С этими словами он встал и вышел на улицу. Они услышали, как заурчал мотор «тойоты» и она выехала со двора фермы.

— Папочка очень расстроился, — заметила Рута Бет.

— Троился, — как эхо повторил Оделл.

— У него есть все основания для этого, — произнес Ричард. — Мне кажется, что нам надо приготовить к его возвращению какой-нибудь приятный сюрприз. Он обрадуется, и у него улучшится настроение.

Это была прекрасная идея!

— Сюрприз! — радостно воскликнула Рута Бет. — Оделл, кто-нибудь когда-нибудь преподносил папочке приятные сюрпризы?

Столкнувшись с этой задачей, Оделл несколько обмяк, лицо его расслабилось и потеряло форму, затем немного перекосилось от напряжения. Несколько минут в его глазах светилось выражение, означавшее «Не понимаю». Но в конечном счете он уяснил суть вопроса, заданного Рутой Бет. Его лицо стало напряженным от раздумий. Недоумение нарастало. Казалось, Оделл вот-вот взорвется. Но наконец он сказал:

— Нет сюприза.

— У-у-у-у! — взвизгнула Рута Бет. — Вот мы и преподнесем ему сюрприз.

— Пирог, — предложил Ричард. Когда он был маленьким, часто мечтал, что вдруг неожиданно к нему придут гости и мама испечет пирог.

— У нас нет пирога, — сказала Рута Бет.

— Пирог, пирог, — в упоении повторял Оделл. В памяти Оделла теплились свои воспоминания о пироге. Он вспомнил:

Это было очень-очень давно. Мама поет. Мама целует Оделла. Пирог! Мягкий, сладкий, горячий. Мама поет.

— С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя-а, Оделл, с днем рожденья, с днем рожденья тебя!

Мама такая хорошая! Пирог такой вкусный! Как давно это было!

— Не расстраивайся, Оделл. Сегодня у нас не будет пирога, моя радость. Мы сделаем еще что-нибудь. Пошли.

Веселая компания отправилась на кухню. Они открыли все шкафы и действительно не нашли пирога. Но Оделл сразу обнаружил банку с покупной ванильной глазурью. Оделл очень любил намазывать ее на хлеб.

— Азурь! АЗУРЬ! — говорил Оделл, показывая пальцем на банку. Его лицо покраснело от усилий.

— О, Делл, нам здорово,что ты нашел глазурь, — сказала Рута Бет.

Оделл гордо заулыбался.

— Глазурь можно будет на что-нибудь намазать, — предложил Ричард. — Конечно, это будет не пирог, но очень на него похоже.

— Хорошо бы у нас все-таки был настоящий пирог, — сокрушалась Рута Бет. — Это просто срам, что у нас нет пирога.

— Ты можешь его испечь?

— У нас нет времени на это.

Но Оделл еще не закончил своего выступления. В необычном волнении он, подпрыгивая, бегал по кухне, на что-то упрямо показывая рукой. Лицо его выражало полнейшую растерянность. Он пытался подобрать слова, в которые он хотел облечь мысли и картины, возникшие в его мозгу. Вероятно, его уму еще не приходилось никогда порождать такую сложную идею. Он бешено вращал глазами. Язык неуклюже ворочался во рту, стараясь произнести необходимые звуки.

В его голове сами собой сложились две картины, два образа.

Леп + Азурь = Пирог

Как сделать так, чтобы они поняли его?

— Леп, — говорил он, осознавая в глубине души, что что-то он произносит не так, как все, что-то было не таи в этом слове. Чем больше он старался, тем больше он злился на себя за то, что он так не похож на других. По мере того как он пытался примирить язык и глаза, внутреннее напряжение в нем продолжало нарастать.

— Леп! Леп!

— Леп? — повторил за ним Ричард. — Рута Бет, ты понимаешь, что он хочет сказать?

— Никак не могу этого понять, — ответила она. — Оделл, прелесть моя, попробуй говорить помедленнее, по буквам.

Оделл постарался успокоиться. Он овладел своими чувствами и выдавил из себя слово «хеп».

