Женщина отбросила с головы широкий капюшон и Люция даже зажмурилась – так ярко полыхнули на солнце золотистые волосы. Незнакомка сделала уверенный шаг вперёд и слегка поклонилась. Нет, конечно, не ведьме – её спутнику – неказистую колдунку вновь прибывшая не удостоила даже взглядом, не то что приветствием.

– Здравствуй, волшебник. – Чувственный голос с едва заметной хрипотцой оживил безмолвие зимнего леса.

Юная ведьма, что топталась на пороге сторожки, приобняла за плечи изумлённого, оробевшего Илана. Разумеется, на того красота незваной гостьи не произвела ни малейшего впечатления. Его куда больше пленил эффектный выход незнакомки, нежели всё остальное.

А вот Люция, напротив, с ревнивым недовольством рассматривала появившуюся. И, надо сказать, россыпь ярких, безуспешно припудренных конопушек на носу дамочки вынудила сельскую колдунку втайне позлорадствовать. Немалое мстительное удовольствие доставило девушке и то, что глаза белобрысой дылды оказались ещё более несовершенны – один карий, другой то ли зелёный, то ли серый. Да при этом ещё глаз непонятного цвета едва заметно косил. Люция облегчённо выдохнула – не такая уж и раскрасавица, если приглядеться. Из всех богатств только и есть, что волосищи, да голос. Эка невидаль! Отчего-то юной ведьме вовсе не хотелось, чтобы её волшебник восхищался неизвестной чаровницей.

– Здравствуй, Ихвель, – ответил тем временем Торой самым будничным голосом и замолчал.

Люция изумлённо посмотрела на мага – так он, стало быть, знаком со странной гостьей? Ну, ничего себе!

Названная же Ихвелью сделала ещё один шаг и… близоруко прищурилась. Ореол горделивого величия, который удалось создать вокруг себя белокурой ведьме, мигом рассеялся. А юная колдунка, топчущаяся на пороге сторожки, едва сдержалась, чтобы злорадно не расхохотаться на всю округу – слепая курица! Так ей и надо! Люция совершенно не задумалась над причиной этой своей неожиданной неприязни – была нужда!

– Торой??? – Голос златовласой Ихвели непостижимым образом вместил в себя едва ли не десяток самых разнообразных чувств, начиная от удивления и заканчивая… да, да… злостью. Однако женщина в бордовом плаще быстро взяла себя в руки и вкрадчиво, но в тоже время насмешливо спросила:

– Уж не ты ли напугал до смерти близнецов, а?

Похоже, она и впрямь отчего-то не верила в то, что именно он схватился с колдунами в Мираре.

– Нет, не я. – Холодно ответил волшебник. – Скорее, их напугала собственная наглость.

Ихвель улыбнулась и насмешливо стрельнула глазами в сторону Люции, впервые с момента своего появления:

– А эта замухрышка, стало быть, с тобой? – Она смерила юную ведьму настолько снисходительно-презрительным взглядом, что та, против воли покраснела. Однако Люция всё же нашла в себе сил заносчиво вздёрнуть подбородок, не особенно надеясь на заступничество Тороя.

На самом деле ей в этот момент больше всего хотелось провалиться сквозь землю от унижения и злости. Ну надо же! Вынесло белобрысую дрянь! Холёная вся, аж лоснится! Волосы, вон, небось, не сами вьются, а завиты со всей тщательностью, да и нарядная накидка, явно не в сельской лавке куплена… А она – Люция – наоборот, стоит тут вся в обносках – мужская туника, бесформенная юбка, плащ с чужого плеча… Ну что за несправедливость? Ведьма едва не взвыла от бессильной, понятной только женщине ярости. Она и без того никогда не блистала красотой, а тут ещё наряды – обхохочешься…

– Ихвель, я вижу, ты принесла сюда свои прелести исключительно для того, чтобы вдоволь поплеваться ядом. – Равнодушно сказал волшебник, – Раз такое дело, прости, выслушивать колкости нет ни сил, ни желания. Идём, Люция.

