперь к трубке, набитой табаком, каждый раз нужно подносить либо уголёк, либо горящую лучину – это настолько усиливало чувство собственной неполноценности, что бывший волшебник предпочёл скорее распрощаться со старой привычкой, нежели обзаводиться новой.

Словно подтверждая его мысли, огарок свечи сердито затрещал, давая понять, что ещё немного и Торой останется без света. Маг миновал библиотеку наставника, на мгновение окинул её взглядом – стены от пола до потолка были уставлены полками – старинные свитки, книги, рукописи, сложенные в сафьяновые папки – вместилище самых разных магических знаний. К сожалению, именно в этом Торой сейчас нуждался меньше всего. Сейчас ему больше подошёл бы нож, а ещё лучше – меч. К сожалению, такого добра в покоях королевского волшебника не было. Да и зачем старому придворному волшебнику мечи и ножи? Время сейчас не военное, а лучшим оружием чародея всегда оставалось его мастерство. Гораздо проще справиться со своими недругами при помощи Силы.

Между тем, свеча, затрещав в руках Тороя с ещё большей яростью, чем прежде, погасла, как и обещала. Самое время. Набросив на голову капюшон суконного хитона, мужчина покинул покои своего наставника. Спустившись по лестнице, он, спрятав руки в складки просторного одеяния, вышел из башни.

Стражники крепко спали, лёжа на земле. Да, видел бы это начальник караула, впрочем, он, наверняка, и сам сейчас ничуть не лучше своих подчинённых. Торой хмыкнул и склонился над бесчувственными телами. А вот и оружие! Конечно, тащить с собой алебарду можно только от отчаянья, поэтому увесистый топорик на длинном древке низложенный маг присваивать не стал. Вместо этого он вытащил из-за пояса мирно храпящего военного добротный кинжал. Это подойдёт. Взвесив оружие в руке, мужчина удовлетворённо хмыкнул – не слишком лёгкое, да и сбалансировано хорошо… «Впрочем, скажи спасибо, что хоть что-то удалось раздобыть», – пробормотал себе под нос низложенный маг.

Спрятав кинжал в складках хитона, ученик королевского чародея двинулся прочь от башни.

Миновав, безо всяких приключений, пустую Дворцовую Площадь, бывший волшебник быстро пересёк кленовую аллею и беспрепятственно вышел к Каналу. Ещё несколько десятков шагов через широкий арочный мост и Дворцовая часть города осталась на противоположном берегу.

Торой прибавил шаг и свернул в один из переулков. Замечательно. Что теперь? В активе – полное отсутствие Силы, Мирар, скованный колдовским сном, и сбежавшая ведьма. Поморщившись, мужчина отогнал тревожные мысли и направился на поиски какого-нибудь постоялого двора, может, хоть лошади в этом городе бодрствуют? Во всяком случае, тащиться пешком в Атию – затея наиглупейшая.

Отбросив с лица капюшон, низложенный маг направился на поиски какой-нибудь таверны, при которой есть конюшня. По пути ему предстояло обдумать события последних двух дней и принять по возможности верное решение, касаемо дальнейших действий.

Увлечённый своими мыслями, низложенный чародей углубился в переулки и, неожиданно для себя вышел к Площади Трёх Фонтанов. Странно, но фонари здесь почему-то не горели… А ведь обычно, именно тут фонарщики зажигали иллюминацию в первую очередь, чтобы Площадь была ярко освещена ещё до того, как сумерки окончательно сгустятся.

