Глава 22

— Это будет татуировка? — спросил Ричард.

— Ты чертовски догадлив, — ответил Лэймар. — Ты трудился именнонад этим. И благодарение Господу, наконец ты это сделал!

То, что лежало перед ними на кофейном столике Руты Бет, как раз и было последним, самым лучшим и окончательным вариантом рисунка. На нем был изображен истинный лев в своей звериной чистоте и свирепости. Он лениво возлежал на листе бумаги, казалось, готовый броситься на рассматривающих его людей и разорвать их в клочья. Весь его облик пел о жажде крови. Рядом со львом была изображена женщина — прелестная юная блондинка с волосами цвета спелой пшеницы и с шелковистой кожей. Ее рука, обнимающая льва за шею, тонула в густой гриве царственного зверя. Настоящая мечта нациста.

— Я хочу с гордостью носить это на моей груди. Я всегда хотел, чтобы его нарисовал настоящий художник, а не наша тюремная шпана. У них получается только то дерьмо, что татуировано у меня в других местах.

— Лэймар, я уверен, что и в тюрьме могут сделать нормальную, хорошую татуировку. Я видел в Мак-Алестере такие красивые, что просто не верил своим глазам. Они такие сложные и совсем не грубые. Художник свободен в своем творчестве, где бы он ни находился. Главное — это линия и цвет.

Лэймар бережно расстегнул рубашку и распахнул ее. Хотя он не занимался уже так регулярно, как в Мак-Алестере, атлетической гимнастикой, его тело тем не менее оставалось по-прежнему гладким и мускулистым.

На вздутых мышцах плеч тюремная татуировка выцвела и выглядела скоплением тусклых синеватых пятен. Единственной татуировкой, которая была такой же яркой, как и раньше, осталась непристойная надпись: «Твою мать!» на костяшках пальцев. Эти слова по-прежнему гордо сообщали миру, кто такой хозяин подобного объявления.

— Смотри, — сказал Лэймар, — моя грудь как будто специально предназначена для этого рисунка. Я никогда не разрешал делать картинки на груди. Мне делали наколки на руках, плечах и спине, когда я был молод и глуп, когда я бывал пьян или когда я пережирал наркотиков и марихуаны, или и то, и другое, и третье вместе. Но здесь будет татуирован лев, такой отважный, каким он и должен быть.

— Папочка, — подала голос Рута Бет, — это будет просто чудо. Самая чудная вещь на свете.

— Я тоже так думаю, — согласился Лэймар. — Понимаете, я всегда считал себя львом, и картина на груди будет это подтверждать. Как ты думаешь, крошка Оделл? Как ты думаешь, хорошо ли будет выглядеть Лэймар с таким львом на груди? Понимаешь, с настоящим рычащим львом, которого так долго рисовал Ричард.

Поврежденный ум Оделла долго переваривал полученную информацию, и наконец парень понял, в чем дело. «Картинка. Там. Нома. Лев. Р-р-ры! Такой страх! Красиво!»

— Накоука! Накоука! — возбужденно повторял он, с каждым словом роняя изо рта кусочки хрустящего овсяного печенья и упустив на подбородок струйку молока.

— Он тоже хочет такую, Лэймар, мальчик хочет сказать именно это, — поняла Рута Бет. — Ему можно сделать татуировку?

— Конечно, можно. Не сразу, конечно, потому что, пока мне будут ее делать, кто-то должен же стоять на стреме. Но позже мы подберем и ему красивую картинку. Оделл, какую татуировку ты хочешь?

Но Оделл не хотел льва. Он хотел чего-то другого.

— Собачка, Map. Собачка Делл, гав-гав!

— Слушаюсь, сэр. Мы нарисуем на тебе самую красивую в мире собаку. Ричард, ты сможешь нарисовать Оделлу собаку, такую же красивую, как мой лев, а, Ричард?

— Конечно, Лэймар.

— Папочка, я тоже хочу татуировку.

— Естественно, радость моя.