И маг протянул руку своей спутнице. Колдунка с поистине королевским достоинством оперлась о протянутую ладонь (так, словно до этого полжизни ходила под руку с Тороем) и при этом не без злорадства отметила про себя то, как злобно полыхнули разноцветные глаза противной гостьи.

– Нет! – Появившаяся из снежной позёмки примиряюще вскинула руки. – Нет, постой.

– Что тебе, ведьма? – Торой сделал лёгкое, едва заметное ударение на последнем слове, но Люция всё равно чуть не прыснула со смеху – так едко получилось. Вроде не оскорбил, обратился по факту, и в то же время – эдак двусмысленно прозвучало…

– Торой, ответь мне, как ты смог… как ты… да где ты вообще взял Силы?! – Ихвель смотрела на мага едва ли не с паникой. – Тебя ведь низложили… Как же получилось…

Златовласая колдунья, видимо, решила говорить только короткими незаконченными фразами. Люция же едва не с ужасом уставилась на своего спутника. Вот он – момент истины! То-то волшебник не хотел её лечить, то-то так рвался получить книгу! Низложенный! А она-то, дура, поверила, что он полон Сил! Стоп, стоп, стоп! А как же битва на заснеженной улице, а как же огонёк, что горит в ладони Илана? Девушка глупо захлопала глазами, ничегошеньки не понимая.

Торой недобро поглядел на Ихвель и, наконец, когда она перестала исторгать из себя нечленораздельные междометия, спросил, игнорируя многочисленные вопросы:

– Зачем ты пришла? Если хочешь что-то предложить, предлагай, а нет, так мы пойдём.

На самом деле он догадывался о причине появления Ихвели. Вероятно, неизвестная ведьма, затеявшая заваруху с зеркалом и неожиданной зимой, решила отправить на поиски неизвестного мага и его спутников свою товарку. Видимо, товарка эта должна была выступить парламентёром. Скорее всего, от неё требовалось достигнуть некоей договорённости с таинственным волшебником, дабы мирным путём вернуть внучка зеркальщика. Только кто ж знал, что таинственный волшебник и Ихвель окажутся давними врагами?

Пока Торой размышлял, Илан боязливо косился из-за плеча няньки, рассматривая женщину в бордовом плаще. Надо же, ведьма… И совсем не похожа на Люцию – такую добрую, ласковую, знающую сотни сказок и в то же время, такую потешную… Нет, эта ведьма – каким-то непостижимым образом стоящая в рыхлом сугробе так, что не примялась ни единая снежинка – эта ведьма ему не нравилась.

– Верни мальчика. – Тем временем жёстко бросила Ихвель свой ультиматум в холодный воздух, – Верни мальчика, дурак! Девку эту страшную можешь оставить себе, но мальчишку верни. И так уже дров наломал, вовек не разобраться!

И всё-таки, несмотря на угрозы она, по-прежнему стояла неподвижно, словно опасаясь что-либо предпринять. Торой напряжённо прислушивался к безмолвному лесу. Как поняла Люция – боялся коварного подвоха. Маг и вправду не на шутку опасался засады, а то и вовсе облавы. В конце концов, где гарантия, что, пока разноглазая ведьма заговаривает беглецам зубы, сторожку не окружают плотным кольцом её сообщники? Однако интуиция подсказывала – кроме трёх путников, да колдуньи в бордовом плаще, на несколько вёрст вокруг нет ни единой живой (или бодрствующей) души.

Маг нарушил тишину тогда, когда нежданная гостья совсем отчаялась услышать от него хоть слово:

– Ихвель, – спросил Торой, – а ваши близнецы, они что – совсем тупые? Или это ты, как у тебя водится, медленно соображаешь? Я ведь уже сказал – внятно и с расстановкой – мальчика вы не получите. Всё. Нечего обсуждать.

И он собрался уже идти прочь, совершенно уверенный в том, что колдунья, памятуя расправу над братьями-колдунами, не осмелится напасть. Однако чисто по-мужски недооценил глубину её ярости.

Прогневлённая ведьма с неожиданной прытью ринулась вперёд по сугробам. Полы её плаща ледяными иглами осыпались в снег, а сразу же шелестящим студёным роем взметнулись в воздух, подняв клубы мёрзлой крупы.

