Глава двадцать седьмая,

в которой говорится о везении

Когда проголодавшийся за день д’Артаньян воздавал должное запасам и кулинарным талантам Кэтти, над его головой сгущались тучи.

Кавалер дю Пейра, получив от своих шпионов сообщение о появлении возле особняка на улице Мюрсунтуа черноволосого, худощавого дворянина в шляпе с обыкновенным красным пером, что, по мнению доносивших, лишь подчеркивало нежелание указанного дворянина выделяться своей одеждой, тотчас же распорядился окружить дом и никого не выпускать из него.

– Мышка сама пришла в мышеловку, – удовлетворенно потирая руки, констатировал шевалье дю Пейра, и сам отправился к месту действия, захватив с собой прибывшего из Парижа агента отца Жозефа по имени Леруа, знавшего Арамиса в лицо.

Поскольку герцогиня де Шеврез часом раньше отправилась в монастырь Св. Урсулы, с настоятельницей которого она поддерживала дружеские отношения, ожидалось, что она возвратится не раньше девяти часов вечера.

Шпионы дю Пейра незаметно проводили г-жу де Шеврез до ворот монастыря, где она, сама не подозревая об этом, должна была поступить под негласное наблюдение одной из сестер-урсулинок, имевшей самые недвусмысленные инструкции на этот счет.

Оба шпиона остались дожидаться г-жу де Шеврез у ворот монастыря, тогда как основные силы, имевшиеся в распоряжении шевалье дю Пейра, были стянуты к тихому особняку герцогини.

По мысли дю Пейра, арестовать посланца следовало по возвращении г-жи де Шеврез. Однако он распорядился задержать любого, кто захотел бы выйти из дома до этого.

Улица была пустынной. Сгустились сумерки, и несколько окон особняка осветились изнутри неярким светом. Это Кэтти угощала д’Артаньяна, памятуя нехитрую истину, свидетельствующую о том, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.

Леруа, прискакавший из Парижа, был подведен к освещенным окнам. Ему помогли подняться повыше и предложили опознать гостя. К счастью (или – к несчастью, потому что любое событие в этом мире всегда имеет оборотную сторону), д’Артаньян сидел спиной к окнам, и шпион отца Жозефа мог лишь подтвердить, что гость особняка герцогини вполне может быть Арамисом (читатель, наверное, помнит, что д’Артаньян был примерно одного роста и сложения с Арамисом).

Слова Леруа убедили шевалье дю Пейра в том, что дичь, на которую он охотился по приказанию кардинала, попалась в его силки.

Шевалье вернулся к своим людям и вместе с ними принялся караулить возвращение госпожи де Шеврез. Теперь он был просто убежден в том, что дворянин, находящийся в доме, не кто иной, как Арамис. Дю Пейра заключил, что раз дворянин не вышел из дома, узнав от служанки, что г-жа де Шеврез отсутствует, а, напротив, остался дожидаться ее, несмотря на поздний час, у него, несомненно, какое-то важное дело к хозяйке особняка. Все свидетельствовало в пользу того, что развязка близка.

Тем временем ничего не подозревающий о том, что происходило под покровом сумерек за стенами особняка, д’Артаньян очень мило подкреплял свои силы, окруженный заботами и вниманием Кэтти.

– А знаешь, Кэтти, в эту минуту я, кажется, вовсе не завидую моему слуге, хотя этот смышленый малый наверняка хорошо проводит время, попивая местное винцо.

– Другими словами, сударь, вы хотите сказать…

– Другими словами, я хочу сказать, что провожу время ничуть не хуже, а лучше, чем он.

От этих слов д’Артаньяна Кэтти зарделась, и наш герой посмотрел на нее с удовольствием.

Однако он ни на минуту не забывал о цели своего визита. Поэтому в следующее мгновение он вздохнул и поднялся, собираясь на этот раз уже без всяких задержек отправиться в гостиницу, чтобы встретить там Жемблу, который обещал вернуться к этому часу.

– Я от всей души благодарен тебе, Кэтти, за такой прием. Но мне пора идти.

– Но вы еще не покинете Тур? – спросила бедная девушка.

– Нет еще, – отвечал д’Артаньян, не знавший хорошенько этого и сам.

