Глава 8

Ночью Вин разбудил отчаянный крик Чарли. Она мигом вскочила, вихрем пронеслась по коридору и с силой толкнула дверь в комнату сына. Это напоминало прежние годы, когда, услышав его плач, она сразу же спешила к нему, не успев даже как следует открыть глаза.

Она вбежала в комнату и остановилась, переводя их. Чарли спал. Винтер тихо подошла к кровати, чтобы убрать со лба сына влажные от пота волосы, но Чарли мгновенно проснулся и дико уставился на нее заплаканными глазами. В порыве нежности и жалости Винтер привлекла его к себе, обвила руками и стала укачивать.

Задыхаясь от слез и запинаясь, Чарли начал рассказывать ей о случившемся. Как давно не прижимала она его к своей груди! Он считал, что уже вырос из кудряшек и поцелуйчиков, и, уважая его стремление к самостоятельности, она перестала навязывать ему свои ласки.

Вин удивилась, почувствовав, что в его теле совсем не осталось детской округлости, оно словно целиком состояло из прямых и острых углов. Боже мой, как быстро он растет! И как быстро отдаляется от нее… В эту трагическую ночь ее сын нуждался в ней, но даже сейчас она видела, что Чарли пытается взять себя в руки, и, когда он стал вырываться из ее объятий, она сразу же отпустила его.

Теперь Чарли уже отворачивался от матери, переживая, что выказал свои эмоции столь неподобающим для мужчины образом. Чтобы успокоить его, она тихо, ровным голосом, словно речь шла о пустяках, произнесла:

— Папа сказал мне, что он гордится тобой, Чарли. Ты вел себя очень мужественно.

— Да, это так, сынок.

Вин вздрогнула и обернулась. Когда Джеймс успел войти? Он накинул халат, и в свете ночника она увидела его мускулистую загорелую грудь и длинные крепкие ноги. Как любила она целовать его тело! Винтер вспомнила, как однажды, в начале их знакомства, погладила его по бедру. Джеймс сразу же напрягся, поймал ее руку и сжал в своей, а Вин затрепетала от страха и удовольствия, когда он, чуть хриплым голосом, сказал ей, что она даже не представляет, что он хочет с ней сделать. Когда Джеймс тягучим голосом говорил ей, как он жаждет касаться губами ее атласной кожи, целовать ее груди, прижимать ее к себе, она вспыхивала от желания и с трудом удерживала себя, боясь закричать, чтобы он быстрее переходил от слов к делу…

Джеймс что-то говорил, но не ей, а Чарли. Винтер задохнулась от стыда за свои мысли. И где — у постели страдающего сына! Она виновато повернулась к нему.

— Да, Чарли, сегодня я гордился тобой! — продолжал Джеймс, садясь на кровать. — А сейчас горжусь еще больше.

Насупясь, Чарли смотрел на него, изо всех сил стараясь скрыть следы недавних слез.

— Только настоящий мужчина понимает, что в жизни случается разное. И есть такие вещи, из-за которых можно и поплакать. Здесь женщины обогнали нас. Они не такие трусы, как мы, поэтому легко выказывают свои эмоции. А мы временами боимся признаться, как нам плохо…

— Мужчины не должны плакать, — неуверенно возразил Чарли.

После короткой паузы Джеймс тихо ответил:

— Я иногда плачу.

В комнате воцарилась тишина. Чарли внимательно смотрел на отца. Он так же, как и Вин, понимал, что Джеймс говорит правду.

— Никогда не бойся своих чувств, Чарли, — повторил он.

Глаза Винтер наполнились слезами, когда она увидела, как Джеймс протянул руки к сыну и обнял его. Через секунду Чарли, повинуясь внезапному порыву, неловко обвил руками шею отца.

Вин молча вышла из комнаты, тихо закрыла за собой дверь и прислонилась к стене.

Вот о чем мечтала она долгие-долгие годы, еще с того момента, как зачала Чарли. Она так хотела, чтобы Джеймс любил своего единственного сына, любил и был с ним…

Дверь комнаты открылась, и на пороге появился Джеймс. Поворачиваясь к нему, она вдруг заметила, что верхние пуговицы ее ночной рубашки расстегнулись, оставив грудь полуобнаженной.