Торой остановился, внимательно прислушиваясь. Странно, если не сказать больше… Весь город освещён, кроме этого пятачка, считающегося одной из главных достопримечательностей этой части Мирара. Фонари, наверняка, погасили сравнительно недавно, ведь город заснул лишь несколько часов назад, когда вечерние сумерки окончательно превратились в ночную тьму. Стало быть, до того, как Мирар погрузился в колдовской сон, огни на Площади всё-таки горели. Если так, то, выходит, что кто-то специально погасил здесь свет, дабы быстро совершить какое-то тёмное (вот вам и каламбур) дельце. Причём дельце это должно быть очень уж тёмным, поскольку гасить фонари в спящем городе пришлось явно не одному человеку – фонарных столбов на площади не меньше десяти – одному злоумышленнику придётся возиться с ними как минимум полчаса. Значит, в деле задействовано несколько человек… Мало того, раз неизвестные злоумышленники гасили свет в спящем уже городе, дело их было настолько серьёзным, что не терпело ни малейшего промаха. Просто так перестраховываться никто не будет. В контексте событий, о которых Торою всего несколько часов назад поведал учитель, поводов заинтересоваться странными злоумышленниками было больше, чем достаточно. Определённо, кто-то что-то здесь искал, а возможно, даже уже и нашёл. Причём этот кто-то, зная о том, что Мирар скован колдовским сном, предпочёл не принимать на веру силу заклинания. Стало быть, работали далеко не профаны. Но что нужно неизвестным профессионалам здесь, на Фонтанной Площади столицы маленького тихого королевства?

Низложенный маг стоял в тени высокого каштана и внимательно прислушивался. Сквозь шум фонтанов, ему действительно послышался приглушённый топот ног, а затем гневное бряцанье колокольчика или только показалось? Вот мимо Часов промелькнула какая-то тень. Тонкий свист, похожий на щебет ночной птицы, и до бывшего чародея донеслись торопливые шаги. Затем всё стихло.

Ещё некоторое время ученик королевского волшебника оставался в своём укрытии, наконец, удостоверившись, что на Площади царит полная, ничем и никем не нарушаемая тишина, низложенный маг вышел из переулка. В конце концов, сталкиваться с неизвестными преступниками, которые так слаженно обтяпали своё дельце, Торою совершенно не хотелось. Из оружия у него был только кинжал королевского стражника, а вот проверенный в стычках верный меч искусной гномьей работы остался в таверне, кроме того, его почти наверняка украла ведьма. Так Торой и оказался не подготовленным к ночным бдениям в большом городе.

Под покровом темноты мужчина бесшумно двинулся к башне с часами. Можно было, конечно, развернуться и драпануть обратно по переулку, откуда пришёл, но кем-кем, а уж трусом Торой не был. Эгоистом, упрямцем – да, но не трусом. Опять же, интересно, ради чего неизвестные злодеи оставили без света главную достопримечательность этой части города, предварительно усыпив весь Мирар? И всё-таки, следовало поторопиться… Торою хотелось, удовлетворив своё любопытство, как можно быстрее покинуть город. Низложенный маг до сих пор не имел ни малейшего представления о том, почему, в отличие от остальных обитателей столицы королевства Флуаронис, он до сих пор бодрствует? Вполне возможно, что странные чары подействуют на него с опозданием. Так не лучше ли подобру-поздорову унести ноги подальше от околдованного города?

Буквально в несколько шагов Торой достиг подножия Башни с часами. Здесь было также темно и тихо, как в переулке. Мужчина постоял в нерешительности, что дальше-то? Куда идти? Судя по звону, который он слышал, будучи под прикрытием каштана, звук шёл справой стороны. Низложенный маг медленно двинулся вдоль Часовой Башни, внимательно всматриваясь в потёмки. Наконец, из серого летнего сумрака вынырнули очертания небольшого дома – одна стена постройки, представляла собой стеклянную витрину, – видимо это был какой-то магазин, может быть, булочная?

Ученик королевского чародея посмотрел сквозь стекло в мрачные неосвещённые глубины дома и чуть не вскрикнул от неожиданности – из сумрака к нему медленно выплыло бледное лицо, обрамлённое складками капюшона… К счастью нервы у низложенного мага оказались достаточно крепкими, поэтому он сдержался и не завопил на всё королевство, тем более, что появившееся из темноты лицо было его собственным. Оказалось, за стеклянной витриной стояли зеркала.