Впрочем, если бы Жемблу сообщил ему что-либо положительное относительно того, что Камилла живет здесь, он наверняка задержался бы в городе. Вряд ли это обрадовало бы Кэтти, узнай она об истинных причинах такой задержки. Попрощавшись с девушкой, наш герой вышел на улицу, но, не пройдя и нескольких шагов, был остановлен грубым окриком:

– Эй, сударь! Куда вы так спешите? Постойте, если вам дорога жизнь!

Кровь мгновенно ударила гасконцу в голову. Поэтому он обернулся на голос и насмешливо проговорил:

– А вы, милейший, видно, совсем не дорожите своей, раз обращаетесь ко мне в подобном тоне!

Краем глаза д’Артаньян заметил движение у себя за спиной. Мушкетер решил, что это уличные грабители.

Люди, один из которых окликнул его, подошли поближе. Их было трое.

– Подайте-ка сюда огня, чтобы мы могли рассмотреть этого храбреца, – насмешливо проговорил все тот же голос.

Говоривший, по-видимому, был начальником, так как к нему тут же подбежал человек с горящим факелом и приблизил огонь к лицу д’Артаньяна. В другой руке он держал обнаженную шпагу.

– Эй, полегче, негодяй! – воскликнул д’Артаньян. – Сейчас я отучу тебя от скверной привычки совать огонь в лицо незнакомым людям.

С этими словами он также выхватил шпагу из ножен. Это послужило сигналом.

– Взять его! – прорычал предводитель. Немедленно сзади на мушкетера набросились еще несколько человек.

– А, канальи! Вас тут целая шайка! – крикнул д’Артаньян, парируя чей-то клинок, и сделал выпад, нанося удар ближайшему из нападавших.

Им оказался человек, первым подскочивший к нему с зажженным факелом. Это был Леруа. Он охнул и упал, выронив горящий факел из рук.

– Не тот… – прошептал умирающий побелевшими губами.

В шуме схватки никто не расслышал этих слов.

Д’Артаньяну пришлось нелегко, так как на него напали с трех сторон.

Ему не оставалось ничего другого, как броситься назад и прижаться спиной к каменной стене особняка г-жи де Шеврез неподалеку от входных дверей. Эта позиция была по крайней мере хороша тем, что не позволяла напасть на него сзади.

Между тем нападавшие энергично атаковали, но мешали друг другу. К тому же д’Артаньян заметил, что они стараются лишь обезоружить его, но не убить.

«Неужели его высокопреосвященство послал всю эту ораву по моему следу из-за одного удара шпагой Рошфору. Плохо дело! Уж, наверное, кавалер не пожалел черных красок, расписывая кардиналу мою кровожадность», – подумал мушкетер, отбиваясь от наседавших людей дю Пейра.

Он уже ясно видел, что это не уличное нападение на одинокого путника.

«Буду драться, сколько смогу, и они вынуждены будут покончить со мной. Чем сгнить в Бастилии, лучше умереть со шпагой в руке. А впрочем… лучше не умирать вовсе!»

И он удвоил активность. Вскоре еще один из нападавших выронил из рук оружие и, зажав рану рукой, отбежал в сторону. Туда, где за спинами своих подчиненных, вне пределов досягаемости длинной шпаги мушкетера, стоял сам шевалье дю Пейра.

– А, негодяи! Сколько вам заплатили?! – кричал д’Артаньян, нанося удары с быстротой молнии.

Сам он тоже был дважды легко ранен.

– Проткните ему руку, чтобы он не смог держать шпагу! – раздраженно командовал дю Пейра.

– Поберегите своих людей, сударь. Лучше пожалуйте сюда сами, – отвечал ему д’Артаньян, переводя дух. Улучив удобный момент, он применил прием, показанный ему в свое время Портосом и нанес неотразимый удар. Еще один противник вышел из строя.

Темнота также была союзницей д’Артаньяна – нападающим трудно было согласовывать свои действия. Однако вечно так продолжаться не могло: мушкетер очень устал.

В этот момент двери особняка отворились, и на пороге появилась испуганная шумом Кэтти. Она правильно угадала причину шума и, совладав с естественным страхом, решилась отпереть двери. Д’Артаньян, не теряя ни мгновения, бросился к ней и исчез в доме, захлопнув двери перед самым носом у нападавших.

Покуда возле особняка на улице Мюрсунтуа звенела сталь, а там, где звенят клинки, как известно, всем заправляет бог войны Марс, другое знакомое читателю действующее лицо нашего повествования находилось скорее во власти Бахуса. Речь, конечно же, идет о Жемблу, отправившемся добывать сведения о Камилле и ее опекуне по городским кабачкам и другим питейным заведениям.

