Страх и отвращение в Лас-Вегасе: Дикое Путешествие в Сердце Американской Мечты

– О Господи! – промычал он. – Ты видел, что Бог только что с нами сделал?

– Это не Бог сделал, – взревел я. – Это ты сделал. Ты, ебанный в рот, наркоагент! Я следил за твоими телодвижениями с самого начала, легавая ты свинья!

– Выбирай выражения, – сказал он. И внезапно ткнул мне в нос черным толстым «Магнумом-357». Одним из этих курносых питонов Кольта с конусным барабаном. – Здесь злобствуют тучи стервятников. Они склюют мясо на твоих костях еще до рассвета.

– Ах ты, блядь. Когда мы доберемся до Лас-Вегаса, я из тебя отбивную сделаю. Как ты думаешь, а что с нами сделает наркосиндикат, когда я нарисуюсь с самоанским наркоагентом?

– Они замочат нас обоих. Дикарь Генри знает, кто я такой в натуре. Твою мамашу душу в корень, я же твой адвокат, – и он дико расхохотался. – Ты же наглухо обкислочен, мудак ты эдакий. Произойдет охуительное чудо, если мы доберемся до отеля и зарегистрируемся там еще до того, как ты превратишься в настоящую тварь. Ты готов к этому? Зарегистрироваться в отеле Вегаса под фальшивым именем, с намерением обвести всех вокруг пальца, и с головой, наглухо забитой кислотой? – Он снова заржал, зажал ноздрю и потянулся к солонке, нацеливаясь тонкой зеленой трубочкой из 20-баксовой купюры прямо в сердце того, что оставалось от порошка.

– Сколько у нас времени в запасе? – спросил я.

– Может, еще полчаса, – ответил он. – Как твой адвокат, я советую гнать на всех парах.

Лас-Вегас прямо-таки вырастал из-под земли. Я мог разглядеть контуры отелей, начавших проступать сквозь лазурную пелену пустыни: «Сахара», главный ориентир, затем «Американа» и угрюмый «Фандерберд» – скопище серых прямоугольников, маячивших вдали, вздымалось из кактусов.

Полчаса. Укладывались впритык. Нашей целью была здоровая башня отеля «Минт» в самом центре города, – и если мы до него не доберемся, пока еще держим себя в руках, то к нашим услугам будет тюрьма штата Невада, ближе к северу, в Карсон-сити. Один раз я там уже побывал, но только для беседы с заключенными – и возвращаться туда мне не хотелось бы ни под каким видом. Так что на самом деле выбора не было: мы должны были пройти сквозь строй, и кислота вставит по первое число… Пройти через всю официальную тягомотину, загнать машину в гараж отеля, охмурить администратора, пообщаться с коридорным, расписаться за пропуска для прессы – и все это липа, махровая нелегальщина, обман чистой воды, но, разумеется, должно быть сделано тип-топ.

УБЕЙ ТЕЛО, И ГОЛОВА УМРЕТ.

Эта строчка по непонятной причине появилась в моей записной книжке. Возможно, какая-то связь с Джо Фрэзиером. Жив ли он еще? Способен ли говорить? Я видел тот бой в Сиэттле – в жуткой давке за четыре места от самого губернатора, если брать вниз по рядам. Очень болезненный опыт, как ни крути, закономерный итог шестидесятых:

Тим Лири – заключенный Элдриджа Кливера[5] в Алжире, Боб Дилан стрижет купоны в Гринвич-Виллидж, оба Кеннеди убиты мутантами, Оусли[6] складывает салфетки на Терминал Айленде и, наконец, невероятно, но факт – Кассиус/Али[7] повержен со своего пьедестала каким-то гамбургером из человечины, накачанной до смерти. Джо Фрэзиер[8], подобно Никсону, уступил, в конце концов, соображениям, которые такие люди, как я, отказываются понимать – по крайней мере, не лезут из кожи вон.

…Но это была уже совсем другая эра, сгоревшая дотла и канувшая в Лету прочь от похабных реалий омерзительного года Господа нашего, 1971-го.

