Глава одиннадцатая

Очень короткая, в которой тем не менее д’Артаньяну успевают выразить свое дружеское расположение оба его недавних врага

Комендант сбился с ног в поисках Камиллы и находился в самом мрачном расположении духа, близком к отчаянию. Увидев парочку, он застыл, словно громом пораженный.

– Goddamn! – донеслось из-за его спины.

Этот возглас неоспоримо свидетельствовал о том, что там же обретается мистер Гарри Джейкобсон.

– Наконец-то, Камилла, я нашел тебя! – воскликнул комендант, подбегая к молодым людям. – Надеюсь, эти негодяи не причинили тебе вреда?!

– О нет! Этой ночью я обрела надежного защитника, – проговорила девушка, сжимая руку д’Артаньяна, словно желая заставить его молчать.

– Кто же вы, шевалье? Я хочу знать, кому я обязан спасением самого близкого мне человека!

– Его имя – господин д’Артаньян, лейтенант королевских мушкетеров.

– Goddamn! – снова донеслось из-за спины коменданта. – Похоже, этот джентльмен умеет проходить сквозь стены.

– Как?! Тот самый!.. – Комендант в полной растерянности переводил взгляд с Камиллы на д’Артаньяна и обратно.

– Я расскажу вам, что мне пришлось пережить этой ужасной ночью, – продолжала между тем Камилла, делая знак мушкетеру. – Вечером мне не спалось. Я решила отправиться к мадам Дюберже, однако по пути мое настроение только ухудшилось, и я приказала слугам доставить меня в церковь, чтобы помолиться о всех защитниках города и послушать орган, так как знала, что почтенный кантор Буало имеет обыкновение играть на нем в это вечернее время.

Будучи уже в церкви, я услышала на улице шум и крики. Они раздавались все ближе и ближе, и скоро я смогла уже разобрать отдельные слова. Это была городская чернь, и они призывали друг друга захватить «комендантскую дочку» в качестве заложницы, чтобы сделать сговорчивее вас, сударь. Я пришла в ужас оттого, что отпустила слуг, решив остаться с почтенным кантором в церкви. Видимо, разъяренная толпа погналась за ними, но я знала, что, как только они обнаружат, что портшез пуст, они тотчас же возвратятся обратно. Поэтому мы с мэтром Буало покинули церковь через заднюю калитку в ограде и попытались найти убежище в его доме, расположенном неподалеку. Однако не успели мы миновать и нескольких кварталов, как повстречали этих ужасных людей. Они заметили нас, и если бы не господин д’Артаньян, появившийся как нельзя более кстати и обративший их в бегство, я не знаю, что бы с нами сталось.

– А-а, негодяи! Я перевешаю всех до одного! – произнес комендант, содрогнувшись при мысли о том, что Камилла могла оказаться во власти одноглазого и его шайки.

– Потом мы проводили мэтра Буало в дом, где он мог найти отдых, потому что все эти события совершенно расстроили его силы. И в это время появились вы с мистером Джейкобсоном. Право, после этой ужасной ночи я не скоро решусь покинуть дом.

С этими словами Камилла кинулась коменданту на грудь.

Прошло какое-то время, в течение которого комендант утешал крестницу, д’Артаньян восхищался Камиллой, спасавшей его вторично этой ночью. Ему предстояло только довершить начатое девушкой дело.

– Господин д’Артаньян, – торжественно произнес комендант, приблизившись к мушкетеру. – Я благодарю вас за благородный поступок и прошу считать приговор, вынесенный вам, преданным забвению.

Д’Артаньян молча поклонился коменданту.

– Я прошу вас только об одной вещи, сударь, – продолжал комендант.

– О чем же, сударь?

– Чтобы вы открыли мне тайну своего освобождения.

– Охотно.

– Я с нетерпением жду разгадки.