«Леп?»— в недоумении подумал Ричард.

— Хлеб! — крикнула наконец Рута Бет. — Ну, конечно, Ричард, он говорит: «Хлеб».

Поднялось необычное волнение. Даже Ричард разволновался и расчувствовался. Да. Действительно, что такое в конце концов пирог? Это хлеб с сахаром. Так почему бы не посыпать сахаром кусок восхитительного хлеба и не помазать это блюдо сверху глазурью? Это будет нечто, весьма напоминающее пирог.

— Мы же вполне можем это сделать, — взволнованно проговорил Ричард. — Мы можем сделать это.

Оделл восторженно улыбался, Рута Бет поцеловала его, а Вичад по-мужски похлопал его по плечу.

Они с жаром принялись за работу. Пригодился художественный талант Ричарда. Единственная трудность заключалась в том, что им никак не удавалось придать самодельному пирогу нужную форму. Он упрямо расползался на ломтики. Ричард направил на пирог мозговую атаку, и ему в голову пришла удачная мысль скрепить ломтики с помощью сухих спагетти, которые они продели сквозь ломти хлеба, и они, таким образом, приняли устойчивую форму. У Оделла не хватало терпения намазывать на ломтики глазурь, но тут выяснилось, что терпения не хватает и у Ричарда. Пришлось Руте Бет делать это в одиночестве. Сморщив маленькое личико в кулачок и скосив от усердия маленькие глазки, Рута Бет старательно намазывала глазурью каждый ломтик посыпанного сахаром хлеба. Когда работа была закончена, они увидели, что им и правда удалось соорудить почти настоящий пирог.

— Пирог! Пирог! — кричал Оделл. Он начал петь.

— Пай дей рождейя, дём рождейя.

— Нам еще нужны свечи, — сказал Ричард. — Со свечами у этого пирога будет вполне законченный вид.

— Мы будем думать, что сегодня у него нет дня рождения. Или что он такой человек, который не любит, когда ему напоминают о его возрасте, — злобно отозвалась Рута Бет.

Но Ричард неожиданно проявил твердость.

— Здесь обязательно должны быть свечи, — упорствовал Ричард. — Мы должны исходить из принципа, что Лэймару по складу характера обязательно надо будет провести какую-то церемонию.

Воля Ричарда одержала победу. Юбилейных свечей в доме не оказалось, но зато были простые свечи, запасенные на случай отключения электричества. Ричард разрезал их на части и, как морковки, натыкал в глазурь. Их изделие стало выглядеть как настоящий праздничный пирог. Но чего-то не хватало.

Ричард старался понять, чего именно. Что-то вызвало его разочарование. Глазурь белого цвета была местами не совсем ровно наложена, но дело даже не в этом. Сама форма пирога не устраивала Ричарда. Пирог выглядел просто буханкой хлеба, намазанной глазурью и присыпанной сахаром.

— Мы можем сделать это еще лучше, — подумав, произнес Ричард. Его осенило. — Мы поставим сюда... льва.

Все согласились, что идея превосходная. Ричард взялся за дело. Он приготовил все, что ему было необходимо для работы. Морду он решил вылепить из арахисового масла, две изюминки должны были изображать глаза, из сухого бисквита он решил сделать гриву. Он упорно работал, а остальные двое, сгрудившись у него за спиной в тепле маленькой кухни, затаив дыхание, следили за его творческими усилиями. Вначале был полный хаос. Но Ричард столько недель посвятил львам, что научился создавать форму из ничего. Казалось, форма возникает сама собой, по мановению волшебной палочки из массы арахисового масла. Естественная пластичность и текучесть такого материала была интересна для Ричарда тем, что сама его фактура очень подходила для изображения мышц, рисование которых на бумаге вызывало у него немалые трудности. Тело зверя возникало как бы само собой из бесформенного комка, оно получалось мощным, излучающим трепещущую хищную силу. Это доставляло Ричарду истинное удовольствие.

