Хозяйка дома внимательно посмотрела Люции в глаза:

– В какой деревне вы выросли? Сколько вам лет? Одним словом, расскажите о себе, – попросила женщина.

Вот тут-то Люции и пришлось умело сплетать правду и вымысел. Она назвала деревеньку, рядом с которой действительно выросла, сказала, что мать умерла от мора, напущенного на крестьян зловредной ведьмой, даже придумала слезливую историю о маленьком родительском домике, который пришлось бросить ради поиска работы. Стремясь быть максимально убедительной, ведьма всё же старалась в своём повествовании приводить как можно меньше деталей, чтобы потом не запутаться, если хозяйка дома начнет задавать каверзные вопросы. Однако таковых не последовало, видимо, её история выглядела достаточно убедительно, в самом деле, деревенская сирота в городе не редкость.

Наконец, нанимательница жестом остановила девушку:

– Достаточно, милая, мне кажется, что вы не лукавите, кроме того, вы похожи на честную, порядочную барышню. Так что я безо всяких сомнений приму вас в наш дом, если только плата, которую мы можем предложить, не покажется вам слишком незначительной.

Люция улыбнулась и сделала почтительный (хотя и несколько старомодный) книксен.

– Итак, я могу предложить вам 15 дилерм в месяц.

Люция прикинула: 15 серебряных монет? А что, весьма неплохое жалование, тем более для деревенской простушки, коей она и являлась.

– Спасибо сударыня, я согласна.

– Тогда зовите меня Фрида. – с этими словами женщина поднялась из кресла, – идёмте, покажу вам весь дом и вашу комнату, а также скажу, что будет входить в ваши обязанности. Ну, а после знакомства с нашим скромным жилищем вы сможете отдохнуть. Судя по вашему утомлённому виду, вы провели в пути достаточно много времени, поэтому к работе можете приступать только завтра. А сегодня переведите дух и выспитесь.

Сделав ещё один книксен, Люция последовала за своей хозяйкой.

Ведьма устало сбросила с ног тяжёлые башмаки, небрежным движением закинула их под кровать и с наслаждением упала на мягкое, пахнущее свежими простынями ложе. Комнатка, которую отвели домработнице супруги Дижан, находилась рядом с кухней – небольшая, но уютная, с маленьким зеркальным трюмо в углу, клетчатыми занавесками на окнах, небольшой кроватью под клетчатым же пологом, овальным столиком у окна и пузатым старинным комодом. Обстановка была простенькой, но очень домашней, особенный уют этой крохотной коморке придавал пёстрый вязаный половичок, лежащий на полу.

Люция смотрела на ровный дощатый потолок и постепенно уплывала в сон, слишком уж бурными выдались минувшие сутки, а отдых в лесу был, прямо скажем, непродолжительным…

Как выяснилось, Фрида оказалась невесткой мирарского зеркальщика, того самого, чей магазин находился на Площади Трёх Фонтанов. Служанка в дом была нужна по двум причинам: чтобы помогать беременной хозяйке в тяжёлой домашней работе и, чтобы следить за семилетним отпрыском Фриды – Иланом. Для Люции всё это было лишь детской забавой – помыть полы, принести воду и сходить на рынок – пара пустяков, а уж справиться с семилетним мальчишкой – и вовсе дел на пятак. Тем более что оставаться в Мираре дольше, чем месяц ведьма не планировала.

С этими мыслями девушка провалилась в сон.

