- Как так?!
      - Очень просто. Вы мчались к его высокопреосвященству с какими-то важными известиями. Я арестовал вас. Мы встретили его. Он приказал арестовать меня, чтобы я не мешал вам сообщить эти известия ему. И только. Конечно, меня бы пора уже выпустить отсюда, так как вы имели вполне достаточно времени, чтобы сообщить все, что собирались.
      Но, очевидно, меня держат тут в воспитательных целях.
      Кстати, вы ведь наверняка близки с кардиналом?
      - Его высокопреосвященство делает мне честь и дарит меня своим расположением, - проговорил дю Трамбле несколько обиженным тоном, так как ему только что намекнули, что он получил свое место благодаря поспешному доносу.
      - Он случайно не обмолвился при вас, сколько меня тут собираются держать?
      - Уверяю вас, я даже не знал, что вы здесь, пока не увидел своими глазами!
      - Но вы ведь видели списки заключенных, когда принимали дела?!
      - Но там нет вашего имени. У вас нет тюремного номера - значит, вы не сидите.
      - Черт побери! Но я-то сижу!!
      - Еще бы, это я вижу.
      - В таком случае могу я попросить вас навести справки о моем деле.
      - Я, конечно, доложу...
      - Сделайте одолжение. - С этими словами д'Артаньян уселся на кровать и гостеприимно пригласил г-на дю Трамбле сесть рядом.
      - К сожалении не могу предложить вам ничего лучшего. Мой стул пришел в полную негодность, после того как я запустил им в тюремщика.
      - Отчего же вы это сделали? Такие вещи строго запрещены.
      - Он не хотел отвечать на мои вопросы.
      - О чем же вы спрашивали его?
      - Какого черта меня лишили общества господина Ла Порта, камердинера ее величества.
      - Вы что, сидели в одной камере?! Но ведь это строжайше запре...
      - С вами положительно невозможно разговаривать. Вы напоминаете ходячий устав. Я не сидел в одной камере с господином Ла Портом, хотя был бы бесконечно рад такому приятному обществу. Но я по крайней мере виделся с ним во время прогулок!
      - Что же вам мешает выходить на прогулки?
      - Я хожу на прогулки. Иначе здесь совсем сгниешь!
      - В таком случае господину Ла Порту запретили выходить на прогулку?
      - Насколько я знаю - нет, хотя ваши болваны-тюремщики на все способны. Вы только посмотрите, какие у них рожи!
      Дю Трамбле в очередной раз вынул кружевной платок и вытер испарину со лба.
      - Я ничего не понимаю! - воскликнул он. - Вы ходите на прогулки. Господин Ла Порт тоже ходит на прогулки. Вы оба ходите на прогулки. Там вы обычно встречались...
      - Раньше, - мягко заметил д'Артаньян, участливо глядя на г-на коменданта.
      - Черт побери! Кто вам мешает делать это теперь?!
      - Не "кто", а "что"...
      - Сто чертей! Что мешает вам это делать теперь?!!
      - Архитектура.
      - Архитектура? II Тысяча чертей!! Вы сказали - "архитектура"?!
      - Да, я употребил это слово, хотя, быть может, надо было сказать "фортификация".
      - Если вы думаете, что я стал понимать о чем вы толкуете, то вынужден вас разочаровать, господин д'Артаньян.
      - Я вам толкую о том, что до Мартынова дня нас с господином Ла Портом содержали в одной башне, только меня на третьем этаже, а его на четвертом. И само собой разумеется, что, когда нас выводили на прогулку, мы могли видеться и прогуливались наверху, беседуя и обозревая Париж с высоты птичьего полета. Зрелище в высшей степени занимательное, должен сказать.
      - Вот видите, - не преминул вставить дю Трамбле. - Следует во всем находить положительную сторону. Не попади вы сюда, вам никогда бы не представилась такая блестящая возможность.
      Д'Артаньян воззрился на него в немом восторге.
      - Примите мои поздравления, господин дю Трамбле, - сказал он, насмотревшись на нового коменданта. - Из вас получится отменный тюремщик. Думаю, вы в Бастилии надолго.