В смущении она подняла руку, чтобы застегнуть воротник, и залилась краской, неожиданно почувствовав, как твердеют ее соски.

Глаза Джеймса таинственно мерцали в полумраке. Он закрыл дверь, наклонил к ней голову и сказал:

— Не удивительно, что этот твой приятель так хочет тебя. Тебе с ним так же хорошо, как было со мной. Вин?

Она вздрогнула, как от удара, и прерывающимся от возмущения голосом ответила:

— Ты не имеешь права задавать мне подобные вопросы! Но так и быть, скажу тебе — нас с Томом связывает нечто большее, чем секс…

Внезапно Вин, погрустнев, остановилась. Связывает с Томом?.. Теперь-то их больше ничего не связывает…

— Понятно. С ним тебе хуже.

Его тихие слова болью отозвались в ее душе, но она тут же собралась. В голосе Джеймса ей послышались нотки чисто мужского удовлетворения. Вин опять почувствовала раздражение.

— Ты забываешь, что, когда мы встретились, я была совсем молоденькой, почти ребенком!

— Но ты не была ребенком в моих объятиях. — По какой-то причине его голос звучал рассерженно. — И потом, — более мягко добавил он, — всем известно, что у женщины подлинная чувственность развивается только после тридцати.

По ее телу разлилась сладкая истома. Но она не поддалась минутной слабости и, словно наказывая себя за нее, жарко ответила ему:

— Я уже выучилась на своих ошибках, Джеймс. Теперь секс не играет никакой роли в моей жизни.

— Неужели?

Неожиданно для Вин он схватил ее за руки. На одно мгновение они застыли друг против друга, как два противника перед сражением, и в следующий момент Джеймс уже сжимал ее в объятиях. Он так крепко прижал ее к себе, что она почувствовала тяжелое биение его сердца. Казалось, оно управляет всем ее существом, горяча ей кровь и заставляя ее собственное сердце биться все сильнее и сильнее. Ее затопила всеохватывающая жажда близости. Вот и раньше все было так же, и тогда одно его присутствие вызывало в ней лишь одно желание… Нет, вернее сказать, не он сам, а ее любовь к нему, ее здоровая чувственность заставляла ее исступленно прижиматься к Джеймсу.

В панике она повторяла себе, что больше не допустит этого, но тело уже не повиновалось ей. Не в силах пошевелить даже кончиками пальцев, она будто во сне ощущала, как Джеймс, слегка ослабив объятия, теперь гладит ее по волосам так ласково и нежно, как он делал это когда-то. Его замедленные движения пробудили в ней целый вихрь забытых воспоминаний. “Зачем, зачем?” — повторяла она про себя, но уже не в силах была удержать восставшее, изголодавшееся по любви тело.

Голова Вин как-то сразу отяжелела, и ей захотелось склонить ее к нему на плечо. Казалось, ее кожа жадно впитывает в себя каждое прикосновение Джеймса. Грудь налилась и заболела той знакомой, давно не испытываемой сладкой болью.

— Да разве он так тебя целует, Вин? — услышала она сразу же ставший хриплым голос Джеймса. Он, едва дотрагиваясь губами, целовал ее шею и плечи. Все кружилось перед глазами Вин. На нее нахлынули давно, казалось, вычеркнутые из памяти воспоминания о прошедшей юности.

— Или так? — Он нежно коснулся губами маленького ушка Вин, слегка дунул в него, потом, мягко сжав ее волосы, откинул ее голову назад и, как бы любуясь, посмотрел ей в лицо.

Откуда-то издалека до нее доносился слабый голос разума. Он побуждал ее отодвинуться от него, но Вин уже охватил жар любви, который приказывал ей еще плотнее прижаться к нему. Сколько лет в своих мечтах она жаждала, чтобы Джеймс вот так, легко и ласково захватывая губами, целовал каждый дюйм ее тела!