Медленно, как восточный мастер по мозаике, он добавил к произведению последний штрих — гриву из взбитого бисквитного теста. Потом вместо глаз он вставил две изюминки. Это не понравилось ему. Изюминки оказались слишком большими, и у льва получился глуповатый вид. Ричард огляделся. Взгляд его упал на раскрытую пачку сладкого печенья «Орион». Это были маленькие коричневатые штучки, покрытые сладкой глазурью. Оделл любил есть их в чистом виде, слизывая предварительно глазурь. Ричард взял одно печенье, разломил его на части, две из них по размеру и по форме очень подходили для глаз. Ричард осторожно приладил их к нужным местам на морде льва.

— Лев! Лев! — восторженно закричал Оделл.

— Боже мой! — восхитилась Рута Бет. — Вылитый лев.

Буквально в этот момент они услышали, что во двор въезжает машина. Лэймар припарковался на заднем дворе, заглушил мотор и пошел в дом.

— Приготовились к сюрпризу! — скомандовала Рута Бет.

Лэймар взошел на крыльцо, открыл дверь и с удивлением воззрился на свечи, горящие в темноте.

— Какого дьявола... — начал было он.

— СЮРПРИЗ!! — закричала Рута Бет. К ней присоединились Ричард и Оделл. Из углов кухни они одновременно бросились к Лэймару, Рута Бет включила свет.

Впервые в жизни Лэймар застыл на месте с раскрытым в изумлении ртом. У него и в самом деле отпала челюсть. Он смотрел, нам они весело пританцовывали на месте в тесноте кухни, и увидел наконец то, что они сделали в его честь.

Он заплакал.

— Черт возьми, это самая лучшая вещь на свете, какую я когда-нибудь видел в своей жизни, — проговорил он. — Боже мой, Боже мой, как я горжусь вами. Это лучший сюрприз, о каком только может мечтать человек. А сверху еще и лев! Ричард, сынок, это твоя работа, я же знаю! Родные вы мои! Как же мне хорошо!

— Пирог! Пирог! — кричал Оделл.

— Что ж, садитесь за стол и давайте отведаем по кусочку, — предложил Лэймар.

— Лэймар, ты знаешь, это в общем не настоящий пирог, так что не удивляйся, если он будет не очень вкусным, — предупредила Рута Бет.

— Черт возьми, это самый настоящий пирог, я лично никогда не видел пирога лучше, чем этот, Рута Бет. — Он наклонился, чтобы порезать пирог. Его остановил Оделл.

— Ветьки, ветьки, — громко закричал он.

— Свечки, — подсказал Ричард, — он говорит, что надо задуть свечи.

Лэймар послушно задул свечи.

— Ты загадал желание? — поинтересовалась Рута Бет.

— Да. Я хочу, чтобы мы всегда были счастливы. Так, как сейчас, — ответил он.

Он порезал пирог на четыре части, держа нож в своей большой руке. На костяшках пальцев четко была видна надпись «Твою мать!». Он разрезал пирог и раздал каждому по одному куску, как положено по обычаю, когда именинник сам угощает гостей пирогом. А если еще закрыть глаза, то возникала полная иллюзия, что ешь самый взаправдашний праздничный именинный пирог. Разница между тем, что они ели, и именинным пирогом в глазах Лэймара не стоила и цента.

Из-за этого сюрприза и вечеринки по поводу именинного пирога Лэймар на следующее утро проснулся совершенно счастливым. Он начал было обдирать стены дома от старой краски, чтобы заново его выкрасить, но потом отказался от этой затеи. Им всем надо было остыть и прийти в себя после ограбления. В один прекрасный момент они забудут тяготы и будут с легким сердцем вспоминать тот день. Он решил пойти взглянуть на поле, на котором, как рассказывала Рута Бет, ее отец собирался посеять люцерну. Правда, Лэймар был не уверен, что у него есть желание строить столь далеко идущие планы. Ведь это так стыдно — начать какое-нибудь большое дело, а потом отказаться от его выполнения по тем или иным причинам. Оделл сидел на втором этаже и смотрел утреннюю программу мультфильмов. Он еще ни разу их не пропустил. Рута Бет возилась на кухне, а Ричард, конечно, еще спал.