— Я хочу, чтобы на мне были изображения моих отца и матери. На спине. А еще я хочу, чтобы мне на правой лопатке изобразили ворона.

— Готов спорить, что Ричард и это сможет нарисовать, правда, Ричард?

— Ну да.

На самом деле Ричард чувствовал, что близок к обмороку. С мальчишеского возраста он испытывал к наколкам органическое отвращение. Что такое татуировка? По понятиям Ричарда это не что иное, как средневековый «суд Божий», только посредством иглы, а не огня или там воды. Это надо просто сидеть и колоть, колоть, колоть и колоть, впрыскивая после каждого укола под кожу маленькую порцию краски, чтобы потом на ней появилась какая-нибудь банальность вроде черепа и скрещенных костей, военного корабля или надписи «ТВОЮ МАТЬ!». Он знал, что этого он не перенесет.

Но, с другой стороны, он отлично понимал, что только по этой причине находится здесь. Именно его умение работать пером и рисовать что-то значило в глазах Лэймара. Это притягивало к нему Лэймара, делало Ричарда важной персоной в его глазах, в нем было для Лэймара что-то поистине магическое. Это умение, думал Ричард, спасло ему жизнь.

— Ричард, мне нужна твоя помощь.

— Помощь?

— Сынок, ты так тяжко трудился над картиной, что у тебя получилось первоклассное произведение. Я хочу, чтобы ты поработал вместе с татуировщиком, чтобы все было тип-топ. Мне не нужна халтура. Рисунок должен быть точь-в-точь таким, как этот.

Внезапно Лэймар помрачнел. Он напряг свой бицепс, и из раны с воткнутым в нее кинжалом закапала кровь. Когда-то она была алой, но краска выцвела, и кровь теперь казалась бледно-розовой. Картину нарисовал солидный серьезный ремесленник, но мастерства в ней было немного. Но недовольство Лэймара было вызвано третьей каплей крови в потоке, вытекавшем из раны.

— Вы только поглядите на нее! Все сгрудились вокруг его бицепса.

— Мы смотрим, папочка, — сказала Рута Бет. — А что здесь не так?

— Посмотрите, она смотрит наружу.А эти две смотрят внутрь.Вот что здесь не так.

Но Ричард-то понимал, что это вовсе не ошибка. Художник, кто бы он там ни был, пытался придать струе крови большую достоверность, изменяя слегка её форму и меняя положение капель относительно оси потока, инстинктивно чувствуя, что в неправильности содержится сущность реализма. Если бы картинка была нарисована, как того хотел Лэймар, она выглядела бы мертвой. Это была извечная борьба между патроном и художником за главенство в деле написания картин. Папа против Микеланджело!

— Мне придется попотеть в поисках. Я должен найти умелого парня. Я не хочу пойти к первому попавшемуся мазиле. Мне надо будет посмотреть образцы его работы. Я знаю, что есть журналы, где печатают фотографии татуировок. Там же можно найти и имя человека, который сделает наколку. А тогда уже можно...

— Нет, нет, — прервал его Лэймар, — я не могу ждать так долго. Вся процедура займет много времени. Я буду лежать целый месяц, пока кожа заживет. Чем дольше я буду ждать, тем дольше это все протянется. Я хочу сделать это сегодня вечером.

— Но, Лэймар, я...

— Форт! Ты понимаешь?

— Форт?

— Форт-Силл. Около форта. На бульваре Форт-Силл.

— Там есть студия татуировки?

— Угадал. Мы пойдем туда сегодня вечером, проверим, кто они такие и чего они стоят. Если мы найдем там парня, который сделает то, что я хочу, то мы сделаем это сегодня. Мы отлежимся, пока я буду поправляться. За это время я разработаю план еще одного дела. А когда мы его провернем, то махнем в отпуск в Мексику.

— В отпуск, — эхом повторила за ним Рута Бет. — Папочка, ты гений, ты помнишь обо всем на свете.