Когда-то, давным-давно, он так любил ласкать ее! Руки Вин помимо ее воли робко потянулись к Джеймсу. Обнимая его, она еще сильнее ощутила исходящее от него тепло. Ее сердце забилось быстрее. Неужели она все еще способна испытывать подобные чувства? Ведь ей казалось, что все почти забыто…

Почти, но не до конца. Ни одна женщина не забудет человека, который дарил ей такое наслаждение… Собирая последние силы, Вин пыталась закричать, чтобы он не смел ее трогать, напомнить ему, что они уже не любовники, а враги, но ее губы помимо воли тянулись к нему…

Когда она все же приоткрыла губы, чтобы робко попросить его оставить ее в покое, Джеймс вместо того чтобы освободить ее, еще крепче сжал в объятиях и прильнул жаркими губами к ее губам.

Она уже давно забыла, какие чувства испытывала, когда ее так пылко целовал мужчина, человек, который так хорошо изучил все ее тело и который так умело вызывал в ней ответный прилив страсти. И сейчас ему быстро удалось довести ее до состояния полного исступления.

— Вин.., любимая…

Казалось, она каждым нервом ощущала тяжелые толчки его сердца, и они возбуждали ее даже сильнее, чем его страстный шепот.

Сжимая Вин в объятиях, он снова страстно поцеловал ее, и она замерла от удовольствия. Его рука потянулась к груди бывшей жены, нетерпеливо высвобождая ее из узенькой ночной сорочки. Услышав его тихий стон, она почувствовала, что вся горит от возбуждения. Джеймс также задрожал от любовного волнения, когда его пальцы нащупали ее маленький напрягшийся сосок.

Она старалась отвести взгляд или закрыть глаза, но вместо этого посмотрела вниз, на его руки. В неярком свете лампочки молочно белела ее кожа; она казалась еще бледнее рядом с загорелыми руками Джеймса, ласкавшими ее грудь.

Внезапно Джеймс наклонился и решительно поднял ее на руки.

Его сердце дало сбой и потом вновь гулко застучало. Затрепетав, Вин увидела, что он несет ее в свою спальню — в ту самую комнату, откуда она сбежала вскоре после его ухода.

Винтер пыталась протестовать, взывать к его здравому смыслу, но он бережно положил ее на постель и властно закрыл рот поцелуем. Она поняла, что перед ней стоит не робкий и стеснительный юнец, а взрослый опытный мужчина, твердо знавший, что ему нужно.

Ее разум все еще слабо возмущался против того, что должно было произойти. Ей следует остановить его, отодвинуться, уклониться от его горячих ищущих губ, но она поняла, что уже слишком поздно. Джеймс обнажил ее грудь и начал покрывать ее страстными поцелуями. И, задохнувшись от наслаждения, она радостно позволила ему ласкать свое жаждавшее близости разгоряченное тело.

Вин и помыслить не могла, что ей опять суждено испытать подобные эмоции. Сама не замечая того, она начала тихо постанывать, как делала это много лет назад при одном лишь его прикоснове. До того как Джеймс вошел в ее жизнь, она даже и не подозревала, что у нормального человека могут возникать подобные, совершенно неуправляемые желания. Вначале это открытие неприятно поразило ее, но потом Джеймс потихоньку научил ее всему, что умел сам, и показал ей, что ему приятно видеть, с какой страстью она отвечает на его ласки. Постепенно она научилась полностью расслабляться в постели и с удовольствием подчинялась его воле, зная, что он будет только рад этому. И теперь оказалось, что ее тело слишком хорошо помнит давнишние уроки Джеймса.

Как в полусне она робко пыталась противостоять необузданному наплыву плотских желаний, сурово напоминая себе, что теперь они с Джеймсом противники, а не супруги, как прежде. Но в серебристом свете луны, светившей в незанавешенное окно, она видела лишь его искаженное желанием лицо, а таинственная полутьма каким-то образом усиливала пряный запах, исходивший от его кожи, — такой знакомый, мужественный, возбуждающий… Ей внезапно захотелось прижаться к груди Джеймса, чтобы впитать в себя этот ошеломляющий запах, пробежаться кончиками пальцев по его бронзовому от загара телу, дотронуться до его лица и нежно взъерошить волосы. Как зажигала ее близость Джеймса! Сейчас Винтер напоминала человека, долгое время сидевшего на диете и вдруг оказавшегося перед ломящимся от яств столом. “Но каждый умный человек должен понимать, чем обернутся подобные излишества после долгого воздержания”, — мелькнула в голове мысль. Ведь потом ей будет очень плохо…

Джеймс продолжал жадно ласкать ее горячую грудь, и Вин все больше охватывало возбуждение от его нежных и одновременно страстных прикосновений. Ее мысли разбегались в стороны, испуганные наплывом забытых и уже странных для нее чувств.