Поразмыслив, Лэймар пошел к ручью, который протекал между угодьями Руты Бет и Макгиллавери. Он решил подумать об очередном деле. О таком деле, которое бы потрясло Оклахому, как фейерверк на празднике Четвертого Июля. Правда, с командой были некоторые трудности. Из ресторанчика Денни им удалось ускользнуть только благодаря счастливой случайности. Этот проклятый ниггер с телевидения был прав. Предположим, что та баба, что стреляла в него, не промахнулась бы, а попала в цель? Может, она промахнулась от того, что так дико заверещал Ричард? Этот Ричард, конечно, мало на что пригоден, но то, что он закричал, скорее, пошло на пользу, чем во вред. Лэймар не был расположен думать о том, что из-за такой малости, как револьвер тридцать восьмого калибра, он чуть не отдал концы, а стал размышлять о другом. Черт возьми, эта молодчина Рута Бет отреагировала на выстрел выстрелом быстрее, чем Оделл. Потрясающая баба! Настоящий персик.

Но что бы новенькое могли они придумать? Чтобы решиться на что-нибудь этакое, надо иметь крепкую, хорошо подготовленную, крутую команду. Ричарда можно посадить за руль. Они с Оделлом сделают самую тяжелую и грязную работу, а Рута Бет будет хвостовым стрелком. Так что команда, пожалуй, была налицо. Теперь он понял, что идти на дело, не оставив кого-нибудь на улице в машине, было большой ошибкой. Еще чуть-чуть— и их бы всех поубивали. Поэтому он напряженно думал, что бы еще предпринять. Еще один ресторанчик? Нет. Может быть, взять продуктовый магазин или большой магазин в Форт-Силл? Или решиться на такое, чего никто никогда еще не совершал? Например, взять целую ярмарку? Это будет невиданное предприятие. Или ограбить лавки на родео? Этого мир еще не видел — ограбления родео! А что, если взять казино, которые индейцы во множестве понастроили в своих племенных резервациях? А может, поиграть на крупные ставки?

Лэймар расслабился и сидел, думая, как все это было бы славно. Такие большие возможности! Всего только два месяца назад он был жалким заключенным в мрачной норе Маке, и не было у него никаких перспектив, кроме того, чтобы прочно сохранить то немногое, что у него имелось. А теперь вы только посмотрите: у него есть семья! Подумать только — у него есть семья! Он еще до конца не рассмотрел все подробности, но, видимо, после двух-трех крупных дел они залягут на дно. Может, они купят виллу и уедут во Флориду или еще в какое-нибудь подобное райское место. Лэймар ни разу еще не был во Флориде. Он представлял себе это место сплошным морем, пальмами, растущими на пляже, и ярким солнцем на безоблачном небе. Он представлял себе, как Оделл беззаботно плещется в море, Ричард рисует, а Рута... Рута просто смотрит на него своим поразительным, тяжелым взглядом. Эта женщина умела смотреть в глаза так, словно она хотела своими глазами выпить душу человека, на которого смотрела. Какой взгляд у этой девочки! Как бы то ни было, он воображал их всех счастливыми, счастливыми бесконечно!

Наступала вторая половина лета. Лэймар почувствовал жажду и вспомнил, что в холодильнике у Руты Бет есть совершенно потрясающая охлажденная кока-кола, которую он очень любил. Он решил вернуться в дом. В этот момент он был человеком, живущим в полной гармонии с самим собой. Он был готов смотреть в глаза всему миру. Когда он огибал угол скотного двора, направляясь к крыльцу, в его поле зрения попал пикап. Машина приближалась к ферме по подъездной дорожке.

Бад остановил машину перед крыльцом. Он ожидал услышать собачий лай, но кругом стояла странная тишина; это удивило его. Большинство хозяев в этих местах держали добрых дворовых псов. Хотя нет, вот у Степ-фордов тоже не было собаки. Бад скорее ощутил, чем услышал, какой-то невнятный шум. Он не понял, откуда тот доносился. Ощущение было таким же, как несколько дней назад в резервации. Ощущение, что за тобой наблюдают.