– Должен предупредить вас, сударь, что в моем освобождении нет ничего загадочного. Когда толпа этих каналий принялась шуметь в переулке, а затем напала на портшез, у дверей моего узилища появился какой-то офицер, по всей видимости – начальник патруля. Видя, что эти негодяи слишком многочисленны, он решил прихватить с собою и охранников. Наблюдая за ним сквозь тюремное окно, я слышал его слова и понял, что в городе мятеж. Не скрою – это меня не огорчило. Вы, сударь, надеюсь, охотно простите мне эти слова, принимая во внимание, что я ожидал своей казни и мог надеяться разве что на чудо. Но, когда я услышал, что эти канальи собираются похитить мадемуазель де Бриссар, я испытал отвращение. Такие способы борьбы недостойны честных противников, они мне претят. К моему счастью, солдат, заглядывавший незадолго до того ко мне в камеру, чтобы проверить, все ли в порядке, в спешке небрежно запер двери, и мне, хорошенько поднажав плечом, удалось выбраться наружу. Мне было все равно, куда идти, – я не ориентируюсь в городе, – и я пошел на голоса.

Остальное вам известно от мадемуазель де Бриссар, которая оказывает мне большую честь, придавая нормальному поведению дворянина чрезмерное значение. Эти канальи трусливы, как все негодяи, поэтому они сразу же разбежались.

– Вы благородный человек, господин д’Артаньян, – тожественно произнес комендант. – И я очень рад, что вас не успели повесить.

«Я тоже», – подумал мушкетер, но промолчал. После этого комендант повернулся к своей крестнице и ке более не оставлял ее. Небольшой отряд, окружавший коменданта, двинулся назад. Комендант полагал, что Камилла нуждается в отдыхе; сам он и его люди были тоже утомлены.

– Говоря по правде, сударь, я испытываю большое облегчение, узнав, что вы на свободе и вам больше не грозит веревка, – обратился к д’Артаньяну Джейкобсон. – У меня на душе… как это говорится?.. Вот – кошки скребли из-за того, что это именно я сгоряча стал причиной ареста такого храбреца, goddamn!

– Ну, что же, шевалье. В таком случае и я не испытываю никаких злых чувств по отношению к вам, – отвечал гасконец, ничуть не кривя душой.

Глава двенадцатая

Расследование г-на коменданта

Пришло утро. То самое утро, когда нашему герою предстояло бы взойти на эшафот, если бы в течение событий не вмешался счастливый случай в образе очаровательной Камиллы. Таким образом, в то утро в Ла-Рошели никого не повесили.

Д’Артаньяну отвели комнату в доме коменданта, и, хотя его уверили в том, что он совершенно свободен, в коридоре неподалеку находились двое вооруженных солдат. Впрочем, комендант, видимо, осознал всю тщетность продолжения обороны города.

– Надеюсь, добрые ларошельцы, которые еще не умерли от голода, поймут меня лучше, чем марсельцы господина де Касо, и среди них не окажется безумца, готового следовать дурному примеру Пьера Либерта [11], – криво усмехаясь, говорил комендант Камилле.

– Собирайтесь в дальний путь – у нас мало времени, – обратился он к Камилле, когда она зашла пожелать ему доброго утра. – Гарри, отберите десяток надежных молодцов, да таких, которые не валятся с ног от голода. – Эти слова относились уже к Джейкобсону. – Пусть они обыщут все кладовые, и все, что найдется, реквизируйте и тащите сюда. С наступлением ночи все это мы переправим на «Морскую звезду». Раз уж мы задержались с отплытием на сутки, следует основательно к нему подготовиться.

Мистер Джейкобсон сразу же отправился исполнять приказание г-на коменданта, а мадемуазель де Бриссар поступила совсем наоборот.

– Что же все это означает?! – спросила она, всплеснув руками.

– Только то, что Ла-Рошель будет сдана. Я отдал соответствующие распоряжения. Завтра армия короля Франции – а вернее, Ришелье – войдет в город.

– Ну что же, – задумчиво произнесла девушка. – Я рада, что вы приняли мужественное решение. Но к чему эти сборы?

– Я принял также и другое решение, Камилла.

– Вот как! Какое же?

– Мы отправляемся в Англию.

– В Англию?!

– Да, Камилла.

– Что же мы будем делать в Англии?

– Мы будем там жить.

– Жить – да, но в качестве кого?

– В качестве почетных гостей, союзников, а не пленников, что, несомненно, произойдет, останься мы в Ла-Рошели.

– Но я не собираюсь становиться гостьей Англии!

– Что может удерживать вас в Ла-Рошели?! В Ла-Рошели, занятой победителями?!

При последних словах коменданта щеки девушки покрылись густым румянцем.

– А-а, понимаю причину вашего нежелания отправиться в Англию, – раздраженным тоном продолжал комендант, заметивший этот румянец. – Вам больше по душе общество господина д’Артаньяна и ему подобных. Но, Камилла, опомнитесь, прошу вас. В Англии мы будем окружены единоверцами, настоящими христианами. Вам будет оказан тот почет, которого вы заслуживаете.

Девушка отвернулась к окну.

– Камилла, я знаю вас с пеленок. Я изучил ваш характер лучше, чем свой, – это просто упрямство. Вы знаете этого гасконца едва ли вторые сутки.

Мадемуазель де Бриссар молча хмурила брови и кусала коралловые губки.

– Но, в конце концов, Камилла, это просто смешно! – вскричал комендант, которому, видно, было вовсе не до смеха. – Вы знаете, что небо лишило меня радости иметь детей, и я отношусь к вам, как к родной дочери. Неужели вы полагаете, что я позволю этому проходимцу волочиться за вами?

– Шевалье д’Артаньян – учтивый кавалер и храбрый солдат, а вовсе не проходимец, как вы изволили выразиться, сударь, – надменно произнесла мадемуазель де Бриссар и, не удостоив взглядом своего раздосадованного опекуна, вышла из кабинета.

– Боже правый! – вскричал комендант, когда створки дверей закрылись за девушкой. – Опять этот гасконец! Хотел бы я знать, чем он успел приворожить ее, когда она даже толком не видела его при дневном свете?!

Внезапная мысль заставила его замереть на месте. Комендант вызвал дежурного офицера, одновременно пытаясь вспомнить какую-то важную вещь.

– Пусть явятся эти трусы, что несли вчера портшез, – сказал он, досадливо морщась, словно терзаемый зубной болью.

Оба лакея были доставлены через пять минут.

– Так это вы прошлой ночью бросили портшез и удрали, словно трусливые зайцы?! – спросил комендант, одолеваемый смутными подозрениями.

– Ваша милость, поскольку мы знали, что в портшезе никого нет…

– Вы хотите сказать, что, если бы мадемуазель де Бриссар доверила вам свою жизнь и честь, вы вели бы себя, как подобает мужчинам?

– Ваша милость, мы дрались бы до последней капли крови!

– Я почти готов поверить вам, но с одним условием…

– Каким же, ваша милость? – почтительно спросил старший из лакеев, начиная надеяться на удачный исход дела.

– С одним-единственным условием. Вы, ничего не скрывая, опишете мне шаг за шагом весь путь, который вы проделали вчера, сопровождая мадемуазель де Бриссар.

– Нет ничего проще, ваша милость! – радостно воскликнули оба носильщика.

– Тем лучше, тем лучше, – благосклонно кивнув им головой, протянул комендант. – Тем лучше для вас. Итак?

– Мадемуазель-де Бриссар приказала нам отнести портшез к дому мадам Дюберже, но…

– Что же вы замолчали?

– Мне показалось, ваша милость, что мадемуазель не собиралась к мадам Дюберже.

– Вот как! Что же привело вас к такому глубокомысленному заключению, позвольте спросить?

– А то, сударь, что мадемуазель приказала двигаться по улице Аббатисс, хотя эта дорога – самая длинная.

– Так! Продолжай!

– Зато – это самая удобная дорога, если направляешься в городскую тюрьму, сударь.

– Не вижу связи между мадам Дюберже, мадемуазель де Бриссар и тюрьмой Ла-Рошели.

– Дело в том, ваша милость…

– Не советую вам увиливать от ответа!

– Дело в том, что не успели мы сделать и двух дюжин шагов, как мадемуазель де Бриссар объявила нам, что она передумала и не пойдет к мадам Дюберже.

– Куда же она приказала ее отнести? В собор на площади, не так ли?

– Это так, ваша милость, но…

– Черт возьми! Или вы будете говорить, или вас ожидают неприятности!

– Нет, нет! Ваша милость, мы расскажем все, что знаем. Только перед этим разрешите просить вашу милость об одной милости…

– Вы, кажется, позволяете себе ставить условия?

– Ни в коем случае, сударь! Мы смиренно просим у вас защиты.

– Защиты? От кого же?

– Видите ли, ваша милость. У нас есть некоторые основания полагать, что мадемуазель де Бриссар может рассердиться на нас, если мы сообщим вам, где она побывала до того, как направилась в церковь.

– Ах, вот в чем дело! – раздраженно проговорил комендант, резко смяв лист бумаги, лежавший перед ним на столе. – У них есть основания! Выкладывайте все начистоту, или мы не сговоримся, бездельники!

– Конечно, сударь, конечно. Мы и рассказываем вам все, как оно было. Но если мадемуазель де Бриссар пожелает после этого прогнать нас со службы…

– Ни слова больше о мадемуазель! Я плачу вам деньги, и вы скажете мне все, что знаете, или я, тысяча чертей, велю утопить вас этой же ночью! – свирепо воскликнул комендант.

– Ах, ваша милость, вы не хотите сжалиться над вашими верными слугами, – со слезой в голосе проговорил тот из лакеев, что выглядел похитрее.

– Довольно! Я хочу знать все!

– Но, если мадемуазель откажет нам, где мы потом найдем такое хорошее место?..

– Бездельники! Я сам откажу вам от места за ваше позорное поведение прошлой ночью!

Видя, что комендант не на шутку разгневан, лакей сменил тактику. Он сделал круглые глаза и с поклоном приблизился к господину.

– Ох, сударь! Если бы вы знали, что у меня на душе творится, вы бы не изволили гневаться на своего верного слугу.

– Хватит говорить загадками. Если ты хочешь спасти свою шею от веревки – немедленно выкладывай все, что тебе известно. Твоего дружка это тоже касается.

– Ваша милость, перед тем как отправиться в церковь, мадемуазель приказала доставить ее к городской тюрьме.

– Я не ослышался?! Повтори, что ты сказал, каналья!

– Ну вот, сударь, вы изволили рассердиться…

– Так вы доставили ее к тюрьме?

– Совершенно верно, сударь.

– И что же было дальше?

– Мадемуазель приказала нам подождать ее. Потом она подошла к стражнику и о чем-то поговорила с ним.

– О чем, черт возьми, она могла говорить со стражником?!

– Этого мы не знаем, ваша милость, так как с того места, где мы стояли, слов было не разобрать.

– Продолжай.

– Так было дело, сударь. А потом солдат передал мадемуазель свой фонарь и открыл перед нею дверь камеры – наружную дверь, сударь.

– И она вошла?

– Ваша правда, сударь. Мадемуазель вошла туда.

– Проклятие! Теперь я понимаю…

– Что, сударь?

– Это тебя не касается, бездельник! Остерегайся вывести меня из терпения. Продолжай…

– Мадемуазель отсутствовала примерно четверть часа или немногим больше. А потом она быстро вышла и села в портшез, а мы с напарником отнесли ее к церкви на площади – вы знаете, ваша милость, это совсем недалеко оттуда.

– Черт! Мадемуазель разговаривала с вами?

– Нет, ваша милость.

– Черт, черт! По крайней мере, она же сообщила вам, куда следует ее доставить?

– Мадемуазель сказала мне перед тем, как обратилась к стражнику: «Когда я вернусь, вы отнесете меня на площадь к церковной ограде, где меня должен ждать кантор Буало».

– Проклятье! Она так и сказала?!

– Я передал вам слово в слово, сударь.

– Значит, весь обратный путь из тюрьмы мадемуазель не обращалась к вам? Вы не слышали ее голоса?!

– Нет, сударь. Она молчала всю дорогу.

– Тысяча чертей! Неужели она… неужели это возможно?!!

Комендант заметался по кабинету, словно раненый тигр.

– Как она была одета?

– В темный бархатный плащ с капюшоном.

– Вы видели ее лицо?

– Конечно, сударь. Она разговаривала с нами во дворе дома.

– Да нет, идиот. Видел ли ты ее лицо, когда она вышла от этого арестанта?

– А-а, вот что ваша милость имеет в виду. Если ваша милость об этом спрашиваете, то я могу твердо ответить – нет.