Ее руки проскользнули под халат Джеймса, и она чуть не задохнулась, взволнованная таким знакомым ощущением. Каждый его мускул был напряжен. Он весь горел от возбуждения. Вин знала, что Джеймс жаждет ее. Он положил руку ей на бедро и начал медленно гладить его. Сладкая боль пронзила все ее существо. Почувствовав, что ее тело уже нетерпеливо жаждет его близости, Вин закрыла глаза и вытянулась в струну…

Разве можно сравнить те ощущения, которые дарил ей Джеймс, с тем, что она испытывала с Томом!

Джеймс сначала целовал ложбинку между грудей, потом живот, опускаясь все ниже. Она знала, что последует за этим, и ее уже почти сдавшийся здравый смысл восстал в последний раз. Этого не должно случиться! — тревожно говорила она себе. — Ей нельзя быть здесь с ним. Близость не принесет ей ничего, кроме горя и стыда!

Эта мысль занозой сидела в мозгу, но тело уже полностью вышло из-под контроля. С пугающей ясностью перед Вин встала очевидная истина, которую она так долго и тщательно скрывала от себя.

Она все еще любила его!

Эта догадка как громом поразила Винтер, и последние силы оставили маленькую женщину. Больше Вин не могла бороться. Ее тело стало просто кусочком слабой, дрожащей от страсти плоти. Она слышала, как Джеймс что-то говорит ей хриплым, огрубевшим от возбуждения голосом.

Когда-то давно ее поразило, что в минуты близости Джеймс разговаривает с ней. В эти мгновения он любил шептать ей, как она ему желанна, как красива каждая линия ее молодого тела. Он вновь и вновь повторял ей, что при виде ее груди он просто теряет голову, что ее соски напоминают ему прекрасные нераспустившиеся бутоны роз, расцветающие от одного его поцелуя. Но это было до того, как она родила, и Винтер вдруг подумала о том, что сказал бы Джеймс о ее груди сейчас, когда она так по-женски налилась.

Вин охватил трепет, когда Джеймс поцеловал внутреннюю сторону ее бедра, а он тихо рассмеялся, выдохнув, что это ничто по сравнению с тем наслаждением, которое она получит, когда он поцелует ее выше… За его смехом она распознала нестерпимое желание обладать ею. Его глаза сверкали как горящие угли в рассеянном свете, наполнявшем комнату. Вин с удовлетворением поняла, что она, как и раньше, будит в нем все те же пламенные чувства.

Джеймс медленно и терпеливо ласкал ее, ожидая, когда она сдастся и позволит ему нежно поцеловать свое самое сокровенное место, но она все еще сопротивлялась, боясь и его ласк, и себя, опасаясь доставить себе удовольствие, за которое потом придется жестоко расплачиваться. Нет, она не должна хотеть его, ведь он принес ей такие тяжкие страдания!..

Вин пыталась собрать остатки воли, сжаться в пружину и оттолкнуть Джеймса от себя. Надо думать о чем-нибудь другом, упорно повторяла она себе. Но ее тело уже затопила волна любовного томления, и ослабевшие мышцы никак не желали повиноваться. Ничто не могло погасить бушующий в ней пожар.

Она старалась подавить в себе желание слиться с ним в одном ритмичном движении и закричать от охватившего ее невыносимого желания. Джеймс зарылся головой в ее колени, комната завертелась перед глазами Вин, и больше она ничего не помнила…

Позже, когда Винтер лежала в его объятиях, усталая и обмякшая после такой неожиданной и столь вожделенной близости с ним, ее начали мучить угрызения совести. “Какое безрассудство!” — лениво думала она про себя.

— Ну, — шептал ей Джеймс, продолжая гладить ее живот, — теперь только попробуй сказать, что собираешься замуж за кого-то другого. Ну неужели ты хочешь, чтобы у Чарли был отчим? Ты же понимаешь, Вин, что он знать не желает никакого Тома!

Все внутри Вин похолодело. Вот оно что!