И вот уже не разъярённая колдунья, а бушующий порыв метели рванул на трёх путников. Яростный визг обозлённой до крайности Ихвели слился с воем пурги, а через миг силуэт ведьмы утратил последнее сходство с силуэтом женщины и превратился в сверкающий ледяной кристалл, ощетинившийся множеством острых переливающихся граней. Кристалл этот стремительно понёсся к сторожке, но, не долетев до крыльца лишь несколько шагов, взорвался тысячей острых осколков. Торой едва успел вскинуть руку, чтобы хоть как-то отразить нежданной мощи и ярости удар.

Однако совсем отвести ужасающий бросок ведьминой Силы магу не удалось. Остановить мчащиеся ледяные осколки, острые, словно лезвия ножей, было уже попросту невозможно. Илан взвизгнул от ужаса и вцепился в плащ Тороя. Волшебнику осталось лишь крепко прижать мальчишку к себе и, в последней надежде хоть как-то его защитить, резко повернуться, подставляя ледяной смерти беззащитную спину.

Но в то же самое мгновение бесформенный девичий силуэт метнулся вперёд, став между крыльцом и ощерившейся в воздухе морозной погибелью. Люция выбросила вперёд незащищённые ладони и проорала в воздух ТАКОЕ, отчего Торой, будь он почувствительней, непременно покрылся бы испариной. К счастью, более интуитивно, нежели осознанно, волшебник успел таки с грехом пополам зажать Илану уши. Хороша была бы нянька, услышь паренёк из её нежных уст подобные словечки.

Хлёсткое деревенское ругательство ожгло воздух. Непотребная брань, словно удар хлыста рассекла курящуюся вьюгу и швырнула ледяные осколки, устремившиеся к крыльцу, в разные стороны. Мёрзлые лезвия, словно брызги фонтана, разлетелись по поляне. Некоторые из ледышек, просвистев в воздухе, с глухим стуком вонзились в мёрзлую кору елей. Некоторые в припорошенные снегом стены лесного домика. И всё-таки, стараниями юной неопытной колдунки, ни одно сверкающее лезвие не задело стоящих на крыльце людей.

Меж тем волна вьюги, в которую вновь обратилась златовласая ведьма, отхлынула к противоположному краю поляны, где взревела ещё яростнее и приготовилась к новому нападению. Похоже, Ихвель никак не ожидала, что ей осмелится противостоять какая-то неказистая пигалица в сомнительном наряде.

– Люция! – Отчаянно проорал сквозь завывания ветра Торой. – Люция!

Юная ведьма, шокированная собственной смелостью, рванула к магу во всю прыть длинных худых ног. Она, конечно, оскользнулась на ступеньке и, взмахнув в воздухе руками, неуклюже рухнула на колени, но тут же намертво вцепилась в сапоги волшебника – никакими силами не оторвёшь. Столб позёмки, которую колдунья так ловко разогнала крепким словцом (а всякое ругательство, сказанное ведьмой с должным чувством, обретает немалую силу), конечно, никуда не исчез. Девушке удалось лишь отшвырнуть свирепую противницу к краю поляны.

Рядом отчаянно и гневно закричал Илан. Испуганная Люция краем глаза успела заметить, как мальчишка изо всей силы зашвырнул подаренный магом золотистый огонёк точнёхонько в снежную круговерть. Последняя, кстати, как раз готовилась к новой атаке. Однако метко пущенное волшебное пламя на миг развеяло льдистую волну – оно ворвалось в снежный вихрь раскалённой слезой и ослабило натиск ледяной стихии. Это, конечно, не убило Ихвель и даже не отбросило её прочь, зато позволило троим беглецам выиграть несколько драгоценных секунд.

Вот только, к сожалению, недоучка Люция больше ничего не могла противопоставить опытной и злобной ведьме, потому теперь девушка всецело полагалась на Тороя… Хотя, какой из него – доходяги – спаситель? Так – смех один. Сейчас вон взмахнёт рукой да и рухнет замертво, как после схватки с близнецами чернокнижниками.