Многое изменилось за эти годы. И сейчас я был в Лас-Вегасе как редактор раздела мотоспорта этого респектабельного глянцевого журнальчика, заславшего меня сюда на Великой Красной Акуле по причинам, которые никто не удосужился объяснить. «Просто надо отметиться, – сказали они, – а дальше уже наше дело…»

Конечно. Отметиться. Когда мы прибыли в отель «Мнит», мой адвокат оказался не в состоянии ювелирно справиться со всеми регистрационными проволочками. Мы были вынуждены стоять в очереди со всеми остальными – что на поверку оказалось сверхсложной задачей, учитывая обстоятельства. Я продолжал твердить про себя: «Спокойно, не шуми, ничего не говори… Отвечай, только когда тебя спрашивают: имя, должность, от какого издания, ничего лишнего, игнорируй это страшное вещество, делай вид, что ничего не происходит…»

Нет слов, чтобы описать весь тот ужас, охвативший меня, когда я наконец прорвался к клерку и начал невнятно бормотать. Все мои хорошо заготовленные силлогизмы развалились как карточный домик под неподвижным взглядом этой женщины:

– А, здорово, – сказал я. – Меня зовут, хм-м… А, Рауль Дьюк… да, в списке, никаких сомнений в том. Бесплатный завтрак, здравый рассудок, куда уж здоровее… полное освещение всего, что движется… почему бы и нет? Со мной здесь мой адвокат, и я, разумеется, понимаю, что его имени в списке нет, но мы должны получить этот номер, да, этот человек на самом-то деле мой водитель. На этой Красной Акуле мы промчались от самого бульвара, а сейчас пробил час пустыни, так? Да. Просто проверьте список, и вы увидите. Не волнуйтесь. Какие здесь расценки? И что дальше?»

Женщина ни разу не моргнула.

– Ваша комната еще не готова, – сказала она. – Но вас кто-то ищет.

– Нет! – закричал я. – За что? Мы еще ничего не успели сделать!

Мои ноги стали как резиновые. Я вдруг крепко схватился руками за стойку и резко осел перед женщиной-клерком на пол. Она протягивала мне конверт, но я отказался его принять. Лицо женщины менялось: распухало, пульсировало… вперед выдавались кошмарные зеленые челюсти и клыки – морда угря мурены! Смертельно ядовитого! Я рванулся назад и врезался в своего адвоката, который крепко схватил меня за руку и взял протянутую записку.

– Я разберусь с этим, – сказал он женщине-мурене. – У этого человека плохое сердце, но у меня достаточно лекарств. Меня зовут доктор Гонзо. Немедленно приготовьте нам номер. Мы будем в баре.

Женщина пожала плечами, в то время как он потащил меня прочь. В городе, в котором полным-полно закоренелых психопатов, никто даже и не заметит кислотного торчка. Работая локтями, мы пробились через переполненный вестибюль и нашли два незанятых высоких табурета у стойки бара. Мой адвокат заказал два коктейля с пивом и мескалем, а потом открыл конверт.

– Кто такой Ласерда? – спросил он. – Он ждет нас в комнате на двенадцатом этаже.

Я никак не мог припомнить. Ласерда? Что-то знакомое было в этом имени, но сосредоточиться было невозможно. Вокруг нас творились жуткие вещи. Рядом со мной сидела громадная рептилия и глодала женскую шею, по ковру разлилось кровавое месиво – на него невозможно было просто ступить, не то чтобы ходить по нему…

– Закажи туфли для гольфа, – прошептал я. – Иначе мы не выберемся из этого места живыми. Ты заметил, что эти ящерицы не испытывают никаких затруднений, когда снуют по этой мерзости, – а все потому, что у них на лапах когти.

– Ящерицы? – переспросил он. – Если ты полагаешь, что мы опять влипли, то ли еще будет в лифте.

Адвокат снял свои бразильские темные очки, и я увидел, что он плачет.