Такие события случаются редко, потому что у каждого человека свои понятия о жизни, свои схемы и свой образ мышления. Но сегодня все совпало необычайно удачно, и Бад мог считать себя поистине счастливым человеком.

Они все собрались вместе, его жена и двое сыновей. Они сидели вокруг стола в ресторане Мартина. Это был лучший ресторан в Лотоне, удерживавший эту репутацию в течение последних сорока лет. В этом заведении знали, как подать жареную говядину, коронное блюдо ресторана, хотя сегодня Джен решила заказать рыбу, а Расс, в честь успехов которого они и собрались здесь, собирался побаловать себя языком в перечном соусе.

Но он был счастлив, Бад был по-настоящему счастлив. Они сидели за столом и ели. Бад накалывал на вилку большие куски розового мяса, которое всегда доставляло ему такое удовольствие. Мальчики выглядели просто великолепно. Расс, предмет всеобщего внимания, переменил внешний вид. На нем была белая рубашка, заправленная в черные джинсы и застегнутая на все пуговицы. Наряд довершали добротные черные ботинки. Длинные волосы гладко зачесаны назад. Серьга в ухе болталась, но совсем маленькая. Джефф, в блейзере и галстуке, больше соответствовал представлению Бада о студенте Принстонского университета.

— Мы так гордимся тобой, Расс, — сказала Джен.

— Самое великолепное в этом деле даже не то, что Расс умен, — добавил Бад. — В мире полно умных людей. Вот Лэймар Пай — он тоже очень умен. Он дьявольски умен. Но Расс работает.Вот что встречается очень редко. На свете так много людей, которые считают, что они слишком умные, чтобы работать.

Расс скромно потупил глаза, но было видно, что похвала приятна ему. Только Джефф вел себя непривычно тихо, хотя у него тоже была хорошая новость. Его приняли в университетскую сборную по бейсболу.

— И вообще, — продолжал Бад, — говорят, что человек богат настолько, насколько он может гордиться своими сыновьями...

— Пап, а кто это сказал? — поддразнил Расс своего старика.

— Ну, я точно не знаю, может, какой-нибудь русский или грек, а может, это мне самому пришло в голову, но если это верно, то в Оклахоме сегодня нет человека богаче меня.

— Ладно, папа, — сказал Расс, — а если я провалюсь на экзамене?

— Ты не провалишься. Человек, который работает так, как ты, может вообще ни о чем не беспокоиться. Ты будешь продвигаться все выше и выше, будешь работать там, где ты захочешь, а потом у тебя тоже будут сыновья, и ты будешь ими гордиться так же, как мы с мамой гордимся вами обоими.

— Вы внимательно слушайте, что говорит вам папа, — проговорила Джен, — он все правильно говорит. Вы, мальчики, всегда были главным в нашей жизни, вы сделали нас счастливыми. Никогда никаких проблем не возникало между вами, благодарение Господу.

Бад взял еще кусок мяса.

— Бад, может, мы закажем шампанского? — спросила Джен. — Мальчики уже достаточно взрослые. Они уже настоящие мужчины.

— Мамуля, — пробасил Джефф, — это пойло стоит восемь долларов за бутылку.

— Ну вот что, Джефф, — произнес Бад, — твой брат сэкономил нам около ста тысяч долларов, и я думаю, что мы можем потратить каких-то восемь баксов.

— Джефф, шампанское стоит сорок два — пятьдесят, — сказала Джен.

— Ты можешь купить его в винном магазине за четырнадцать долларов, — упорствовал Джефф.

Бад подозвал официанта и заказал шампанского, при этом Джефф пристыдил его за расточительство. Когда шампанское принесли, Бад попросил, чтобы его разлили всем членам семьи.

Потом он предложил тост приподнятым и даже несколько театральным тоном:

— А сейчас мы выпьем за Расса и ту работу, которую он проделал, для него это было очень даже нелегко.

Они подняли бокалы с искрящимся напитком и выпили. Бад только смочил губы шампанским, но пить не стал.

— Давайте, я налью вам еще. — Он разлил еще по полбокала.