Плюнув с досады, Торой хотел, было, махнуть на всё рукой и идти своей дорогой, но в это время резная дверь магазинчика со скрипом приоткрылась – жалобно звякнул колокольчик над входом, и снова воцарилась тишина. Бывший волшебник усмехнулся – стало быть, слух его не подвёл, звук разбитого стекла, действительно шёл отсюда. Флуаронис, конечно, королевство тихое и спокойное, но двери на ночь здесь всё-таки запирают. А тут в зеркальной лавке, хозяин как будто не боялся ни воров, ни прочих лихих людей.

Оглядевшись по сторонам, низложенный маг скользнул в магазин и аккуратно прикрыл за собой дверь. Снова хрипло брякнул колокольчик, заставив искателя приключений поморщиться. В лавке было темно, и в этой чёрно-сиреневой, мерцающей зеркалами темноте вырисовывались неясные очертания предлагаемого посетителям товара – трюмо, ширм и прочих женских радостей.

Торой постоял, дожидаясь, пока глаза окончательно свыкнутся с полумраком, ему совершенно не улыбалось напороться в темноте на какое-нибудь зеркало и с грохотом его разбить, привлекая в лавку неизвестных злоумышленников. Однако времени на привыкание не было, да и внутренний голос заставлял торопиться. Торой медленно обходил творения мирарского зеркальщика и всё это время рядом с низложенным магом кралось его отражение, то появляясь, то пропадая в сумеречных зеркалах. Мужчина старался не обращать на это внимания, но сам факт раздражал невыносимо – зеркала выныривали из темноты неожиданно, и также неожиданно в них появлялось отражение крадущегося чужака.

Бывший волшебник, со всем возможным хладнокровием игнорируя своего зеркального двойника, двинулся вглубь дома, без приключений миновал многочисленные гигантские образцы (предназначенные видимо для бальных зал или дамских будуаров) обошёл витрину, с выставленным в ней многочисленным товаром, затем стойку, за которой зеркальщик принимал заказы. На столешнице лежала толстая расходная книга и пара незаполненных квитанций.

За стойкой вдоль стены тянулись резные полки, заставленные зеркалами поменьше. Здесь были и достаточно крупные, и совсем миниатюрные образцы – такие, которые можно ставить на туалетный столик и такие, которые модницы носят в сумочке или кармане плаща.

Рядом со стеллажом, в стене обнаружилась неприметная низенькая дверь, разделявшая по всей вероятности магазин и жилую часть дома. Торой без колебаний толкнул её и, зажмурившись, замер на пороге – свет двух масляных ламп показался бывшему чародею почти ослепительным, после столь долгого блуждания впотьмах. Торой быстро сообразил, что к чему, и нырнул в комнату, спешно захлопывая за собой дверь.

Помещение, в котором он очутился, являлось, по всей видимости, крохотной гостиной, однако сейчас об этом было сложно судить наверняка.

По комнате были в беспорядке разбросаны самые неожиданные вещи – бельё, одежда, разорванные книги, разбитые фарфоровые статуэтки… В густом ворсе красивого ковра похрустывали осколки зеркала. Несколько стульев валялись сломанными, словно кто-то в ярости разбил их об пол. Даже обивка небольшой кушетки и та оказалась порвана так, что наружу торчали пружины, и клочья овечьей шерсти. Ящики красивого комода были распахнуты, отчего он приобрёл вид оголодавшего, разинувшего пасть монстра. А в центре всего этого кавардака, раскинув руки, на полу лежал пожилой мастер-зеркальщик.

Он был ещё жив и, увидев стоящего на пороге незнакомца, отчего-то улыбнулся блаженной, умиротворённой улыбкой. Торой опустился на колени рядом с распростёртым хозяином дома – в груди у зеркальщика, воткнутый по самую рукоять, торчал грубо сделанный нож. Кровь из раны сочилась медленно, словно нехотя, но было ясно – жить зеркальных дел мастеру осталось от силы несколько минут.

