Договоренность (№2) - Страстный защитник

Четыре недели пролетели как одно мгновение. Четыре недели она провела сначала в дороге, а после в непрестанных трудах и хлопотах. А тут еще эти гости со своими семьями и челядью.

Она равнодушно следила за тем, как в лохань было вылито последнее ведро колодезной воды. Все это долгое время ей удавалось вытеснять из сознания мысль о том, ради чего так хлопочут и суетятся все эти люди. Она старалась не думать о предстоящей свадьбе.

Но время было неумолимо. Не далее как вчера ей пришлось убедиться в реальности надвигавшейся катастрофы: вечером Асканио пришел к ней обсудить детали церемонии. Со свойственной ему обстоятельностью он принялся объяснять ей, что и как она должна будет делать, что говорить. Покончив с перечислением обетов, какие она даст у алтаря, Асканио посоветовал ей совершить действо, не предусмотренное обрядом и, с ее точки зрения, совершенно неприемлемое, но, по его мнению, весьма и весьма желательное.

Он сказал, что ей следует встать на колени перед своим новообретенным супругом.

Анна вспыхнула от возмущения и запальчиво спросила:

– Это Морван предложил, да?!

– Ничего подобного. Он понятия не имеет об этом обряде.

– Который, между прочим, давным-давно устарел, – заметила она.

– Но порой еще выполняется. Анна, поймите, у некоторых предстоящая свадьба вызывает неудовольствие и всякого рода подозрения, которые необходимо развеять. По их мнению, святая, каковой они вас считают, должна быть непорочна. Они забрали себе в головы, что английский король принудил вас к этому браку, вступив в который вы утратите чистоту, а вместе с ней и святость. Таковы настроения простолюдинов. Вассалам же и владельцам окрестных земель потребуется время, чтобы узнать и оценить Морвана. Пока же они станут пристально и ревниво наблюдать за вами. Взять хотя бы Болдуина и Голтье из самых дальних ленных поместий. Во все время церемонии они глаз с вас не спустят. Чтобы, заметив малейшее выражение неудовольствия на вашем лице, найти впоследствии случай избавить старшую дочь Роальда де Леона от ненавистного английского мужа.

Анна пожала плечами. Она вовсе не замечала, чтобы в последние дни за ней кто-то пристально наблюдал, следил за ее настроением, выражением лица. Но Асканио, разумеется, виднее. Она по-прежнему полностью доверяла его суждениям.

– Вы ставите меня перед очень трудным выбором. Я должна подумать.

– Я вас ни в чем не неволю. Когда придет время, поступайте как знаете.

Анна поднялась с табурета и подошла к лохани с теплой водой. Преклонить колени перед мужем? Нет, она не может поступать, как советовал ей Асканио. Ему не понять, что творится в ее душе.

«Я не могу лгать самой себе перед алтарем. И не встану на колени перед Морваном. Да поможет мне Господь!»

Она выразительно взглянула на Катрин, и та, поняв ее без слов, вежливо выпроводила из комнаты женщин, которые по-прежнему сидели на постели и увлеченно сплетничали.

Итак, все состоится нынешним вечером. Долгих четыре недели ей удавалось вытеснять мысли об этом из своего сознания. Дорога из Англии, хлопоты, гости… Теперь же, оставшись наедине с собой, она вынуждена была взглянуть в лицо грядущему. Ей предстояло выполнить решение, которое долго зрело в ее душе. Она была тверда и непреклонна, но… надо было еще довести его до Морвана.

Со дня помолвки, которую праздновали в Англии, она мало с ним виделась. По возвращении в Бретань он надолго отправился в Брест и вновь появился в Ла-Рош-де-Роальд, лишь когда в крепость начали съезжаться гости. С собой он привез двух жонглеров, чтобы те развлекали многочисленных участников свадебного пира, и, словно невзначай, сообщил Анне, что нанял трех рыцарей и пятерых воинов, которые вскоре пополнят крепостной гарнизон.