Мальчики и Джен допили шампанское. Пора было ехать домой. Бад посмотрел на часы. Было около десяти. Он позвал официанта, не торгуясь, заплатил по счету, хотя платить пришлось примерно на сорок долларов больше, чем он ожидал. В конце концов, если не считать, что весь вечер Джефф был каким-то грустным, праздник прошел просто чудесно.

"Авдруг это последний праздник? — подумал Бад. — Уж не собираюсь ли я сделать непоправимую глупость и пойти в маленький домик около аэропорта вместе с молодой женщиной?"

— Бад!

— Что-что?

— Ты разговариваешь сам с собой.

— Должно быть, я сошел с ума.

Они ехали в машине Джен по спокойным улицам Лотона. В десять тридцать они свернули на дорожку, ведущую к их дому.

— Папа, ты не против, если я пойду на вечеринку к Нику Сисли? — спросил Расс.

— Нет, я не против, только не задерживайся уж очень допоздна. Ты не возражаешь, Джен?

— Нисколько.

— А ты, Джефф? Какие у тебя планы?

— Я думаю зайти к Чарли, — ответил Джефф.

Когда мальчики ушли, она спросила Бада:

— Я вижу, что ты тоже куда-то собрался, да?

— Что?

— Ты же не притронулся к шампанскому.

— Да, наверное, я уйду. Правда, сначала мне надо позвонить по телефону в несколько мест.

— Бад, в чем дело?

— У меня появилась маленькая идея, как мне выйти на Лэймара. Может, из этого ничего и не получится. Но я хочу проверить.

— Сегодня? Эта идея, что, не может подождать до завтра?

— Джен, не бери себе в голову нелепых подозрений. Я хочу съездить в управление племенной полиции в общину команчей. Хочу задать несколько вопросов, и все.

Она посмотрела на него одним из самых уничтожающих взглядов, которыми когда-либо его одаривала, словно она первый раз слышит о Лэймаре и команчах. Затем по лицу ее пробежала тень, обозначавшая крушение иллюзий. Она признала свое поражение и поднялась наверх. Он отчетливо понимал ее разочарование. Он видел, как она уходит, и понимал, что ему надо что-то ей сказать. Но слова не спешили к его губам, и он не сказал ничего. Она вошла в спальню и закрыла за собой дверь.

Лотон состоял как бы из двух городов. Один город исправно ходил в церковь и нежился в тени раскидистых деревьев. Вдоль улиц стояли деревянные здания, которые любой человек с удовольствием назвал бы своим домом и гордился бы им. В каждом третьем квартале располагались либо спортивные площадки, либо школа, либо церковь. Это был город, где жизнь концентрировалась вокруг Центральной площади, на которой были расположены здания представительных органов графства Команчи. Был еще и другой Лотон — город-солдат, стиснутый ломбардами, стрип-барами и магазинами порнографии. От бульвара Форт-Силл этот городок тянулся до Кэш-роуд и за нее еще на одну-две мили.

На узкой полоске бульвара Форт-Силл, прямо у ворот номер три, бурлила ночная жизнь. По запруженной улице с трудом продирались машины. Улицу заливали неоновые огни. Молодые артиллеристы, отпущенные в увольнение после того, как они забрасывали в течение целого дня окрестные горы своими стопятидесятимиллиметровыми снарядами, оглохшие от грохота пушек, с головами, забитыми расчетами стрельб, не отошедшие еще от необходимости как можно точнее положить снаряды в цель, группами бродили по городку в поисках плотских удовольствий. На пятачке были места, где за сто баксов вас обеспечат первоклассной выпивкой да плюс к этому еще и набьют морду. В других местах за двести долларов предоставляли выпивку, но уже без мордобоя. Каждый знал, на что идет.

Однако среди заведений с девочками, федеральными почтовыми отделениями, магазинчиками с порнухой и ломбардами там и сям попадались заведения, где наносили на кожу татуировку: Дом плоти, Живопись по коже, Дом искусств «Маленькая Бирма», «Бицепсы Рэмбо» и так далее и тому подобные.

