Глава двадцать вторая

Друзья начинают действовать

На следующее утро Арамис переоделся и с озабоченным лицом проверил, легко ли спускаются курки пистолетов. Затем он зарядил их, засунул за пояс, добавив к ним испанский стилет, и, не говоря ни слова, ушел, низко надвинув на глаза свою широкополую неброскую шляпу.

– Господин монах снова пустился на поиски приключений! Очевидно, он опасается какого-нибудь ревнивого мужа, – хохотнул Портос.

– Вы опять ошибаетесь, Портос, – заметил Атос, лучше, чем его простодушный товарищ, понимавший характер Арамиса. – Вчера все равно было поздно предпринимать какие-либо шаги для освобождения д'Артаньяна, и поэтому наш монах позволил себе нанести визиты старым знакомым. Но теперь – время действовать. Поверьте, Арамис ушел по делу, связанному с нашей поездкой в Париж.

– Да, но он вооружился до зубов!

– А почему это вас удивляет? Насколько я понял, у кардинала есть основания испытывать особую неприязнь именно к нему. Арамис обвел его вокруг пальца в Type.

– Так же, как мы обвели его красное преосвященство вокруг пальца в истории с подвесками?! – воскликнул Портос, простодушно забывая, что история с подвесками закончилась для него в Шантильи, едва успев начаться.

– Примерно так, хотя мне неизвестны подробности, – улыбнулся Атос.

– Но почему же, черт возьми, я об атом не знаю вообще ничего?!

– Потому что это произошло после вашего отъезда из Парижа.

– Это верно. Но ведь Арамис мог бы рассказать мне эту историю по дороге.

– Очевидно, он счел ее нестоящей внимания.

– «Нестоящей внимания»? Хорошенькое дело – вы говорите «нестоящей внимания»! Что же в таком случае заслуживает внимания?!

– То обстоятельство, что д'Артаньян в Бастилии.

– Правда, – посетовал Портос, несколько успокаиваясь. – Разумеется. – Портос помолчал, но совсем недолго. – Получается, что Арамис отправился куда-то по нашему общему делу, и его прогулка настолько небезобидна, что он снарядился как на войну, а мы сидим тут и мирно беседуем.

Мы даже не знаем, куда он ушел.

– По-видимому, у Арамиса есть основания не посвящать нас в это.

Портос крутанул свои пышные усы и стукнул по столу, чтобы дать выход обуревавшим его чувствам. Великан не рассчитал своих сил. Ножки стола подкосились, и он рухнул на пол с громким стуком и скрежетом. Эти звуки вызвали поспешное появление хозяина «Сосновой шишки», сопровождаемого слугами и поварятами. Они решили, что знатные постояльцы подрались.

– У вас очень непрочная мебель, любезный хозяин, – сконфуженно произнес Портос, покуда Атос, пользуясь случаем, заказывал хозяину пару бутылок анжуйского. Уразумев, что никакой драки не предвидится, прислуга удалилась, причем поварята имели разочарованный вид.

– Что же мы будем делать? – спросил Портос немного погодя.

– Ждать, – отозвался Атос, привычным движением откупоривая первую бутылку…

Арамис между тем все не возвращался. Время тянулось невыносимо медленно, минуты казались часами. Атос и Портос оборачивались на каждый звук шагов по лестнице, ведущей на второй этаж, в одной из комнат которого они находились, но всякий раз шаги затихали в отдалении.

Что же делал самый таинственный из всей четверки? Он побывал в келье миноритского монастыря, а затем отправился к Люксембургскому дворцу, но не один, а в сопровождении монастырского служки, которому на вид было не больше шестнадцати лет.

Дойдя до дворца, служившего резиденцией королевы-матери, Арамис попросил служку, которого, очевидно, хорошо знали во дворце, вызвать лекаря Марии Медичи, недавно прибывшего из провинции. Тот отправился не мешкая и вскоре возвратился, сообщив, что новый лекарь королевы-матери сможет повидать господина, ожидающего его, через полчаса, как только освободится от неотложных дел.

Арамиса не обрадовало, но и не удивило это известие.

Скорее всего он ожидал чего-то в этом роде. Он попросил минорита остаться с ним и подождать.

– Как знать, чему равны полчаса королевского лекаря, – заметил Арамис. – Возможно, мне придется снова прибегнуть к вашей помоги.

Действительно, по прошествии получаса лекарь не появился, и Арамис, прождав еще с четверть часа, попросил служку вторично отправиться во дворец. Однако на этот раз он сменил тактику.