Поездка оказалась результативной, но Анна сочла оба приобретения Морвана совершенно лишними. Не иначе как он предпринял этот вояж с единственной целью – чтобы побыть вдали от нее.

Он пообещал выполнить многие из ее условий. Прошлой ночью ее осенила идея, как помочь ему сдержать свое слово.

Пир был в самом разгаре. Столы ломились от яств и напитков, гости же сидели так тесно, что невольно задевали друг друга локтями. В огромном зале поместились только вассалы, соседи, их родные и слуги, которые сновали между столами, а также самые почетные жители городка. Остальные праздновали свадьбу своей госпожи за столами, накрытыми во дворе.

Анна обвела глазами собравшихся и лишь теперь приметила некоторых, кого не ожидала увидеть в стенах замка. Взгляд ее быстро перебегал с одного лица на другое. Вот младший сын мясника. Жена лесничего. На коленях у нее младенец лет полутора от роду. Здесь, в огромном зале, на празднование ее свадьбы собрались решительно все, за кем она ходила во время болезни, и кто выжил благодаря ее заботам. А она лишь теперь заметила этих людей.

Морван вернулся на свое место за столом по левую руку от нее.

– Что случилось? – спросила она.

– Пустяки. Асканио этим займется.

– Нет, не пустяки, Морван, если уж он известил об этом тебя.

– Некоторые из крестьян молятся в открытом поле о сохранении твоей непорочности, о том, чтобы Господь избавил тебя от меня. Может, ты и сама к ним присоединишься?

Она вскочила со своего места:

– Нет, выйду и попытаюсь их образумить.

Он удержал ее за руку:

– Никуда ты не пойдешь!

– Достаточно будет одного моего слова, чтобы они разошлись по домам.

– Достаточно будет одного взгляда на твое лицо, каким оно было в последние часы, и они поймут, что ты мысленно молишься вместе с ними.

– Это неправда, – солгала она. До самого захода солнца ей удавалось изображать из себя счастливую невесту, но к вечеру притворяться стало невмоготу. Она втайне несколько раз прочла про себя молитву об избавлении от напасти.

– Уж не считаешь ли ты меня слепцом, который не видит, что с тобой происходит? С самого заката у тебя выражение лица совсем как у приговоренной к казни. Но что бы ни творилось теперь в твоей душе, позволь напомнить условия нашего соглашения. На эту ночь ты моя, Анна.

Она покосилась на Катрин, которая сидела рядом и все слышала. Сестра ответила ей понимающим взглядом и согласно кивнула, когда Морван подал ей знак.

– Дорогая, – обратился он к Анне, – тебе пора покинуть гостей.

Анна понурила голову, и перед взором ее на поверхности полированного серебряного блюда тотчас же возникло ее отражение. Она успела уже снять вуаль, и волосы золотистыми локонами обрамляли ее нежное лицо с матово-бледной кожей. В глазах читались тревога и страх. Морван был прав. Она не смогла выдержать свою роль до конца.

Приподняв блюдо, она залюбовалась отразившимся в нем изумрудным ожерельем. Крупные камни загадочно мерцали в свете множества свечей и метали во все стороны яркие искры. Она наткнулась на это ожерелье, когда искала в дорожном мешке Морвана чистое платье, чтобы его переодеть. Он пребывал в беспамятстве и тяжко бредил. И вот теперь эта бесценная вещь принадлежит ей. Свадебный подарок Морвана. Могла ли она ожидать от него такой щедрости? Он рассказал, что ожерелье подарила ему богатая горожанка из Кана, семью которой, а также ее имущество он спас от английских воинов при взятии города.

Она провела пальцами по камням, свисавшим с золотой цепочки. При мысли о том, сколько может стоить ожерелье, у нее закружилась голова. Даже один такой изумруд был бы роскошным даром. Морван, что и говорить, стал обладателем всего, чем до свадьбы владела она. Но взамен отдал ей единственное, что было у него ценного.