Он включил рацию.

— Диспетчерская, я десять-двадцать-три, нахожусь на ферме Талл, пятьдесят четыре к востоку от Алтуса.

— Шесть-ноль-пять, десять-четыре, мы на связи.

— Диспетчерская, у меня предчувствие чего-то неладного. Проверьте по вашим каналам, что есть по фамилии Талл, может, там что-нибудь да выплывет.

— Десять-четыре, шесть-ноль-пять. Держите связь, ждите.

— Десять-четыре.

Бад испытывал неприятное чувство. Обычно стоит въехать на ферму, как сразу появляется хозяйка узнать, кого это к ним занесло, или со скотного двора высунется чья-нибудь физиономия. Здесь же все словно вымерло. Он слушал, как, постукивая, остывает двигатель его пикапа. Дом стоял перед ним, не подавая никаких признаков жизни, а позади него, среди безбрежной пустынной равнины, как одинокий валун, высилась гора Уичито. Свистел сильный ветер. Подсолнухи, росшие вдоль красноватой грунтовой проселочной дороги, склоняли перед ним свои желто-золотистые головы. Застучала цикада — как дровосек заработал.

Он снова посмотрел на дом. Жители его не собирались покоряться судьбе. Со стен начали обдирать старую краску, видимо, дом решили заново покрасить, но почему-то отложили это дело, бросив его на полдороге. Во всяком случае, это говорило о том, что обитатели дома имеют надежды на будущее. Бад осмотрелся. Поле было вспахано, однако видно, что на нем ничего не посеяно. Тяжелая здесь жизнь, да и работа не из легких. В юности Баду приходилось работать на фермах, он тогда учился в Оклахомском университете и в свободное от занятий время подрабатывал у фермеров. С тех пор он всей душой возненавидел эту работу. Нет ничего более трудного в жизни, чем добывать парой рун из земли средства к существованию.

— Шесть-ноль-пять?

— Диспетчерская? Десять-четыре.

— Алло! У нас в архивах нет ничего на Талл. Мы все проверили дважды. Мистер и миссис Талл, на которых когда-то была записана ферма, убиты несколько лет назад. Однако в архивах нам не удалось найти никаких подробностей этого уголовного дела.

Так вот в чем дело. В воздухе носился тяжелый смрад смерти. Кажется, печать смерти лежала на каждом дереве. Чета фермеров, убитых при невыясненных обстоятельствах. Может, просто обыкновенная бытовуха? Но что-то не давало Баду покоя. Что-то во всем этом было не так.

— Ладно, диспетчерская, спасибо. Я пошел. Ждите сигнала десять-двадцать-четыре.

— В добрый час, шесть-ноль-пять. Доброй охоты. Бад пощупал все три свои пистолета. Тяжелая новенькая «беретта» висела под мышкой, командирский «кольт» — на правом боку, а маленькая «беретта» тридцать восьмого калибра — под рубашкой. «Прекрасно, — подумал он, — пора идти».

Лэймар внимательно наблюдал, как из машины тяжело выбирается какой-то мужчина. Так как тот довольно долго общался с кем-то по рации, Лэймар понял, что это полицейский. Наконец человек вышел из машины поправил на голове шляпу, постоял еще немного, проверяя свою экипировку. Осторожный ублюдок.

Лэймар притаился в высокой траве. Он затих, чтобы ни одним движением не выдать своего присутствия. Коп еще раз обошел свою машину, еще раз огляделся, и тут, о милостивый Боже, Лэймару показалось, что сейчас он провалится сквозь землю. Это был тот самый проклятый сержант-патрульный, которого он пришил на ферме у Степфордов. А он-то думал, что убил его. Лэймар был уверен в этом на все сто процентов!

Пьюти, это точно был он. Тот самый Пьюти. О, он оказался-таки крепким орешком, вот чертов ублюдок Пьюти был крупным и сильным мужчиной с плоским, типично полицейским лицом, продубленным всеми ветрами и непогодами, и глазами, которые подмечают любую мелочь. Лэймар повидал на своем веку великое множество таких вот лиц.