Меж тем, Ихвель, кипя от ярости и злости, снова ринулась к маленькому, засыпанному снегом домику. Позади сторожки громко и испуганно заржали, срываясь с привязи, обезумевшие от страха лошади. Животные острее людей чувствовали натиск неведомой, чуждой силы, её гнев и неистовство. Люция совершенно не к месту подумала о том, что так и не успела отблагодарить лошадок угощением. А потом эти глупые мысли вымело из головы, и колдунка ещё крепче вцепилась в волшебника, надеясь на его заступничество.

– Илан, держись! – Тем временем снова крикнул Торой.

Спутницу он держаться не просил, чувствовал – она и без того вкогтилась мёртвой хваткой. Последнее же, что Люция увидела более или менее отчётливо – был стремительно летящий из ножен меч, да, да, тот самый на котором она так славно летала в лес. Меч этот пронёсся в воздухе, разрубая кисею снежинок, а потом со звоном вонзился в промёрзшие ступеньки крыльца. От истерического вопля, исполненного ненависти и боли, у троих беглецов заложило уши. Торой рухнул на колено, одной рукой прижал к себе взвизгнувшего Илана, а другой, для устойчивости, покрепче вцепился в рукоять грозного оружия. После этого мир перед глазами Люции закрутился, верх и низ перепутались – сосны, сторожка, снежный вихрь, исчезающие в чаще лошади – всё понеслось с немыслимой скоростью, будто ведьма и её спутники стали осью какой-то огромной карусели.

Казалось, вокруг коленопреклонённого чародея взвихрился неостановимый круговорот упругой, бесплотной мощи. Эта мощь, словно играючи, отбросила прочь неистовую разъярённую ведьму, а потом поглотила волшебника и его перепуганных спутников. Последние почли за благо зажмуриться, дабы хоть как-то обрести внутренний покой. Однако охочий до чудес мальчишка всё-таки приоткрыл один глаз. Увы, ничего интересного Илан не увидел – ему лишь показалось, что и он и двое взрослых находятся в центре чего-то кружащегося и пёстрого, а потом не в меру любопытного паренька замутило, и он поспешно, хотя и с опозданием, зажмурился.

Испуганная колдунка, которая цеплялась за Тороя, словно за единственный оплот здравомыслия, боялась, что ещё чуть-чуть и её просто стошнит от всей этой круговерти. Однако желудок выдержал, хотя отчаянных попыток выпрыгнуть через горло, до поры до времени не оставил. А спустя несколько мгновений и снег, и сторожка, и деревья исчезли, превратившись в размытые нечёткие пятна. Даже возмущённый досадливый визг Ихвели растворился в пустоте, постепенно отдалясь и сливаясь с воем ветра. А потом пропал и ветер. Ещё мгновенье и Люция почувствовала, что куда-то летит. Точнее даже не летит, а падает. «Ну, ничего себе!» – Мысленно успела восхититься девушка способностям мага и сразу после этого куда-то пружинисто приземлилась.

По всей видимости, повалилась она прямиком в сугроб – рыхлый и глубокий. Следом кубарем покатился, взвизгнув от испуга, Илан и, наконец, последним, где-то рядом приземлился Торой – этот не визжал и не охал, лишь зло выругался сквозь зубы и тут же спросил:

– Все целы?

Люция, что лежала на спине, нерешительно приоткрыла один глаз и огляделась – вот уж красота, так красота – над головой безоблачно-синее небо и воздух такой сладкий! После непривычно яркого, едва ли не до боли мучающего глаза зимнего солнца здешнее не терзало, а нежно ласкало кожу. Неохота никуда бежать… А потом обоняния коснулся знакомый и такой родной запах… Запах сена! Ведьма с болезненным оханьем поднялась на локте и огляделась. Вот уж диво, так диво – сторожка исчезла, и теперь изрядно помятая и перепуганная троица находилась… Хм… А пёс его знает – где она находилась! Пока что в огромном разворошённом стогу сена, аккурат посреди просторного, уже скошенного луга. Было тепло, умиротворённо тихо, да ещё внизу, в траве, уютно стрекотал кузнечик.