– Я только что поднимался наверх, встретиться с тем человеком, Ласердой, – сообщил он. – Я сказал ему, что мы знаем, чего он здесь рыщет. Ласерда заявил, что он – фотограф, но когда я помянул Дикаря Генри… О, это был беспроигрышный ход: он охуел. Я видел это по его глазам. Понял, что мы по его душу.

– А он врубился, что у нас есть «магнумы»?

– Нет. Но я сказал, что у нас был «винсент блэк шэдоу». Он наверняка обосрался от страха.

– Хорошо, – сказал я. – А как с нашей комнатой? И туфлями для гольфа? Мы находимся прямо в центре этого ебаного террариума! И ведь кто-то дает бухло этим чертовым тварям! Еще немного, и они разорвут нас в клочки. Господи, да ты погляди на пол! Ты когда-нибудь выдел столько крови? А скольких они уже прикончили?

Я указал пальцем на группу которая, похоже, на нас глазела.

– Срань Господня, да ты только посмотри на это быдло вон там! Они нас засекли!

– Это столик для прессы, – сказал он. – Именно там ты должен удостоверить наши личности и расписаться. Ладно, давай разделаемся с этим дерьмом. Ты займешься ими, а я решаю вопрос с комнатой.

4

Отвратительная музыка и звук множества дробовиков… Грубые вибрации субботнего вечера в Вегасе

В конце концов мы добрались до номера еще до наступления сумерек и мой адвокат немедленно связался по телефону с бюро обслуживания – заказал четыре клубных сандвича, четыре креветочных коктейля, кварту рома и девять свежих грейпфрутов.

– Витамин С, – объяснил он. – Нам пригодится все, что можем достать.

Я согласился. К тому времени алкоголь начал перебивать кислоту, и мои галлюцинации опустило до терпимого уровня. В чертах официанта из бюро обслуги смутно проскальзывало что-то от облика рептилии, но я уже больше не видел огромных птеродактилей, с грохотом проносящихся по коридорам, покрытым лужами свежей крови. Единственная проблема теперь заключалась в гигантской неоновой вывеске за окном, которая мешала обзору близлежащих гор, – миллионы цветных шариков выписывали в своем беге сложнейшую цепь, странные символы и филиграни, испускающие громкое жужжание…

– Выгляни в окно, – сказал я.

– Зачем?

– Там большая… машина в небе… какая-то электрическая змея… движется прямо на нас.

– Застрели ее, – сказал мой адвокат.

– Не сейчас, – отозвался я. – Хочу изучить ее повадки.

Он направился в угол и стал дергать за шнур, чтобы опустить жалюзи.

– Слушай, – проговорил он. – Кончай этот базар про змей, пиявок, ящериц и им подобных. Ты меня грузишь.

– Да не волнуйся ты, – сказал я.

– Волнуйся? Господи, да я чуть там в баре не тронулся. Они никогда больше нас туда не пустят, особенно после того, что ты устроил за столиком прессы.

– А что я устроил?

– Ах ты, скотина. Да я оставил тебя всего на три минуты! Ты напугал тех людей до усрачки! Размахивал этой своей чертовой мухобойкой и кричал о рептилиях. Тебе повезло, что я вовремя вернулся. Они уже собирались вызвать полицию. Я сказал, что ты всего лишь пьян и я отведу тебя в нашу комнату под холодный душ. Черт, да единственная причина, по которой нам дали пропуска прессы, это чтобы от тебя отвязаться. – Он нервно расхаживал по комнате. – Боже, эта сцена просто вывела меня из себя! Я должен что-то принять. Что ты сотворил с мескалином?

– Саквояж, – ответил я.

Он открыл сумку и съел две пилюли, а я снова завел волынку на магнитофоне.

– Пожалуй, тебе следует съесть только одну такую, – сказал он. – Кислота все еще тебя держит.

Я не возражал.

– Мы должны выбраться до темноты на гоночный трек, – сказал я. – Но у нас есть время посмотреть по ящику новости. Давай порежем вот этот грейпфрут и сделаем изящный ромовый пунш, может, кислоту вымоет… А где тачка?

– Мы оставили ее кому-то при парковке. У меня есть квиток в портфеле.

– Какой номер? Я позвоню им сказать, чтобы они вымыли ублюдка, отдраили его до блеска.

– Хорошая идея, – сказал он, но не смог найти квиток.

– Ну, вот все и ебнулось, – сказал я. – Мы никогда не убедим их отдать машину, если не предъявим доказательства, что она наша.

Он маленько поразмыслил, взял телефон и попросил соединить его с гаражом.

– Это доктор Гонзо из восемьсот пятидесятого, – сказал он. – Похоже, я потерял свой парковочный талон на тот красный «шевро» с открытым верхом, что я вам оставил, но я хочу, чтобы машина была вымыта и готова через полчаса. Можете мне выслать дубликат талона?.. Что… А?.. Да, прекрасно. – Он повесил трубку и потянулся за трубочкой гаша. – Никаких проблем, – заметил он. – Этот человек запомнил мое лицо.

– Это хорошо, – откликнулся я. – Они, наверное, приготовили специально для нас большую сеть и ждут, когда мы появимся.

Его передернуло:

– Как твой адвокат, я советую тебе обо мне не беспокоиться.

По ящику в новостях передавали о вторжении в Лаос – картинки кошмарного бедствия: взрывы и разрушенные дома, падающие самолеты, беженцы, спасающиеся от террора, генералы Пентагона, лопочущие несусветную ложь.

– Выключи это дерьмо на хер! – завопил мой адвокат. – Давай выбираться отсюда!

Умное решение. Прошло всего ничего, мы забрали машину, и не успел я взять ситуацию под контроль, как мой адвокат впал в наркопрострацию и помчался на красный свет по главной улице. Я перетащил его на заднее сиденье и сам сел за руль… чувствуя себя превосходно, в высшей степени собранно. В проезжающих мимо нас машинах я видел болтающих между собой людей и захотел разобрать, что они говорят. Все они. Однако переносной микрофон лежал в багажнике. Ну и пусть себе лежит. Лас-Вегас не тот город, в котором ты можешь спокойно ехать по главной улице, наставляя на людей прибор, похожий на базуку.

Включить радио. Включить магнитофон. Смотреть вперед на заходящее солнце. Опустить все окна, чтобы лучше вкусить прохладный ветер из пустыни. Вот это я понимаю. То, что доктор прописал. Полный контроль. В субботний вечер в Лас-Вегасе катят себе в удовольствие по главной трассе два клевых парня в ярко-красном, яблочного цвета «шевро»… обкуренные, закинутые, обдолбанные… Хорошие люди.

Боже мой! А это что за ужасная музыка?

БОЕВАЯ ПЕСНЬ ЛЕЙТЕНАНТА КЭЛЛИ[9]

…Мы продолжали двигаться вперед…

Когда я достиг своей последней базы,

В той стране, лежащей за солнцем,

Верховный спросил меня…

(О чем он тебя, спросил, Расти?)

«…Сражался ли ты или бежал?»

(И что ты ему ответил, Расти?)

«…Мы ответили на их ружейный огонь всем, что у нас было…»

Нет! Мне почудилось! Это все наркотик. Взглянул украдкой на адвоката, но он уставился прямо в небо, и я понял, что его мозг уже достиг той последней базы, что лежит за солнцем. «Слава Богу, что он не слышал музыки», – думал я. С ним бы случился припадок расистского безумия.

К счастью, песня кончилась. Но мое настроение было вконец испорчено… а тут еще наступил приход от злодейского кактусового сока, погрузивший меня в состояние первобытного страха… Мы неожиданно подъехали к повороту на «Стрелковый клуб “Мнит”». «Одна миля» – гласил знак. Впрочем, еще за милю с гаком я мог слышать похрюкивающий рев двухцилиндровых мотоциклетных моторов, рокочущий вдали… а затем, подобравшись еще ближе, я услышал другой звук.

Дробовики! Никаких сомнений в тупом, глухом звуке этих выстрелов.

Я остановил машину. Что, черт возьми, здесь творится? Поднял все окна и медленно съехал на дорогу, усыпанную гравием, низко пригнувшись над рулем… пока не увидел около десятка фигур, целившихся из дробовиков в небо и стрелявших через равные промежутки.

Они стояли на бетонной стене прямо в пустыне, среди мескитовых деревьев, этого жалкого маленького оазиса в пустоши к северу от Вегаса… Сгрудившись со своими дробовиками в пятидесяти ярдах от одноэтажного бетонного блокгауза, окруженного полицейскими машинами, трейлерами и мотоциклами, наполовину в тени от десяти или дюжины деревьев.

Ну конечно. «Стрелковый клуб “Мнит”»! Эти лунатики не терпели ни малейшего посягательства на их тренировочные стрельбы по мишеням. А еще около сотни байкеров, механиков и других типов, имевших отношение к мотоспорту, болтались у ремонтного пункта, подписываясь на участие в завтрашней гонке, лениво потягивая пиво и превознося до небес технику друг друга, – и прямо в центре всего этого высились люди с дробовиками, равнодушные ко всему, кроме глиняных тарелочек, выбрасываемых в воздух автоматами каждые пять секунд или около того, и всегда попадающие в такт своими выстрелами.

«Ладно, что нам, в падлу?» – подумал я. Стрельба задает определенный ритм – наподобие четкой партии бас-гитары – этому пронзительному хаосу звуков мотоциклетного сборища. Я припарковал тачку и смешался с толпой, оставив адвоката пребывать в его коматозном состоянии.

Купив пива, я стал наблюдать за регистрацией мотоциклов. Там преобладали «Хаскваварнас-405», мощные шведские «шаровые молнии», а также было много «ямах», «кавасаки», несколько 500-х «триумфов», «мэйкос», попадались «С3» и «пюсанги» – все мотоциклы-вседорожники, очень быстрые, со здоровыми фарами. В этой лиге не было места «боровам», отсутствовали даже «спортстеры»… Дело шло к тому, чтобы включить в это соревнование по пропахиванию дюн нашу Великую Красную Акулу.

«Может быть, мне это устроить?» — думал я. Вписать моего адвоката как водителя, а потом выставить его на старт под кислой и эфиром. Что им, слабо?

Никто не отважится бросить вызов на треке человеку с наглухо съехавшей крышей. Он рванет в первой шеренге и одним ударом выбьет из гонки четыре или пять машин-«пустынников» – кислотный полет камикадзе.

– Сколько стоит заявка на участие? – спросил я регистратора.

– Два с полтиной, – ответил он.

– А как быть, если я скажу тебе, что у меня есть «винсент блэк шэдоу»?

Он недружелюбно покосился на меня, не говоря ни слова. Я заметил револьвер 38-го калибра, торчавший у него за поясом.

– Забудьте, – сказал я. – Мой водитель все равно болен.

Глаза регистратора сузились:

– Твой водитель не единственный здесь больной человек, приятель.

– У него кость застряла в горле, – сказал я.

– Что?

Мужик начал звереть, но внезапно его взгляд метнулся куда-то в сторону. Он уставился на какой-то новый объект…

На моего адвоката; нет на нем больше его темных датских очков, нет больше рубашки из Акапулько… он выглядел довольно дико – тяжело дыша, полуголый.

– Какие-нибудь неприятности? – проревел адвокат. – Этот человек – мой клиент. Ты готов предстать перед судом?

Я схватил его за плечо и мягко поволок прочь.

– Не парься, – сказал я. – Речь идет о «черной тени»: они не впишут этот байк.

– Минутку! – закричал он. – Что ты имеешь в виду, говоря, что они его не впишут? Ты заключил сделку с этими свиньями?

– Разумеется, нет, – ответил я, толкая его вперед к воротам. – Но ты наверняка заметил, что они все вооружены. Мы здесь единственные люди без пушек. Ты что, не слышишь всю эту пальбу?

Адвокат приостановился, прислушался и неожиданно помчался со всех ног к машине.

– Ах вы, хуесосы! – вопил он через плечо. – Мы еще вернемся!

К тому времени, как мы выехали на «шевро» обратно на шоссе, он уже был в состоянии нормально разговаривать:

– Господи Иисусе! Как только мы оказались среди этой банды маньяков-изуверов? Пора мотать на хуй из этого города. Эти гондоны пытались нас убыть!

5

Делая репортаж… Промелькнувшая перед глазами пресса в действии… Уродство и облом

Гонщики были готовы на рассвете. Над пустыней красиво взошло солнце. Однако гонка начиналась в девять, и нам надо было убить три долгих часа в казино, сразу за ареной: вот там-то и начались неприятности.

Бар открывался в семь. В бункере также имелась закусочная, а-ля «кофе с пончиками», но у тех из нас, кто проторчал всю ночь в таких местах, как «Цирк-Цирк», не было настроения пробавляться кофе с пончиками. Мы хотели крепких напитков. Наше раздражение нарастало, принимало извращенные формы, и таких по меньшей мере было около двухсот, так что бар открыли рано. К половине девятого вокруг игральных столов уже толпилась масса народу. В помещении можно было вешать топор, стоял шум, гам, повсюду раздавались пьяные вопли.

Неожиданно в бар вломился костлявый, средних лет урел в майке «Харли-Дэвидсон» и заорал:

– Черт подери! Какой сегодня день – суббота?

– Больше похоже на воскресенье, – бросил кто-то.

– Ха! Вот сука, а? – воскликнул громила в «Х-Д», ни к кому конкретно не обращаясь. – Вчера вечером я бил баклуши дома на Лонг-Бич и кто-то мне брякнул, что сегодня проводят «Минт 400». Я и говорю своей старушке:

– Ну мать, я еду.

Он захохотал.

– А она стала нести такую пургу, ну понятно ваще… Я и устроил ей выволочку, а потом вдруг смотрю: два чувака, которых я никогда раньше в жизни не видел, вытаскивают меня на тротуар и пиздят по полной программе. Господи! Да они меня в говно отделали.

Он снова засмеялся, говоря в толпу и совершенно не обращая внимания, слушают его или нет.

– Так, ебты! – продолжил он. – Потом один из них спрашивает: «Ты куда едешь?» А я и говорю: «В Лас-Вегас, на «Минт 400». Тут они дали мне десять баксов и подбросили до автобусной станции… – Он сделал паузу. – По крайней мере, я думаю, что это были они… И вот, как ни крути, я оказался здесь. И я скажу вам, мужики, эта долгая ночь была сущим адом! Семь часов на автобусе, твою мать. Но когда проснулся, уже светало, и я оказался в центре Вегаса, и на миг даже не врубился, какого хрена здесь делаю. Все, о чем я подумал, было: «О Боже, начинай снова-здорово, хуева корова – кто разведется со мной на этот раз?»

Он взял у кого-то из толпы сигарету и глупо осклабясь прикурил.

– Но вот тогда я, хвала Всевышнему, вспомнил! Я же приехал сюда на «Минт 400»… а это, бля, мужик, все, что мне надо было знать. И я скажу тебе: быть здесь чудно, мужик. Меня, ебты, не колышет, кто выиграет или проиграет. Просто замечательно быть сегодня здесь с вами, люди…

Никто с ним не спорил. Мы все поняли. В некоторых кругах «Мнит 400» котируется гораздо, гораздо выше, чем финал чемпионата мира по бейсболу, дерби в Кентукки и финальные заезды в Нижнем Оуклэнде, вместе взятые. Эта гонка привлекала довольно специфическую породу зевак, и наш парень в майке «Харли» был явно одним из них.

Корреспондент из «Life» дружелюбно кивнул мне и крикнул бармену:

– Сезам, откройся!

– И не тяни резину, – зарычал я, лаская дерево стойки растопыренной, ободранной ладонью. – Почему бы и не пять стопок? Да, хули! Тащи нам десять!