Бульвар, как всегда в часы ближе к полуночи, был буквально забит людьми. «Тойота» с трудом прокладывала себе дорогу в человеческой массе.

— Ты уверен, что нам ничего не грозит? — спросил Ричард.

— Конечно, уверен, — ответил Лэймар. — Здесь в основном бродят патрули военной полиции, отлавливают подгулявших солдатиков. Гражданских они не трогают, вообще не обращают на них внимания. К тому же нашу машину проверил сам великий Бад Пьюти и отпустил ее с развернутыми знаменами. В машине не оказалось ничего подозрительного.

Рута Бет очень аккуратно вела машину, продвигаясь с величайшей осторожностью в час по чайной ложке. На них никто не обращал никакого внимания; в большинстве своем вокруг были машины с солдатами, которые искали мест увеселения.

— Как, по-твоему, выглядит вот это заведение? — спросил Лэймар у Ричарда.

Место носило название «Тат-2»; над входом ярко светился неон, а под лампами была надпись: «Лучшая на Западе татуировка» и еще ниже: «Ученик великого моряка Джерри Коллинза из Гонолулу. Четкие линии. Специальная машина для наведения светотени. Работа по спецзаказу. Ждем крутых рокеров».

— Кажется, это то; что нам надо, как думаешь, Ричард? — спросил Лэймар.

— Выглядит многообещающе.

— Пойди посмотри, что это за контора, сынок. Внутренне поежившись, Ричард вышел из машины и вошел в маленькое помещение. Две фигуры, отдаленно напоминающие людей, развалясь сидели за конторкой. На стенах висели сотни образцов татуировки и наколок на все вкусы. Из этих двоих один оказался женщиной, которая внимательно стала разглядывать Ричарда. Другой, который был мужчиной, казалось, вообще не проявлял интереса к окружающему. В воздухе висел плотный, почти осязаемый запах дезинфекции.

— Эй, привет, — сказал Ричард.

Женщина оглядела его с головы до пяток. Смотрела она искоса и явно неодобрительно. Весу в ней было около трехсот пятидесяти фунтов, а одета она была в грубую рокерскую короткую рубашку; ее невероятной толщины бочкообразные руки торчали из коротких рукавов, готовых лопнуть под напором такой мощи. Эти руки сверху до низу были покрыты паутиной темных линий с вкраплениями красных пятен. Когда она подняла на него глаза, он заметил, что татуировка выползала из-под рубашки на горло и поднималась до самого подбородка. Ричард отвел взгляд и посмотрел на угрюмого детину, сидящего рядом с ней. Тот был также причудливо расписан, но то, что Ричард при первом взгляде принял за какую-то кожную болезнь, оказалось филигранной, похожей на паутину татуировкой, покрывавшей половину лица. На мужчине была надета распахнутая на груди кожаная куртка, позволявшая видеть синеватую картинную галерею, которой казалась вся его доступная наблюдению дубленая кожа. Самым лучшим рисунком была золотая булавка, проткнувшая его сосок.

Ричарда непроизвольно пробрала нервная дрожь.

— Чё те?

Те?

А, она хотела сказать: «Тебе».

— Вот что, — начал он, стараясь придать своему тону блатной оттенок. — Мне надо нарисовать картину. На груди, многоцветную. По моему рисунку.

— Вы имеете в виду спецзаказ?

— Да, мэм.

— Мы не очень любим выполнять спецзаказы. Мы больше работаем в стиле Дальнего Запада. Рисуем кинозвезд. Эти чертовы солдатики обожают наколки типа «Я люблю свою маму».

— Нет, это мне не подходит. К тому же татуировку надо сделать не мне, а моему другу. Давайте я покажу вам рисунок.

Ричард подошел к конторке и, развернув, показал им стоящего на задних лапах льва, юную девушку и замок.

— Ни-и хрена себе, — протянула женщина. — Руф, ты возьмешься за это?