– Вы найдете духовника королевы-матери и покажете ему этот перстень. Пусть он выйдет из дворца и свернет на улицу Вожирар, я буду ждать его у фонаря за первым поворотом.

Видимо, молодой минорит хорошо усвоил, что праздное любопытство – порок, а может быть, отец Мерсенн, известный среди монахов этого Ордена, напутствовал служку соответствующим образом, – во всяком случае, он ничем не обнаружил своего отношения к странной просьбе. Арамис же, явно не желавший появляться в таком многолюдном месте, как королевский дворец, даже если это всего лишь дворец опальной матери короля, повернулся и направился вдоль улицы Вожирар к указанному им месту.

На этот раз дело пошло быстрее. Не прошло и пяти минут, как из дворца появился иезуит, торопливо зашагавший к первому повороту, о котором упоминал Арамис. По всей видимости, это и был духовник Марии Медичи.

Арамис выступил из тени здания, они приветствовали друг друга как члены Ордена, разговор продолжался вполголоса, по-латыни.

Он был недолгим, но напряженным. Собеседники энергичным шепотом обсудили какой-то важный вопрос и расстались в полном согласии.

Арамис не спешил возвратиться в «Сосновую шишку», где его дожидались друзья. Вместо этого он отправился на поиски какого-то дома, время от времени обращаясь с расспросами к прохожим, среди которых он предпочитал молодых дам. Поиски привели его к дому старой постройки на узенькой улице Лаферронери. Это обстоятельство, казалось, чем-то поразило бывшего мушкетера. Однако настроение его нисколько не ухудшилось, скорее напротив.

Потратив много времени на поиски этого дома, Арамис, видимо, не собирался входить в него. Ему нужно было лишь удостовериться, что он не ошибся и это именно тот дом, который он искал. Поэтому, как ни хотелось ему быть по возможности незаметным, все же пришлось заняться расспросами. Только после того, как у Арамиса исчезли все сомнения относительно того или тех, кто обитал в скромном доме на улице Лаферронери, он решил позволить себе отдых и отправился в «Сосновую шишку».

– Где вы пропадали, Арамис?! – воскликнул Портос, едва завидев его на пороге комнаты. – Мы уже не знали, что и думать!

Атос не сказал ничего. Он только вопросительно посмотрел на вошедшего. В ответ Арамис слегка покачал головой.

Потом он отбросил в сторону шляпу, небрежным жестом скинул с плеч плащ и сел, с наслаждением вытянув ноги в пропыленных ботфортах.

Портос в полном недоумении переводил взгляд с Арамиса на Атоса и обратно.

– Признаться, меня страшно бесят все эти ваши тайны! – с обидой в голосе сказал он наконец.

– Портос, у меня нет тайн от вас с Атосом. Нет никаких тайн, кроме тех, что мне не принадлежат. И я бы не хотел, чтобы они принадлежали и вам, они слишком опасны.

– Ну хорошо, сдаюсь! – согласился Портос. – Но посвятите нас в то, во что можете.

– Вы спрашивали меня, на что я надеюсь, когда собираюсь увидеть д'Артаньяна на свободе. Помните – по дороге в Париж?

– Я и сейчас готов повторить свой вопрос.

– Помните, что я ответил вам тогда, Портос?

– Вы сказали, что «уповаете на промысел Божий»,..

– Ну так вот – я продолжаю уповать на него.

– Но…

– Но предначертания Господни исполняются здесь, на земле, руками людей, хотите вы сказать?

– Ну… примерно… это самое, – смущенно подтвердил Портос.

– Так вот сегодня я уже повидался с одним таким человеком. И скоро надеюсь увидеть другого. Мы неодиноки в своих надеждах, друзья мои!

– Понимаю, есть еще господин де Тревиль, королева…

– Вы несете чепуху, Портос! При чем тут королева?!

– Но ведь д'Артаньян когда-то выручил ее из беды, значит…

– Во-первых, королева ничего не решает. Разве вы не слышали, что сказал господин де Тревиль? Камердинера королевы Ла Порта отправили в Бастилию. А это был наиболее преданный ей человек! И она ничего не смогла поделать.

– А во-вторых? – спросил Атос.

– Что – во-вторых?

– Просто вы сказали: «Во-первых, королева ничего не решает…»

– Да, конечно! Вы, как всегда, правы, Атос. Я имел в виду вот что…

– Итак, во-вторых?

– Во-вторых, я вовсе не имею в виду д'Артаньяна.

– Как не имеете в виду д'Артаньяна?!! – громовым голосом воскликнул Портос. – А что же вы имеете в виду?!!