– Поддерживаю! – орал человек из «Life». Он уже потерял за стойкой свою хваленую хватку, отчаянно клюя носом, но все еще продолжал говорить авторитетно и со знанием дела: – Это волшебный миг в спорте! Он может никогда больше не повториться! – тут его голос резко сорвался. – Я однажды пил «Тройную корону», – пробормотал он, – но она в подметки этому пойлу не годится.

Женщина с лягушачьими глазами похотливо вцепилась в его ремень.

– Вставай! – умоляла она. – Пожалуйста, вставай! Ты будешь просто красавчиком, если только встанешь!

Журналист безумно загоготал.

– Послушайте, мадам, – отмахнулся он. – Я, черт возьми, почти неописуемо хорош сидя на своем месте и не капая людям на мозги. У вас крыша поедет, если я встану!

Женщина продолжала дергать его. Ей грезились его объятия, пока он два часа бухал. А теперь она делала свой ход. Мужик из «Life» не хотел дармового кусочка мандятины ни за какие золотые горы: он все глубже проваливался в свое забытье, роняя голову на колени.

Я отвернулся. Все это было слишком отвратно. А ведь мы являлись, помимо прочего, сливками национальной спортивной прессы. И собрались здесь, в Лас-Вегасе, для выполнения особого задания: освещения четвертой ежегодной гонки «Мнит 400»… и когда попадаешь в такую заваруху, дурака валять не приходится.

Но уже сейчас – даже еще до запуска этого спектакля – налицо явные признаки того, что мы можем потерять контроль над ситуацией. В это прекрасное утро в Неваде, когда прохладное солнце взошло над пустыней, мы зависли в каком-то грязном бетонном бункере, баре и игорном доме под названием «Стрелковый клуб “Мнит”» в десяти милях от Вегаса… и к началу гонки все были пугающе дезорганизованы.

А снаружи какие-то невменяемые лунатики игрались со своими мотоциклами, похлопывая по фарам, заливая бензин в баки, в последнюю минуту проверяя крепления деталей (болты карбюратора, всевозможные гайки и т. д.)… и первые десять байков вырулили на старт, как только пробило девять. Момент действительно был захватывающий, и мы всей толпой вывалили из бара смотреть. Отмашка флага – и эти десять бедных вседорожников выжали сцепления, взревели и рванули с места в карьер в первом заезде… Потом под всеобщее ликование кто-то захватил лидерство («Хаскваварна-405», насколько я помню), резко взвинтил темп и исчез в облаке пыли.

– Ладно, хорошего понемножку, – сказал кто-то. – Они вернутся где-то через час. Пошли обратно в бар.

Не сейчас. Нет. Своей очереди дожидались еще около ста девяноста мотоциклов. Каждые две минуты, согласно регламенту, они по десять выдвигались на старт. Сначала было возможно наблюдать за ними с расстояния двести ярдов от стартовой линии. Но эта видимость на поверку оказалась иллюзорной. Третья по ходу десятка исчезла в пыли за сто ярдов от того места, где мы стояли… и к тому времени, как они запустили первую сотню (а ведь оставалось еще сто), наша видимость сократилась до каких-то ничтожных пяти шагов. Мы могли видеть ровно столько же, сколько и стоявшие в самом хвосте зрительских рядов…

За ними поднималось и уже начало сгущаться невероятное облако пыли, накрывшее эту часть пустыни в течение следующих двух дней. Никто из нас тогда даже не предполагал, что это последнее мгновение, когда мы имеем честь лицезреть роскошную «Мнит 400».

К полудню под пылающим солнцем арену уже трудно было разглядеть за сто шагов от бара-казино. Идея «освещения этой гонки» в любом приемлемом смысле для работы журналиста оказалась абсурдом. С таким же успехом можно пытаться следить за ходом состязания пловцов в бассейне, уровня «Олимпийского», засыпанном вместо воды порошком талька. Тут, как и было обещано, на выручку подоспела компания «Форд Мотор», предоставившая для прессы «брончо» с водителем, но после нескольких лютых пробегов по пустыне в поисках мотоциклов-участников, когда мы обнаружили лишь один, да и то случайно, я оставил эту затею на совести фотографов и вернулся обратно в бар.