Руф очнулся и, нагнувшись к конторке, посмотрел на рисунок.

— Славная картинка, — наконец заключил он. — Такая спецтатуировка будет стоить две тысячи долларов. Это займет у меня неделю.

— Вы точно сможете ее сделать? — недоверчиво спросил Ричард. — Это должна быть очень тонная работа. Надо очень строго выдержать линию, идущую от гривы по корпусу к лапам, соблюсти контур, который подчеркивает напряжение мышц и силу зверя. Теперь шея. Поглядите, как изогнута ее линия. Она делает шею живой. Обратите внимание, как дышат груди женщины. Вы видите, какие они эластичные и настоящие. Мы не хотим, чтобы вы просто обвели линии. Это умертвит композицию. Мы хотим, чтобы картинка вибрировала и трепетала.Вы сможете сделать это именно так?

— Конечно, сможет. Ты ведь справишься с такой работой, правда, Руф?

Но Руф, не отвечая, склонился над конторкой и внимательно изучал рисунок.

— Джейми, покажи ему. Распятие, — наконец произнес Руф.

Она повернулась спиной к Ричарду и задрала рубашку. То, что Ричард увидел на ее широкой спине, действительно представляло собой распятие. Правда, на кресте висел симпатичный рокер. Картина была исполнена в живых, ярких красных и синих тонах. Вокруг креста стояли полицейские, игравшие в данном случае роль римских центурионов.

Ричард с трудом сохранил на лице бесстрастное выражение.

— Грандиозная работа, правда? — спросила женщина.

— Это, скажу я вам, настоящий шедевр, — подтвердил Руф.

— Да, в этом что-то есть, — отозвался Ричард. Правда, он вложил в свои слова не тот смысл, который сквозил в отзывах Джейми и Руфа.

Внимательнее присмотревшись к татуировке, он помял, что это совсем не то, что нужно было ему и Лэймару. Замысел и детали картины были выражены совершенно замечательно. Но не было требуемой чистоты линий.

Фигуры выглядели скованно, изображены они были под одними и теми же углами. Все персонажи на одно лицо. Создавалось впечатление, что татуировку наносил обкурившийся марихуаной и наширявшийся наркотинами, начисто лишенный какой бы то ни было живой фантазии подросток с садомазохистскими наклонностями.

— К сожалению, это не совсем то, что нас интересует, — сказал Ричард.

— Я сделаю это за тысячу пятьсот, — заявил Руф. — Просто мне понравилась картинка, каждая ее линия и каждая деталь. Здесь в округе все равно, кроме меня, никто не справится с этим.

"Тая он здесь лучший мастер, ну и ну", — подумал Ричард.

— Ну что ж, может быть, мы и согласимся, — проговорил Ричард. — Но я бы хотел сказать вам одну вещь... Вы не обидитесь?

— Говорите. Я же мужчина и умею держать себя в руках.

— Понимаете, ваши фигуры слишком скованны. В них нет подлинной жизни. Человек, которому вы будете делать татуировку, не хочет, чтобы фигуры были застывшими. Он хочет, чтобы они были по-настоящему живыми. Если же ничего не получится, то мой друг может огорчиться, а когда он огорчается, то происходят всякие неприятности. Поверьте мне на слово. Вам не стоит браться за эту работу.

— Как знаете. Ваши деньги и кожа тоже ваша.

— Вы можете сказать, кто здесь самый лучший мастер? На самом деле лучший. Я заплачу вам двадцать баксов за экономию моего времени.

Он положил на конторку двадцатидолларовую банкноту.

— Да, правда, — признал Руф, — великое мастерство мельчает и покидает Лотон. Мы теперь занимаемся тут халтурой, завезенной с Западного побережья. Но ладно, Бог с вами, слушайте. Есть тут один парень. Он работает нечасто. Но, скажу я вам, это настоящий гений. Он занимается татуировкой всю жизнь.

— Как его зовут?