– Так, значит, вы своими собственными руками доставили к церкви этого…

– Кого вы имеете в виду, ваша милость?

– Нет, – сказал вовремя спохватившийся комендант. – Нет, ничего. Вы свободны, по крайней мере – пока. Можете идти.

– Но, сударь… вы обещали, что мадемуазель не будет…

– Не будет, не будет! Мадемуазель ничего не будет. Уж об этом я позабочусь лично.

Лакеи с низкими поклонами попятились назад, но голос коменданта застиг их в дверях.

– Постойте! Но как же, черт побери, случилось, что вы топали обратно с пустым портшезом?

– Нас отпустил мэтр Буало. Он сказал, что мадемуазель будет слушать его орган и молиться.

– Мятежник, предатель. Да это целый заговор! – прошипел комендант, еле сдерживаясь. – Ступайте вон! – крикнул он струхнувшим лакеям. – Да смотрите, если вы проболтаетесь кому-нибудь хоть одним словом – я сдеру с вас шкуры, живьем!

Как только двери за лакеями затворились, он дал волю своему гневу, запустив для начала в стену массивным письменным прибором, красовавшимся на его столе.

На шум прибежал испуганный офицер.

– Разыскать кантора церкви святого Фомы – Буало! – свирепо сказал комендант. – И приведите мне стражника, который, охранял камеру приговоренного прошлой ночью.

– Их было двое, ваша милость.

– Так приведите обоих, да поживее!

Требуемых солдат искали долго, но отыскать сумели только одного – зато именно того, который интересовал господина коменданта в первую очередь.

– Отвечай, как ты выпустил пленника? – угрюмо потребовал комендант, успевший взять себя в руки.

– Он сказал, что неподалеку на мадемуазель де Бриссар напала целая шайка городской черни и у него есть приказ забирать всех солдат ему в помощь, – отвечал солдат.

– Кто сказал? Арестант? – спросил совершенно сбитый с толку комендант.

Он готов был услышать все, что угодно, но только не то, что услышал.

– Ну да, сударь. То есть – нет. Мистер Джейкобсон, – тоскливо отвечал стражник, которому уже начал мерещиться призрак петли, которой окончится все дело.

Комендант некоторое время собирался с мыслями. Наконец ему это в некоторой степени удалось.

– Я вижу, это целый заговор, – раздельно проговорил он. – В Ла-Рошели целая шайка мятежников, и солдаты тоже примкнули к ней.

– Нет-нет, господин комендант. Клянусь, я ни в чем не виноват. Он не человек, а дьявол и, верно, умеет проходить сквозь стены!

– Ты, верно, опять имеешь в виду мистера Джейкобсона? – саркастически улыбаясь, спросил комендант, вытаскивая из ящика стола пару пистолетов.

– Да нет же, ваша милость! Я говорю об этом проклятом гасконце. Одному сатане известно, как он объявился по эту сторону дверей. И я готов поклясться, что прибежал он с улицы.

– Ты перестанешь морочить мне голову ровно через секунду, – зловеще сказал комендант, нацеливаясь в беднягу из пистолета, – потому что я застрелю тебя на этом самом месте.

– Сударь, прошу вас, сжальтесь надо мной, – повторял перепутанный солдат. – Я ни на секунду не расставался со своими ключами – все они на месте.

– Значит, ты сам отпер ему дверь, негодяй?!

– Клянусь, я не отпирал ему дверей! Клянусь Господом Богом и всеми святыми и именем моей матери! – завопил несчастный, увидев, что комендант собирается спустить курок.

– Или ты последний негодяй и клятвопреступник, или… ты действительно не отпирал ему дверей, – несколько поостыв, сказал комендант. – Но, может быть, ты объяснишь мне в таком случае, как он смог выбраться наружу?

Видя, что солдат никак не может прийти в себя, комендант решил успокоить беднягу, в надежде, что ему все-таки удастся уяснить себе происшедшее ночью. Кое-что он уже понимал: ему было совершенно ясно, что Камилла, повинуясь безрассудному порыву, явилась в тюрьму и заменила д’Артаньяна в камере, отдав ему свой плащ. Но каким образом девушке, в свою очередь, удалось незамеченной покинуть тюремные стены, если часовой божится, что не отпирал дверей?