Низложенный маг склонился над стариком – тот беззвучно открывал и закрывал рот, силясь, что-то сказать. Наконец, собрав остатки сил, сражённый мирарец совладал с собой:

– Зеркало… Они забрали зеркало Клотильды, я взял его, чтобы вставить в раму… Я сделал… Красивую… Резную… Из морёного дуба…

Поняв, что старик бредит, Торой слегка похлопал его по щеке:

– Кто? Кто забрал зеркало?

Во взгляде зеркальщика, подёрнутого пеленой боли, снова появилось некое подобие осмысленности:

– Меня зовут Баруз. Кто ты? Что ты делаешь в моей лавке?

Торой терпеливо, с расстановкой, повторил свой вопрос, давая краткое пояснение произошедшим событиям:

– Баруз, на тебя напали какие-то люди, они забрали зеркало Клотильды. Кто они были, эти люди?

Зеркальщик шумно сглотнул:

– Это были не люди…

– Эльфы что ли? – Торой ожидал чего угодно, но только не этого. Эльфы – народ педантичный как в отношении поступков, так и в отношении морали, поэтому подвигнуть их на столь зверское убийство могли лишь самые чрезвычайные обстоятельства. И потом, нож под рёбра? Нет, эльфы для этого слишком эстеты. Они бы нашли более изящный и менее болезненный способ отобрать жизнь. Например, яд. Или, в худшем случае, стрелу.

Баруз тяжело вздохнул, по его лицу пробежала судорога, словно старик сделал попытку развеять липкий туман забытья, окутывающий его сознание:

– Это были кхалаи. Их привела ведьма. Женщины… Проклятые женщины… От них все беды, – зеркальщик хрипло засмеялся, смех причинял ему боль, а боль, хотя и рвала тело на части, возвращала трезвость мысли, – Они забрали зеркало Клотильды…

Зеркальщик сделал слабое движение рукой, призывая своего собеседника наклониться ниже. Торой склонил голову, стараясь не упустить ни единого слова – от сказанного Барузом могло зависеть очень многое.

– Маг, это зеркало волшебное, так сказала ведьма. – Старик устало отдышался, силы покидали его, говорить было всё труднее и труднее, – они пошли с ним на Запад. Время, время уходит… Вот. – Баруз неуклюже пошарил у пояса левой рукой и извлёк из кармана часы. – Следи за временем.

Зеркальщик, немеющей рукой схватил Тороя за рукав хитона и вложил в ладонь мага часы:

– Молю тебя об одном, спаси мою семью, кхалаи убьют их… Дом в соседнем переулке… Спаси… Мы не заслужили такой…

Баруз запнулся, тяжело и хрипло дыша. С каждым сказанным словом его речь становилась всё более невнятной, но он всё пытался произнести что-то ещё, и хотя глаза уже совершенно остекленели, губы пытались выговорить последнюю просьбу. Наконец, хватка морщинистых рук, вцепившихся в складки хитона низложенного мага, ослабла.

Торой в мрачной задумчивости посмотрел на безжизненное тело старого мастера. Странная ночь, слишком много непонятного за последние два часа…

В голове у низложенного мага царил полнейший сумбур – какое-то зеркало, Клотильда, кхалаи (откуда они только здесь взялись), ведьма… ВЕДЬМА! Баруз сказал, что кхалаев привела ведьма!

Бывший чародей даже застонал от ярости. Неужели? Неужели девушка с наивными зелёно-голубыми глазами была столь расчётливой интриганкой, столь циничной и беспринципной, что не погнушалась убийством беззащитного старика, наняв себе в соратники кхалаев?

Сидящего на полу мужчину даже передёрнуло от отвращения. Кхалаи – полу-люди, полу-рептилии. Твари, которые отдалённо похожи на человека. Вот только в отличие от людей, они лишены как сколь-нибудь твёрдых принципов, так и ценностей. Даже говорят кхалаи мерзко – с постоянным причмокиванием и каким-то змеиным присвистом. Но, разумеется, не это делает их непримиримыми врагами людей, эльфов, гномов и прочих разумных существ. Главная причина презрения к кхалаям – их извечная ненависть ко всему живому в сочетании с изощрённым интеллектом, страстью к деньгам и жаждой убийства.