Ее узкая ладонь легла на его руку.

– Они все здесь, среди почетных гостей, ведь так? Ты их всех позвал? Тех, кто выжил после чумы, как мы с тобой.

– Я подумал, тебе будет приятно их видеть.

– Так и есть. Спасибо. – Его заботливость так ее тронула, что она наклонилась и поцеловала его руку.

Подняв голову, она обнаружила, что у края стола, где сидели она и Морван, собралось несколько женщин. Жены вассалов и владетельных соседей смотрели на нее с сочувственными улыбками. Катрин тронула ее за плечо:

– Пойдем, сестра.

Морван высвободил руку. Прежде чем уйти, она встретилась с ним глазами, от души надеясь, что при всей своей проницательности он еще не догадывается о том, что она задумала.

Она неподвижно стояла у кровати, пока женщины хлопотали вокруг нее. Одна из них откинула новое покрывало из дорогой парчи и сбрызнула подушки и простыни благовонным маслом. Чьи-то проворные пальцы принялись развязывать тесемки свадебного платья Анны.

Наконец они полностью ее обнажили и, подняв на руки, перенесли на постель. Заботливые руки Катрин укутали ее одеялом по самую шею. Внутри у Анны все сжалось. Она выпростала руку из-под одеяла и схватила сестру за подол платья.

– Пусть все отсюда уйдут. Сию же минуту! И еще, Катрин, очень прошу, спускайтесь по лестнице как можно медленней. Мне нужно время, понимаешь?

Стоило Катрин выпроводить всех женщин из спальни и плотно затворить за собой дверь, как Анна выбралась из постели и метнулась к кованому сундуку, что стоял в углу у окна. Она поспешно достала оттуда длинную шерстяную рубаху, надела ее через голову и задула все свечи.

Морвана, согласно обычаю, приведут сюда несколько мужчин. Возможно, им захочется полюбоваться невестой на брачном ложе. Но она не доставит им такой радости.

Подобрав подол рубахи, она открыла дверь, что вела на галерею, и выбежала из комнаты. Пусть эти люди, если они и в самом деле заявятся в спальню, сколько угодно поддразнивают Морвана, которому досталась в жены такая трусливая недотрога. Что поделаешь, она такая как есть и иной становиться не собирается.

Морван с трудом скрывал нетерпение. Ну, сколько же времени может понадобиться нескольким женщинам, чтобы раздеть одну девицу? Всего вероятнее, они уселись на постель и делятся с ней и друг с другом воспоминаниями о своих свадебных пиршествах, о первой близости с мужьями. Он покосился на Гарольда и Фуке, сидевших напротив него за почетным столом. У обоих был такой мрачный вид, что ему сделалось не по себе. Ну не бросилась же она в море, в самом деле?!

Он томился ожиданием весь этот долгий месяц. В разлуке с Анной время летело быстрее. Поездка оказалась полезной. Он нанял в Бресте воинов для усиления гарнизона Ла-Рош-де-Роальд, пригласил на торжество бродячих артистов. Но стоило ему вернуться, как прежняя пытка возобновилась.

Он не чаял дождаться того мгновения, когда сможет, наконец, заключить любимую в объятия. Она же… подчеркнуто его игнорировала.

Во все время пира, танцуя с Анной и женами соседей, занимая гостей разговорами и глядя на представление, которое устроили жонглеры, он мысленно пребывал в Ридинге и воскрешал в памяти детали той ночи. Воображение его расцвечивало их и дополняло, оно завело его в такие дали, куда он не осмелился бы забраться наяву.

Со стороны лестницы донесся шум. Морван с надеждой взглянул туда и вскочил на ноги прежде, чем Катрин и остальные дамы успели сойти вниз. По залу прокатился веселый хохот, и вот уже Болдуин, Голтье и несколько молодых лордов встали со своих мест, чтобы проводить его в спальню. Возле него невесть откуда появился Асканио с золотой чашей, наполненной святой водой.

