Глава пятьдесят восьмая

Труды его высокопреосвященства

По возвращении в Париж его высокопреосвященство понял, что отдохнуть ему не удастся. Впрочем, этот человек и не умел отдыхать. От войны – к политике, а от политики – к искусству: литературе, театру и поэзии – таков был день кардинала.

У г-на де Тревиля недаром вполголоса говорили о предстоящей кардиналу новой кампании. Дворянская вольница, донельзя раздражавшая кардинала и раньше, сделалась для него нестерпимой теперь, когда его власть неизмеримо упрочилась, благодаря военным успехам против гугенотов и испанцев.

Принцы и герцоги, находившиеся в оппозиции к «красному герцогу», предчувствовали грозу и пытались принять свои меры.

Однажды вечером отец Жозеф сообщил кардиналу, что губернатор Лангедока Генрих Монморанси открыто призывал к неповиновению его указам, ложившимся тяжким налоговым бременем на местное чиновничество и родовую аристократию.

– Это все с тех пор, как он имел неосторожность жениться на этой Орсини, – проворчал кардинал, который раньше считал Монморанси вполне преданным человеком и даже удостаивал его своей дружбы. – Видите, отец Жозеф, какую роль в жизни человека может играть неудачный брак. Он явно пагубно влияет на честного Генриха. К несчастью, он не блещет умом. Иначе королева-мать не смогла бы перетащить его на свою сторону.

И кардинал распорядился не спускать глаз с губернатора Лангедока. Его агенты следили за королевой-матерью, за Кондэ…

Но не уследили за младшим братом короля Гастоном Орлеанским. Он отправился в Орлеан и всерьез принялся готовить там возмущение.

– Вы сами видите, ваше величество: все против меня, – лицемерно вздыхая, говорил кардинал Людовику.

– У фортуны всегда есть враги, – отвечал король, который после всех этих военных походов чувствовал себя совершенно изнуренным и не мог представить управления страной без помощи Ришелье.

Точнее – Францией управлял Ришелье, иногда делая это от имени короля. Однако последнее время его высокопреосвященство все чаще делал все от своего собственного имени.

– К сожалению, у меня есть сведения, что Карл IV Лотарингский пообещал принцу помощь. Военную помощь, ваше величество. Боюсь, что его высочество не успокоится, пока не увидит меня сосланным в глушь, да еще и лишенным сана вдобавок.

– Думаю, любезный брат Гастон зашел слишком далеко в своих притязаниях, – недобро отвечал король. – Кажется, призрак короны не дает ему спать спокойно… Да, заговоры и интриги – не лучшее времяпрепровождение для брата короля, – повторял Людовик, расхаживая по кабинету.

– Заговоры, – подхватил кардинал, почувствовав, что слово произнесено. – Заговорщики окружают любое большое дело, что же говорить о великих начинаниях вашего величества? Полиция недавно напала на след еще одной группы злоумышленников, и теперь я счастлив объяснить вашему величеству то трагическое недоразумение, которое случилось с господином д’Артаньяном – лейтенантом мушкетеров роты господина де Тревиля, незадолго до итальянской кампании.

– Вот как? – Брови короля удивленно взметнулись вверх.

По правде говоря, его величество уже успел позабыть об инциденте, но сейчас кардинал напомнил ему происшествие на улице Скверных Мальчишек.

– Да, ваше величество. Человек моей службы по имени дю Пейра, которого я откомандировал в Тур для наблюдения за герцогиней де…

– К чему имена, герцог? – досадливо поморщился король. – Я прекрасно помню об этой интриганке… помню, что она сидит в Туре и только и ждет… Ах, если бы королева не придавала своей старой дружбе такого большого значения! – И король вздохнул.

Этот вздох заставил кардинала улыбнуться в усы. Но кардинал умел улыбаться так, что этого никто не замечал. Поэтому его величество тоже не заметил ровным счетом ничего.

– Продолжайте, герцог, Я помню это имя – дю Пейра. Это тот… хм, дворянин, который предводительствовал то ли семью, то ли восемью… хм, вашими… агентами, пытавшимися убить господина д’Артаньяна. Вот видите, я все помню, герцог.