      Дю Трамбле не понял, как ему следует отнестись к сентенции мушкетера. Поэтому он учтиво поклонился в ответ.
      - Однако мы отклонились от существа дела, господин д'Артаньян.
      - Совершенно верно.
      - Итак?
      - Мы самым приятным образом прогуливались с господином Ла Портом и беседовали о том о сем. Ругали тюремную стражу. Вдвоем это оказывается гораздо приятнее делать, чем в одиночку.
      - Продолжайте, господин д'Артаньян!
      - И вот - в один прекрасный, вернее, злосчастный день меня будят, вытряхивают из моей старой камеры, с которой я уже успел сродниться, словно улитку из ее раковины, и ведут сюда. В совершенно другую башню, которая отстоит от прежней, кажется, на добрых четверть мили! Так что теперь я лишен общества милейшего Ла Порта и предоставлен самому себе!
      - А, так вот в чем дело! Вас перевели из Базиньеры в Бертодьеру!
      - Не могу похвастаться тем, что знаю, как называются все казематы в вашем заведении, но вижу, суть проблемы вы ухватили.
      - Я не готов ответить на ваш вопрос, так как об этом следует спрашивать моего предшественника. Но обещаю вам во всем разобраться. Думаю, старший тюремщик или помощник начальника гарнизона в курсе дела. Кстати, в какой камере вы находились до того?
      - Разрази меня гром, если я ориентируюсь в этих каменных колодцах и тому подобных застенках, милейший господин дю Трамбле!
      - Ну хорошо. Попробуем по-другому. Вы говорите, что вас содержали в одной башне с господином Ла Портом, не так ли?
      - Совершенно верно.
      - А так как он и сейчас находится в Базиньере, то стало быть вас перевели оттуда.
      - В логике вам не откажешь. Если только вашему предшественнику не пришло в голову переместить господина Ла Порта в.., словом, в эту башню откуда-либо еще.
      - Черт побери!
      - Совершенно с вами согласен.
      - Мне это не приходило в голову!
      - А мне, как видите, пришло.
      Кружевной платочек был снова извлечен из кармана г-на коменданта Бастилии. Невооруженным глазом было видно, что он давно уже утратил свою первоначальную белизну и свежесть.
      - Что-то душно сегодня, - заметил г-н дю Трамбле, отирая пот со лба.
      - А я все время мерзну в этом погребе, - отвечал д'Артаньян.
      - Итак, - решил г-н дю Трамбле, которому показалось, что он нашел соломоново решение. - Мы поступим следующим образом. Я буду считать, что господина Ла Порта никуда не переводили, то есть он находится там, куда попал сразу же после заключения в Бастилию. Переговорив с ним, как я сейчас беседую с вами, я смогу убедиться в правильности моего предположения.
      - Или в его ошибочности, - вставил неумолимый гасконец.
      - Или в его ошибочности, - автоматически повторил дю Трамбле. - Только не перебивайте меня! Если окажется, что господин Ла Порт не менял своей камеры ни одного раза, то...
      - То и мое первое жилье находилось в башне, которую вы зовете Базиньерой, - рассудительно заключил д'Артаньян.
      - Вот именно! - облегченно воскликнул дю Трамбле. - И теперь остается только выяснить, на каком этаже вас содержали.
      - Ну, это легко, - с невинным видом сказал д'Артаньян. - Я уже говорил вам.
      - Господин д'Артаньян, скажите снова!
      - Неужто у вас такая короткая память, любезный господин дю Трамбле?! А, впрочем, понимаю - у вас такое большое хозяйство, всего не упомнишь. Так вот, моя камера находилась на третьем этаже.
      - Уф-ф! Ну вот мы и добрались до конца. Значит, вас перевели из третьей Базиньеры в пятую Бертодьеру...
      - Да, под самую крышу, и теперь у меня постоянно отсыревает потолок.
      Тут д'Артаньян прервал сам себя на полуслове, поскольку увидел, что г-н дю Трамбле вдруг замер и вытаращил глаза.
      - Что это с вами'?!
      - Ох!