Но сейчас надо было крепко подумать. Что он здесь делает? Что ему нужно? Это что, рейд? Но тогда где же подвижная полицейская группа, вертолеты и ищейки из OSBI? Почему их-то нет? Этот Пьюти был один-одинешенек.

Лэймар пожалел, что при нем нет оружия, и поклялся себе, что никогда больше не выйдет из дома безоружным. Он вспомнил о двух пистолетах сорок пятого калибра, лежащих в его спальне. Они недавно вычищены и заботливо смазаны. В обоймах полный боекомплект. Но тут он понял, что, будь у него сейчас пистолет, он наверняка бы уже давно выстрелил, и на поясе у Пьюти сработал бы сигнал 10-23, и через несколько минут сюда примчался бы уже целый батальон.

Имелась и еще одна проблема. Что будет, если он обнаружит беднягу Оделла? Он же узнает мальчика в мгновение ока. Он же сразу убьет его, и Оделл упадет, выплевывая из себя кровь и недоеденное печенье. А если он увидит Ричарда? Его-то он тоже сразу узнает. У этих копов феноменальная память на лица. Они секунду смотрят на фото человека в своих ориентировках и запоминают физиономию навеки.

"Мы влипли. Если он обнаружит тех двух — мы влипли. Если я сейчас убью его, не знаю пока как, то нас все равно возьмут, но, возможно, не так быстро.

Что-нибудь сможет нас выручить?

Рута Бет.

Вперед, Рута Бет, выйди к нему, моя сладкая. Только ты можешь отвести от нас беду".

Бад огляделся еще раз. При всем желании он не смог обнаружить во дворе что-нибудь подозрительное. Он решил постучать в дверь и быстрее покончить с делом.

Он подошел к дому. У стены стояла стремянка. Бад увидел границу содранной старой краски. Кто бы ни делал эту работу, он знал свое дело туго. Краска была соскоблена до самого дерева. Может быть, это делали с помощью какой-нибудь машины, во всяком случае, работа выполнена на совесть. Бад считал, что, должно быть, это стоило больших усилий. По его представлению так работать могли только в старые времена. Это дело не для лентяев.

Он взошел на крыльцо. Он услышал, что внутри работает телевизор. Показывали детскую программу мультфильмов. «Это хорошо, — подумал Бад. — Если в доме есть дети, то вряд ли в нем можно найти вооруженных грабителей или убийц». Он постучал в дверь.

Бад услышал внутри какой-то шорох, но не понял его причину. Наконец дверь открылась и на пороге появилась женщина с лицом, бледным от природы, как мел. Женщина уставилась на него изучающим взглядом. Ее глаза были широко открыты, черны, как угли, и горели каким-то пламенем. Ее темные волосы были собраны на затылке в конский хвост. Одета она была в джинсы и неопределенного цвета рубашку, с высоко закатанными рукавами. Глаза ее горели то ли страхом, то ли ненавистью.

— Мисс Талл?

— Да, это я, — ответила она. — Если вы хотите мне что-нибудь продать, то не трудитесь, у меня все есть.

— Нет, мэм. — Он достал свое служебное удостоверение с золотым орлом на гербе штата Оклахома. — Мое имя — Рассел Пьюти. Я следователь дорожной патрульной полиции.

— Я не нарушала правил движения, — заметила она.

— Я и не говорю, что вы их нарушали, мэм. Мы расследуем преступление. По этому делу мы сумели снять оттиск протекторов одной машины, там было клеймо фирмы, поэтому мы знаем, какую машину нам надо искать. Ваша машина как раз соответствует таким шинам. Поэтому я просто взгляну на протекторы вашего автомобиля, удостоверюсь, что вы тут ни при чем, а потом вычеркну вас из списка и вернусь к более серьезным делам.

— Вот оно что, — сказала она.

Баду показалось, что в ее глазах промелькнуло какое-то паническое выражение. Или ему действительно это только показалось? Бад ощутил тревогу.

— Мэм, если вы хотите вызвать своего семейного адвоката, то это ваше святое право.