Ей привиделась минувшая ночь и лесное озеро, поросшее ряской, в котором она накануне отмывалась от липкого отвара. Только во сне озеро было гораздо меньше – его маслянистая гладь оставалась дегтярно-чёрной и даже не блестела в лучах луны, а вода, поверхность которой не волновала даже лёгкая рябь, казалась густой, будто кисель. Ведьма стояла на берегу, зная, что ей придётся окунуться в эту омерзительную зловещую жижу, потому что всё её тело невыносимо пропахло квасом. Словно против воли Люция двинулась к воде, но у самой кромки берега остановилась и брезгливо потрогала её ножкой. Вода оказалась отвратительно тёплой и липкой. «Нет, не буду купаться», – подумала ведьма, как вдруг из чёрной жижи вынырнула грязная рука с длинными кривыми пальцами, ухватила девушку за лодыжку и, изо всей силы дёрнув, увлекла свою жертву в жуткие глубины мёртвого озера. Люция почувствовала, как от ужаса у неё перехватило дыхание, и в следующий момент, зайдясь в беззвучном крике, открыла глаза.

В комнате было темно, видимо, на Мирар уже давно спустилась ночь. Девушка села на кровати, слушая, как часто и гулко бьётся сердце. Тихонько хлопнула в ладоши, чтобы в изголовье кровати зажёгся маленький болотный огонёк. С облегчением выдохнув, девушка покинула своё ложе. В неверном колдовском свете, юная ведьма порылась в комоде, нашла-таки в одном из ящиков свечу и аккуратно зажгла её. Люция с удивлением посмотрела на свои руки – они покрылись гусиной кожей и мелко подрагивали. Ведьма упрямо тряхнула головой, разгоняя остатки сна. Ну вот, успокоилась… А теперь настало время для самого интересного… Порывшись в складках платья, она извлекла Книгу. Всё-таки достало терпения сначала замести следы, затем выспаться, а уж потом, отдохнув, со свежей головой, браться за древний трактат великого мага.

Со странным, почти болезненным благоговением, Люция непослушными пальцами погладила потрескавшийся от старости кожаный переплёт. Со стороны знаменитый артефакт можно было бы принять за давний, зачитанный томик какого-нибудь вышедшего из моды дамского романа. Неприглядный в своей безыскусности, он мало был похож на ценнейшую магическую рукопись.

С замиранием сердца молодая ведьма расстегнула единственную металлическую застёжку и аккуратно открыла Книгу.

Золдан проснулся, когда солнце только-только позлатило черепичные крыши флигелей королевского дворца – зубчатые крепостные стены казались нарисованными на фоне розовеющего неба, а золочёные флюгера недвижно застыли в знойном воздухе. Стало быть, наступающий день снова выдастся знойным и безветренным.

Конечно, чародей мог бы позволить себе и более продолжительный отдых (тем паче, что задремать ему удалось только под утро), но дела не терпели отлагательств. Королевский маг быстро облачился в повседневный серый хитон, решив, что парадные белые одежды подождут. Волшебник выглянул в окно – у входа в башню дремали, повиснув на алебардах, два стражника, утренняя смена должна была придти через четверть часа, стало быть, времени оставалось мало…

Взяв с каминной полки ключи, Золдан почти бегом последовал вниз. Старый чародей так спешил, что, спустившись по винтовой лестнице к подножью башни, вынужден был на несколько минут остановиться – голова кружилась, перед глазами всё плыло, дыхание сбилось. «Старый дурак! – В сердцах выругал себя маг, жадно хватая ртом воздух. – Не хватало только, чтобы из-за твоей немощности всё пошло кувырком!» Сделав глубокий вдох, волшебник, не спеша, подошёл к двери, ведущей в темницу. Позвенев ключами, Золдан выбрал нужный и отомкнул замок. Дверь с противным скрипом открылась и чародей, освещая себе путь магическим огоньком, двинулся вдоль камер. У последней волшебник остановился, снова погремел ключами и, наконец, отворил решётку.

Его ученик лежал на низких нарах, сколоченных из нетесаных досок. Даже в слабом свете магического огня Золдан видел, что Тороя сотрясает от озноба. Тем не менее, услышав скрип двери, молодой человек нашёл в себе силы сесть. Узнав в вошедшем наставника, низложенный маг слабо улыбнулся:

– Ты пришёл за мной? – Пошатываясь, пленник встал на ноги.