— Джимми Ки. Он нормальный парень. Родился в Сайгоне. Начинал работать на Дальнем Востоке, там это искусство процветает. Видите паутину на моем лице? Ее сделал в шестьдесят пятом году в Токио великий Горимоно. Он сам меня разукрашивал.

Руф подался вперед, поближе к Ричарду.

— Посмотрите, какие линии? Это совсем не то, что вы видели на спине Джейми. Там на Востоке ребята знают толк в своем деле, должен это признать. Так вот, Джимми Ки учился у самого Горимоно. Если он возьмется — он сделает все, как надо. Но только если возьмется.

— Возьмется. За моего друга он возьмется. Где нам его найти?

Это была поистине ночь игрока.

«БИНГО! ВЫСОКИЕ СТАВКИ!» Высоко в ночном небе высвечивались эти неоновые слова. Дом бинго был самым большим и вечно оживленным местом в развлекательном комплексе племени команчей. Он состоял из нескольких высоких, блестящих сталью и стеклом зданий, расположенных на шоссе номер шестьдесят пять. Этот комплекс правительство Соединенных Штатов, чувствуя себя в неоплатном долгу перед индейцами, построило для людей, которые в нем абсолютно не нуждались.

Стоянка была битком забита машинами. В окнах дома видны были фермеры и горожане, колдующие над своими игровыми карточками. Между столиками расхаживали живописно наряженные «скво» и «воины команчи», предлагая карточки и кока-колу, арахис и прочую мелочь.

— Итак, ребята, — раздался громовой голос ведущего игру крупье. Голос был настолько громкий, что его услышал даже Бад, стоявший в темноте на улице. — Играем И-6. У всех И-6? Вы запомнили: если выигрыш падает на две карточки, то вы выигрываете четыре банка!

Но Бад не стал дальше следить за представлением, а, повернувшись к бинго спиной, пошел по темной улице к маленькому домику, стоявшему в сотне ярдов от дома бинго. Он старался не замечать разбросанные на земле жестянки из-под пива и бутылки от кока-колы. Он старался не обращать внимания на похабные надписи, украшавшие стены местных домов.

Команчи. Когда-то они были храбрейшими воинами, самыми грозными из равнинных индейцев. Эти люди восхищали своей стойкостью. Они могли совершать недельные переходы верхом, питаясь одним пеммиканом, вступали с ходу в сражения с превосходящими силами противника и одерживали победу. Затем следовали новые походы в нечеловеческих условиях. Теперь они добились избирательного права и наблюдали, как рассыпаются в прах их вековые обычаи и как их дети разбегаются в города, покидая родные места навеки. Бад горестно покачал головой.

Он достиг цели своего пути. На домике висела вывеска: «Племенная полиция Команчи». Бад вошел внутрь. Это было типичное полицейское учреждение, казенное помещение со стенами, окрашенными в зеленый цвет. За столом сидел сержант. В этой же комнате мирно дремали двое или трое патрульных, одетых в джинсы и бейсбольные кепки. В плечевых кобурах зауэровские пистолеты. Это были молодые высокие и сильные парни, не очень дружелюбно настроенные.

— Привет, — сказал Бад сержанту. — Меня зовут Пьюти. Я из Оклахомской дорожной полиции. — Он показал сержанту удостоверение. — Я ищу лейтенанта по имени Джек Бегущая Антилопа. Он здесь?

— Вот так всегда. Вы, штатовские ребята, приходите к нам только тогда, когда вам надо раскрыть преступление, а вы не можете этого сделать. Наверное, ищете какого-нибудь индейца? — спросил сержант.

— Нет, да и вообще дело не в этом, — ответил Бад. — Я ищу одного белого подонка, убийцу. При его появлении даже храбрые люди начинают вести себя тихо, как мыши. У меня есть одно дело, и я очень рассчитываю на помощь Джека.

— Не волнуйся, сержант, — донесся из кабинета голос Бегущей Антилопы. — Не подкалывайте Бада. Для этих белых паразитов он не так плох. Я могу назвать многих, кто намного хуже, чем он. Привет, Бад.