Джеймс, оказывается, добивался близости с ней не потому, что желал ее. Это она, идиотка, вообразила, что им управляет внезапно охвативший его страстный порыв, жажда еще раз пережить те счастливые мгновения, которые когда-то соединяли их. Джеймс даже не искал у нее утешения от потрясения, испытанного им при виде дорожной трагедии, свидетелями которой они с Чарли случайно стали. Джеймс занимался с ней любовью из холодного, простого расчета. Он не колеблясь использовал ее материнское чувство, надеясь, что его бывшая жена моментально повиснет у него на шее и станет уступчивой и податливой, как тряпичная кукла.

Вин вдруг представила, как бы она сейчас чувствовала себя, если бы все еще собиралась замуж за Тома. К горлу сразу же подступила тошнота, и ее пронзило острое чувство вины и презрения к себе. Она резко оттолкнула Джеймса. Она предвидела, что так и случится! Цинично и хладнокровно он умело возбуждал ее и специально довел до такого состояния, что она уже не смогла сдержаться и с восторгом отдалась ему. А ведь когда его ласки дошли до кульминации и она, не помня себя, закричала от наслаждения, сливаясь с ним в единое целое, она поверила, что Джеймс тоже, как и она, потерял голову. Какой лицемер!

Но и она хороша! Когда его ласки уже вторично стали настойчивыми, она охотно открыла ему свои объятия. И на этот раз уже она, а не Джеймс, шептала, как счастлива ласкать его тело, прижиматься к его гладкой коже, сливаться с ним в единое целое.

Теперь, опомнившись, Винтер со стыдом вспомнила, что она несла в беспамятстве, о чем умоляла его, как пронзительно кричала в порыве дикой страсти. Хорошо еще, что она тут же не выложила ему, что все еще любит его!

Винтер яростно упрекала себя за случившееся. Да, она была унижена, она проиграла ему. Но надо хотя бы попытаться спасти остатки утраченной гордости. В конце концов, она уже больше не ребенок и ей не пристало как раньше изливать свое горе в слезах, обнаружив, что Джеймс больше не любит ее.

— Я прекрасно знаю, Джеймс, чего ты добиваешься, — трясущимися губами пролепетала она, поспешно натягивая на себя ночную рубашку, которую с трудом отыскала на полу. — Но ты напрасно теряешь время!

Он порывался встать вслед за Вин, но, услышав ее слова, застыл в изумлении. В неверном свете луны его лицо выглядело до странности побелевшим, утратившим свой обычный загар. Казалось, все живые краски покинули его, как это бывает в минуты потрясений или глубоких переживаний.

"Да нет, это просто иллюзия, плод возбужденного воображения”, — сказала она себе, решительно отворачиваясь от него и устремляясь к двери. На пороге она резко остановилась.

— Я отлично знаю, зачем ты вернулся, на что ты надеешься, но у тебя ничего не получится, Джеймс!

— А то, что случилось сейчас?.. — спросил он ее неожиданно тихим голосом. Его простой вопрос болезненно отозвался в душе.

— Ничего не было! — выкрикнула она, гневно сжимая маленькие кулачки. Винтер ожидала, что он начнет с презрением насмехаться над ее ранимостью, над ее так и не угасшим чувством к нему. Но, к ее удивлению, он молча сидел на кровати, низко опустив голову.

Глава 9

" — А то, что случилось сейчас?

— Ничего не было!"

Эти слова и утром болью отдавались в ее сердце. Они звучали как смертный приговор… Но чему? Любви, которая никогда не существовала, по крайней мере со стороны Джеймса? Застилая постель, Винтер двигалась как во сне. Еще одна тревожная ночь… Взглянув на себя в зеркало, Винтер тяжело вздохнула. Покрасневшие, опухшие веки, погасший взгляд — она уже не так молода, и подобные ночи не проходят даром для ее внешнего вида.

Она разбудила сына, но, увидев его осунувшееся бледное лицо, заколебалась, стоит ли посылать его сегодня в школу.

О том, что Джеймс вошел в кухню, она догадалась по теплой волне, пробежавшей от ее затылка до ног, но Вин твердо решила не оборачиваться и делать вид, что не замечает его. Если бы можно было так же легко заглушить глухую боль в сердце.