– У вашего величества превосходная память, – сухо отвечал кардинал с легким поклоном. – Именно это злосчастное происшествие я хотел прояснить.

– Но вы, кажется, упомянули о каких-то заговорах?

– Совершенно верно. О заговорах! Ваше величество употребили нужное слово, – сказал кардинал, готовясь к введению в бой тяжелой артиллерии.

– Какой же заговор вы имеете в виду на этот раз?

– Как я уже сообщил вашему величеству, этот дю Пейра должен был не упускать из виду известную особу в Туре. Люди, стоящие на страже государственного блага, завладели письмом этой особы к некоему Арамису, состоящему на службе вашего величества.

– Где именно служит этот Арамис?

– В роте господина де Тревиля, – отозвался кардинал. И, сделав малую паузу, его высокопреосвященство скомандовал атаку своим передовым частям: – Под началом господина д’Артаньяна.

– Теперь я вспомнил это имя, – задумчиво проговорил король, потирая лоб. – Это один из четверки…

– В том письме, – живо продолжил кардинал, не давая королю времени на размышления, – герцогиня сообщала, что господину Арамису надлежит получить некое письмо и устные инструкции у доверенного лица короля Испании в Париже, встречу с которым ему помогут организовать члены ордена Иисуса.

Краска залила лицо короля. Он непроизвольным движением скомкал манжету.

– Испанцы предлагали свою помощь гугенотам, которых тогда возглавил герцог де Роган, и пытались связаться с неуловимым герцогом через его родственницу – герцогиню де Шеврез. Таким образом, господин Арамис вполне подходит для того, чтобы выполнить роль связного. Как любовник госпожи де Шеврез, он предан ей лично, и его верность в этом деле сомнений не вызывала. Как будущий аббат, уже сделавшийся учеником иезуитов, он внушал доверие вдвойне. Но есть еще одно обстоятельство, которое, я полагаю, могло сыграть решающую роль в выборе кандидатуры связного.

– Какое? – резко спросил король.

– То, что господин Арамис – мушкетер короля. И то, что у него есть верные друзья среди этого славного полка.

– Шевалье д’Эрбле уже не служит в полку! – гневно бросил король, которому была ненавистна сама мысль о том, что среди его гвардейцев может гнездиться измена.

– Вы прекрасно осведомлены, ваше величество, – только и сказал кардинал. – Но господин д’Артаньян служит в нем по-прежнему.

– Что вы хотите этим сказать, герцог? Объяснитесь!

Людовик с трудом сдерживал себя от одного из тех приступов безадресного гнева, что иногда случались с этим слабохарактерным человеком, заставляя его совершать поступки, которые король никогда бы не совершил в спокойном состоянии.

Однако Ришелье ничуть не испугался бури. Он сам вызвал ее и теперь хотел лишь направить гнев в нужное русло.

– Я хочу сказать, ваше величество, что шевалье дю Пейра имел точные инструкции не допустить встречи герцогини с шевалье д’Эрбле в Туре, а буде такая произойдет, арестовать обоих, помешав уничтожить компрометирующее их письмо. Последнее было предпочтительнее.

– Дальше, дальше, герцог! – нетерпеливо потребовал Людовик, сопровождая свои слова красноречивым жестом.

– Шевалье дю Пейра установил за домом герцогини тщательное наблюдение. В числе людей, наблюдавших за домом, был и человек, специально присланный из Парижа. Этот человек знал шевалье д’Эрбле в лицо и должен был опознать его.

– И шевалье д’Эрбле…

– Прибыл в Тур, получив письмо и инструкции, но сумев скрыться от слежки… В то же время, когда, по расчетам шевалье дю Пейра, он должен был появиться в Туре, в особняк герцогини наведался гость. Дворянин с военной выправкой. Его попытались арестовать…

– Что значит – попытались?! Герцог, я был лучшего мнения о внутренней полиции…

– Арест осуществляли не полицейские, ваше величество…

– А, тогда…

– А люди гораздо более подготовленные к такого рода делам. Это были профессионалы!

– И что же?

– Двое убитых и двое раненых. Дворянин скрылся, приставив к виску служанки герцогини заряженный пистолет.

– Его опознали?

– Не успели. Было темно, а человек, специально прибывший из Парижа для этой цели, погиб первым.

– Черт побери! – только и сумел проговорить король.

– Но шевалье дю Пейра хорошо рассмотрел этого дворянина. Прибыв в Париж сразу же после происшествия в Туре, он получил инструкцию устранить этого человека. Дело заключалось в том, что из других источников стало известно, что герцогине удалось встретиться с шевалье д’Эрбле. Нельзя было поручиться, что он не получил от нее каких-либо инструкций. С другой стороны, мы готовились выступить против испанцев, а затем и против Рогана. Они должны были потерпеть поражение, и так оно и случилось, ваше величество. Выведывать у этого д’Эрбле все, что он знает, было некогда. Кроме того, я сомневаюсь, чтобы он знал много.

Однако оставлять это дело безнаказанным было нельзя. Именно поэтому шевалье дю Пейра получил тот приказ, который он получил. Несостоявшийся аббат д’Эрбле должен был исчезнуть в ту ночь. Этого не случилось – орден бережет своих людей. Д’Эрбле исчез из Парижа, а дю Пейра погиб. Теперь вы понимаете, ваше величество?

– Признаться, герцог, я озадачен. Но ведь дю Пейра все перепутал. Он охотился за одним мушкетером, а напал на другого.

– Нет, ваше величество. Дю Пейра напал на того, за кем охотился. Конечно, это был не шевалье д’Эрбле, но ведь, как вы помните, единственный, кто знал Арамиса в лицо, погиб в Туре, а события развивались стремительно. Дю Пейра не успел разобраться в этом, и его ошибка стоила ему жизни. Но на улице Скверных Мальчишек он и его люди шли за тем, кто и был им нужен…

– Вы хотите сказать…

– Что дворянин, навестивший особняк герцогини в Туре и скрывавшийся от преследования, попутно уложив двоих и ранив еще нескольких, и господин д’Артаньян, оказавшийся в западне той роковой ночью, – одно и то же лицо.

Король застыл на месте, словно громом пораженный. Кардинал наблюдал за ним с тайным удовлетворением. Шахматная партия была отомщена.

Людовик колебался лишь мгновение. Затем он подошел к столу, взял со стола какую-то бумагу и набросал на ней дрожащей от гнева рукой несколько строк.

– Возьмите это, господин кардинал, – сказал король, протягивая бумагу Ришелье.

– Что это, ваше величество? – осведомился кардинал.

– Приказ об аресте и препровождении в Бастилию лейтенанта моих мушкетеров д’Артаньяна. Я прошу вас, герцог, распорядиться о немедленном расследовании всех обстоятельств этого дела. Если я еще проявляю какие-то колебания, впрочем, весьма естественные в отношении моего брата, принца королевской крови, и моей матери, то я не буду церемониться, когда речь идет о каком-то гасконце без рода и племени!

– Одно мгновение, ваше величество, – мягко сказал кардинал, чувствуя себя кукловодом, тянущим за веревочки свою марионетку и пребывающим на вершине блаженства оттого, что ему удалось снова занять эту, самую приятную для него, позицию. – Лишь мгновение, ваше величество. Позвольте мне сказать несколько слов в защиту господина д’Артаньяна.

– Проклятие! Не хочу ничего слушать! – вскричал Людовик, раздраженный вдвойне тем, что ему приходится выслушивать от кардинала слова заступничества за лейтенанта своих мушкетеров. – В конце концов – это мои гвардейцы, а не ваши, герцог. И сейчас мне вздумалось произвести кое-какие перестановки в рядах полка. Завтра утром господин де Тревиль получит мой приказ о назначении на вакантное место лейтенанта… скажем… скажем, господина де Феррюссака.

– Это не тот ли самый де Феррюссак, что в какой-то веселой компании срывал с прохожих плащи и наскочил по ошибке на господина де Бассомпьера?

– Вы и впрямь всеведущи, герцог. Признаться, я слышал что-то в этом роде… какую-то сплетню… У придворных щеголей только и на языке что слухи подобного рода, но имен я не знал…

– Это не слухи, ваше величество. Та история имела место в действительности. Впрочем, я ничего не хотел сказать плохого о шевалье де Феррюссаке. Наверняка ваше величество знает этого господина лучше, и из него, без сомнения, выйдет отличный лейтенант мушкетеров. Вот только…

– Что вы задумались, герцог?

– Вот только… о присвоении чина лейтенанта господину д’Артаньяну я ходатайствовал перед вами, ваше величество, после того, как шевалье отличился на поле боя, а после – проник в Ла-Рошель и, рискуя жизнью, способствовал ее скорейшей сдаче… а господин де Феррюссак пока…

– Я вижу, куда вы клоните, герцог. Конечно, вы правы, по обыкновению. За этим дворянином пока таких подвигов не числится… И история с сорванным плащом господина де Бассомпьера не прибавляет славы шевалье… – раздраженно сказал король. – Ну что же – пусть это будет господин де Мерикур.

– Но господин де Мерикур – родственник госпожи д’Эгильон, и тут уж я сам, ваше величество, буду просить вас всемилостивейше изменить свое решение и не делать этого назначения. Могут пойти всякие кривотолки… люди испорчены и склонны видеть скандальный привкус там, где его нет…

– Да, – задумчиво проговорил король, грызя перо. – Вы снова правы. Как, однако, трудно подыскать подходящую замену…

– Вот видите, ваше величество. Интересы государства превыше всего, а господин д’Артаньян – отвечает этим интересам…

– Но как же, герцог? Только что вы сами мне рассказали…

– Ваше величество, я не произнес ни одного слова, бросающего тень на господина д’Артаньяна.

Людовик XIII попытался прочесть что-либо на непроницаемом лице кардинала.

– Однако, господин кардинал. Мне сообщают, что человек виделся с… этой сомнительной интриганкой, что он сопротивлялся аресту, скрылся, заколов по меньшей мере двух… Какого черта! Или я все не так понял, герцог?!

– У меня нет никаких доказательств причастности господина д’Артаньяна к заговору, который уже не опасен. Наша победа заставила герцога Рогана искать пристанище в Венеции, король Филипп получил урок, а «турская изгнанница» притихла. Я только хотел объяснить вашему величеству то злосчастное происшествие и заступиться за дю Пейра, который убит и, следовательно, уже не сможет этого сделать самостоятельно.

– Ничего не понимаю! Так д’Артаньян был в Туре или не был?

– Несомненно, был, ваше величество.

– Ага! Ну хоть в этом я уверен точно. Что же он там делал, герцог, как не помогал заговорщикам? Он и д’Эрбле – старые друзья.

– Кто может поручиться, что господин д’Артаньян не оказался в Туре случайно, ваше величество?

– Хорошенькие вещи вы мне тут рассказываете, герцог.

– Почему бы и нет, ваше величество, если учесть, что в Туре живет, или вернее жила, девушка, которую он в тот момент разыскивал?

– Что еще за девушка? Как ее имя?

– Камилла де Бриссар, дочь Шарля де Бриссара, сражавшегося когда-то вместе с Ларошфуко в религиозных войнах…

– Старые предания, – заметил король. – Что с ним сейчас?

– Его уже нет в живых. Эта девушка – поздний ребенок. Шарль де Бриссар оставил ее сиротой шести лет от роду, и над ней принял опекунство бывший мэр Ла-Рошели.

– Вы страшный человек, герцог. Вам известно все обо всех.

– Страшный только для врагов вашего величества, – отвечал кардинал с низким поклоном.

– И что же? – живо спросил король. – Д’Артаньян нашел ее в Туре?

– Полагаю, нет, ваше величество. Зато он нашел то приключение, о котором я имел честь вам сообщить. Он в то время был в отпуске, который испросил у господина де Тревиля, чтобы уладить свои «семейные дела».

– Благодаря вам, герцог, я знаю, что делают мои мушкетеры даже тогда, когда они в отпуске.