Илан сел, недоумённо оглядываясь. Всё случившееся казалось таким жутким, таким противоестественным и непонятным, что мальчишка едва сдерживался, дабы не захлюпать носом. Но всё равно это мучительное усилие, вкупе с отчаянной попыткой сойти за взрослого, ничего не дало. Уголки губ страдальчески дернулись, а к горлу подкатило мучительное удушливое рыдание. Паренёк отчаянно стиснул в потных от пережитого страха руках клочья сухой травы и зажмурился. Крепко-крепко зажмурился. Однако и это не помогло. Противные девчоночьи слёзы упрямо не хотели оставаться там, где им следовало – в плотно закрытых глазах. Опасность миновала, и теперь мальчишке вроде как не было нужды храбриться. Худые острые плечи затряслись, а где-то в глубине сердца всколыхнулась глухая горькая тоска. В этот самый момент крайне, постыдно сильно, захотелось к маме. Спрятать заплаканное лицо в складках её домашнего платья (голубое, в синих васильках и с простенькой вышивкой по подолу), вдохнуть родной запах (запах хлеба и вкусной стряпни), почувствовать, как тёплая ладонь привычно ложится на затылок и ерошит непослушные волосы.

Нос сам собой с жалким хлюпаньем втянул воздух, глаза против воли растопырились, и слёзы покатились… Илан упрямо вскинулся, то ли устыдившись, то ли отчаявшись, и случайно встретился взглядом с Тороем. Тот стоял на коленях напротив, едва не по пояс в сене. Тёмно-синие глаза смотрели внимательно, не мигая. Мальчишка хотел было отвести взгляд, тем более что позорные солёные дорожки предательски сверкали на веснушчатых щеках, но ничего не получилось. Маг в ответ на этакую жалкую потугу мягко, утешительно улыбнулся, а потом произошло невероятное…

На мгновение Илану показалось, будто он тонет в зрачках волшебника. А потом в подступающей зеркальной черноте вдруг отразилось лицо мамы. Да, да! Словно Фрида Дижан стояла за спиной своего сына и тоже смотрела в глаза Торою. И вот показалось, будто родная тёплая ладонь легла на затылок и привычно взъерошила вихрастую макушку, прогоняя тоску и незнакомую доселе, удушающую боль. Скорбь и страдание отступили. Нет, не навсегда, на время, но всё же исчезли, забирая из сердца изматывающую муку. Мальчишка судорожно вздохнул, будто только-только очнулся от полуденного сна, и удивлённо огляделся, забыв о том, что собирался плакать.

– Ух, ты! Лето! – И Илан, что всего несколько мгновений назад снова был на пороге бурной истерики, радостно вскочил на ноги, едва не по пояс увязнув в сене. – Лю, посмотри, здесь лето!!!

Он счастливо запрыгал, подбрасывая в воздух пучки высохшей травы.

Рядом поднялся на ноги невозмутимый Торой. Маг с высоты своего роста сурово оглядел собравшихся в стогу:

– Все целы, спрашиваю? – Несколько сварливо повторил он свой вопрос.

Люция, которая только что умудрилась выпутаться из складок плаща и сесть, перевела таки глаза на волшебника. Во взгляде её была опаска – ну, как чародей опять начнёт в обмороки хлопаться и помирать? Но нет, он казался ничуть не более умирающим, чем радостно скачущий в сене Илан. Вот разве что морщины на нахмуренном лбу обозначились чётче, как это бывает у людей усталых, отягощённых невесёлыми думами.

– Да целы, целы. Не видишь что ли? – В тон магу отозвалась ведьма и выплюнула сухую травинку, неведомым образом угодившую в рот.

Пошатываясь в неустойчивом стогу, колдунка кое-как поднялась на ноги. Она ещё не пришла в себя после схватки с Ихвелью и всё не верила в то, что оказалась, по всей видимости, за тридевять земель от мерзкой ведьмы и студёной зимы. Девушка растерянно потёрла ушибленные во время падения на крыльцо коленки и попыталась снять с себя тёплый плащ (оставаться в нём было невыносимо жарко). Однако руки до сих пор заметно дрожали, поэтому никак не получалось совладать с застёжкой на вороте. Торой повернул спутницу к себе и ловко справился со строптивой пряжкой.

Илан же, забыв о своих печалях, кубарем скатился на землю, не дожидаясь взрослых.

– Торой, ты прогнал зиму? – С восторгом поинтересовался мальчишка, оглядываясь.

Волшебник помог Люции снять плащ и ответил, усмехнувшись:

– Нет, Илан, я прогнал нас. Из зимы.

Ведьма отшвырнула в сторону тёплую накидку и торопливо стащила с себя вязаную тунику клотильдиного мужа.

– Ух, хорошо-то как. – С облегчением выдохнула она, оставшись в рубашке и юбке.

Однако сразу после этого девушка приняла постный вид. Нарочно, чтобы Торой не очень-то задавался. Волшебник был тем ещё гордецом, и Люция вовсе не собиралась подливать масла в и без того жаркий огонь его тщеславия. Поэтому колдунка решила опустить восторженные провинциальные ахи, охи и вздохи. В конце концов, ерунда какая – утащить волшебством! То ли дело волоком, да по морозному лесу… Хотя, ведьма, конечно, понимала свою неправоту – волоком любой дурак сможет, а вот так – с шиком да через неведомые пространства – это редкому магу по силам. Впрочем, она всё-таки решила не услаждать Тороя своей простодушной восторженностью. Больно надо.

– Кстати, где мы? – С изысканной небрежностью снизошла всё-таки колдунья до вопроса (не удержалась).

Конечно, она вполне резонно ожидала, что волшебник лишь пожмёт плечами и скажет, мол, Сила его знает. Где-то. Но он, также поспешно освобождаясь от тёплой одежды, ответил абсолютно уверенно:

– Мы в Фариджо. – Голос из-под плотной тёплой туники звучал приглушённо.

– Где-е-е-е??? – Ахнула Люция, забыв о том, что минуту назад собралась хранить степенную невозмутимость.

Девушка ухватила Тороеву одёжу за ворот и потянула на себя, освобождая мага. Тот, наконец, стащил одеяние и, приглаживая взъерошенные волосы, повторил невозмутимо:

– В Фариджо.

А потом, как ни в чём не бывало, легко выкарабкался из стога не твёрдую землю и подал руки своей спутнице – безмятежный и спокойный, словно каждый день вот так переносился за сотни вёрст. Колдунья взялась за протянутые ладони и чинно выбралась следом, прихватив с собой лишь узелок. Вопросов она больше задавать не стала. Снова сделала постное лицо, будто по-прежнему считала, что ничего диковинного не произошло.

Надо сказать, вид у Люции снова был донельзя потешный – мужская рубаха, заправленная в шерстяную юбку и при этом, всё – размеров на пять больше, чем требовалась. Ни дать, ни взять – уличная нищенка. На мгновение магу стало жаль девчонку, которая и без того не блистала красотой, а уж в этаком наряде и вовсе становилась похожей на бездомную бродяжку.

«Надо раздобыть ей приличное платье, – неожиданно для себя подумал Торой, – какое-нибудь зелёное или голубое, чтобы подошло к цвету глаз».

Ведьма, разумеется, не догадывалась о благих человеколюбивых намерениях своего спутника. Она сосредоточенно выбирала травинки из спутавшихся волос и озиралась, как показалось Торою, исподтишка. Словно бы намеренно не хотела льстить ему своими восторгами. Волшебник с трудом скрыл улыбку и поднял из травы Илана, самозабвенно охотящегося за кузнечиком.

Люция, обрадованная, что спутник отвлёкся, огляделась уже смелее – широкий, скошенный луг, утыканный стогами, простирался вокруг, насколько хватало глаз, и только вдалеке маячили аккуратные деревенские домики. Странно – в Фариджо не пришла зима… Могло ли статься так, что и люди здесь не засыпали? Колдунья почесала кончик носа и полезла в свой узелок за гребешком. Торой тем временем ловко перехватил восторженно бегающего по скошенной траве Илана, принялся приводить мальчишку в порядок – очищать от сухих травинок, расправлять одежду. Паренёк терпеливо поворачивался то так, то эдак, чтобы волшебнику было удобнее.