      - Да что такое, черт побери! Эй, парень, ну-ка подай стакан воды своему начальнику!
      Последнее предназначалось тюремному стражу, в сопровождении которого г-н дю Трамбле появился в камере д'Артаньяна.
      - Ах!
      - Что за напасть! Послушайте, господин дю Трамбле!
      Нельзя принимать все так близко к сердцу!
      Постепенно к дю Трамбле вернулся дар речи. Он снова опустился на кровать, где по-прежнему с невозмутимым видом сидел д'Артаньян.
      - Да ведь это камера Бассомпьера! - смог проговорить он наконец.
      Теперь пришла очередь д'Артаньяна. Он в немом изумлении воззрился на коменданта.
      - Как Бассомпьера?!
      - Именно.
      - Бассомпьер - в Бастилии?!
      - С понедельника.
      - Ну, в таком случае мне жаловаться не на что. Скоро сюда отправят принцев, брата его величества, потом... Уж не знаю, что будет потом, но, думаю, Бастилию станут называть Лувром, а Лувр - Бастилией.
      - То, что Бассомпьер в Бастилии, это еще полбеды...
      - А-а, и это для вас пустяки... Значит, тут, наверное, и королева-мать!
      - Тс-с! Что вы такое говорите, господин д'Артаньян!
      - Ну, раз засадили первого маршала Франции, то следовало бы не останавливаться на достигнутом.
      - Вы сами не предполагаете насколько вы недалеки от истины. Ваше пророчество вполне может исполниться в ближайшем будущем. Но меня в настоящий момент занимает другое...
      - Я сгораю от нетерпения!
      Дю Трамбле вовремя прикусил язык. Читателю ясно, что нового коменданта чрезвычайно взволновало именно то обстоятельство, что из злополучной камеры на третьем этаже Базиньеры был совершен дерзкий, неслыханный в истории этой мрачной тюрьмы, побег. И побег этот состоялся буквально вслед за тем, как д'Артаньяна перевели в другую камеру, а на его место поселили дона Алонсо. Дю Трамбле понял, что д'Артаньяну не следует знать обо всех этих неприятных происшествиях.
      Поэтому он сказал только следующее:
      - Э, нет, любезный господин д'Артаньян. Мы и так затронули весьма скользкие темы. Когда-нибудь впоследствии я поделюсь с вами своими соображениями. Особенно охотно я поступлю так в том случае, если вы выйдете на свободу.
      А сейчас прошу меня простить - меня призывает долг.
      Затем дю Трамбле уверил д'Артаньяна, что ему будут присланы сухие дрова, а сумма, отпускаемая на его содержание, возрастет на пять ливров в сутки, и удалился в сопровождении тюремного стража, погромыхивающего связкой ключей, носимой на поясе.
      Д'Артаньян же постоял, прислушиваясь к удаляющимся шагам коменданта и стража, после чего снова бросился на жалобно заскрипевшую под ним кровать и задумался. При этом он яростно крутил свой длинный ус, время от времени принимаясь кусать его и бормоча: "Значит, и Бассомпьер в Бастилии, вот так штука!"
      Вышагивая по мрачным безлюдным коридорам Бастилии, дю Трамбле изрядно утомился. Он начинал убеждаться, что полученная им должность имеет множество отрицательных сторон, о которых ему не приходилось задумываться ранее.
      Кроме того, его беспокоила предстоящая встреча с Бассомпьером. Дю Трамбле чувствовал, что ему недостанет сил посмотреть маршалу в глаза.
      Между тем обход продолжался.
      - Кто у нас содержится здесь? - вопросил г-н дю Трамбле.
      - Номер восемьдесят пятый, некто Бонасье, галантерейщик, - отвечал сторож, открывая дверь камеры.
      Уяснив себе, что перед ним человек незначительный и проку от него не более одного ливра в день, комендант состроил кислую гримасу и шагнул в камеру, не собираясь долго в ней задерживаться. Он увидел перед собой маленького приземистого человечка. Это и был галантерейщик Бонасье.
      Его привели в Бастилию хорошая память и плохая голова.
      После исчезновения своей жены он некоторое время вел себя тихо и смирно. Но однажды решил, что пришла пора похлопотать о приличествующем вознаграждении за свои услуги.
      Он имел неосторожность напомнить о себе кардиналу; тот велел ответить ему, что он позаботится о том, чтобы отныне г-н Бонасье впредь ни в чем не нуждался. Слово его высокопреосвященства никогда не расходилось с делом (по крайней мере, в подобных случаях), поэтому в самом скором времени мэтр Бонасье получил стол и квартиру в Бастилии.
      Все это время Бонасье стенал и охал, повторяя, что его жена крестница самого г-на Ла Порта - камердинера и доверенного лица ее величества. То же самое он сообщил, едва завидев переступившего порог коменданта.
      Вместо ответа дю Трамбле взял почтенного галантерейщика под локоть и подвел к зарешеченному тюремному окну камеры, выходившему во внутренний двор тюрьмы.
      - Поглядите-ка в окно, любезный, - вкрадчивым голосом пригласил дю Трамбле.
      Бывший галантерейщик слегка оробел, а потому выполнил просьбу, не задавая лишних вопросов.
      - Что вы там видите? - еще ласковее спросил комендант.
      - Как что? Всегда одно и то же - тюремный двор.
      - А видно ли вам вон ту башню?
      - Да, конечно, господин комендант.
      - А видно ли вам отсюда вон то окошко в стене башни на четвертом ярусе?
      - Глаза мои уже не те, что прежде, но думаю, я вижу то самое окно, о котором вы говорите, сударь.
      - Так вот, любезный, это окно как раз той самой камеры, в которой обитает бывший камердинер королевы господин Ла Порт.
      Бонасье побледнел, а г-н дю Трамбле круто повернулся на каблуках и удалился, чрезвычайно довольный произведенным эффектом.
      ***
      Рано или поздно приходится платить по счетам. Тюремщик вставил ключ в замок на дверях "третьей Базиньеры", если пользоваться служебной терминологией Бастилии, и г-н дю Трамбле был вынужден встретиться с преданным им маршалом Бассомпьером лицом к лицу.
      - Дю Трамбле?! Вы?!
      Господин дю Трамбле не был храбрецом, но и трусом тоже не был. Однако он попятился. Взгляд боевого маршала не предвещал ничего хорошего.
      - Господин маршал, прошу поверить, что мне тяжело видеть вас узником Бастилии. Есть ли у вас какие-либо жалобы, пожелания. Все, что только возможно, будет исполнено немедленно.
      - Тысяча чертей! Так в каком же вы здесь качестве?!
      - В качестве коменданта.
      - Неплохое местечко, а, дю Трамбле?
      - Пока не знаю, господин маршал. Я только второй день в должности.
      - Много ли вы заплатили за место, сударь?
      - Думаю, этот вопрос мы не станем сейчас обсуждать, господин маршал. Я пришел к вам по долгу службы...
      - Дю Трамбле, хотите, я назову вам цену вашего комендантства?!
      - Нет, сударь.
      - Тридцать сребреников!
      - Да нет же, черт побери! Уверяю вас,..
      - Зачем я не убил вас в Лионе!
      Дю Трамбле повернулся и, стараясь сохранить достоинство, направился к выходу. За спиной он услышал, как Бассомпьер вдруг расхохотался. Дю Трамбле против воли замедлил шаги и остановился - вполоборота - в дверях.
      - Что вас так рассмешило? - подозрительно спросил он.
      - Мне пришла в голову поразительно забавная мысль, - с трудом отвечал Бассомпьер, хохоча во все горло. - Отсюда мы выйдем с вами одновременно.
      - Вы не понимаете, - продолжал маршал, все еще смеясь, встретив удивленный взгляд коменданта. - Ну как же! Я выйду отсюда только после смерти кардинала. Вы - тоже! Как только Ришелье умрет, меня выпустят, а вы лишитесь должности! Ха-ха-ха!!!
      Дверь с грохотом захлопнулась за дю Трамбле.