Старик подставил ему своё плечо и оба – маг и его ученик – медленно двинулись к выходу:

– На наше счастье темница сегодня пуста, так что, если мы успеем выйти отсюда, никто не вспомнит о тебе. Вот только, я, старый дурак, проспал этой ночью дольше, чем нужно, стража скоро будет сменяться, так что надо поспешить.

Торой стоял, опершись на плечо Золдана, и пошатывался, словно пьяный, наконец, когда мир вокруг перестал кружиться и приплясывать, молодой человек собрался с силами и по возможности быстро направился к выходу, предоставив учителю разбираться с таинством тюремных замков. Покачиваясь, бывший маг поднялся по лестнице и вышел из темницы. Медленно, держась для уверенности за выступающие из стен камни, низложенный волшебник стал подниматься наверх, в покои наставника.

Королевский чародей тем временем торопливо запер камеру и живо покинул пахнущий сыростью каземат. Замкнув тяжёлую дубовую дверь, он поспешил за своим учеником. И вовремя, как оказалось. Через несколько мгновений, крадущиеся по винтовой лестнице заговорщики услышали, как звонко звякнули внизу алебарды – ночной караул сменился и выспавшиеся стражники заняли пост своих утомлённых сослуживцев. Кто-то (видимо начальник караула), громко отчитывал ночную смену за разгильдяйство – дремать на посту, где ж это видано? Грозя, в случае повторения подобной выходки, принять самые суровые меры, вплоть до ссылки в пограничные гарнизоны, военный продолжал распекать подчинённых на все лады. «Я вам покажу, как спать на посту, собачьи дети!» – в последний раз прогремел раскатистый бас, после чего грозный голос, наконец-то начал удаляться, видимо начальник увлёк несознательных подчинённых в караульное помещение писать рапорты.

На вершину башни наши герои поднялись без приключений – обличающе-обвинительный монолог военного оказался настолько громким, что маги даже не опасались быть услышанными – крики начальника караула могли заглушить собой не только шаги двух крадущихся мужчин, но даже и зычный рёв военной трубы.

Наконец, запыхавшийся чародей и его еле стоящий на ногах наперсник достигли покоев королевского волшебника.

– И угораздило же меня – старика забраться на этакую высоту, – пропыхтел, кое-как пытаясь совладать с одышкой, Золдан, – почему, интересно, все волшебники должны непременно жить в самой высокой башне королевства? Просто издевательство какое-то. – Наконец, отдышавшись, маг несколькими пассами снял охранное заклинание и дверь, ведущая в покои, распахнулась сама собой.

Торой сделал шаг, переступая порог, и почувствовал, как уходят из тела последние силы – комната поплыла перед глазами, а затем всё застила тьма. Ученик чародея ничком рухнул на пол, как следует приложившись лбом о каменные плиты. Всё-таки Ведьмин Гриб сделал своё дело – низложенный маг был во власти жестокой лихорадки.

Но теперь королевский чародей не переживал более за судьбу своего наперсника – следы пребывания Тороя удалось замести так, что не подкопаешься. Все треволнения минувшего вечера остались позади, теперь можно было, ничего не опасаясь, смело приступать к лечению.

Хлопнув в ладоши, маг сделал неопределённый взмах руками, и бесчувственное тело его ученика воспарило над полом, словно поднятое потоком воздуха. Изящным жестом старый волшебник указал невидимым Силам на обитую бархатом тахту, куда и был аккуратно перенесён низложенный чародей. Золдан с облегчением вздохнул и поспешил в свой кабинет.

Там, порывшись в огромном дубовом бюро, маг извлёк на свет маленький глиняный пузырёк – единственное эффективное противоядие от Ведьминого Гриба – гадость редкостная (как и все ведьмачьи зелья), но на ноги ставила и не таких живчиков, как Торой. Удовлетворённо кивнув своим мыслям, волшебник вылил половину содержимого пузырька в глубокую фарфоровую пиалу, поразмыслив, плеснул туда же вина из огромной бутыли, стоявшей рядом со столом (иногда тоскливыми зимними вечерами королевский чародей был не прочь коротать время за бокалом игристого).