Саркастический тон короля не укрылся от кардинала, но его высокопреосвященство не обиделся. Он думал о другом.

– Вы сами изволите видеть, ваше величество, что господин д’Артаньян, очевидно, не так виновен, как можно было предположить, не зная всех обстоятельств дела.

Говоря так, кардинал давал понять королю, что обстоятельства дела известны только ему – министру, без которого королю не обойтись.

– Но он виделся с герцогиней?

– Нет ничего такого, что бы указывало на это. Удалось установить, что в тот вечер герцогини не было дома.

Король повеселел.

– Выходит, против д’Артаньяна нет никаких улик?

– Ни малейших, ваше величество.

Король вертел в руках приказ об аресте д’Артаньяна.

– Тогда… тогда я не стану давать ход этой бумаге…

И тут Ришелье с низким поклоном проговорил:

– Осмелюсь ли я просить ваше величество отдать этот приказ мне.

Людовик удивленно повернулся к нему.

– Но зачем он вам, герцог?!

– Я отдал приказ провести расследование по этому делу, ваше величество. В конце концов свет прольется на все обстоятельства, являющиеся пока загадочными для нас. И если господин д’Артаньян оказался в Туре по чистой случайности, если он не был в сговоре с шевалье д’Эрбле, отвлекая преследователей, чтобы дать товарищу беспрепятственно встретиться с герцогиней де Шеврез и передать ей письмо, если окажется, что единственный человек, знавший д’Эрбле в лицо и, следовательно, могущий предупредить дю Пейра о том, что преследователи идут по ложному следу, убит господином д’Артаньяном первым же выпадом непредумышленно, а лишь потому, что имел несчастье оказаться ближе всех, то…

– То вы, герцог, уничтожите эту бумагу. Хотя после всех ваших «если» в это верится с трудом.

И король, настроение которого снова ухудшилось, резко повернулся на каблуках, собираясь удалиться.

Кардинал же, только что в полной мере насладившийся игрой с королем, как кошка, играет с мышкой, тщательно сложил королевский приказ и спрятал его в складках своей красной мантии.

– По крайней мере, вы приказали разыскать этого д’Эрбле? – бросил король через плечо.

– Его ищут, ваше величество.

– А за этой…

– За герцогиней де Шеврез установлено самое тщательное наблюдение, государь. Теперь я могу ежедневно докладывать вам о том, что ей подают на стол и какого цвета платье было на герцогине третьего дня.

– Что же, подождем… Всего хорошего, герцог. Меня ждет главный егерь!

С этими словами король удалился быстрой походкой. Ожидавшие по ту сторону дверей придворные сразу поняли, что его величество не в духе.

Глава пятьдесят девятая

Труды его высокопреосвященства (продолжение)

Вернувшись из Лувра в свой дворец, Ришелье прошел в кабинет и позвонил в колокольчик.

Вошел секретарь.

– Принесите мне бумаги, которые подготовил Буаробер по поводу господ Годо, Шаплена и прочих… Я хочу их посмотреть.

– Ваше высокопреосвященство имеет в виду проект об учреждении Академии? – заколебался секретарь.

– Да-да, – нетерпеливо поморщился кардинал. – Я поручал аббату подготовить предложения…

Ришелье многозначительно посмотрел на секретаря, словно желая подчеркнуть, что аббату Буароберу поручалось только подготовить предложения, а проект учреждения Академии может составить лишь он – непогрешимый и всемогущий кардинал.

Виновато улыбаясь, секретарь растворился в дверном проеме.

Получив требуемые бумаги, Ришелье быстро перелистал их. Его цепкие глаза и живой ум схватывали суть с полуслова. Затем его высокопреосвященство взялся за перо. Кое-где он изменял лишь одно-два слова, но подчас вымарывал целые страницы.

Перо быстро бегало в руке кардинала.

«Хотя образованность, – писал он, – совершенно необходима в любом государстве, она, несомненно, не должна сообщаться всем без разбора. Как тело, имеющее глаза на всех своих частях, было бы чудовищно, так и государство, если бы все подданные были учеными…»

Кардинал скорчил гримасу, не переставая писать. Он представил себе картину всеобщей учености, и она чуть было не вызвала у него приступ подагры.