– Я имею в виду, что воля тех, кто по своей прихоти заточает в Бастилию, – ничто в сравнении с волей провидения! А небеса могут избрать своим орудием людей.

Атос тревожно посмотрел на Арамиса. Он понял все с полуслова.

– Вы хотите сказать… – медленно начал Портос.

– Я хочу сказать, что началась охота на «красного зверя». На лису. И это лучшее средство уберечь кур в курятнике.

Ворота Бастилии могут в скором времени распахнуться для всех, кто оказался там по прихоти тирана.

– Я не совсем разделяю ваши взгляды, друг мой. Заговоры, а тем более убийства – это не по мне, но ваше решение – это наше решение. Я уважаю ваше мужество и ваш выбор, как бы к нему не относился, – проговорил Атос.

Портос же тем временем яростно крутил усы.

– Друзья мои, – мягко произнес Арамис. – Вы преувеличиваете мое мужество. Я всего лишь сочувствующий наблюдатель в предстоящей охоте, не более. В лучшем случае меня пригласят подержать разряженное ружье. Охотников много и без меня, и они принадлежат к числу сильных мира сего. Правда, это может уберечь их от плахи в случае неудачи, а моя участь сомнений не вызывает. Меня тогда спасет лишь незаметность, да, быть может, быстрота.

Арамис помолчал, затем, подойдя к друзьям, пожал им руки.

– Но я не простил бы себе, если бы впутал вас в это дело. Именно по этой причине я вам больше ничего не скажу, а жить буду отдельно, поселившись в келье миноритского монаха.

– Вот еще, Арамис! – взволнованно проговорил Портос. – Мы ведь знали, что в Париже нам могут поцарапать шкуру. И вы, и мы с Атосом приехали сюда ради д'Артаньяна.

– Отлично сказано, Портос, – одобрительно отозвался Атос. – А что касается прочего: будет охота удачной – что ж, тогда, надеюсь, мы скоро обнимем нашего друга, а если нет, тогда нам придется найти другое решение. И вот об атом я предлагаю всем подумать. И обсудить возможные пути освобождения д'Артаньяна.

– К моему несчастью, я уповаю лишь на кару небес, которая свершится через кого-либо из избранных для этой цели, – сказал Арамис. – И всеми силами стараюсь помочь им. Но вы правы, Атос. Нам нужно иметь кое-что в запасе, я потому и позвал вас. Вместе мы можем что-то предпринять, если лиса опять ускользнет из расставленных капканов.

– Надо посоветоваться с господином де Тревилем, – задумчиво проговорил Атос. – Пока, во всяком случае, моя голова пуста, как вот эта бутылка!

– А у меня возникла идея! – громко объявил Портос.

– Превосходно! Рассказывайте… – И трое друзей сдвинули стулья и наклонились друг к другу, предложив Портосу излагать свой план шепотом.

Глава двадцать третья

Ла Порт

Д'Артаньян продолжал жить в Бастилии и, так как тюремная камера была слишком тесна для его широкой натуры, никогда не пренебрегал ежедневной прогулкой для арестантов, какой бы ни была погода. Прогуливались арестанты по крыше башни, откуда открывался прекрасный вид на город. Стаи голубей кружились над шпилями церквей. А узники угрюмо вышагивали взад-вперед.

Поднявшись наверх для очередной прогулки, д'Артаньян увидел, что их привычная компания, состоящая из полусумасшедшего старика с седыми как лунь прядями длинных волос, двух заключенных неопределенного возраста и соответствующей внешности и дворянина с гордой осанкой и гневным блеском в глазах, пополнилась новым лицом. И лицо это показалось д'Артаньяну очень знакомым. Он не раз видел этого человека во время своих дежурств в Лувре. Особенно часто гасконцу случалось встречать его, когда он дежурил в галерее, примыкающей к покоям королевы.

Д'Артаньян не любил откладывать решения вопросов в долгий ящик. Он огляделся по сторонам и подошел к новому арестанту поближе.

– Сударь, или вы камердинер ее величества господин Ла Порт, или я сильно ошибаюсь, – сказал он.

Новый постоялец Бастилии внимательно вгляделся в черты мушкетера. Продолжительный пост, благодаря которому д'Артаньян снискал себе полное расположение двух своих тюремщиков, придал его физиономии аскетическое выражение, но все же не изменил до неузнаваемости.

– А вы, сударь, лейтенант мушкетеров роты де Тревиля господин д'Артаньян, кажется, так? – спросил Ла Порт.