Вино зашипело и сменило приятный золотистый цвет на дегтярно-чёрный. По всему кабинету распространился густой запах протухшей воды.

– Экая гадость, – пожалел своего ученика Золдан, – как только такое пить… Хотя, кто сказал, что лекарство должно быть вкусным?

Маг поспешил в комнату, где оставил своего наперсника.

Торой по-прежнему лежал без сознания – на потном лбу медленно набухала огромная шишка, тело тряслось в лихорадке. Видимо холод и влажность королевского каземата усилили действие ядовитого Ведьминого Гриба. Опустившись на тахту, старый маг прошептал над бесчувственным учеником короткое заклинание и через несколько мгновений низложенный волшебник открыл глаза:

– Я заснул? – хрипло спросил он.

– Нет, ты потерял сознание. Вот, – Золдан протянул молодому человеку пиалу с чёрной жидкостью, – выпей. Это настойка из корня Мёртвого дерева и, хотя она похожа по вкусу на похмельную отрыжку, но, тем не менее, очень эффективна.

Бывший маг больше не стал задавать вопросов и, когда наставник поднёс к его губам пиалу с лекарством, Торой, стараясь не дышать, одним глотком выпил странную жидкость. На секунду перед глазами у низложенного волшебника всё поплыло, затем, когда омерзительное питьё достигло желудка, тело свело страшной судорогой отвращения. А потом навалилась блаженная расслабленность, вытеснившая озноб и ломоту. Мужчина провалился в объятия крепкого здорового сна.

Королевский чародей произнёс над спящим несколько целительных заклинаний, прикоснулся ладонью к шишке над правой бровью, снова что-то пошептал, а когда убрал руку, на лбу низложенного мага не осталось никаких следов кровоподтёка. Закончив врачевать раны подопечного, Золдан решил, что настала пора для короткой передышки (о завтраке речи уже не шло), после чего надлежало отлучиться на некоторое время ко двору, ведь сегодня в полдень в Мирар прибывала королева-мать, следовало присутствовать на торжественном приёме, а затем и на праздничном ужине. Волшебник поморщился, подобные мероприятия ему были в тягость ещё во времена молодости – толпы пышно разодетых вельмож, громкие звуки фанфар, ослепительное сияние тысяч свечей, шуршащие юбками и звенящие украшениями фрейлины…

Маг вздохнул и направился в гардеробную – предстояло облачиться в парадные одежды, надеть торжественный белый хитон, взять Посох. Последний доставлял особенно много неудобств – таскать за собой здоровенную, пусть и очень красивую клюку, удовольствие ниже среднего… Однако, Посох был своего рода символом неких заслуг – магического толку от него никакого, но социальный статус в глазах окружающих заметно повышался. Наличие в руках волшебника столь обременительного предмета говорило о том, что чародей достиг высшей ступени магического искусства. Что поделаешь, на официальном приёме без такой вещи никуда.

Золдан взял свою нелёгкую ношу и направился прочь из покоев.

Стоящие у входа в Башню стражники звонко щёлкнули каблуками и, звякнув алебардами, взяли «на караул». Старый маг в знак приветствия склонил голову в вежливом поклоне и поспешил во дворец.

Торой проснулся на следующий день – голова была лёгкой, ум ясным, а желудок голодным. Конечно, оставалась слабость в теле (яд ещё не покинул кровь окончательно), но она была уже не такой изматывающей.

Молодой человек поднялся с дивана и огляделся – в стрельчатое окно било яркое солнце, видимо на улице снова стояла невыносимая жара. Тем не менее, в покоях Золдана царила умиротворяющая прохлада. В комнатах звенела ничем не нарушаемая тишина – чародей отсутствовал.