Как она могла любить его все эти годы? Весь остаток ночи она ворочалась с боку на бок, мучительно пытаясь найти ответ на этот вопрос. Она старалась убедить себя, что в этом виновато ее воспитание. Ведь из-за своего тепличного образа жизни она и представить себе не могла, что подлинная любовь и плотская страсть — совершенно разные чувства. Она-то, молодая неопытная дурочка, убедила себя, что если ее влечет к Джеймсу как к мужчине — значит, она любит его. Теперь она знала, что в жизни все не так. Сейчас Вин была уже зрелой женщиной и прекрасно понимала, что возжелай она мужской близости, то смогла бы лечь в постель с любым понравившимся ей мужчиной, и при этом не испытывать чувства вины за то, что не любит его. И если Винтер была одинока, то не потому, что не могла найти себе партнера, — просто она решала совсем другие жизненные проблемы.

О Боже, ну зачем Джеймс вернулся в их дом, зачем рушит и калечит их жизнь?

За завтраком Чарли был до странности тих, а когда наконец заговорил, то обратился не к Джеймсу, а к матери, но она не сразу отметила этот важный знак. И когда Чарли попросил ее проводить его в школу, она с тревогой посмотрела на него. В этот момент она была слишком обеспокоена его состоянием, чтобы праздновать победу и радоваться тому, что сейчас сын больше нуждается в ней, чем в Джеймсе.

— Давай выйдем прямо сейчас, — попросил он Вин, отодвигая от себя нетронутую тарелку с кашей. — Я хочу пройтись пешком.

Пешком? Вин едва удержалась, чтобы не напомнить Чарли, как он не любит ходить в школу пешком.

Джеймс тихо наблюдал за ними, не говоря ни слова. Винтер беспомощно молчала, не зная, как себя вести. Должна ли она мягко настоять на том, чтобы все-таки отвезти его на машине? Или это только ухудшит дело? Винтер понимала, что мальчик еще не пришел в себя от потрясения, но понятия не имела, как реагировать на его поведение. Следует ли ей сделать вид, что она не видит ничего странного в его просьбе? Должна ли она вместе с ним пешком пройтись до школы? А может быть, стоит все-таки уговорить его сесть в машину?

— Да-да, конечно, мы можем просто прогуляться, — согласилась она, стараясь говорить как можно спокойнее. Джеймс внимательно их слушал.

Она бросила на него быстрый взгляд, но тут же пожалела об этом, так как сразу же покраснела, вспомнив о прошедшей ночи. Его брови были сердито сдвинуты — по-видимому, он совершенно не одобрял ее реакции на нелепую просьбу Чарли.

— Чарли, мама еще не допила кофе, — тихо сказал он. — Давай-ка я…

— Нет. Пусть меня проводит мама. Вин замерла от испуга, увидев, как у сына трясутся губы.

— Ничего, милый, — быстро произнесла она, — я больше не хочу кофе. Иди наверх и почисти зубы, а я пока возьму плащ.

Первый раз за все пребывание Джеймса в их доме Чарли, казалось, был рад возможности сбежать от него. Вин не очень удивилась, что, когда за Чарли захлопнулась дверь, Джеймс раздраженно бросил ей:

— Зачем ты идешь у него на поводу? От этого ему не станет легче!

— А что я должна была делать? Силой затолкнуть его в машину? — резко ответила Винтер, защищая сына.

Она злилась на Джеймса за его слова, но в глубине души понимала, что он в чем-то прав.

— Зачем ты потворствуешь ему? Ты поощряешь его висеть у тебя на шее, полностью зависеть от тебя. Ведь ты своим поведением вдалбливаешь ему, что женщины только для того и созданы, чтобы удовлетворять капризы мужчин! В конце концов, ты могла бы попросить его подождать, пока ты не допьешь кофе. Ты только балуешь его! Подумай о той женщине, которая когда-нибудь разделит с ним его жизнь. Или ты никогда не позволишь ему жениться?

Обвинение было таким несправедливым, что Вин задохнулась от гнева.

— Ты ревнуешь! — выкрикнула она. — Вот и все! Ты просто ревнуешь!

Его лицо потемнело от ярости, и Вин поняла, что не ошиблась.