— У меня нет семейного адвоката.

— Ну и ладно, мэм. Я буду просто счастлив подождать, если вы захотите позвать любого другого свидетеля. Если вы хотите, я могу дать вам телефон Общественной адвокатуры, они либо пришлют, либо порекомендуют вам хорошего адвоката. Но вы поймите, против вас не выдвигается никаких обвинений, мисс Талл. Просто методом исключения мы отсеиваем ненужные нам машины. Так мы рано или поздно доберемся до тех людей, которых нам необходимо взять.

— А, ну так какие могут быть проблемы? Конечно, я все покажу. Понимаете, я просто не привыкла к обществу полицейских.

— Конечно, понимаю. Это же совершенно естественно.

Она вышла во двор. Мельком он увидел кухню, через дверь и холл он заметил, что где-то в дальней комнате светится телевизионный экран.

— Там что, сидит ваш сын?

— Что? А, понимаю, вы увидели, что там работает телевизор? Нет, там никого нет. Я просто никогда не выключаю ящик. Он составляет мне компанию.

— Вы живете одна?

— Да. С тех пор как умерли мои мама и папа, я предоставлена сама себе.

— Понятно, но вы, наверное, где-то работаете? Потом ведь дом требует ремонта.

— Это точно. Вы знаете, я так устала от вида этих облезлых стен, что наняла тут одних мужиков отчистить старую краску и покрасить дом заново. Но им подвернулась более выгодная работа, и они сбежали от меня. Правда, они обещали вернуться, но я сильно в этом сомневаюсь. Вы же знаете, сейчас так трудно найти хорошую работу по своей квалификации.

В ее словах не было ничего надуманного, все звучало очень логично и правдоподобно, но в голове Бада неотвязно вертелась одна мысль, не дававшая ему покоя: «Из-за чего она так нервничает?»

Лэймар видел, как патрульный показал Руте Бет удостоверение, а потом, судя по всему, начал вешать ей на уши накую-то лапшу.

Хватит ли у нее ума раскусить уловки полицейского? Не сделает ли она какой-нибудь дурацкой ошибки? Черт возьми, как это им удалось взять верный след? Он был так осторожен, до мелочей продумал каждый шаг, он ничего не упустил и нигде не прокололся. Иногда он не спал ночами, обдумывая меры предосторожности. Что он сделал не так?

Он прикидывал и так и этак. Оделл, должно быть, до сих пор сидел, уставившись в ящик. Если его не оттащить от телевизора, он, как бревно, будет сидеть там от июня до ноября. Проблема могла возникнуть с Ричардом. Ричард мог спутать все карты, да еще нашуметь совсем некстати. И если коп узнает его, а он его точно узнает, тогда пиши пропало.

Лэймара просто трясло от злости. Неужели этот коп, которого он так здорово припечатал к земле всего полтора месяца назад, теперь возьмет над ним верх. Сама мысль о такой возможности приводила Лэймара в ярость. Он уже представлял, какую историю раздуют из этого дела: газеты и телевидение раструбят обо всех действующих лицах, они представят этого чертового счастливчика величайшим детективом всех времен. А он, Лэймар, окажется просто вонючим козлом!

Гнев переполнял Лэймара, в нем все бурлило, он готов был взорваться, как взрывается котел от перегретого пара. Мышцы его напряглись, в ушах в такт пульсу зашумела кровь.

"Спокойно, — приказал он себе. — Если ты дашь себе волю, то выйдешь из себя и наделаешь глупостей".

Он постарался остудить свой пыл, чтобы прикинуть шансы и сделать обдуманный выбор. Может, ему стоит постараться войти в дом с черного хода и добраться до оружия? Тогда он просто пристрелит этого поганца и дело с концом. Но... это может занять несколько минут. Все может рухнуть гораздо быстрее, и, пока он будет кантоваться в поле, Бад Пьюти пристрелит Оделла и Ричарда и вызовет подмогу.

А вообще, что собирается делать здесь Пьюти? Будет ли он заходить в дом или он явился сюда по какой-то другой надобности?