Потирая виски, чтобы прогнать остатки сна, Торой подошёл к окну. От открывшегося внизу вида у низложенного мага перехватило дух – весь город лежал перед ним, как на ладони. Дворцовая часть сияла белоснежными фасадами изысканных зданий, позолоченными флюгерами и голубой черепицей; Фонтанная (где жил простой люд) пестрела множеством затейливых кровель. С высоты Башни Торой видел сложное переплетение улочек, великолепные парки, зеркальную гладь Канала, разделяющего город на две части и, конечно, Площадь Трёх Фонтанов. Лёгкий ветер донёс мелодичный звон Городских Часов. Стало быть, судя по количеству ударов, три пополудни… Н-да, отдых затянулся.

Бывший волшебник недовольно поморщился. Что же делать-то?

Мужчина нервно заходил по комнате. Нужно было, во что бы то ни стало разыскать ведьму. Если у Люции в руках действительно Книга Рогона, то… У Тороя даже дух перехватило от этой мысли. Хорошо ещё, что, несмотря на слабость и беспамятство, у него хватило ума не говорить Золдану об истинной причине, по которой ведьма сдала его Нониче. Торой соврал, что деревенская знахарка передала его в руки птичника исключительно из-за крупного вознаграждения. Так что, о Книге Рогона учителю ничего не было известно, если только низложенный маг не бредил во сне.

Тряхнув головой, Торой отогнал эти подозрения прочь, и снова вернулся к мыслям о юной ведьме.

Итак, будем рассуждать здраво, с момента их последней приснопамятной встречи прошло уже почти двое суток…

Бывший маг застонал и сполз по стене на пол – отчаянье стиснуло грудь холодным стальным обручем. Шансов поймать дерзкую беглянку практически не осталось. Будь у него Сила, можно было бы без труда обратиться к чернокнижию – бросить Молнию Ищейку или ещё что-нибудь придумать, но, увы…

Полагаться же в данной связи на учителя и вовсе не приходилось, что-что, а колдовать по-чёрному он никогда не станет, слишком идейный. Кроме того, не мог Торой сказать ему о том, что именно поставлено на карту в этой игре. Не мог. О Книге Рогона не должен знать никто. Пока Люцию ищет он один, остаётся хотя бы мизерный шанс на успех, но если к делу подключатся конкуренты, да ещё и Великий Магический Совет, пиши пропало.

Это осознание собственной немощи привело низложенного мага в ярость – какая-то бестолковая деревенская девка вырвала у него из-под носа то, что ему, как лишённому Силы, было куда важнее.

Задыхаясь от бессильной злобы, унижения и безысходности Торой сидел на полу, проклиная судьбу за подлый удар ниже пояса. Наконец, когда внутренний поток желчи и жалости к себе иссяк, бывший маг смог рассуждать более трезво. Что ж, случались в жизни и не такие провалы, а значит, самое время собраться с мыслями и придумать-таки достойный выход из ситуации. В конце-концов, переживать повода нет, ведь сейчас о Книге знают только он и Люция.

Скрестив ноги, Торой сидел на полу под окном, сосредоточенно уставившись на солнечные пятна. Итак, о том, что он – низложенный маг ведьма не знала (это было ясно с первого мгновенья их знакомства), а значит, ныне она пребывает в полной уверенности, что Торой, вырвавшись путём хитроумного колдовства из цепких лап Нониче, преследует её со всей скоростью, на которую только способен разъярённый, уязвлённый (чуть было не сказал – в самое сердце) мужик.

Люция – слабая, безграмотная ведьма с ограниченным запасом знаний и возможностей. Воспользоваться Книгой сразу она побоится, будет заметать следы, возможно, спрячется где-нибудь в лесу, чтобы изучить рогоновский фолиант (где гарантия, что это не сборник каких-нибудь магических ребусов, всё-таки на закате лет старый волшебник запросто мог впасть в маразм) и дать Торою должный отпор… В любом случае, фора у ведьмы более чем достаточная…

– Ты, я вижу, уже проснулся? – услышал низложенный чародей голос своего наставника. Золдан стоял в дверях в парадном одеянии и с посеребрённым Посохом Могущества в руке.

Торой вскочил на ноги и церемонно поклонился, приветствуя учителя:

– Здравствуй, чародей, пусть будет долгим твой век и, да приумножится Сила.

– Спасибо, сын мой. – Золдан с видимым облегчением прислонил Посох к каминной полке. – Я приказал принести обед, в моей спальне есть подходящий хитон, ступай, переоденься, пусть слуги думают, что ты заезжий маг.

Торой, прикинув, что это, пожалуй, самый беспроигрышный вариант, кивнул и скрылся в комнатах. Поплутав немного по покоям старого волшебника, низложенный чародей пришёл к выводу, что Золдан по всей видимости при помощи магии расширил внутреннее пространство. Такое количество просторных комнат мог запросто вместить небольшой особняк, но уж никак не башня – кабинет, библиотека, гостиная, зала для наблюдения за звёздами, комната для гостей, кладовая, для хранения различных снадобий и, наконец, просторная спальня, где на огромном, обитом медью сундуке, и, правда, лежал свободный дорожный хитон.

Юноша с тоской посмотрел на серое неприметное одеяние – когда-то он имел полное право носить такую одежду… Одежду, которая сразу позволяла понять и оценить его статус. Что ни говори, а путешествовать в хитоне мага намного удобнее, чем в одежде обычного странника, всё-таки у волшебника куда меньше шансов подвергнуться нападению разбойников или быть обманутым каким-нибудь пройдохой… Опять же, то уважение с которым относились к магам все, начиная от простого люда и заканчивая власть предержащими, неплохо согревало в пути.

А, пока Торой предавался ностальгии по прошлому, в приёмной чародея хлопнула дверь – это вошла служанка, звеня подносом, заставленным яствами. Чувство голода пересилило в низложенном маге невесть откуда взявшиеся сантименты. Отбросив мысли об утраченной Силе, молодой человек облачился в просторные одежды. Привычным, но уже несколько позабытым для себя движением расправил по плечам длинный капюшон, аккуратно завязал чёрный шёлковый шнур, выполняющий функцию пояса и, более не вдаваясь в подробности туалета, направился обратно в гостиную.

Здесь произошли некоторые изменения в обстановке – красивый овальный стол был перенесён к окну, по бокам от него возвышались глубокие кресла, в одном из них, отрешённо наблюдая за хлопотами стройной миловидной служанки, сидел Золдан, второе кресло пустовало в ожидании гостя.

Торой занял пустующее место, краем глаза уловив на себе невеселый взгляд учителя и любопытный служанки. Девушка игриво улыбнулась молодому привлекательному волшебнику, но, не увидев в его глазах ответного огонька, поджала губы и, сделав почтительный книксен, оставила чародеев трапезничать.

Золдан, на правах хозяина, наполнил игристым вином две больших чаши и, подняв свою, сказал незатейливый традиционный тост:

– За Силу.

Торой кивнул, но от тоскливого вздоха усилием воли удержался. Низложенный чародей залпом осушил бокал, пошарил глазами по столу, остановил свой выбор на жареном перепеле, и принялся неторопливо закусывать. Его учитель, между тем, явно не испытывал аппетита. Золдан задумчиво крутил в руках чашу с вином, размышляя, как начать неприятный разговор. Ученик бросал на него косые взгляды, но молчал, давая старшему время собраться с мыслями.

– Мальчик мой, – наконец, начал королевский волшебник, – вчера при дворе состоялся торжественный приём – прибыла королева-мать и, надо сказать, привезла с собой тревожные вести.

Торой заинтересованно посмотрел на наставника, вопросительно подняв бровь.

– Говорят, – продолжил пожилой волшебник, – что в магических кругах творится что-то странное, вот уже месяц, как толпы чародеев рыщут по окрестным королевствам, словно разыскивая что-то… А чернокнижники, ведуны и колдуны, будь они все неладны, по непонятным причинам вообще устремились на Запад, в Атию. Королева обеспокоена, что данный факт может спровоцировать роптание и панику в народе.