Джеймс подтвердил ее догадку, резко бросив:

— Да, ты права! Представляю, как ревновал тебя к нему твой любовник. Теперь я понимаю, почему он терпеть не мог Чарли!

Грохнув стулом, он вышел из-за стола и хлопнул дверью.

Через секунду вошел Чарли. При виде бледного и расстроенного сына Вин сразу же позабыла о злобных словах Джеймса.

Проводив Чарли до школы, она бегом вернулась домой. У нее совсем не оставалось времени, чтобы нормально позавтракать. В спешке она запихнула что-то в себя, схватила ключи и сумочку и понеслась к машине.

Так началась неделя, которой суждено было стать одной из самых сложных в жизни Вин. Чарли капризничал все больше и больше и почти перестал обращать внимание на отца.

Когда Винтер встретилась с Эстер на занятиях по аэробике, она призналась ей, что долго раздумывала, стоит ли вообще идти на урок.

— Чарли закатил скандал, когда услышал, что я собираюсь уходить. — Она расстроенно посмотрела на подругу. — Не знаю, что и делать, Эстер.

— А что думает об этом Джеймс? — спросила та.

— Джеймс? — удивилась Вин.

— Ну, он же отец Чарли. Ты сама говорила, что до этой аварии он буквально смотрел ему в рот.

— Да, это так. Джеймс считает, что я должна немного отстраниться от него и не позволять ему виснуть на мне.

— То есть не давать ему управлять твоей жизнью? — мудро заметила Эстер, пряча улыбку, когда Вин повернула к ней встревоженное лицо. — Ну-ну, Вин, мы знаем друг друга достаточно долго для того, чтобы ничего не скрывать. Чарли считает, что ты принадлежишь ему, и его можно понять. Но он к тому же волевой парень и не привык, чтобы между вами кто-то стоял. Уверена, что он совершенно не желает делить тебя ни с кем другим. Мне кажется, что эта катастрофа, с одной стороны, конечно, потрясла его, а с другой стороны, где-то в подсознании он понял, что хочет, чтобы ты была только с ним.

— Но ведь так оно и есть! — запротестовала Вин. — В одно время я подумывала о Томе, но сейчас…

— А кто говорит о Томе? — лукаво заметила Эстер.

Вин сначала недоуменно посмотрела на нее, но, по мере того, как подруга говорила, ее лицо заливалось краской смущения.

— Да, дорогая, я говорю о Джеймсе. Теперь, когда радость от его долгожданного приезда слегка поблекла, Чарли понемногу прозрел и понял, что Джеймс не будет так же уступчив, как ты. А еще он понял, что его будет потруднее убрать из твоей жизни, не то что прочих кавалеров вроде Тома.

— Убрать из моей жизни? Что ты говоришь! Я и не собираюсь впускать его в свою жизнь!

— Но он же живет с вами, не так ли? — безжалостно указала Эстер и затем более мягко добавила:

— Ведь ты все еще любишь его, подружка?

Винтер испуганно заморгала.

— Неужели это так заметно, Эстер?

— Не так чтобы очень, — великодушно ответила та. — Считай, что я сказала это по наитию. Между прочим, после того, как я увидела его, могу сказать, что понимаю тебя. — Она шаловливо улыбнулась. — Он очень даже ничего.

Вин рассмеялась, но на сердце у нее по-прежнему было тяжело — не оттого, что подруга открыла тщательно хранимую ею тайну, а от ее слов о Чарли. Она хорошо знала Эстер и очень дорожила ее мнением. Вин ни на секунду не усомнилась в том, что ее подругой двигали самые добрые побуждения. Но если она права, то Вин придется придумать что-нибудь, чтобы показать Чарли, что в их жизни должно быть место и для других людей, для других связей. Но как это сделать?

Она сразу же подумала о Джеймсе. Хоть ей это и неприятно было признать, но он наверняка знал, как справиться с подобной ситуацией. Джеймс был мужчина и к тому же отец Чарли. Конечно, он намного лучше, чем она, способен помочь ему разобраться в себе, выйти из того эмоционального кризиса, в котором тот пребывает.

Да, но как Джеймс поведет себя, если она обратится к нему за помощью? Вдруг он скажет ей: