Глава 7

Питер чуть не потерял их. Он едва успел подняться на пригорок, как увидел, что фары другого автомобиля осветили холм и грунтовую дорогу, тянувшуюся за воротами, и погасли. Сам он ехал с выключенными фарами, но в ярком лунном свете достаточно ясно видел дорогу перед собой. Он медленно подъехал к воротам, но не увидел ничего, что имело бы для него хоть какой-нибудь смысл, если не считать белого почтового ящика, на котором черными буквами была написана фамилия владельца: Уилсон. Он находился на 35-м шоссе примерно в восьми километрах к северу от Джермантауна.

Какого черта их сюда принесло? Что им известно? Что вообще происходит?

Он решил отъехать на сотню метров и немного подождать. А то ведь могло получиться и так, что, въехав туда, они без задержки отправятся обратно и столкнутся с ним на дороге. Ничего более постыдного просто нельзя было себе представить.

Поэтому Питер решил просто смотреть и ждать.

Поднявшись на вершину холма, они выключили мотор. Внизу лежала ферма непонятной специализации: дом неописуемого вида, двор, сараи. Можно было разглядеть валяющиеся газовые баллоны и ржавеющие остовы тракторов, но не было никаких признаков присутствия животных. Ферма больше всего походила на заброшенное поселение из Даст-Боул.[24]

Но все же что-то там происходило.

Через двор протянулись две полосы света, и Донни с его необыкновенно острым зрением сумел разглядеть автофургон с включенными фарами, клубившиеся облака пыли и двух мужчин, которые в свете фар перетаскивали из сарая в машину какие-то тяжелые мешки.

– Кажется, это Триг, – сказал Донни. – А второго парня вижу в первый раз.

– Мы спустимся к ним?

Донни внезапно почувствовал неуверенность.

– Я не знаю, – сказал он. – Не могу понять, что за чертовщина там происходит.

– Он помогает своему другу грузить машину.

– Темной ночью?

– Ну, ведь всем известно, что он необычный парень. Конечно, он живет не по часам.

На эти слова возразить было нечего: Трига и впрямь никак нельзя было отнести к числу людей, ведущих размеренный образ жизни.

– Ладно, – решил Донни, – мы спустимся туда. Только ты держись сзади. Сначала я разберусь, что к чему. Не нужно, чтобы тебя видели, пока не выяснится, что происходит. Когда будет можно, я позову тебя, ладно? Просто мне это не слишком нравится.

– Твои слова слегка попахивают паранойей.

Так оно и было на самом деле. Какое-то ощущение опасности прямо-таки висело в воздухе, но Донни не мог понять, почему оно появилось. Возможно, это ощущение было порождено странностью всего происходившего и не имело никакого смысла. А может быть, повинна во всем усталость, навалившаяся на него после многих часов боевой готовности.

Они начали спускаться с холма, обошли дом и в конце концов оказались в тылу у грузчиков. Теперь Донни мог как следует разглядеть их. Оба работали в джинсах и хлопчатобумажных рубашках. Они наваливали на тачку неаккуратные мешки с удобрениями, подвозили к фургону и очень плотно укладывали туда. На каждом мешке можно было разглядеть надпись «Аммиачная селитра». Колесо тачки поднимало с земли клубы пыли; освещенная яркими лучами фар и желтоватым светом, выбивавшимся из раскрытой двери сарая, пыль сплошным мерцающим облаком плавала в воздухе и оседала на всем, что было поблизости, – на грузовике, на людях и на всем остальном. У Трига и у его напарника рты и носы были завязаны красными платками.

Жестом приказав Джулии отступить во тьму, Донни зашагал вперед. Пыль сразу же набилась ему в рот, в нос и в легкие, и он закашлялся. Впрочем, никто его пока что не замечал.

– Триг! – позвал он.

Услышав свое имя, Триг сразу же повернулся, но второй человек отреагировал гораздо быстрее: безошибочно повернувшись лицом к Донни, он вперил в него пристальный взгляд темных глаз. Его голову украшала пышная шапка спутавшихся белокурых волос, куда более густая, чем у Трига, он был крупным и мощным. Триг рядом со своим напарником напоминал поэта, вздумавшего водить дружбу с портовым грузчиком.

– Триг, это я, Донни. Донни Фенн. – Он нерешительно шагнул вперед.

– Донни, ради Христа, я не ожидал тебя сегодня.

– Ну, ты же приглашал меня приехать сюда.

– Да, конечно. Донни, познакомься, это Роберт Фицпатрик, мой старый друг из Оксфорда.

– Привет, – сказал Роберт. Он снял свою повязку и улыбнулся, продемонстрировав полный рот безупречных зубов; такой улыбке могли бы позавидовать многие голливудские кинозвезды. – Так это ты и есть герой войны, а? Знаешь ли, мы очень надеемся на тебя! Нам для нашего движения очень нужны такие парни. Мы остановим эту проклятую бойню и засыплем западные поля конским навозом и селитрой, если только я хоть что-нибудь понимаю в жизни. Засучи-ка рукава, мой мальчик, и присоединяйся к нам. Нам очень пригодилась бы крепкая спина. Мой распроклятый погрузчик намертво сломался, и я вдвоем с этим слабаком должен вручную таскать удобрения для разбрасывателя. Приходится заниматься этим по ночам, чтобы не так страдать от жары.

– Роберт, он семьдесят два часа торчал на боевом дежурстве, – прервал его Триг. – Ему сейчас не стоит слишком надрываться.

– Нет, я...

– К тому же мы уже почти закончили, так что не о чем беспокоиться.

– Ты так неожиданно исчез.

– А, просто еще одна демонстрация. Я совершенно выдохся. И что мы всем этим доказали? Я утратил всякое желание заниматься движением.

– Желание к тебе скоро вернется, сынок, – тепло сказал гигант Фицпатрик. – Схожу-ка я принесу пива перед последним натиском. Подожди здесь, Донни Фенн.

– Нет-нет, мне просто нужно было обсудить с Тригом одну вещь.

– О, Триг наставит тебя на путь истинный, не сомневайся. – В голосе Фицпатрика прозвучали нотки истинного веселья. – Так что я все-таки схожу и притащу что-нибудь, чтобы промочить горло. А вы, парни, пока что поболтайте.

С этими словами он повернулся и направился к дому.

– Ну, Донни, так что же случилось?

– Это насчет Кроу... Его арестовали. Нарушение Единого кодекса военной юстиции. Предполагается, что я буду свидетельствовать против него через... – Донни посмотрел на часы, – примерно через семь часов.

– Понимаю.

– Наверное, не очень. Мне поручили шпионить за ним. Это было мое задание. Вот почему я сошелся с ним. Я должен был докладывать обо всем, что он делает за пределами базы, и следить за его встречами с известными участниками пацифистских групп. Вот почему я оказался вместе с ним на вечеринке. Вот почему на следующий день пришел на вечеринку к тебе. Мне было приказано шпионить.

Триг некоторое время молча смотрел на него, а потом сделал совершенно неожиданную вещь – засмеялся.

– Так это и есть твоя великая тайна? Дружище, на самом деле? – Теперь он уже хохотал в голос. – Донни, раскинь мозгами. Ты служишь у них. Они могут поручить тебе заняться этим. Стоит им так сказать, как это становится твоей обязанностью. В Вашингтоне в последнее время все увлекаются этой игрой. Каждый следит за каждым. У каждого есть мнение, представление, идея, что все пытаются делать какие-нибудь гадости или что-то продавать. Я и думать об этом не хочу.

– Да нет, дело похуже. Им взбрело в головы, что ты входишь в руководство «Штормового подполья» и что именно ты стоишь за всеми этими событиями. Можно ли придумать что-нибудь глупее? Дескать, он снабжал тебя секретными сведениями и поэтому Майская триба смогла так унизить Корпус.

– Дружок, чтобы удивить меня, их воображения все равно не хватит!

– Так что же мне все-таки делать, Триг? Я приехал специально для того, чтобы спросить тебя об этом. Насчет Кроу. Нужно мне давать показания?

– А что произойдет, если ты откажешься?

– У них есть фотографии, на которых я курю дурь. Забавно, я уже давно не прикасаюсь к ней, а вот сейчас покурил, чтобы сойтись с ними. Меня могут послать в Портсмут. Или, что вероятнее, в 'Нам. Они вполне могут отправить меня туда при ближайшей смене состава, хотя у меня уже не хватает срока.

– Выходит, что они самые настоящие подонки, верно?

– Ну да.

– Но сейчас это нам совершенно неважно. В смысле, что это за люди. Речь не о них. Мы и так знаем, кто они такие. Дело касается тебя. Ну, тут все гораздо проще.

– Как это проще?

– Вот так. Давай свои показания. По одной-единственной причине: ты не должен позволить им убить тебя. Смертью ничего не докажешь. Кому может быть выгодна смерть Лохинвара? Кто побеждает, когда погибает Ланселот?[25]

– Триг, но я-то всего лишь простой парень.

– Не опускай руки. Обязательно кто-то выступит с другой стороны и расскажет, как все происходило на самом деле.

– Но, – повторил Донни, – но я лишь простой парень.

Окружающие постоянно убеждали Донни в том, что он представляет собой нечто большее, чем казалось ему самому, что он является в чем-то исключительной личностью. Сам он никогда не мог в это поверить. Причиной такого мнения было только то, что ему посчастливилось уродиться красивым, но в глубине души он был таким же напуганным, таким же бестолковым простофилей, каких двенадцать на дюжину, что бы там ни говорил Триг.

– Я не знаю, – неуверенно протянул Донни. – Все-таки виноват он или нет? Это много значит.

– Это ничего не значит. А значение имеет только одно, кого отдать: либо тебя, либо его. Вот проблема, которую тебе необходимо разрешить. Ты или он! Я голосую против него. При любой погоде я голосую против него.

– Но все-таки виновен он или нет?

– Я больше не вхожу во внутренний круг. Я нечто вроде странствующего посла. Так что не могу точно сказать.

– О, ты должен знать. Должен. Виновен он или нет?

Триг помолчал.

– Ладно, – сказал он после продолжительной паузы. – Мне очень хотелось соврать тебе. Но, черт возьми, нет, он не виновен. У тех, кто сидит на самом верху, имеется какой-то совершенно сверхъестественный источник информации, но до меня доходят только отдельные обрывки сведений. Нет, я не думаю, что это Кроу. Но говорю тебе чистую правду: это не имеет значения. Ты должен позволить угробить его и продолжать свою жизнь. Пусть даже он не виновен в том, в чем его обвиняют; за ним множество всяких других серьезных грехов.

Донни молча смотрел на Трига. А тот прислонился к радиатору автомобиля, взял картонный пакет из-под молока, полный воды, и вылил себе на голову. Струйки воды хлынули на землю, промыв бороздки в пыли, которая густо облепила его красивое лицо. Триг помотал влажными волосами, разбрасывая в стороны капли, а затем вновь повернулся к Донни.

– Донни, ради Христа. Спасай свою собственную жизнь!

У Питера был не такой уж большой запас терпения, и долгое ожидание давалось ему с большим трудом. Он вылез из автомобиля и принялся прогуливаться по шоссе. Вокруг было совершенно темно и тихо – обстановка, абсолютно незнакомая молодому человеку, проводящему почти всю свою жизнь на городском асфальте. Временами до него доносилось стрекотание сверчков, над головой уходило в бесконечность полное звезд ночное небо, но его не интересовали ни звезды, ни насекомые. Ничего не видя и не слыша вокруг себя, он дошел до ворот, немного постоял, а потом перелез через них. Дальше начинался небольшой пригорок, на который взбегала грунтовая дорога. Питер знал, что автомобиль перевалил через этот пригорок и, когда те, кого он выслеживал, поедут обратно, он окажется прямо на их пути, в свете фар. Поэтому он отошел в сторону от дороги и только оттуда начал подниматься на пригорок, чтобы, когда Донни и Джулия будут возвращаться, упасть на землю и остаться незамеченным.

Он не спеша поднялся на холмик, ощущая себя таким же одиноким, как и тот парень, который гулял по поверхности Луны. Оттуда Питер увидел ферму. Джулии нигде не было видно, зато он отчетливо видел Трига и Донни; они стояли бок о бок, опершись на капот грузовика, застывшего с включенными фарами посреди двора между домом и сараями, и о чем-то оживленно разговаривали. Не было заметно ни малейших признаков опасности, вообще ничего необычного – просто два приятеля, которым сдуру пришло в головы поболтать среди ночи.

Затем его начали одолевать сомнения. Чем это Триг мог здесь так самозабвенно заниматься? Что это было за место? Вообще, что здесь происходило? Все это никак не складывалось с тем, что Питер знал о Триге.

Ощущая, как его все больше и больше охватывает растерянность, он шагнул вперед и чуть не упал, споткнувшись обо что-то невидимое.

С земли перед ним поднялись две человеческие фигуры. Вот проклятье, подумал он, разглядев, что оба незнакомца одеты в аккуратные костюмы и один из них держит в руке фотоаппарат с длиннофокусным объективом.

Это могли быть только агенты, шпионившие за Тригом. У них была характерная внешность агентов ФБР: невыразительные бульдожьи лица и стрижка ежиком. Впрочем, на голове одного из них красовалась шляпа. Похоже, они не пришли в восторг оттого, что их обнаружили.

– К-к-кто вы т-т-такие? – спросил Питер дрожащим голосом. – Ч-ч-что вы т-т-тут де-делаете?

– Нет, не думаю, что я смогу вот так продать его, – сказал Донни.

– Донни, это не вестерн. Здесь не будет хороших парней. Ты меня слышишь? Это настоящая жизнь, и здесь не бывает чудесного спасения. Или ты, или Кроу; тебе нет смысла отдавать свою жизнь ради Кроу.

– Полагаю, что это был бы красивый жест, – заметил Донни.

– Ну так вот, – продолжал Триг, как будто не слышал его последней реплики. – Я пытаюсь облегчить тебе решение. Все, что тебе нужно делать, это сотрудничать с ними. А потом, когда война закончится, ему скостят срок. Может быть, ему даже не придется прослужить ни одного дня. Власти что-то решат, он выйдет и нормально проживет остаток жизни. Он даже не будет сильно расстраиваться.

Донни не забыл, что недавно даже сам Кроу дал ему тот же самый совет: «Донни, если до этого дойдет, сдавай меня, не задумываясь». Кроу откуда-то знал, что так случится.

– Ладно, – сказал он после очередной паузы.

– Исполняй свой долг, Донни. Но думай, чего это тебе стоит. Ладно? Думай о том, каково тебе сейчас приходится. А потом, когда тебя отпустят из армии, окажи мне одну услугу, хорошо? Независимо от того, что со мной к тому времени случится, пообещай мне одну вещь.

Триг зажмурился, как будто у него заболели глаза от ослепительного света фар, хотя ему просто что-то попало в глаз. Он показался Донни очень знакомым и близким человеком: это напряженное лицо, его выражение, ясность взгляда... И... И что же еще?

– Будь спокоен, – заверил Донни.