– Ты очень храбро дрался, – Похвалил его маг. – Если бы не меткий бросок, мы бы нипочём не выбрались. Видел, как огонёк испугал ведьму?

Илан покраснел от гордости и кивнул. Волшебное пламя и впрямь разрезало кисею снежинок, словно горячий нож масло. Конечно, это ни в коей мере не напугало и уж тем более не остановило ведьму, лишь на долю секунды задержало, но… Именно эти драгоценные мгновения и позволили путникам так удачно унести ноги. Неужто же не сказать об этом отважному мальчишке, который вместо того, чтобы плакать, бесстрашно защищался наравне со взрослыми?

– Торой, – вдруг застенчиво сказал Илан, – я бы тоже хотел стать волшебником.

Он потупил глаза, словно признался в чём-то постыдном. Маг даже заподозрил, уж не внушал ли кто пареньку мыслей о том, что здешний мир был бы куда как спокойнее без волшебства? Собственно, в свете последних событий, нельзя было не согласиться с правотой подобных замечаний.

Но чародей оставил своё мнение при себе, лишь потрепал мальчика по льняной макушке и ответил:

– К сожалению, магом нельзя стать вот так – по желанию. Им нужно родиться.

Внучок зеркальщика жалко шмыгнул носом, но, тем не менее, не особенно расстроился. Про себя он уже решил, что попробует стать волшебником. Ну, мало ли, вдруг получится… Мальчишка вытер нос рукавом рубашонки и резво рванул вперёд, туда, где маячили вдалеке крыши деревенских домов. Взрослые, хотя и менее поспешно, отправились следом.

– Люция… – Торой внимательно посмотрел на ведьму, словно раздумывая, стоит ли продолжать и, наконец, закончил, – Если бы не ты, мы бы погибли.

Девушка польщённо улыбнулась, отчего на щеках обозначились едва заметные, но очень трогательные ямочки.

– Я всё хотел поблагодарить тебя, – продолжил маг, боясь, как бы девушка не перебила его, – ну, что тащила меня по лесу, не бросила умирать в снегу, не оставила на растерзание волкам и вот, сейчас… Знаешь, я не думал, что Ихвель осмелится напасть, по правде сказать, я был к этому совсем не готов и даже не смог толком отразить удар, лишь отвёл в сторону…

Он сбился и замолчал. Ещё никогда в жизни Торой не признавался перед кем-то в своей несостоятельности. Делать это оказалось далеко не так трудно, как он представлял себе раньше, но всё-таки неприятно. А потому волшебник до крайности не хотел, что бы Люция охотно подхватила его самобичевания и, не приведи Сила, усилила их какими-нибудь едкими замечаниями, до которых была та ещё мастерица. Однако этого не произошло. Ведьма рассеяно кивнула, принимая благодарность и опуская всё остальное, а потом спросила:

– Эта Ихвель, она кто?

Маг на несколько мгновений замялся, а потом ответил:

– Она погодная ведьма. Ну, знаешь из тех, что подстраиваются под любую погоду и тянут силы из всяких природных явлений – снега там или дождя… Она очень сильная колдунья. Пожалуй, самая сильная из всех, каких я только знал. Честно говоря, я сперва подумал, уж не она ли так круто обошлась с Мираром, но потом понял – не она. У неё над головой парила та же руна Ан, что стерегла честность и близнецов-чернокнижников.

Люция с наслаждением вдохнула прогретый, напоённый ароматом подсыхающей травы воздух и беспечно спросила:

– Что за руна Ан?

Торою пришлось вкратце рассказать и о руне, и о её назначении.

Некоторое время после этого путники шли в молчании, смотрели на приближающуюся деревню и думали каждый о своём. Наконец, девушка нарушила тишину:

– Ты так и не ответил мне, кто такая Ихвель.