Пришло время, чувствовал я, для агонизирующей переоценки всей картины происходящего. Гонка, несомненно, имела место. Я был свидетелем старта; вполне в этом уверен. Но вот что делать сейчас? Нанять вертолет? Отправиться назад в вонючем «брончо»? Слоняться неприкаянным по этой чертовой пустыне и смотреть, как эти козлы-гонщики проходят контрольный пункт? Раз в каждые тринадцать минут?..

К десяти они растянулись по всей трассе. Это уже нельзя было назвать «гонкой». Это была борьба за выживание. Единственное видимое действие происходило на стартовой-финишной линии, к которой на полной скорости подкатывал какой-то мудак, выскочивший из клубов пыли, и в изнеможении слезал с мотоцикла… Его команда техников дозаправляла машину и отправляла ее назад со свежим водилой… на следующий этап в пятьдесят миль, еще один брутальный час убийственного для почек безумия в этом омерзительном пыльном чистилище, в котором было не видно ни зги.

Около одиннадцати я предпринял очередной заезд в тачке для прессы, но вместо гонки мы наткнулись на два джипа-пустынника, битком набитых какими-то уродами, напоминавшими отставных младших офицеров из Сан-Диего. Обдав нас каскадом песка, они резко перекрыли дорогу и потребовали сообщить: где эта чертова фигня?

– Понятия не имею, – сказал я. – Мы такие же добропорядочные патриоты-американцы, как и вы.

Оба пустынника были покрыты зловещими символами: клекочущие орлы сжимают в своих когтях американские флаги, косоглазая змея порублена на куски звездно-полосатой циркулярной пилой, а на одной из машин, на заднем сиденье, торчало что-то вроде крупнокалиберного пулемета на подставке.

Они отрывались на полную катушку – просто носились с дикой скоростью по пустыне и доставали всех, кто попадался им на пути.

– Из какого вы подразделения, друзья? – заорал один из них. Моторы ревели так, что мы едва слышали друг друга.

– Спортивная пресса, – прокричал я в ответ. – Мы и мухи не обидим: наемные трудяги.

Вояки заулыбались.

– Если хотите хорошей добычи, – кричал я, – то вам надо погнаться вон за тем мерзавцем из «Новостей Си-би-эс». Прямо там, впереди, на черном джипе. Этот человек ответственен за «продажу Пентагона».

– Твою мать! – вскричали разом двое. – Черный джип, ты сказал?

Они умчались прочь. Разошлись, как в море корабли. Мы подскакивали на камнях, продираясь сквозь мелкие заросли кактусов, похожих на железные перекати-поле. Внезапно из моих рук вылетела кружка пива, перевернулась и упала на колени, окатив мне промежность теплой пеной.

– Ты уволен, – сказал я водителю. – Вези меня обратно на арену.

Остро чувствовалась необходимость осесть на одном месте – поразмыслить над этим гнусным заданием и понять, как с ним справиться. Ласерда настаивал на всеобъемлющем репортаже. Он хотел вклиниться в эту песчаную бурю и попробовать применить какие-то редкие комбинации пленки и объективов, способные проканать в этом паскудстве.

Решал Джо, наш водитель. На самом деле звали его не Джо, но нам рекомендовали так его называть при инструктаже. Прошлой ночью я говорил с боссом из Фо-мо-ко, и когда он упомянул о приписанном к нам водителе, то важно сказал:

– Его настоящее имя – Стив, но ты должен звать его Джо.

– Какие проблемы? – отозвался я. – Мы будем звать его так, как он захочет. Как насчет Свечи или Горки?

– Никакой отсебятины, – отрезал представитель «Форда». – Зовите его Джо.

Ласерду уломали, но около полудня он снова выехал в пустыню в компании нашего водителя, Джо. А я окончательно вернулся в бетонный бар-казино, которое в действительности было «Стрелковым клубом “Мнит”», где начал основательно бухать, основательно думать и делать много основательных заметок…

6

Ночь в городе… Конфронтация в «Пустынном трактире»… Нарконеистовство в «Цирк-Цирке»