– Больше шевели мозгами. Думай о том, что возможность распределять обязанности между людьми – это власть над жизнью и смертью. И если люди налагают на тебя какие-то обязанности, то не исключено, что они делают это не в твоих интересах и не в интересах страны, а только исходя из каких-то собственных соображений. Ладно, Донни? Заставляй себя думать о мире, в котором каждый человек выполнял бы свои собственные обязанности и никто никому не указывал бы, что делать, в котором единственным законом были бы Десять Заповедей.

– Я... – выдавил из себя Донни и запнулся.

– Вот что, – сказал Триг. – У меня для тебя кое-что есть. Я собирался послать это тебе из Балтимора, но ты дал мне возможность сэкономить на марках и избавил от лишней беготни. Это так, мелочь.

Он шагнул в сторону, присел над лежавшим на земле густо покрытым пылью рюкзаком, пошарил внутри и вытащил папку. Раскрыв ее, он достал оттуда лист плотной бумаги.

– Иногда, – сказал он, – когда мной руководит дух, я бываю очень даже ничего себе. Конечно, птицы удаются мне намного лучше, но это у меня тоже неплохо получилось. Впрочем, пустяк.

Донни всмотрелся в подарок: это был лист кремовой бумаги, вырезанный из того альбома, который Триг всегда носил с собой. На нем очень тонкими чернильными штрихами были изображены он сам и Джулия, увлеченные разговором среди деревьев в парке Потомак.

В рисунке было нечто особое: художник запечатлел их, возможно, не так точно, как это сделала бы фотокамера, зато он смог каким-то образом передать их любовь, то, как они смотрели друг на друга, то безоговорочное доверие, которое они имели друг к другу.

– Bay! – воскликнул Донни.

– Сам ты вау. Я набросал это той же ночью в моей тетради. Это было так красиво – вы двое рядом. Ко мне даже вернулась надежда, что у человечества еще может быть лучшее будущее. А теперь проваливай, убирайся отсюда ко всем чертям, выполняй свой долг!

Триг подтянул его к себе, и Донни почувствовал тепло его тела, крепость его поджарых мышц и, пожалуй, что-то еще: страсть, обращенную на непривычные ему объекты, но все же подлинную и впечатляющую. Похоже, что Триг плакал.

Из-за спин агентов ФБР Питер видел, как Донни и Триг обнялись, а затем Донни вышел из полосы света и исчез. Конечно, он направился к своей машине, которая, как теперь видел Питер, стояла всего лишь метрах в пятидесяти от него. Как же он промахнулся! Донни, конечно, увидит его здесь вместе с двумя шпионами, которые, судя по всему, но намеревались никуда уходить, и выставит его полнейшим дураком.

Он почувствовал, что его охватывает отчаяние.

– Я должен идти, – сказал он более крупному из двоих офицеров в штатском.

– Нет, – отрезал тот, и второй агент тут же шагнул ближе и схватил Питера, как будто собирался повалить его.

Питер попытался было вырваться, но его схватили еще крепче, и через несколько секунд он и впрямь оказался на земле. Двое мужчин наклонились над ним.

– Это просто смешно, – с трудом проговорил он.

Похоже, что они были согласны с ним. Они озадаченно смотрели друг на друга, словно не знали, что делать дальше, но в следующий момент один из них резко обернулся.

Мотор автомобиля Донни ожил; вспыхнули фары.

Человек с фотоаппаратом отпустил Питера, оставив второго, повыше ростом, следить за ним, и, пригибаясь, побежал к воротам.

– Ну что, помог он тебе? – спросила Джулия, пока они, не торопясь, шли по темной дороге.

– Да, – ответил Донни. – Он мне помог. По-настоящему. Теперь я знаю, что делать.

– Может быть, мне стоит пойти поздороваться с ним?

– Нет, он в каком-то очень странном настроении. Я плохо понимаю, что здесь происходит. Так что давай просто уберемся отсюда. Мне нужно еще кое-что сделать.

– А что он тебе дал?

– Это картина. Очень хорошая. Я потом покажу ее тебе.