На всем пути до брачных покоев спутники Морвана состязались в остроумии и веселились до упаду. Много говорилось о том оружии, которым в совершенстве владел Морван и от которого Анна, при всей ее воинской доблести, не сможет нынче защититься. Ему от души предлагали помощь на случай, если ее сопротивление все же окажется слишком упорным. Он принужденно смеялся над этими шутками, мысленно посылая своих спутников к дьяволу. Не окружи они его такой толпой, он быстрее добрался бы до заветной двери.

Но вот, наконец, и она. Он поднял руку, призывая веселую компанию к тишине.

– Прошу вас удалиться, господа. Благодарю, что помогли мне проделать столь нелегкий путь. – Он заставил себя улыбнуться. – Но туда со мной войдет лишь Асканио, чтобы окропить ложе.

Рыцари разразились протестующими возгласами, но Морван был непреклонен, и они один за другим вернулись в зал.

– Вы столь трепетно оберегаете ее достоинство, – сказал Асканио. – Она это оценит.

– Наше достоинство, – уточнил Морван. – Не хватало еще, чтобы эти зубоскалы ввалились в спальню и отпускали свои шуточки, пялясь на невесту.

Он перекрестился и толкнул дверь.

Комната была пуста.

Он поднял над головой свечу, которую принес с собой. Так и есть. Сквозь щель между полотнищами балдахина ему были видны смятое покрывало и белоснежные простыни. Лицо монаха было непроницаемо. Он приблизился к кровати и, бормоча молитву, окропил ее святой водой.

Когда с этим было покончено, он повернулся к Морвану и отечески ласково произнес:

– Не принимайте это за пренебрежение к вам. Анна испугалась и убежала. Это так естественно.

– Но чего ей бояться? Я ее законный муж. Все женщины рано или поздно подвергаются такому испытанию…

Асканио пожал плечами:

– Она еще дитя в этих вопросах.

Морван, задумчиво и растерянно воззрившись на постель, возразил:

– Не вполне, знаете ли…

Монах лукаво улыбнулся:

– Поскольку все закончилось свадьбой, те мелкие ваши грешки не в счет.

– Асканио, вы могли бы сейчас оказаться на моем месте, не будь вы священником, – заявил Морван.

– Но я священник, а на этом месте находитесь вы, – сказал Асканио, выразительно покосившись на пустое ложе.

Когда его шаги стихли в дальнем конце коридора, Морван выбежал на галерею.

Глава 19

Из спальни до слуха Анны донеслись приглушенные голоса. Она инстинктивно прижалась к выступу стены на галерее. Но вот все стихло. Она охватила ладонями плечи, чтобы унять дрожь.

Она допустила величайшую ошибку, обратившись с предложением о мнимом браке к Морвану. Насколько легче было бы иметь дело с любым, к кому она не питала никаких чувств!

Она ощутила присутствие Морвана еще до того, как его увидела. Ей сразу стало тесно на маленькой галерее, дыхание занялось у нее в груди. Она перевела взгляд с морских волн, которые с шумом разбивались об утес, на дверной проем, где стоял он, прислонившись к косяку, и пристально за ней наблюдал. Тусклый свет, лившийся из спальни, золотил его волосы. В черных глазах, обращенных к ней, светились искры, такие же яркие, как звезды в ночном небе.

– Не желаешь ли ты вернуться в супружескую опочивальню? – как ни в чем не бывало спросил он.

Анна снова стала смотреть на волны.

– Эти люди… Они ушли?

– Там побывал один лишь Асканио. Благословил наше ложе и удалился. Ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы допустить мысль, что я способен выставить тебя, распростертую на кровати, на обозрение этим людям. А они, признаться, очень бы желали насладиться подобным зрелищем и твоим замешательством. Я насилу от них отделался.

Он по-прежнему оставался в дверном проеме, но у нее возникло чувство, будто он совсем рядом и обнимает ее, ласковое тепло его тела окутывает ее с ног до головы. Такие же ощущения она испытала той далекой ночью в госпитальном шатре, когда впервые осталась с ним наедине. Потому-то она и замыслила бегство. Но осуществить задуманное не смогла.