Ещё из уроков и наставлений Золдана Торой усвоил, что эти мерзкие существа, хотя весьма и весьма малочисленные, крайне опасны, поскольку промышляют исключительно душегубствами. Кхалаи – превосходные наёмные убийцы и преследователи. Никто не умеет загонять жертву лучше, чем эти человекоподобные рептилии и никто не сможет чище провернуть заказное убийство. Да, кхалаи – та ещё дрянь…

Низложенный маг устало поднялся на ноги, стараясь не смотреть на мертвеца. Губы зеркальщика были слегка приоткрыты, словно он ещё пытался произнести последнюю просьбу или напутствие, глаза безжизненно закатились, тело обмякло, распластавшись по дощатому полу.

Бывший волшебник с сомнением посмотрел на часы, которые Баруз отдал ему перед смертью. Часы были простенькими, без каких либо узоров на серебряной крышке, без памятных гравировок – обычная вещица, удел которой не вызывать восхищение окружающих, а всего-навсего показывать время.

Кстати, о времени, Торой откинул серебряную крышку и посмотрел на циферблат – секундная стрелка судорожно дёрнулась и застыла. Судя по всему навсегда. Низложенный чародей хмыкнул и безразлично убрал часы в карман хитона. От сломанного механизма толку не будет, но и выбрасывать до поры до времени подарок зеркальщика не стоит. Там, где замешана магия, ни одна случайно попавшая в руки вещица не бывает лишней…

Обойдя покойника, Торой прихватил с комода одну из чадящих масляных ламп и двинулся в соседнюю комнату. Раз уж в городе объявились кхалаи, не лишним будет хоть как-то вооружиться. За дверью, как и ожидалось, оказался небольшой коридор, ведущий на кухню. Ходить по дому, в котором всего несколько минут назад убили человека – удовольствие маленькое и бывший волшебник, хотя и был не из трусливых, но чувствовал себя несколько неуютно. Конечно, будь у него Сила, подобные мелочи вроде кхалаев, ведьм и прочей нечисти его мало бы занимали, но… Силы не было, соответственно приходилось быть очень и очень осторожным.

Освещая себе путь, низложенный маг прошёл на кухню.

Здесь царил такой же беспорядок, что и в комнате – на столе опрокинутая кружка с пивом, перевёрнутая солонка и подмокший каравай, на полу перевёрнутая тарелка с ужином бедного зеркальщика (похоже, это было рагу). По всей видимости, кхалаи вторглись в дом, когда Баруз мирно сидел за поздней трапезой. Растерявшись, мастер, конечно, не смог оказать должного сопротивления, но, судя по окружающему беспорядку, всё же попытался дать нападавшим хоть какой-то отпор. Торой горько усмехнулся – старый зеркальщик против нескольких кхалаев. Исход такой битвы даже не обсуждается. Один ноль в пользу человекорептилий.

Низложенный маг, стараясь не мешкать, направился прямиком к буфету (перешагнул через разбитое блюдо и большую сверкающую медью кастрюлю), открыл выдвижной ящик. Н-да, с оружием туго… Единственное, что могло подойти в качестве средства защиты – большой мясницкий нож, скорее даже мачете средних размеров. Лезвие из хорошей стали, добротная широкая ручка – вот только годится это оружие лишь для ближнего боя, да и гарды нет, особо не повоюешь. Однако, рассудив, что это лучше, чем ничего, Торой спрятал тесак в широком рукаве хитона. Впрочем, спрятал не то слово, взял в руку на изготовку, слегка замаскировав тканью. Если по городу рыщут кхалаи, то вооружиться до зубов будет вовсе не лишним.

Теперь требовалось уходить, причём как можно быстрее, пока не явились стражники. Возвращаться прежним путём не имело смысла, поэтому низложенный маг по возможности бесшумно открыл окно и сиганул через подоконник. Неудачно приземлился в рыхлую землю клумбы, едва не сломал лодыжку, тихо выругался и прислушался к ночным звукам. Похоже, где-то плакал ребёнок. Что ж, как ни крути, а просьбу умирающего выполнить надо, это любому, даже самому беспринципному человеку ясно. Тем более что во всех этих магических разборках уж совсем не виноват ребёнок, который всхлипывал неподалёку. И, кстати, этот ребёнок не спал, в отличие от остальных мирарцев…

Перебросив нож из руки в руку, низложенный маг двинулся в ту сторону, откуда доносился детский плач.

Люция с еле сдерживаемыми слезами смотрела на Книгу.

Глупая, безмозглая ведьма, неужели ты думала, что великие магические знания откроются тебе так же просто, как ты открыла древний фолиант? Медная застёжка расстегнулась с лёгким щелчком, и испещрённые непонятными записями страницы замелькали перед глазами, но всё это не приблизило девушку к тайне Рогона даже на пару шагов. Кусая губы, еле сдерживая желание изорвать в клочья эту дрянную книжонку, Люция зашагала по комнате. Что же делать?

Девушка вновь взяла Книгу в руки, открыла, пролистала, посмотрела страницы на свет. Злые слёзы сами собой катились по щекам. Дура, набитая дура, Силы у неё так и не прибавилось, зато теперь по следам мчится разъярённый, негодующий маг, который только и жаждет, чтобы стереть бестолковую деревенскую колдунью в порошок.

Наконец, решив, что утро вечера мудренее, ведьма со вздохом разделась и легла в кровать. Зашипев, погасла лампа, тонкий фитилёк ещё несколько секунд чадил, а потом потух окончательно. В окно, сквозь кусты шиповника пробивался слабый свет луны. Тени листьев плясали на потолке причудливый танец… Погрузившись в свои мысли, девушка ворочалась с боку на бок, но заснуть так и не смогла.

Спустя несколько часов, едва первые краски рассвета скользнули сквозь стёкла, ведьма встала, неспешно оделась, пригладила волосы гребнем и отправилась умываться.

Когда заспанная, розовая со сна Фрида спустилась вниз – молодой домработницы уже и след простыл. У окна в вёдрах стояла принесённая Люцией вода, на плите – предусмотрительно разогретый чайник.

Через час служанка вернулась с огромной корзиной провизии и не менее огромными глазами:

– Фрида, торговки на рынке говорят, будто сегодня на Дворцовой Площади королева-мать станет раздавать деньги… Представляете? Золотые монеты!

Хозяйка дома улыбнулась своей провинциальной помощнице:

– Милая Люция, обычай кидать монеты в толпу существует очень давно, но, поверьте мне, девушке лучше не принимать участия в подобных забавах, вас просто затопчут.

Ведьма уныло кивнула:

– Знаю, но это так… – она задумалась, подбирая слово, которое в должной степени охарактеризовало бы подобное расточительство и, просияв, заключила, – Так пышно!

Хозяйка отвернулась, чтобы скрыть улыбку и занялась принесённой провизией.

До полудня Люция помогала Фриде в готовке обеда – чистила и мыла овощи, кипятила воду, занималась нарезкой салатов… В перерыве между работой женщины пили чай с цукатами и болтали о разных мелочах. Когда подошло время дневной трапезы, молодая ведьма наконец-то познакомилась со всеми обитателями гостеприимного дома. Муж Фриды – Ацхей был неразговорчивым и хмурым богатырём. За всё время обеда он перекинулся с домработницей всего несколькими словами (собственно и с женой тоже), от его угрюмой сосредоточенности Люция чувствовала себя чужой и провинившейся, только ободряющий весёлый взгляд хозяйки придавал девушке сил.

А вот семилетний Илан, исподволь рассматривающий незнакомую барышню, совершенно не походил на своего отца – ни степенности, ни наследственной серьёзности, мальчик был точная материнская копия, причём не только внешне. Илан вертелся на стуле, без конца болтал, рассказывая то о мальчишках, с которыми вчера бегал вдоль Канала, то о мастерской дедушки, то о «вот такой щуке», которую видел на рынке, и лишь строгий взгляд отца усмирял непоседливого ребёнка.