– Ты говоришь, что тебя снял с поста мистер Джейкобсон?

Солдат низко опустил голову.

– Это так или нет?

– Нет, ваша честь, это был он!

– Не надо говорить со мной загадками, любезный.

– Тот самый гасконец, ваша милость! Тот, кому полагалось сидеть взаперти. А он, будь он трижды проклят, пришел снаружи!

– Так, так, – протянул комендант, начиная догадываться о продолжении истории.

– И ты со своим напарником, вместо того чтобы схватить проходимца или в крайнем случае застрелить его, спокойно дали ему…

– Нет-нет, ваша милость. Просто он был в низко надвинутой шляпе и говорил очень властно и громко. Он приказал нам бежать на помощь мадемуазель де Бриссар, на которую напали смутьяны.

– И вы оба поверили ему?!

– Мой товарищ побежал туда, куда указал этот гасконец, а оттуда действительно слышались крики и раздалось несколько выстрелов, сударь. Я тоже подумал, что если на портшез напали, то, конечно, носильщикам не отбиться вдвоем…

– Постой, а откуда ты узнал, что мадемуазель де Бриссар должна быть в портшезе, а слуг при ней только двое?

– Но я же видел их незадолго до этого.

– Кого?

– Лакеев, которые принесли портшез.

– Куда они его принесли?

– Прямехонько к воротам тюрьмы, ваша милость. А из портшеза вышла мадемуазель де Бриссар.

– Ты уверен в том, что это была она?

– Я разговаривал с ней, как с вами сейчас, ваша милость.

– Ага… ну конечно. И о чем же вы беседовали?

– Если ваша милость не верите мне, вы можете справиться у Жана.

– Что еще за Жан?

– Так зовут второго, моего товарища…

– А… да… Нет, почему же, я верю тебе. Мадемуазель хотела видеть арестанта?

– Да, ваша милость. Я впустил ее, так как она сослалась на вас.

– Вот как?! Сослалась на меня. Это мило, – заскрежетал зубами комендант.

– Если я сделал что-нибудь не так, я покорно прошу прощения у вашей милости.

– Отлично, – повторял комендант, не слушая солдата. – Оч-чень трогательно и романтично!

Он никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что эта девочка, которую он знал с пеленок, о которой он привык заботиться и считал себя единственным человеком, которому она поверяет все свои нехитрые тайны, вдруг сделалась взрослой и вдобавок еще обвела его вокруг пальца вместе с каким-то бретером-гасконцем!

– Лучше расскажи мне, как он выпустил ее оттуда, – устало проговорил комендант.

Солдат во все глаза смотрел на него, видимо, не понимая, о чем идет речь.

«Слава Богу, хоть этот ни о чем не догадывается», – подумал комендант.

– Так ты кинулся со всех ног за своим напарником? Этим олухом Жаном… или как его там?!

– Нет, сударь. Я как раз не сделал этого, – сказал солдат, видя, что его начальник больше не собирается стрелять в него из пистолета, и желая представить дело в более выгодном для себя свете.

– Допустим. Что же ты предпринял в таком случае?

– Я поднес фонарь к его лицу и спросил его имя.

– Ты поступил по инструкции. Но ты ведь не мог не узнать его.

– Именно это, сударь, и вызвало у меня объяснимое, но недолгое замешательство – ведь я был уверен, что он сидит в камере, которую я охраняю.

– Продолжай.

– Как я уже сказал, я узнал его, но это и сыграло со мной злую шутку, сударь. Он выбил фонарь у меня из рук и набросился на меня, словно разъяренный вепрь.

– И ты, конечно, отдал ему ключи.

– Упаси Боже, ваша милость. Я встретил его по-свойски. Если бы не проклятая шпага, которая сломалась при первом же выпаде, я проткнул бы его насквозь.

– Ну да… ты же храбрец. У меня все такие храбрецы в гарнизоне.

– Благодарю, ваша милость. Наконец-то вы заметили меня! – воскликнул солдат, предпочитая не замечать ядовитой улыбки, тронувшей губы коменданта.