И вот теперь, когда ей так хотелось спрятаться, укрыться от него, бежать было некуда. Разве что ринуться в море. Она покачала головой, отгоняя эту грешную мысль.

– Я не готова к тому, чего ты от меня ждешь.

– И никогда не будешь готова. Любой отсрочки тебе покажется мало.

Бежать некуда. Спасения ждать неоткуда. Это случится нынче. Перед ней простиралось безбрежное море, над ней сверкало тысячами тысяч звезд необъятное небо, но для нее в этом огромном мире не существовало уголка, где она могла бы затаиться.

– Я жду тебя, Анна. – Голос его звучал мягко, но она уловила в нем властные нотки.

Она оглянулась и, не увидев его в дверном проеме, глубоко вздохнула и медленно побрела вдоль галереи.

Она вошла в комнату и неслышно прикрыла за собой дверь. Морван стоял у очага, глядя в огонь. И ждал ее. Он успел зажечь все свечи в тяжелых канделябрах. Анна поежилась. Зачем этот ослепительный свет? Ведь тьма скрыла бы недостатки ее непропорциональной фигуры.

– Я считаю, что ты был не прав, Морван, – дрожащим голосом произнесла она. – Нам не следует этого делать. Пусть все остается как есть. Мы представим гостям поддельные доказательства и… и я поклянусь, что никогда ни одной живой душе не открою правды.

Он повернулся к ней. В глазах его, полуприкрытых веками, сверкали яркие искры.

В комнате повисло молчание, которое напугало ее еще больше, чем если бы он дал волю гневу.

Наконец, он шумно вздохнул и с деланным спокойствием произнес:

– Ты плохо меня знаешь, если надеешься, что я на это соглашусь. Тебя просто утомили и слишком взволновали церемония венчания и пир. Иди-ка лучше сюда, к очагу. Погрейся, выпей вина.

Он подошел к столу, наполнил серебряный кубок и вернулся к очагу. Анна стояла не шевелясь.

– Довольно изображать из себя объятое страхом нетронутое дитя, которое силой принудили к браку с жестоким грубияном. Иди же сюда, Анна.

Этот упрек и тон, каким он был высказан, возымели свое действие. Анна подошла к очагу, взяла кубок из рук Морвана и села на стул, стоявший у огня. Отпив вина, она не удержалась от колкости:

– Ты говорил, что не в твоих привычках принуждать женщин к близости.

– Возможно, так было лишь потому, что в этом не возникало необходимости. Вот ты, к примеру, готова была уступить мне всякий раз, стоило мне только начать ласкать тебя. Так будет и сегодня.

Ей нечего было на это возразить. Ее тело уже начало предательски реагировать на его присутствие в спальне, на его упоминание о прежних ласках.

– Не надейся этого избежать, Анна. Я тебя предупреждал еще там, внизу. Нынешней ночью ты станешь моей. Это тебе не Ридинг, и никакого выбора у тебя не будет. Ты моя супруга, и я возьму тебя.

Сердце ее начало гулко, глухо биться в груди. Он подошел к ней.

От страха все поплыло у нее перед глазами. Сжимая кубок обеими руками, она взмолилась:

– Задуй свечи, Морван, прошу тебя, и давай уж тогда поскорей с этим покончим!

Она почувствовала приближение его ладони к своему затылку еще прежде, чем он коснулся ее волос.

– Я не собираюсь торопиться, словно на пожар, лишая тебя невинности. Этим я причинил бы тебе лишние страдания. А свечи пусть горят. Я хочу, чтобы мы друг друга видели. Чтобы мы на всю жизнь запомнили друг друга такими, как теперь: молодыми, полными сил и желания. – Рука его продолжала медленно поглаживать ее затылок. Анна втянула голову в плечи. Вот, значит, что он задумал. Будет продолжать лгать ей, станет делать вид, что жаждет обладать ею, с трудом преодолевая отвращение к ее уродству. Ей стало обидно до слез. Она не сможет через это пройти. Она не позволит, чтобы он пользовался ее слабостью, ее страстью к нему, красивому, безупречно сложенному, восхитительно мужественному.