Низложенный маг презрительно хмыкнул:

– Что же это она, держит людей за стадо баранов? Пока ничего опасного не происходит, дело дальше сплетен не зайдёт, паника начнётся, если эти маги найдут то, что так страстно ищут…

Золдан покачал головой:

– К сожалению, никто не знает, что ищет чародейная общественность, но, судя по тому, как активизировались не-маги, речь идёт о каком-то утерянном чудодейственном предмете. Видимо, этот предмет особенно интересен чернокнижникам, поскольку они буквально роют землю носом.

Ученик посмотрел на пожилого волшебника с интересом:

– И что же, по-твоему, они ищут, учитель?

Маг пожевал губами и даже не стал высказывать свои предположения:

– Понятия не имею, но, судя по тому, какое количество их бродит по окрестностям – что-то очень важное.

Торой бросил обглоданный скелет перепела на серебряное блюдо, резко утратив аппетит:

– Конечно, важное, вот только что это может быть такое, если его ищут одновременно и маги, и чернокнижники?

Золдан побледнел, слившись со своим белоснежным хитоном:

– Ты думаешь, они ищут одно и тоже?

Торой грустно покачал головой:

– Сдаётся мне, что именно так оно и есть. Скажи, что могут искать маги? Ведь ты же входишь в состав Магического Совета и должен знать такие вещи.

Золдан задумался:

– Видишь ли, из известных мне вариантов, наиболее вероятен лишь один – согласно предсказаниям Рогона, через три века после его смерти в мир придёт наделённый огромной Силой маг. Этот маг уничтожит привычный уклад вещей, осквернив магический совет, введя в его ряды не только волшебников, но также ведьм, чернокнижников и ведунов. К сожалению, Рогон не уточнял последствий этих нововведений, поэтому мы не знаем, к чему приведёт столь резкая смена приоритетов. Вполне возможно, что начнутся кровопролитный войны, и многие государства окажутся ввергнуты в хаос.

Глаза Тороя наполнялись внезапным пониманием:

– Так вот, значит, почему меня низложили?! Ваш хвалёный Совет решил, что этим магом буду я?! Поэтому меня и лишили Силы?! А теперь, как вышло – ошиблись? – Бывший чародей побледнел от бессильной злобы.

Золдан горько покачал головой:

– Мальчик мой, я и Алех отстаивали тебя, как могли, но, к сожалению, ты и сам подлил масла в огонь. Кто просил тебя связываться с чернокнижниками? Чему ты мог у них научиться? Кто принуждал тебя нарушать кодекс магической чести? Или, может быть, это я, старый дурень, виноват в том, что не смог привить тебе должных ценностей? Кого ты хочешь обвинить в своей бестолковой участи? Уж не меня ли? Не меня ли, до последнего стоящего на твоей стороне?

Пристыжённый ученик замолчал, опустив глаза:

– Ты должен был предупредить меня заранее, тогда я не стал бы…

На этом терпение пожилого чародея иссякло, и он прогремел на все покои:

– Предупредить тебя? Да что ты о себе возомнил, самовлюблённый щенок?! Эгоист! Дерзкий, вечно творящий всё назло окружающим, надменный и равнодушный! Твоя непримиримая гордыня – вот причина всех случившихся с вашей светлостью несчастий. И не смей, не смей обвинять в произошедшем меня!

Торой вскочил с кресла:

– А, по-твоему, я не был лучшим? По-твоему я не имел права на гордость?