– Тысяча чертей! Святая правда.

– Чертей целая тысяча, а святая правда – только одна, – рассмеялся Ла Порт. – Вот теперь я уверен, что разговариваю с мушкетером!

– Э-э, господин Ла Порт, я сижу тут больше семи недель и поневоле забыл все изящные манеры!

Д'Артаньян не знал, что его собеседнику предстоит оставаться в Бастилии почти семь лет – до того времени, когда г-н де Шавиньи, использовав хорошее настроение короля, вызванное известием о долгожданной беременности королевы, исхлопочет приказ об освобождении верного ее камердинера, и 13 мая 1638 года двери тюрьмы откроются для бедняги.

– Вы как попали сюда? – спросил Ла Порт.

– Полагаю – как и вы!

– Кардинал?

– Он самый.

– Чума его побери! – с чувством произнес Ла Порт.

Теперь пришла очередь д'Артаньяна расхохотаться:

– Как видно, воздух Бастилии стремительно меняет и ваши манеры, любезный господин Ла Порт.

– Похоже на то.

– Вы уже получили номер?

– Что?

– Номер. Здесь все заключенные имеют свои номера.

– Нет еще. А вы?

– Я тоже нет.

В этот момент голос тюремщика нарушил их беседу:

– Прогулка окончена, спускайтесь вниз!

– Надеюсь, мы еще увидимся, – с чисто гасконским юмором заметил д'Артаньян на прощание.

И оба арестанта, несмотря на их незавидное положение, снова расхохотались.

На следующий день погода испортилась. Небо затянули низкие облака, а ко времени обычной прогулки арестантов начался дождь. Разумеется, дождь не был помехой такому человеку, как д'Артаньян. Он с неизменной точностью появлялся на крыше башни первым из ее обитателей и последним спускался вниз.

Мелкий моросящий дождь прогнал узников в свои камеры, где было почти так же сыро, но имелось по крайней мере одно преимущество – за ворот не текла вода. Однако, стоя на башне и созерцая панораму Парижа сквозь косую сетку серого дождя, д'Артаньян услышал слова, обращенные к нему:

– Доброе утро, господин д'Артаньян.

Он обернулся: это был Ла Порт.

– Вы, я вижу, тоже цените свежий воздух, – заметил д'Артаньян, обменявшись приветствиями с камердинером королевы.

– Приятное общество – в еще большей мере, – с легким поклоном отвечал Ла Порт. Так как наверху не было больше никого, кроме них да тюремщика, стоявшего поодаль, гасконец по праву мог отнести комплимент на свой счет.

– Мне также приятно, что его высокопреосвященство позаботился обо мне и послал составить мне компанию такого любезного и достойного человека, как вы, господин Ла Порт.

– Разумеется, я предпочел бы оставаться на свободе, но раз уж пришлось очутиться здесь, то лучшего собеседника, полагаю, мне не сыскать, – в тон д'Артаньяну сказал Ла Порт.

– Посмотрел бы на нас кто-нибудь со стороны! – подхватил д'Артаньян. – Двое заключенных стоят под дождем на верхушке самой мрачной башни Бастилии и отпускают друг другу светские комплименты!

Взрыв хохота, казалось бы совершенно неуместный в данной ситуации, заставил тюремщика насторожиться и с подозрительным видом подойти поближе.

Прислушавшись к их болтовне, он совершенно успокоился, а немного погодя и вовсе спустился вниз, так как дождь усилился. Присутствие сторожа на крыше действительно было излишним, поскольку заключенным не удалось бы покинуть башню никаким путем, если только они бы не превратились в птиц. Поэтому страж предоставил Ла Порту и д'Артаньяну мокнуть на крыше в одиночестве. Зато теперь они могли поговорить без помехи.

– Конечно, мне приятна беседа с вами, сударь, но ваше появление в этих гостеприимных стенах – плохой признак для меня, – заметил д'Артаньян.

– Это еще почему?

– Если уж ее величество допустила, чтобы арестовали ее приближенного, то мне и вовсе не на что надеяться.

– Отнюдь. Ведь господин де Тревиль имеет на короля куда большее влияние, чем ее величество королева Анна.

– Но ведь за всем этим видна красная мантия кардинала.

И господину де Тревилю тоже ничего сделать для меня не удалось.

Ла Порт сочувственно поглядел на мушкетера, но тот не ответил на его взгляд. Д'Артаньян внимательно разглядывал тюремный двор. Очевидно, что-то или кто-то внизу сильно заинтересовал его.