— Джек, кажется, за последние несколько дней ты несколько опух.

У Джека Бегущей Антилопы была огромная грива густых, черных, как вороново крыло, волос. Галстук только подчеркивал огромные размеры могучей шеи и мужественные черты лица. Он был большой, сильный человек весом около двухсот сорока фунтов с горящими, как черные угли, глазами.

— Заходи, Бад. Рад видеть, что ты, брат, все еще топчешь землю с другими бледнолицыми, а не отправился к духам ветра.

— Чертов старин Пай чуть было не показал мне дорогу к этим духам.

Бад вошел в кабинет и сел.

— Так что привело тебя ко мне, Бад? Дело касается Лэймара?

— Так точно.

— Я догадывался, что такой Гарри Купер, как ты, сам займется этим делом.

— Нет, Джек, дело не совсем в этом. Понимаете, сэр, просто мне в голову пришла одна идея, и я хочу о ней потолковать.

— Так говори, брат, говори.

— Я помню, что, кажется, уже несколько месяцев назад вышел один циркуляр. Кажется, он касался большой индейской банды, которая получала наркотики у рокеров. Мне несколько раз давали бюллетени, касающиеся этого дела. Тоже в последние несколько месяцев.

— Сами себя они называют Н-Д-Н-З, — сказал Джек. — Это отъявленные мерзавцы и головорезы. Да, сэр. Все это началось в тюрьмах. Вы сажаете наших братьев в белые тюрьмы. И они, естественно, начинают сколачивать свои банды, чтобы противостоять ниггерам, мексиканцам и вашим белым мальчикам.

— Да, я не отрицаю. Мы и в этом виноваты перед вами, — согласился Бад.

— Вообще, такими делами больше промышляют чироки, а не команчи. Я не отрицаю, за нашими парнями тоже числятся кое-какие грехи по данной части, но основной поток наркотиков идет через чироки. Можешь поговорить с Ларри Когтем Орла в культурном комплексе чироки. Он...

— Понимаешь, дело в том, что сейчас меня интересует не банда.

— Понимаю, ты думаешь, не воспользовался ли Лэймар традиционным гостеприимством коренных американцев и не прячется ли он в каком-нибудь медвежьем углу в угодьях нашего племени?

— Нет, и не в этом дело. Я знаю, что одним из признаков принадлежности к Н-Д-Н-З является замечательная татуировка. Это целый церемониал, кстати, очень красивый. Эта татуировка наносится на левый бицепс. Да? Нет?

— Да, есть такой церемониал. Но какое он имеет отношение к делу?

— Дело в том, сэр, что я подумал: парень, который наносит такую татуировку, — подлинный мастер своего дела. Может быть, лучший мастер по этой части.

— На меньшее молодцы из Н-Д-Н-З и не согласятся. Они хотят иметь все, что можно иметь за кокаиновые деньги. Мощные машины, белых женщин и красивую татуировку.

— Да, сэр. Теперь предположим, Лэймар решит сделать себе такую красивую татуировку. Куда он пойдет? Что, к этим вонючкам на бульвар Форт-Силл? Что он там забыл? Там он только подхватит гепатит В.

— Да, это было бы не похоже на Лэймара. Но ничего никогда нельзя утверждать наверняка.

— Но он хочет, действительно хочет, чтобы у него была самая лучшаянаколка. Есть ли такой мастер, который действительно делает эту работу лучше всех?

— Говорят, что есть.

— Где мне найти этого парня?

— Гмммм, — протянул Бегущая Антилопа.

— Я просто хочу проверить мою идею. Допустим, что там появляется Лэймар. Дальше следует другой шаг. Лэймар приходит делать наколку, а там его уже ждут ребята из группы захвата. Его сажают в мешок, и ни одна живая душа никогда не узнает, что информация получена в полиции племени команчей.

— Бад, я никогда не думал, что и среди белых попадаются такие умные люди.

— Я простой полицейский.