К тому времени, когда гасконец вступил в сражение с численно превосходящим противником, слуга его уже поступил в распоряжение к козлоногому Пану, что происходит со всяким, воздающим щедрую дань веселому богу виноделия.

Нетвердой походкой возвращаясь в гостиницу в сопровождении одного из новых своих знакомых, который и вовсе едва держался на ногах, Жемблу тем не менее имел все основания гордиться своей персоной.

В самом деле – в течение дня бедняга сумел разговорить по меньшей мере дюжину отпетых городских бродяг, угощая их обильной выпивкой и не забывая при этом себя, – «чтобы не вызвать и тени подозрения». Наконец, когда любой менее стойкий человек непременно заснул бы, сраженный беспробудным сном, Жемблу напал на желанный след.

Один из бродяг, отчаянно страдавших от жажды, в порыве благодарности сообщил Жемблу, что знавал одного мрачноватого господина, который жил на окраине города вместе с красивой девушкой, имя которой было Камилла. Судя по всему, оборванец знал, о чем говорил, так как один из двух слуг, живших в доме упомянутого мрачноватого господина, был постоянным его собутыльником.

Однако господин с девушкой пробыли в Туре недолго и уехали в Клермон-Ферран по каким-то личным причинам.

«Отлично! Клермон – не Париж, и мой господин отыщет их без труда», – сказал себе Жемблу.

После этого он, гордый сознанием выполненной задачи, отправился домой. Словоохотливый бродяга пошел его провожать, чтобы Жемблу не заблудился и не упал по пути.

Когда, благодаря совместным усилиям, они наконец добрались до гостиницы, городские часы на башне ратуши пробили десять раз.

– Как поздно! – удивился Жемблу.

Его спутник поспешил разделить это удивление.

– Часы, верно, сломались, – убежденно добавил Жемблу. – Сейчас не может быть так поздно.

– Наши часы не могут сломаться, говорю тебе, – отвечал его спутник, который всю дорогу до гостиницы не столько поддерживал своего нового товарища, сколько держался за него сам.

– Хозяин велел мне вернуться в девять. Выходит, я опоздал на целый час?!

– Выходит…

– Но это невозможно!

– Почему – невозможно?

– Да потому, что мы вышли из этой дыры, где, впрочем, вино было совсем неплохое… так вот, мы вышли оттуда ровно в половину восьмого.

– Я же не виноват, что ты тащился, как черепаха.

– А ты хотел, чтобы я шел быстрее, когда ты висишь на мне, как мешок.

– Как что?! – спросил бродяга, оскорбленный в своих лучших чувствах, а уважение к собственной персоне у многих, несомненно, является их лучшим чувством. – Повтори еще раз!

Жемблу задумался на минуту. Потом, решив, что выяснение отношений следует отложить, он молча развернулся и вошел в гостиницу.

– А-а, испугался, парижанин! – крикнул ему вдогонку недавний собутыльник. – Вот и проваливай.

Последовать за Жемблу он не решился, догадываясь, что из гостиницы его вытолкают взашей, поэтому он пошумел еще немного и побрел прочь, спотыкаясь на каждом шагу.

А Жемблу, узнав от хозяина заведения о том, что д’Артаньяна еще нет, поднялся к себе и со словами: «Я же говорил, что эти дрянные часы сломались – вот и хозяина нет еще, а уж он-то никогда…» – не раздеваясь, повалился на кровать и захрапел, не закончив своей мысли.

Мы не развернули бы перед читателем полной картины событий, происходивших той ночью в Туре, если бы умолчали об Арамисе.

Между тем, покуда д’Артаньян поневоле находился в плену воинственного Марса, называемого античными греками Аресом, а Жемблу служил Вакху, пока не упал в объятия Морфея, Арамис находился в плену самом приятном – в плену крылатого Купидона – бога любви, известного также под именами Эрота и Амура.

Герцогиня де Шеврез, оставив у входа в монастырь старика, служившего у нее привратником, а сейчас выполнявшего роль провожатого, прошла прямо к настоятельнице.

Шпионы дю Пейра также остались за воротами монастыря, издали наблюдая за стариком, который явно намерен был дожидаться свою госпожу.