Но в этот момент Рута Бет вдруг вышла на улицу, закрыла за собой дверь и они вдвоем пошли к амбару.

Лэймар, как змея, отполз назад, а затем с быстротой молнии проник в темноту амбара, где он надеялся найти что-нибудь, что могло бы сыграть роль оружия. Он увидел то, что искал, — тяжелый топор, которым кололи дрова. Через секунду топор был у него в руках, и он отполз в темноту амбара за дверь и затаился там, стараясь не производить ни малейшего шума. Он даже затаил дыхание. Топором можно убить кого угодно, Лэймар ощущал в руке его убийственную тяжесть. Если он почувствует малейшие признаки провала, то он обрушится на Пьюти, как ночной мститель. Один удар — и все будет кончено.

— Должно быть, вы по тому делу — ограблению со стрельбой — в Техасе? — спросила она. — Так ужасно, что они там натворили. Почему люди так жестоки?

— Мэм, я служу в полиции уже двадцать пять лет и, честно сказать, не могу ответить на этот вопрос. Всего за четыре тысячи долларов. Что можно купить на эти деньги?

Однако беззаботно болтая, Бад внимательно оглядывал двор. Что-то ему здесь не нравилось. Ее нервность, включенный на полную громкость телевизор, который она просто слушает. Не лучше ли было купить для этого радиоприемник?

— Я держу машину за кругом, — сказала она.

— Простите, я не совсем понял, что вы имеете в виду.

— За кругом. Видите ли, я по профессии гончар. Я делаю горшки из глины на гончарном круге. Потом я расписываю их, глазирую и обжигаю в печи. Сейчас я уже умею делать почти все. В конце недели я еду на ярмарку и продаю свои изделия. Это приносит мне немного, но жить вполне можно.

— Как это здорово! Забавно, я в своей жизни встречал людей очень многих профессий, а вот настоящего живого гончара мне видеть еще не приходилось.

— Я с удовольствием предложу вам горшок, мистер Пьюти.

— Это очень мило с вашей стороны, мэм. Сейчас я проверю вашу машину и перестану докучать вам своим присутствием.

— Знаете, одиночество накладывает на людей отпечаток. Вот я и болтаю что попало.

— Я вас хорошо понимаю.

Они прошли через скотный двор и амбар и вышли к тому месту, где она обычно работала. Гончарный круг находился под навесом. Рядом располагалась печь для обжига готовой продукции. На скамье стояли баночки с красной и готовые горшки. Они сияли яркими красками. Она отделывала и расписывала их в индейском стиле, но выглядели они намного красивее, чем те горшки, которые Бад видел в магазинах резервации. Цвета резкие, пожалуй, даже диковатые. Охра цветом похожа на кровь, льющуюся из раны.

— Вот это да! — Работа произвела на него впечатление. — Однако вы чертовски знатный гончар. Эти вещи просто прекрасны.

— Ну что вы, спасибо за похвалу. — Она скромно потупила глаза.

Они направились к машине.

Лэймар видел, как она, не колеблясь, повела его к амбару.

«Прекрасно, радость моя, прекрасно», — думал он. Он мог броситься на копа в любую секунду, все его существо трепетало от предвкушения возможного убийства. Так вот что ему на роду написано: получать необъяснимое наслаждение от насилия. Он живо представил себе, как всей своей массой набрасывается на копа, бьет его изо всех сил топором. Он ясно представил себе, как лезвие входит в бычью шею полицейского. Какая будет здоровенная рана. Раскроется красное, пульсирующее живое мясо. В глубине будет видно серебристую кость позвонка. Крови нальется столько, что в нее можно будет воткнуть палку. Пьюти перевернется на спину, он не сразу поймет, что с ним произошло, он будет изумлен неправдоподобностью происходящего. Глазами он будет просить пощады и милосердия. Он в просительном жесте будет протягивать к Лэймару свои слабеющие руки. Но нет, Лэймар, как паровой молот, будет снова и снова опускать на Пьюти свой убийственный топор. Это воображаемое зрелище раззадорило Лэймара. Ему страшно захотелось, чтобы это произошло на самом деле!