      Глава сороковая
      Улица Медников
      Улица Лаферронери, иначе говоря, улица Медников, узка, многолюдна и неудобна для экипажей. Она служит продолжением улицы Сент-Оноре, по которой Арамис и Сюффрен пришли сюда - оба закутанные в серые плащи, пряча лица в наступивших сумерках. Тень Истории пала на мостовую улицы Медников, причем тень зловещая.
      14 мая 1610 года здесь был убит король Генрих IV. Впрочем, теперь, двадцать один год спустя, она выглядела вполне спокойно и мирно, и горожане, снующие по ней, вряд ли вспоминали о том отдаленном событии.
      - Со мной теперь опасно встречаться, - проговорил Арамис вполголоса, обращаясь к своему спутнику. - Меня разыскивают.
      - Господь не оставит своих воинов, - кротко отвечал Сюффрен.
      - Аминь, - отозвался Арамис.
      Они миновали ограду кладбища Сент-Инносен и достигли трактира под вывеской "Саламандра".
      - Именно в этом месте Равальяк нанес свой удар, - тихо сказал Арамис. Вас не поражает такое совладение?
      - В мире нет совпадений. Я усматриваю в этом перст Божий, - твердо отчеканил духовник королевы-матери. - Далеко нам еще?
      - Нет, уже близко.
      Они двигались еще несколько минут в молчании. Вечер опустился на город, и кое-где зажглись редкие фонари, выхватывая из темноты малые участки пространства и освещая их неярким желтым светом. Арамис и его спутник старательно обходили такие места.
      - Я сообщил о том, как успешно вы скомпрометировали врача Ришелье. Орден благодарен вам, - проговорил некоторое время спустя Сюффрен. - И ваши усилия принесли свои плоды. Вчера кардинал отказал ему от места.
      - Что же, значит, все идет по плану?
      - Пока - да.
      - Вот этот дом, - переменил тему Арамис.
      Они стояли перед небольшим невзрачным домом, тем самым, который разыскивал Арамис вскоре после прибытия в Париж и своей первой встречи с Сюффреном.
      - Они остановились здесь?
      В ответ Арамис утвердительно кивнул.
      - Почему он не захотел жить во дворце, д'Эрбле?
      - Мне кажется, он еще до конца не решился. Кроме того...
      - Что же вы не договариваете?
      - Прошу меня извинить.., но у меня составилось мнение, что Бежар не вполне доверяет.., тем, кто пригласил его из Нанси в Париж.
      - Иными словами, он подозревает, что его принесут в жертву после того, как он сделает свое дело?
      - Да.
      - Откуда он узнал?!
      Услышав вопрос иезуита, Арамис вздрогнул. Он постарался разглядеть в темноте выражение лица духовника из Люксембургского дворца, но все его попытки ни к чему не привели. Было слишком темно.
      - Он ничего не знает, но, видимо, его одолевают мрачные предчувствия.
      - В таком случае его дочь действительно обладает даром ясновидения.
      - Так она - его дочь! - невольно вырвалось у Арамиса.
      - Она только выдает себя за его племянницу. У них есть причины опасаться быть узнанными.
      - Понимаю. Магистр в Нанси упоминал мне о каких-то его прошлых прегрешениях.
      - Дело не только в этом. Их чуть не сожгли на костре в Клермон-Ферране.
      - Бедняга, - покачал головой Арамис. - А почему вы считаете, что она действительно ясновидица? - "Она писала то же самое", - подумал он про себя.
      - Я?
      - Мы говорили о подозрениях Бежара. И мне помнится.., вы сказали, что они.., небеспочвенны. - Арамис словно хотел дать возможность Сюффрену переменить решение.
      Но духовник королевы-матери не обратил внимания на тон Арамиса.
      - Следует поступить с ним так, как должно. Пусть он замолчит навеки. Cuique suum <Каждому свое (лат.).>.
      Арамис снова вздрогнул. Навстречу из темноты выступила фигура в коричневой рясе. Монах молча поклонился и произнес лишь одно слово:
      - Здесь.
      - Дочь? - спросил Сюффрен.
      - Тоже.
      - Теперь вы войдете и поговорите с ним. Вы передадите ему все то, что я сообщил вам. Я буду дожидаться вас неподалеку, - приказал духовник Марии Медичи.
      Арамис коротко кивнул и постучался в дверь дома.
      Долгое время никто не открывал ему. Монах и Сюффрен исчезли в темноте. Наконец внутри дома послышались тихие шаги, словно кто-то крадучись пробирался во мраке.
      - Кто здесь? - спросил знакомый Арамису голос.
      - Ларец Генриха, - чуть слышно выдохнул бывший мушкетер, склонясь к замочной скважине.
      - А также?
      - Четки королевы. Откройте поскорее, мессир.
      За дверью повозились, прошло еще несколько томительных минут, но в конце концов одна створка приоткрылась ровно настолько, чтобы Арамис мог проскользнуть. После чего дверь тут же захлопнулась. Дом на улице Медников снова замер в полной тишине, словно он хотел спрятаться в ночном мраке и исчезнуть, растворившись в нем без следа, подобный призраку.
      Раз уж мы вспомнили о призраках, следует бросить беглый взгляд на то, что происходило в окрестностях дома, где обитал алхимик со своей таинственной дочерью.
      ***
      Между могилами послышались шаги. Потом все стихло.
      Через некоторое время над кладбищенской оградой появился темный силуэт, за ним другой...
      Одна из черных теней скользнула через невысокую стенку кладбища и двинулась вдоль улицы, вторая последовала за ней, но затем приникла к ограде и замерла в безмолвной неподвижности.
      В это же время на улице Оньяр показался человек в темном костюме, с ним было еще двое. Они торопливо прошагали по брусчатке мостовой, свернули на улицу Рени и вскоре достигли улицы Медников, на которой в эту ночь мы задержали внимание.
      Дворянин в темном костюме, как видно, не верил в призраков. Он без колебаний направился навстречу тому из них, который двигался вдоль улицы.
      - Он вошел вон в тот дом, сударь, - произнес призрак, почтительно притронувшись к своей шляпе. Он попал в полосу света и сделался поразительно похож на полицейского агента в черной поношенной одежде - одного из тех людей, которые в свое время пытались схватить г-жу Бонасье в ее доме на улице Могильщиков и которые были разогнаны д'Артаньяном. Эти же люди позднее похитили г-жу Бонасье по приказу Рошфора.
      Нетрудно прийти к выводу, что дворянин, появившийся со стороны улицы Рени, и был конюший его высокопреосвященства кавалер де Рошфор.
      - Который? - спросил он.
      - Третий направо.
      - Там есть другие выходы?
      - Нет, сударь.
      - На всякий случай, пусть Жюль войдет во двор и убедится.
      - Так точно, сударь. - И говоривший отбежал к кладбищенской стене, чтобы позвать своего напарника.
      Рошфор между тем отдавал распоряжения двум своим спутникам. Он намеревался окружить дом, в который вошел Арамис.
      Вся эта деятельность, хоть она и происходила в густом тумане, не могла не сопровождаться шумом и суетой, а следовательно, и не могла остаться незамеченной для иезуитов, также скрывавшихся в темноте.
      Рошфор и его люди хотели вмешаться в ход событий и изменить его в нужную для себя сторону. Иезуиты покуда ни во что не вмешивались, а лишь наблюдали за ходом событий. Такая тактика, как свидетельствует история, часто приносит свои плоды и оказывается более правильной. Или, во всяком случае, более безопасной.
      ***
      Проделав долгий путь впотьмах за открывшим ему дверь Бежаром, Арамис наконец очутился в тускло освещенной комнате. Здесь алхимик поставил свечу на стол, закапанный воском, чернилами и еще чем-то едким, оставляющим следы на деревянной поверхности, сел на стул сам и предложил сесть своему гостю.
      - Вы пришли сказать мне... - запинаясь, начал Бежар, не подумав приветствовать ночного посетителя.
      - Что время настало, - закончил Арамис спокойным тоном, хотя под маской спокойствия скрывались крайняя тревога и озабоченность. Арамис все время неотступно размышлял об услышанных им словах Сюффрена.
      - Когда? - еле слышно спросил Бежар.