– Заметил, любезный. И можешь не сомневаться – я тебя оценю по достоинству. Однако что же ты остановился?..

– Извольте, ваша честь. Если вы напомните мне, на чем я…

– На том, что у тебя сломалась шпага, – спокойно заметил взявший себя в руки комендант, внимательно наблюдая за ничего не подозревающим солдатом.

– Ну да, в самом деле, ваша милость! Как я мог запамятовать! Итак, он бросился на меня, намереваясь пронзить шпагой, но я уклонился от удара и схватил его мертвой хваткой. Мы принялись бороться, ваша милость, и, не удержавшись на ногах, упали наземь. Очевидно, я сильно ударился затылком о мостовую, ваша честь, потому что из глаз у меня посыпались искры и все потемнело. Когда я очнулся, никого вокруг не было, и, так как дверь была заперта, а ключи по-прежнему висели у меня на поясе, мне и в голову не пришло, что он мог отпереть двери. Так как все равно стеречь было некого, я со всех ног побежал туда, где кричали.

– Значит, он все-таки отпирал двери? Вот ты и проговорился, негодяй!

– Ах, ваша честь! – бледнея, воскликнул солдат, прикусив язык от досады.

– Выходит, ты не только предатель, но и клятвопреступник! Ты только что божился мне, что не отпирал ему дверей.

– И это чистая правда, ваша милость. Я действительно не отпирал их. Он сам забрал ключи и открыл камеру.

– Значит, ты только предатель. Поэтому я прикажу всего лишь повесить тебя, а четвертования, так и быть, ты избежишь.

Солдат побледнел как полотно.

– Ваша милость, он налетел из темноты, как демон, и задушил бы меня, если бы я не прекратил сопротивления.

– Вот теперь я тебе верю.

Комендант задумался.

– Хочешь спасти свою шкуру? – неожиданно спросил он.

Солдат молча упал на колени.

– Ну еще бы, – брезгливо сказал комендант. – Отвечай мне: как ты думаешь, что помогло арестанту бежать?

– Не иначе, как сам сатана, ваша милость! – заголосил стражник, осеняя себя крестным знамением.

– Правильно, – с видимым удовлетворением подтвердил комендант. – Этот гасконец – опасный чернокнижник. Поэтому ему удалось на время скрыться от нас. Но колдовским чарам не одержать верх над честными христианами. Как видишь, он снова в наших руках и не уйдет от заслуженной кары.

Комендант вызвал дежурного офицера.

– Возьмите усиленный конвой и поставьте его к комнате д’Артаньяна, – приказал он.

Дождавшись, покуда офицер выйдет, он повернулся к солдату:

– А все, что ты видел вчера вечером: портшез, лакеев и, быть может, кого-то еще – бесовское наваждение. Ты понял меня, любезный? И упаси Бог тебя рассказать об этом кому-нибудь – тогда ничто не спасет твои кости от испанских сапог [12].

– Я уже все позабыл, ваша честь!

– Это правильно.

– Ваша честь, разрешите мне задать только один вопрос…

– Один – куда ни шло, да поскорее…

– Относится ли к колдовскому наваждению и все, что связано с особой, вышедшей из портшеза?

– Да с чего ты взял, любезный, что там вообще была какая-то особа? Откуда она могла взяться в такой час, да еще в таком месте?!

– Я все понял, ваша честь. Сказать по правде…

– Что еще такое?

– Я тут наговорил вам всякого со страху, что вы прикажете примерно наказать меня из-за бегства арестанта. Вот я и потерял голову. А теперь-то я понимаю, что этот чародей просто околдовал меня, да и бедолагу Жана – тоже. Вот мы как бы и сошли с ума, но теперь-то уже снова в полной памяти.

– Ты сообразительный малый. Можешь идти. Очень романтичная история, – злобно пробормотал комендант, оставшись в одиночестве. – Я покажу этому сердцееду. Это будет последнее его приключение.

Резко распахнув двери, он вышел в переднюю. Дежурный офицер шагнул навстречу.

– Д’Артаньяна повесить на рассвете. Зачитать приказ на всех площадях. Повесить под барабанный бой! – отрывисто бросил комендант и кинул на ходу: – Как вернется Джейкобсон – ко мне!