Урсулинка, имевшая задание доносить о всех посещениях монастыря г-жой де Шеврез, убедилась в том, что интересующая ее особа уединилась с настоятельницей, после чего скрылась в своей келье, постаравшись никому не попадаться на глаза. Время от времени она выглядывала оттуда, но двери кельи настоятельницы оставались закрытыми и никто не нарушал тишины коридора своими шагами.

Однако средневековые монастыри скрывают в своих поседевших от времени толстых стенах много тайн. И не все эти тайны доступны молоденьким монашкам.

Не много времени успело пройти с того момента, как настоятельница пригласила герцогиню в свою келью, а из незаметной калитки в задней глухой стене монастыря выскользнула женская фигура, закутанная в плащ с капюшоном. Она тотчас же скрылась между деревьями старого сада, прилегавшего к монастырю и принадлежавшего монахиням ордена Святой Урсулы.

Из тени деревьев навстречу женщине выступила другая фигура, также закутанная в плащ. Однако шпага, приподнимавшая край плаща и более высокий рост позволяли предположить, что это был мужчина. Он протянул даме руку, и они исчезли в темноте.

Получасом позже мэтр Дюпон, поджидавший поздних гостей, отворил двери двум закутанным в плащи людям. Незнакомцы поднялись наверх – в комнаты второго этажа, а достойный лавочник задвинул дубовую дверь тяжелым засовом и отправился спать.

Из всего вышесказанного следует, что д’Артаньяну в ту ночь повезло меньше всех.

Глава двадцать восьмая

Каким образом д’Артаньян разрешил свои проблемы

Мы сказали, что нашему гасконцу повезло меньше, чем Арамису, который, передав даме своего сердца послание иезуитов (точнее – испанского министра), посвятил оставшееся время делам сердечным.

Но все в этом мире имеет свою оборотную сторону, что и будет видно из дальнейшего.

Девушка нагрела воды, промыла и перевязала две легкие скользящие раны, полученные мушкетером.

Очутившись в доме, д’Артаньян получил возможность для передышки.

– Ты очень вовремя открыла дверь, Кэтти, – весело сказал он.

Гасконец и не думал унывать, хотя сердце его бешено билось в груди. К тому же он был уверен, что вооруженным головорезам нужен именно он собственной персоной.

Д’Артаньян не подозревал о том, что при первом же выпаде проткнул своей шпагой того единственного человека, кто знал Арамиса в лицо и, следовательно, мог разрешить недоразумение.

Несчастный Леруа мог, но не успел сделать это. Ему помешали излишнее рвение дю Пейра и его подчиненных, а также молниеносная реакция д’Артаньяна. Последние слова умирающего никем не были услышаны в пылу схватки.

Таким образом, сейчас уже некому было сообщить нападавшим, что человек, опасно ранивший двоих из них, а третьего – смертельно и успевший отступить обратно в дом, который он пытался покинуть, – не Арамис, разыскивающий г-жу де Шеврез и обвиняемый в заговоре против кардинала и Франции.

– Вы ранены, сударь! Ах, Боже мой, вы ранены! – воскликнула бледная, как полотно, Кэтти. – Почему вы только не послушались меня – вам следовало тотчас уйти отсюда.

– Как? Не отведав твоего ужина, Кэтти? Не ты ли сама пригласила меня задержаться?

– Ах, вам не надо было вообще появляться здесь. Они же теперь не успокоятся, пока не убьют вас! Они взломают двери! Ах, хорошо, что я закрыла ставни на окнах!

Говоря все это, девушка, однако, не теряла времени. Она нагрела воды, промыла и перевязала две легкие скользящие раны, полученные мушкетером.

Ее действия сопровождались несмолкаемым грохотом в двери и проклятиями по адресу д’Артаньяна.

– Теперь вам не уйти. Не лучше ли сложить оружие! – прокричал дю Пейра, приблизившись к дому. – Все равно мы узнали вас. Вы мушкетер роты Тревиля – Арамис, прибывший из Парижа с письмом к герцогине де Шеврез. С письмом от врагов Франции! Сдавайтесь! Видите – нам известно все!

– Вот так штука! Оказывается, меня приняли за Арамиса, – пробормотал д’Артаньян. – Видишь, Кэтти, не стоит слишком высоко ставить мою персону. Им нужен вовсе не я, а Арамис.

– Тогда есть надежда на спасение – вы объясните им, что вы не тот, кто им нужен!