      - Еще не так скоро. - Арамис постарался придать своему голосу успокаивающую интонацию. - Сначала вам надо будет покинуть свое место в Люксембургском дворце.
      - Потом?
      - Потом вас примет к себе на службу кардинал.
      - А если он не сделает этого?
      - Он захочет получить в свое распоряжение такого знаменитого лекаря, как вы. Вы уже популярны в Париже, любезный Бежар.
      - Я не искал популярности.
      - Вы правы. Об этом позаботились другие.
      - Пусть так. Но вы сказали, что настало время. Однако теперь я вижу, что мне еще предстоит отказаться от места у королевы-матери, а затем...
      - Не совсем так. Не вы откажетесь от места у Марии Медичи, а вам откажут от места. Вы должны покинуть дворец не по собственной воле, и это должно стать известно кардиналу, - пояснил Арамис.
      - И тогда Ришелье не упустит случая насолить ей и возьмет меня к себе на службу... - задумчиво продолжал Бежар. - Да еще, наверное, найдутся люди из числа тех, которым он доверяет, что посоветуют пригласить не кого-либо еще, а именно меня!
      Вместо ответа Арамис только согласно кивнул.
      - Страшная сеть - ваш Орден! Поистине страшная! - воскликнул Бежар.
      - Страшная для врагов истинной веры! Вы, верно, это хотели сказать.
      - Не лукавьте, д'Эрбле, вы не похожи на фанатика и прекрасно поняли, что я имею в виду!
      - А вы думаете, что те, кто сейчас создает христианское государство в верховьях Параны <Арамнс имеет в виду государство, основанное иезуитами в Парагвае. Оно просуществовало с 1610 по 1768 г.>, не смущаясь желтой лихорадкой и сотней других смертельных для европейца болезней, - все поголовно фанатики?! Вы думаете, это из фанатизма святой Ксавье <Имеется в виду Франциск Ксавье - миссионер, соратник Игнатия Лойолы, назначенный Папой своим викарием для всех стран бассейна Индийского океана.> за десять лет прошел по земле пятидесяти двух государств и собственноручно крестил около миллиона язычников, произнося "Ampliusl Amplius" <Дальше! Дальше! (лат.).> и, верный своему девизу, устремлялся в следующую неведомую страну?! Вы знаете число наших миссионеров, принявших мученическую смерть?! Вы знаете о преподобном Риччи, основавшем первый христианский храм в Китае? Вы знаете, чего стоило отцам Бузоми и Карвальо обращение двух тысяч человек в таких землях, о существовании которых даже не подозревают "добрые парижане"?!
      Арамис замолчал так же неожиданно, как и заговорил.
      Бежар молчал, изумленный этой вспышкой, которой он никак не ожидал от тихого, скрытного и всегда спокойного Арамиса.
      Минуты не прошло, как перед алхимиком снова предстал тот же изящный молодой человек, окруженный таинственным ореолом.
      - Оставим это! Мы теряем время, - произнес он. - Вы правы, я пришел к вам по одному очень важному делу, от которого многое зависит в дальнейшем. Многое, если не все. Слушайте меня внимательно и постарайтесь не перебивать.
      Бежар понял, что Арамис сейчас скажет главное. Его пробил озноб.
      - В таком случае говорите поскорее! - отрывисто бросил он.
      - Я получил инструкции передать их вам. Необходимо сделать следующее. В спальне королевы-матери есть тайник.
      В нем она хранит тот самый ларец, который достался ей от покойного короля Генриха Четвертого.
      - Ларец короля Генриха... - словно сомнамбула, повторил алхимик. Пароль, а я думал, он исчез бесследно...
      - Сведения о местонахождении тайника и ключ, которым можно его открыть, я вам сообщу.
      - Давайте! - быстро произнес Бежар.
      - Это произойдет лишь в том случае, если вы дадите мне расписку, что добровольно соглашаетесь передать ларец.
      - Скажите лучше - "выкрасть"!
      - ..передать ларец настоятелю одного из монастырей в Лотарингии, невозмутимо продолжал Арамис. - Но это еще не все.