«…Вот из какого соображения политики хотят, чтобы в упорядоченном государстве было больше мастеров механических профессий, чем мастеров либеральных профессий, насаждающих образование. Именно с целью направлять действия вышеупомянутых мастеров либеральных профессий мы считаем целесообразным создать Академию, попечителем которой назначаем… – его высокопреосвященство помедлил мгновение, а затем вывел: – …господина канцлера Сегье», – и поставил жирную точку.

Рука его высокопреосвященства снова нащупала колокольчик.

– Пусть это перепишут в трех… нет – в пяти экземплярах. Позовите отца Жозефа.

– Он в приемной, ваше высокопреосвященство.

– Курьер от короля шведского вернулся? – спросил кардинал, наклоном головы приветствовав свое доверенное лицо, когда «серый кардинал» вошел в кабинет.

– Нет еще, ваше высокопреосвященство, – отвечал тот.

– Уж пора, – ворчливо заметил кардинал. – Этот Густав-Адольф очень полезен Франции: он крушит Габсбургов налево и направо, но у него мало людей. Я предлагаю ему помощь. Надо, надо ему помочь, и имперцам несдобровать. Теперь я сожалею, что не настоял год назад на том, чтобы Франция оказала ему прямую военную помощь, – продолжал кардинал доверительным тоном. – Настала пора исправить эту ошибку, а то этот храбрец один разобьет имперцев, и мы останемся ни с чем.

– Густав-Адольф – монарх-воитель. Вы правы, ваше высокопреосвященство, – согласно откликнулся отец Жозеф. – Ведь он не устрашился вступить в Европейскую войну один, не добившись поддержки ни у нас, ни у Нидерландов, ни даже у Дании.

– Вот-вот, и завоевал всю Померанию, – заметил кардинал. – Пожалуй, я снова напишу ему и пошлю в Стокгольм Рошфора. Так я буду уверен, что мое письмо попадет в руки адресата… Что нового из южных провинций, отец Жозеф?

– В Лангедоке – чума, – с тонкой улыбкой произнес «серый кардинал».

– И вдобавок – Монморанси, – в тон ему отозвался «красный».

Они понимали друг друга с полуслова.

– Неужели мор не стихает?

– Эпидемия идет на убыль в одном месте, а усиливается в других.

– Ладно, отец Жозеф. Вы можете идти – мне просто приятно было провести с вами эти несколько минут. А я еще немного поработаю.

Оставшись в одиночестве, его высокопреосвященство потребовал всю накопившуюся корреспонденцию. Он бегло просматривал донесения губернаторов, чиновников, назначенных им в разные уголки страны, рапорты полицейских начальников о народном ропоте, раздававшемся то тут, то там вследствие непомерных налогов.

Губы его высокопреосвященства кривились в брезгливой усмешке, когда он читал все эти донесения.

– Ничего, – бормотал кардинал. – Это все аристократы. Они подбивают народ. Без их подстрекательских выходок крестьяне покорно тянули бы свой воз.

Неожиданно в голову пришло живое сравнение. Кардинал отложил в сторону бумаги и потянулся за пером. Строчки одна за другой ложились на белый лист. Они сохранились для потомков:

«Народ необходимо сдерживать нуждой. Его следует сравнить с мулом, который, привыкнув к тяжестям, портится от продолжительного отдыха сильнее, чем от работы…»

Повертев перо в руках, кардинал сделал приписку:

«Но подобно тому, как работа мула должна быть умеренна и нагрузка этого животного должна соразмеряться с его силой, то же должно быть соблюдено и относительно повинностей народа».

Ришелье отложил перо и снова принялся за чтение. Новости парижских нувеллистов, которые знают обо всем так же хорошо, как и его ангелы. Хотя как раз именно среди нувеллистов больше всего агентов кардинала. И это хорошо. Они процеживают сплетни и слухи сквозь сито здравого смысла, а оставшийся полезный осадок подают на его стол в свежем виде.