– Надежда есть всегда! А вот разочаровывать их я, пожалуй, не стану.

– Что вы такое говорите, господин д’Артаньян! – вскричала Кэтти, всплеснув руками.

– Только то, что я постараюсь сыграть роль Арамиса как можно лучше и дольше. В конце концов – за кого ты меня принимаешь, Кэтти? Уж не думаешь ли ты, что я способен направить эту свору по следу моего друга, спасая свою шкуру?!

– Ах, господин д’Артаньян! У вас такое благородное сердце! Но я боюсь за вас – как вы выберетесь отсюда?

– Может быть, как раз с этим и не стоит спешить. Если я правильно тебя понял, герцогиня сейчас на свидании с Арамисом?

– Она, конечно, не показывала мне записки, которую ей прислал ваш друг…

– И что же ты, Кэтти? – со смехом спросил д’Артаньян.

Между тем люди дю Пейра кричали и стучали у входа.

– Мне неловко признаваться, но… госпожа, разорвав записку в клочки, поднесла ее к огню…

– Хочешь, я закончу за тебя, Кэтти?

– Господин д’Артаньян!

– Не все обрывки превратились в пепел, а все хорошенькие девушки очень любопытны…

Кэтти вспыхнула. Мы не беремся утверждать точно, каким именно чувством была вызвана эта краска на свежих щечках девушки: смущение это было или радость, однако глаза ее заблестели.

Шум снаружи продолжался.

– Что же будет, когда вернется госпожа?! – снова забеспокоилась Кэтти.

– Мне только сейчас пришло в голову, что мое долгое пребывание в доме герцогини компрометирует ее, – в раздумье отвечал д’Артаньян.

– Но что же делать?!

– Будем размышлять.

Однако времени на размышления оставалось немного. Входная дверь пока не поддавалась, но окна были атакованы с не меньшей силой, и ставни могли не выдержать.

«Как бы поступил на моем месте Портос? – сказал себе мушкетер. – Наш великан открыл бы двери, схватил в охапку первого попавшегося и, орудуя им, как палицей, разметал бы всю эту шайку. Честное слово, на это стоило бы поглядеть! Как жаль, что Портос теперь далеко отсюда!»

И д’Артаньян вздохнул.

«Итак, оставим Портоса. Что же сделал бы здесь Атос. Человек, благороднее и храбрее которого я не знаю. Он наверняка бы дрался столько, сколько смог, а увидев, что силы противников слишком значительны, дал бы себя арестовать и, не открывая своего имени, был бы препровожден… В самом деле – куда? А если сразу в Фор-Левек или в Бастилию?! Нет, я не Атос, я уже раздумываю о последствиях. Увы, метод Атоса не годится для меня еще и по той причине, что я сам в бегах, и кардинал вряд ли придет в восторг, узнав, что к Рошфору прибавилось еще два-три его человека. Положительно тактика Атоса мне тоже никак не подходит!»

И д’Артаньян вновь завершил это размышление вздохом.

«Остается Арамис! Наш скрытный аббат, конечно же, постарался бы обвести этих горлопанов вокруг пальца, что он, собственно говоря, уже и сделал, принимая во внимание их поведение и святую уверенность в том, что я – это он. Что же, милый Арамис вовсе не виноват в том, что меня угораздило оказаться тут в такой неподходящий момент. Этого он предвидеть никак не мог. А у меня совсем из головы вылетело, что его герцогиня тоже живет в Туре, иначе я еще хорошенько бы порасспросил того старика на рынке».

В ставни били чем-то тяжелым. Двери обнаружили признаки готовности к капитуляции.

«Почему бы мне не последовать примеру Арамиса? – подумал д’Артаньян. – Но как это сделать?!»

– Открывай, негодяй! – рычал снаружи дю Пейра. – Тебе все равно не уйти – дом окружен!

– Кэтти, хочешь помочь мне? – спросил мушкетер.

– Вы еще спрашиваете! – с упреком отвечала девушка, ломая руки. – Как бы я хотела, чтобы вы сейчас оказались за сто лье отсюда!

– Тогда слушай меня внимательно.

И мушкетер, склонившись к ее розовому ушку, коротко изложил созревший в голове план.

Через несколько минут двери особняка по улице Мюрсунтуа, в котором жила герцогиня де Шеврез, поддались под напором осаждавших, и те шумной гурьбой ввалились внутрь, толкая друг друга и держа оружие наготове.