Золдан с трудом поднялся на ноги и смерил ученика таким тяжёлым взглядом, что тот не посмел больше сказать ни слова и медленно сел обратно, глядя на наставника широко раскрытыми глазами. Королевский чародей снова опустился в кресло и нарочито неторопливо повёл свою речь:

– Торой, я люблю тебя, как сына, ибо мне понятна и твоя дерзость, и твои непомерные амбиции. Мало того, признаюсь, мне всегда нравилось твоё упрямство, а в особенности мужество, которое ты, судя по нынешнему твоему поведению, утратил вместе с Силой. Однако, мой мальчик, без своего могущества ты ничего не стоишь. Вот, как этот Посох. – Чародей презрительно указал на свою посеребрённую клюку, стоящую возле камина, – В руках мага – эта резная деревяшка – символ мастерства и заслуг, в руках обычного человека – всего лишь красивая палка. Пока ты владел Силой, ты и представить не мог, что есть на свете люди попроще и маги послабее. Ты был уверен, как в своей уникальности, так и безнаказанности, и ты ошибся. Причём ошибка эта стала роковой. А ведь история, мой мальчик, знала волшебников более талантливых (да хотя бы твой исторический любимец Рогон), но при этом, далеко не все они сочетали свою Силу с высокомерием.

Ты же всегда, с детства, считал себя чем-то уникальным. Тебе должны были уступать дорогу, и ты был не прочь услышать несущийся вслед восхищенный шёпот. Ты игнорировал тех, кто был слабее, считая таковых – вторым сортом. Уж не знаю, почему я так прикипел душой именно к тебе. Видимо, любимчиков нам, действительно, выбирает сердце. А вот ваша светлость, – с прежним нажимом продолжал старый маг, – очень уж привыкла потакать исключительно своим желаниям. И, прости, мой сын, но даже Рогон был многим благороднее тебя. По крайней мере, он уважал в людях и волшебниках не только силу и ум, но также и более «примитивные» душевные качества – отзывчивость, доброту, искренность. Ты не задумывался, юнош, почему НИКТО из магического Совета не стал на твою защиту? Кроме меня – твоего наставника – и моего друга эльфа? Да просто остальные тебя терпеть не могли, и вовсе не за Силу, а за непомерную спесь. Поэтому Совет расценил, что с подобным отношением к окружающим, ты запросто можешь наломать дров, которых в своё время не наломал даже Рогон. Им, правда, двигали высокие идеи равенства и братства, а вот ты мечтал и мечтаешь лишь об одном – потешить своё самолюбие.

Но вот, ты остался без Силы. И что же я вижу? Посредственного искателя приключений, не более того. Амбиции, конечно, не исчезли, да вот только воплотить их в жизнь уже нет возможности. Жаль, а я ведь, старый дурак, надеялся, что после обряда низложения ты станешь более человечным.

Торой снова вскочил:

– Если бы ты не был моим учителем…

Золдан смерил его презрительным взглядом:

– И что бы ты сделал? Избил старика за то, что он осмелился сказать правду, которую тебе упорно не хочется признавать? Что же, это вполне в твоём духе… – маг усмехнулся и откинулся на спинку кресла.

Низложенный чародей стоял напротив, с пылающим от унижения и гнева лицом.

– Сядь, и прекрати сверлить меня глазами. – Повелительным тоном приказал ему волшебник.

Молодому человеку пришлось повиноваться. Кусая губы, он рухнул на прежнее место и уставился в противоположную стену.

Зодан усмехнулся:

– Вижу, тебе обидно сознавать, что Великим Магом, которому предстоит перевернуть историю Совета, будет кто-то другой? – видимо, пожилой маг решил окончательно приструнить распоясавшегося наперсника, – Кстати, Торой, а ты никогда не вспоминал своих родителей? Что с ними? Не хотел встретиться с братьями и сёстрами, которых у тебя наверняка много? И вот ещё, какой вопрос меня занимает на протяжении многих лет – ты когда-нибудь задумывался о том, почему родители отказались от тебя?

Низложенный чародей с непроницаемым выражением лица по-прежнему смотрел в стену, делая вид, что не слышит слов учителя.

– Вижу, тебя чрезвычайно занимает узор обоев, – спокойно заметил Золдан, – что ж, он, и правда, весьма затейлив…