«Завтра его величество собирается на охоту на лис. Эти животные должны очень опасаться, так как у его величества твердая рука и на прошлой охоте он собственноручно застрелил пять волков».

Прочитав этот заголовок, кардинал усмехнулся. Всем, а уж сборщикам и поставщикам новостей и подавно, была известна страсть короля к охоте.

«Монахини монастыря урсулинок в Лудене оказались во власти ночных привидений после эпидемии чумы, унесшей четверть населения города».

Кардинал откинулся на спинку кресла. Инквизиция делает, что может. Она хватает подозрительных людей, отмеченных стигмами Дьявола: всех сухоруких, колченогих, косых, подверженных приступам падучей, передает их в руки судей, а после признаний в сговоре с Дьяволом публично сжигает на площадях городов, где мор уж слишком силен. Это успокаивает народ.

Ришелье вернулся к кипе бумаг. Последнее сообщение о чуме в Лудене напомнило ему другое, бегло просмотренное ранее. Он порылся в бумагах. Вот оно.

Глава овернской инквизиции сообщил, что ведьма Элина Маркос, гречанка, была схвачена в окрестностях Клермон-Феррана по многочисленным доносам горожан, изнемогающих от морового поветрия, одолевающего Клермон-Ферран уже долгое время. Ведьме был вынесен обвинительный приговор, но…

Здесь начиналось самое странное… Инквизитор писал далее, что упомянутой Элине Маркос удалось избежать костра, причем деятельное участие в ее освобождении принял некто д’Артаньян, назвавший себя лейтенантом королевских мушкетеров, что оказало свое действие на святых отцов и стражу, приведя их в растерянность. Воспользовавшись этой растерянностью, человек, назвавший себя д’Артаньяном, освободил ведьму от пут и скрылся вместе с нею в неизвестном направлении. Ришелье неожиданно понял, что поразило его в этом сообщении даже не имя д’Артаньяна, от которого снова было словно бы некуда деваться, хотя само присутствие гасконца на казни ведьмы в отдаленном Клермоне уже было достаточно странным.

Его высокопреосвященство находил еще более странным другое – ведьма была гречанкой, об этом прямо говорилось в донесении инквизиции. Гречанка – в Оверни.

«Допустим, – сказал себе Ришелье, – это странно, но почему бы и нет?»

Что-то не давало ему покоя, какая-то странность была заключена в имени колдуньи.

Неожиданно кардинал понял.

Он вызвал секретаря. Тот, задремавший, поскольку время было уже позднее, немного промедлил и встретился со взглядом Ришелье, который не предвещал ничего хорошего.

– Разыщите-ка мне письмо настоятеля коллегии иезуитов Ла Флеш. Оно должно быть в моем архиве.

Ожидая возвращения секретаря, Ришелье не мог сдержать нетерпение. Усы его высокопреосвященства встали торчком, как уши охотничьей собаки, почуявшей крупную дичь.

«Неужели это та самая гречанка, за которой охотятся святые отцы? О, настоятель не пишет мне этого прямо, но весь тон письма изобличает его с головой. Им для чего-то позарез нужна эта Эвелина… Эмилия… имя похоже, очень похоже… какие-то старые счеты ордена, духовник императора Рудольфа. Но – неважно. Неужели гасконец увел дичь из-под воинства Иисусова? Немыслимо. Совпадение? Невероятно!»

В кабинет вошел секретарь.

Ришелье нетерпеливо выхватил из его рук письмо. Он пожирал глазами строчки.

– Так и есть, – пробормотал он наконец. – Элина Макропулос… совпадение исключено. Выходит, наш мушкетер хитрее ордена?! Тоже исключено. Да и зачем иезуитам сжигать на костре ту, в которой так заинтересован отец-настоятель знаменитой коллегии?.. Нет, тут игра похитрее, но неясно, какую роль играет в ней этот д’Артаньян. Д’Эрбле – несомненно. Неужели гасконец – тоже? Положительно я и шагу ступить не могу, чтобы не наткнуться на этого человека. Однако в качестве крайней меры я всегда могу прибегнуть к сильнодействующему средству.