Однако тело ее властно заявляло о желаниях, которые разнились с этими мыслями, с доводами смятенного разума. Пальцы Морвана коснулись ее шеи, он обеими ладонями растянул ворот рубахи и спустил ее до середины плеч Анны. Щекочущий холодок пробежал по ее спине вдоль позвоночника.

Он отвел пышную волну ее волос от затылка и поцеловал в нежную впадинку у шеи. Она закрыла глаза от наслаждения. Но, поддаваясь его ласкам, ни на миг не забывала о том, какой опасности подвергается.

Почувствовав, что еще мгновение, и она не в силах будет заглушить властный голос плоти, Анна вскочила со стула и бросилась в угол комнаты.

И снова наступила зловещая тишина. Она отвернулась к стене, чтобы не встречаться с ним глазами.

– Тебе некуда бежать, Анна. Подойди ко мне. Не бойся. Я не сделаю тебе ничего худого.

Он говорил о боязни. Но ведь она пытается уклониться от неизбежного вовсе не из страха. Ею руководило другое чувство. Неужто же он только делает вид, что не понимает, что творится в ее душе?

Она повернулась к нему лицом. Придется высказаться напрямик, и пусть он, этот притворщик, думает о ней что хочет. Она устала играть в эту игру.

– Ничего я не боюсь. Просто не желаю, чтобы ты себя принуждал… выполнять свой супружеский долг. Не думай, я догадалась, ты солгал мне тогда, в Ридинге. Решил пощадить мои чувства. Но я-то знаю, почему ты меня не взял. Я не из тех, с кем мужчины жаждут предаваться плотской любви. У меня скверная фигура и некрасивое лицо.

– Ах вот, значит, какими валунами ты решила подпереть пошатнувшуюся стену своей непорочности, – удивленно покачивая головой, сказал он. – Прости, не думал, что в число твоих достоинств входит столь изощренная изобретательность. Но выслушай меня и запомни мои слова навсегда: не знаю, как другие, но я желал тебя все это время, с той минуты, как впервые увидел. Я ни о чем другом думать не мог, я тобой бредил! Это просто какое-то наваждение! Ты можешь мне не верить, но я намерен немедленно доказать тебе искренность своих слов.

Он коснулся губами ее затылка и, наклонив голову, стал покрывать поцелуями шею. Вожделение охватило все ее тело, Анна ощутила сладостную истому внизу живота и между ног, и в этот миг внутреннее чувство подсказало ей, что Морван не лгал – ни тогда, в Ридинге, ни теперь. Он, в самом деле, желал ее, желал с той самой минуты, когда впервые увидел…

– Боже, как ты прекрасна! – выдохнул Морван.

Его пламенный взгляд, устремленный на ее нагое тело, согревал ее и воспламенял в ней желания, едва ли не более неистовые, чем те, которые рождались в глубине ее лона от его прикосновений и поцелуев.

– Ты – само совершенство! И я никогда не устану любоваться тобой! Я люблю тебя всю, Анна. Твое тело, и душу, и смелость твою, и доброту, твое бескорыстие и взбалмошность. Неужто же я еще не говорил тебе этого? Знаешь, это только потому, что подобные слова мне не раз случалось произносить в адрес других, к кому я не испытывал ничего, кроме вожделения. А теперь, когда я впервые говорю их искренне, они кажутся мне недостойными тебя, их мало, чтобы выразить то, что я сейчас чувствую…

Он медленно повернулся спиной к очагу, сделал несколько шагов и, наклонившись к ее уху, прошептал:

– А теперь я опущу тебя на супружеское ложе.

Он бережно уложил ее на белоснежную простыню. Полузакрыв глаза, она наблюдала, как он снимает с себя одежду. Роскошный алый камзол, белая туника и панталоны, сапоги и пояс вскоре очутились на полу. Нетерпение Анны все нарастало, но в этом ожидании, которое чуть пригасило бушующий огонь ее страсти, была своя мучительная прелесть.

Морван, обнаженный и прекрасный, как греческий бог, на миг замер у края кровати, любуясь ею. Она, не скрывая обожания, смотрела на его мускулистое поджарое тело, на завитки волос на широкой груди, на плоский живот, стройные длинные ноги…

– Ты прекрасна, Анна. Ты восхитительна в своей страсти. Отдай же мне ее всю. Будь моей.

– Да! Да! – крикнула она, чувствуя, как волна наслаждения подхватывает ее и несет далеко-далеко, в неведомое…

Она не ощутила тяжести тела Морвана, когда он лег на нее сверху. Опираясь на согнутую в локте руку, он продолжал ласкать ее лоно. Вдруг она почувствовала, как что-то твердое и упругое проникает в ее тело, и плоть рвется под этим неумолимым натиском… Но невероятное наслаждение, которое она испытала, когда его мужская плоть вошла в нее целиком, заставило ее позабыть про боль. Морван замер, вглядываясь в ее лицо. Она почувствовала на себе его взгляд и с трудом разомкнула веки. В ее синих глазах горела любовь, она смотрела на него с восхищением, со страстью, которая не знала пределов.

– Я сделала этот шаг, – прошептала она, зардевшись. – Теперь нас ничто не разделяет.

Ее тонкие пальцы скользнули вдоль его спины. Он зажмурил глаза, чтобы скрыть от нее навернувшиеся на них слезы. Никогда в жизни он не был так счастлив, никогда не верил, что ему суждено пережить подобное.

Приникнув к ее губам в поцелуе, он стал медленно, ритмично двигать бедрами. Он старался не причинять ей лишней боли, и она, догадавшись об этом, ласково прошептала:

– Я выносливей, чем придворные леди, с которыми тебе доводилось делить ложе, Морван. Делай со мной все, чего тебе хочется!

Эта просьба так его тронула, что он снова с трудом удержался от слез. Она была восхитительна в своей щедрости.

В его затуманенном страстью сознании возник образ какой-то далекой прекрасной страны, над которой, глядя вниз с головокружительной высоты, на легком облаке проплывали они с Анной, они были единым целым, они навек слились в нерасторжимом объятии… Потому что сама судьба предназначила их друг другу, и они это знали с момента первой своей встречи…

Анна не привыкла делить ложе с кем бы то ни было. Через несколько часов она проснулась. Свечи еще не догорели. Она взглянула на спящего Морвана. Он был так красив, что у нее дух занялся. Она стала представлять его себе маленьким мальчиком, отроком, юным рыцарем, впервые надевшим шпоры.

Взгляд ее опустился ниже, скользнул по его груди. Она словно невидимым пальцем обвела контуры его мускулов.

Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. А после положил на свое бедро, укрытое простыней.

– Ты можешь трогать, ласкать, ощупывать меня сколько хочешь. Я ведь принадлежу тебе, как и ты – мне.

– Я думала, ты спишь. Ты всегда чувствуешь на себе мой взгляд?

– Всегда. Как и ты мой.

Она провела ладонью по кудрявым волосам на его груди. «Быть может, – думала она, – он не так сильно меня любит, как когда-то свою Элизабет. И все же…» Все же его слова о том, что он принадлежит ей, звучали для нее сладчайшей музыкой. Она больше ни на миг не сомневалась в его искренности.

Глава 20

Три дня пролетели как сон, исполненный блаженства, нежности, восторгов и пылкой страсти. Анна не разлучалась с Морваном ни на мгновение. Несмотря на продолжавшиеся празднества и обилие в замке посторонних, они то и дело уединялись в спальне, чтобы насладиться близостью.