Маг усмехнулся. Вообще-то ответил. Не всё, конечно, но… Но разве что утаишь от этой вредной неказистой прощелыги?

– Разве?

Колдунка хмыкнула, давая понять, что именно думает о его ответах. Уж узнать в Ихвели погодную ведьму она и сама смогла, чай, не глупее полена.

– Не всё. – Она устремила взгляд под ноги и теперь сосредоточенно смотрела на подол своей необъятной юбки. – Безо всякого повода она, узнав тебя, не стала бы волком кидаться.

Торой отвернулся, пряча улыбку, но всё же отозвался:

– Давно, когда я ещё только примкнул к Гильдии Чернокнижников, у нас с Ихвелью был роман.

Люция нахохлилась и приняла самый отсутствующий вид, а потом всё же не удержалась и, словно вскользь, произнесла, глядя на бегущего вереди Илана:

– С этой… косоглазой?!

Волшебник расхохотался тому, как веско и в то же самое время с плохо скрытой злостью ведьма произнесла эти слова.

– Ну, – ответил он, отсмеявшись и проигнорировав досадливый взгляд своей собеседницы, – дело тут не в глазах, она на самом деле очень… Как бы тебе сказать… Очень интересна, многое знает, оригинальна в суждениях, занимательная собеседница и при желании умеет быть до крайности обворожительной.

Юная колдунка презрительно скривила губы и ответила:

– Видимо, о тебе она думает вовсе не столь лестно, раз вознамерилась прикончить.

Собеседник лишь беспечно кивнул в ответ:

– Ага. Наверное. Хотя, скорее всего, дело на самом деле в том, что мы не очень мирно расстались. Но… Может, ты и права. Может, я просто не оправдал её ожиданий.

Торой не стал продолжать. В конце концов, к чему рассказывать Люции, столь неискушённой в любовных делах, о романе, который закончился много лет назад? Да и был бы то роман… Больно надо привязывать себя к женщине, которая жаждет лишь власти и всецелого себе подчинения. Вот волшебник, с детства не любивший, чтобы им манипулировали, и не стал. Ну да ко всему прочему на длительные сердечные привязанности у него тоже обычно не хватало терпения. Скучно становилось. Но не откровенничать же обо всём этом с юной сельской колдункой? Потому маг молчал и смотрел на приближающиеся аккуратные домики.

Деревня, что раскинулась перед путниками, находилась не так далеко от Стольного Града Гельминвир, где вот уже, Сила знает, какое столетие, восседал Великий Магический Совет. Если посмотреть по карте (которой у трёх странников, конечно, не было), то стало бы видно, что Торой, не поморщившись, перетащил себя и своих спутников через государственную границу Флуаронис и вообще расстояние в сотни вёрст. Позади остались и знаменитые флуаронские сосновые леса, ныне едва не по макушки засыпанные снегом, и широкая судоходная река Иркша, скованная льдом, и даже Торговый Путь, что тянулся через несколько сопредельных государств. Вообще, по прикидкам Тороя, Путь этот находился, аккурат, верстах в двадцати от нынешнего местонахождения странствующей троицы. Так что, если выйти к нему, скажем, завтра поутру, то под вечер запросто можно добраться и до Гельминвира. Собственно, именно это Торой и собирался предпринять. Как-никак, а надёжно укрыть внучка зеркальщика можно было только там, хотя тащиться к старинным недоброжелателям просто страсть, до чего не хотелось. С другой стороны…

С другой стороны всё-таки неплохо появиться в Стольном Граде да как бы невзначай блеснуть вновь открывшимися способностями. Пускай весь Пресветлый Совет малость покорчит от удивления и, чего там лукавить, страха. А что, приятно иногда потешить собственное честолюбие. Хм, заманчиво… Но главное, конечно, встретиться с Алехом и с особым пристрастием порасспросить ушастого про его бурную эльфийскую молодость.

Однако все эти мысли промелькнули и исчезли, поскольку сейчас волшебника гораздо больше занимало другое. Торой шёл рядом с ведьмой, и всё прислушивался к себе – не померкнет ли пред глазами яркий солнечный день, не подогнутся ли предательски ноги?