      - Как - "не все"?! Вы предлагаете мне подписать себе смертный приговор, а потом сообщаете, что это еще не все!!
      - Успокойтесь, мессир Бежар, прошу вас, и выслушайте меня до конца. Вам придется также временно расстаться со своей дочерью, которая носит фамилию своей матери - Перье.
      Несчастный Бежар охнул и всплеснул руками.
      - Итак, - продолжал Арамис, не давая ему времени разразиться жалобами на судьбу и стенаниями, к чему мессир Бежар был готов приступить немедля. Итак, вы напишете прошение о помещении на некоторое время вашей дочери Анны Перье в тот же самый лотарингский монастырь.
      Там она будет в полной безопасности и о ней будут заботиться. Затем вы получите ключ. Вы откроете тайник и передадите ларец тому лицу, которое вам будет указано.
      Быть может, мне. После этого королеве-матери укажут на вас как на возможного похитителя.
      - В ларце содержится.., рецепт? - спросил Бежар шепотом.
      - В ларце - рецепты.., омоложения. Маленькие женские секреты Марии Медичи. Она, как и все остальные, будет полагать, что вас побудили к этому поступку профессиональный интерес и корысть. Вы хотели продать рецепт парижским львицам, старающимся скрыть свой возраст.
      - Королева-мать понимает, что у нее в ларце? - опять не удержался бледный Бежар.
      - Вы не должны интересоваться этим. Впрочем, думаю, она подозревает, что располагает чем-то важным, какой-то тайной. Но не может догадаться какой. Она слишком мало знает, чтобы овладеть ключом к разгадке. Если только разгадка есть вообще.
      - И вы пришли сюда, чтобы получить расписку и погубить меня?!
      - Я пришел, чтобы получить расписку и спасти вас.
      - А если я откажусь?
      - Тогда вы действительно пропали.
      Во взгляде Бежара появилась решимость обреченного.
      - А вы не подумали о том, что я могу убить вас, взять ключ, завтра утром открыть тайник и исчезнуть из города вместе с моей несчастной девочкой?!
      - Подумал, - невозмутимо отвечал Арамис. - И пришел к выводу, что вы не сделаете этого.
      - Почему?!
      - Потому что вам не удастся отыскать тайник без моих подробных пояснений. Кроме того, вряд ли вам скоро представится случай остаться одному на сколько-нибудь достаточное время в королевской спальне. Для того чтобы похитить ларец, вам нужна помощь еще одного человека. Того, кто может занять флорентийку долгой беседой и дать вам возможность осуществить план без помех.
      - А, дьявол! Верно. Ну, в таком случае я просто убью вас, господин иезуит. И к утру меня не будет в Париже. По крайней мере - это выход!
      - Позвольте вас предостеречь от скорых решений, любезный мессир Бежар. Не судите опрометчиво, как говорится в Евангелии! Если я не выйду отсюда вместе с вами и вашей дочерью через... Не могли бы вы сообщить мне, который сейчас час? Отлично. Если мы к полуночи не выйдем на улицу и не присоединимся к членам нашего общества, которые поджидают исхода наших переговоров и которые смогут проводить нас в безопасное место, оберегая от нежелательных встреч, то им, в свою очередь, придется войти сюда, и, обнаружив мой труп, они поступят.., должным образом. Хотите убедиться в моих словах? - спросил Арамис, подойдя к окну. - Погасите свечу.
      Он сделал жест, приглашающий алхимика присоединиться к нему. Свеча была задута, и Бежар, пошатываясь, приблизился к окну, чтобы выглянуть наружу.
      - Вы видите людей, что прячутся за деревом? Еще один на углу!
      - Да, я их вижу, - произнес сраженный Бежар и без сил опустился на стул. Однако, не будь он в таком отчаянии, алхимик мог бы заметить, что наблюдение из окна произвело на Арамиса почти такой же аффект, как и на него самого. Завидев третью фигуру, маячившую на углу, Арамис вздрогнул и непроизвольно положил свою изящную руку на эфес шпаги, с которой он не расстался, сменив мушкетерский плащ на сутану.