Три дня любовного угара. Три дня поздравлений, пышных трапез, веселых забав, танцев, смеха.

На четвертый день вассалы и владетельные лорды из соседних поместий разъехались по домам со своими женами, детьми и слугами. Анна и Морван провожали их у ворот и долго следили глазами за вереницей повозок, что тянулась вдаль по зимней дороге.

Обитатели Ла-Рош-де-Роальд, позевывая, вернулись к своим повседневным делам. Слуги убрали лишние тюфяки в кладовые и вернули стулья и табуреты в комнату для шитья, которая перестала быть спальней для гостей и снова наполнилась веселым гомоном белошвеек. Каждый занял свое привычное место за столом. Карлос еще до обеда ускакал на конеферму. Катрин с прежней бойкостью принялась отдавать распоряжения служанкам.

Жизнь входила в свою колею. Для всех, кроме Анны.

После перемен в ее судьбе, после долгих путешествий и хлопот последних месяцев она вдруг почувствовала себя опустошенной. Ей нечем было заняться.

Морван средь бела дня вдруг взял да и завалился спать. В ее постель. Анна приказала оседлать для себя Тень, решив, что прогулка верхом взбодрит ее и рассеет невесть откуда взявшуюся грусть.

Оседланная лошадь предстала перед ней в сопровождении трех вооруженных воинов.

– Куда это вы направляетесь? – строго спросила она, запрыгивая в седло и оборачивая вокруг икр дурацкий подол юбки.

– Туда же, куда и вы, миледи, – с поклоном ответил ей один из мужчин.

– Грум что-то напутал, – поморщилась она. – Мне не нужны сопровождающие. Я недалеко.

– Это приказ милорда, миледи. Вы не должны в одиночестве покидать крепость.

Она уставилась на них расширенными от гнева глазами. Тот, кто ей отвечал, был нанят Морваном в Бресте в канун свадебных торжеств, но остальные двое, солдаты крепостного гарнизона, с давних пор почитали ее за свою госпожу и выполняли только ее распоряжения.

– Я не нуждаюсь в охране, – повторила она. – Просто хочу прогуляться верхом, как всегда.

– Но мы не смеем ослушаться сэра Морвана, миледи. Он строго-настрого нам приказал и грумам тоже, чтоб вас одну не выпускать.

Эти слова вмиг отрезвили ее. Она вздрогнула, словно ее окатили ушатом ледяной воды. Любовный угар, в котором она пребывала последние дни, уступил место досаде.

За пределами Ла-Рош-де-Роальд ей без труда удалось бы ускакать прочь от этих непрошеных охранников на своей быстроногой кобыле. Где уж их неповоротливым коням угнаться за ее Тенью! Но она соскочила с седла и молча направилась ко входу в замок. И весь остаток дня бродила по парапетам стен.

За ужином она рассказала о случившемся Морвану.

– Да-да, – кивнул он как ни в чем не бывало, – я распорядился, чтобы тебя охраняли, когда ты выезжаешь за ворота. Ради твоей безопасности.

– Мне не нужна охрана. До сих пор я прекрасно без нее обходилась.

– Побойся Бога, Анна! До сих пор твоя беспечность сходила тебе с рук, но это не означает, что так будет всегда. Я ведь отрядил для тебя троих воинов. Всего троих. Это меньше, чем нанимают для своей охраны все до единой леди из окрестных замков. Я узнавал. Времена сейчас неспокойные, ты это знаешь не хуже меня.

– Мне безразлично, сколько солдат нанимают эти трусливые гусыни для охраны своих безмозглых голов. Верхом на Тени я уйду от любого, кто пожелал бы причинить мне зло. Повторяю, я хочу выезжать на верховые прогулки одна!

– Привыкнешь. Не обращай на них внимания. Пойми, я не могу тебе позволить рисковать собой. И вот еще что: пока за Гюрвана не внесут выкуп, и он не уберется из этих краев, ты, прежде чем покинуть крепость, станешь меня об этом извещать.