Глава 6

На следующее утро виконт первым спустился к завтраку: ему хотелось прогуляться верхом до того, как проснутся гости. Сидя перед тарелкой, он уловил краем глаза, как что-то зеленовато-золотистое промелькнуло мимо окна. Белокурая девушка со стройной фигуркой тотчас исчезла в кустах. Никак Бьянка Кенвуд снова поднялась на рассвете! Верджил с досадой отвернулся от окна. Данте уверял, будто она виделась с Найджелом Кенвудом лишь раз, но Данте не знает, что она вечно где-то бродит спозаранку. Быть может, они с Найджелом уже целую неделю встречаются тайно.

Верджил возвел мысленную преграду образу, который начал возникать в его воображении. Никаких доказательств того, что Бьянка бегала на свидания с кузеном, не имелось. Но ходила же она куда-то в парк на заре, несмотря на опасность, которой однажды подверглась, упав с лошади после выстрелов браконьеров. Обычная молодая женщина больше и шагу бы туда не сделала, разве что под охраной целой армии.

Стало быть, обычной женщиной ее назвать нельзя. Оставив завтрак, Верджил тихо вышел во двор и направился вслед за Бьянкой.

– Леклер!

Внезапно услышав чей-то голос позади, Верджил резко обернулся – по дорожке, ведущей от конюшен, к нему решительно шагал Корнелл Уидерби.

В это время спустившаяся вниз по тропинке Бьянка, сверкнув золотым и зеленым, исчезла в лесу.

– Только не говори, что ты всю ночь скакал верхом, Уидерби!

Новоприбывший гость был одет в коричневую куртку для верховой езды и бежевые брюки. Сапоги Уидерби, по-видимому, были приобретены совсем недавно, а светлые локоны, выглядывавшие из-под шляпы, уложены по новой моде. В целом Уидерби имел весьма франтоватый вид и, похоже, пребывал в чертовски веселом настроении.

– Я отправился вчера после полудня и большую часть пути одолел верхом, а переночевал на постоялом дворе.

– Не терпелось поскорее добраться?

– Последние несколько дней весь город просто охрип – каждый день демонстрации, аресты. Свежий деревенский воздух должен пойти мне на пользу. Когда кругом беспорядки, муза становится несговорчивой.

– Здесь, полагаю, никаких беспорядков не будет. Тебя ждет завтрак, но дать пищу твоей музе пока некому: сестра еще не встала и потому не может оказать тебе хозяйское гостеприимство.

При упоминании о Пенелопе по лицу Уидерби скользнула мечтательная улыбка. Верджилу, разумеется, известно, что происходит между ним и его сестрой, но он никогда не позволял себе обсуждать личную жизнь своей замужней сестры, даже если ее поклонником оказался его старинный друг.

– Состав гостей тебя порадует. В основном это люди искусства. Ничего удивительного: ведь приглашала их Пен, – насмешливо заметил Верджил.

– Приемы, устраиваемые графиней, всегда восхитительны, а этот, как мне кажется, превзойдет все мыслимые ожидания.

Верджил решил не вдаваться в рассуждения о том, как много восхитительного может здесь для себя найти Уидерби: в большом и спокойном загородном доме были все возможности для интимного уединения.

Верджил решительно отогнал от себя эти мысли.

– О, на тебе костюм для верховой езды, – заметил Уидерби. – Стало быть, я задерживаю тебя.

– Ну да, я собрался пройтись немного, а потом, пожалуй, проедусь верхом. А ты иди, располагайся, чувствуй себя как дома. Здесь, кстати, Сент-Джон, он тоже рано встает, так что тебе, скорее всего не придется долго скучать в одиночестве.

Энергичной, свободной походкой Уидерби направился к дому, а Верджил, подождав, пока тот скроется из виду, круто повернулся и поспешил вслед за Бьянкой.

Когда, наконец, вдалеке показалась ее фигурка, Верджил, чтобы оставаться незамеченным, замедлил шаг.

Он был вынужден признаться себе, что преследовал девушку, не столько беспокоясь о ее безопасности, сколько желая проверить, не поджидает ли ее где-нибудь Найджел.

Пройдя по лесу с милю, Бьянка свернула на тропу, ведущую на восток, и Верджилу стало ясно, что она направляется к руинам старого замка. Это дурной знак: средневековый замок являлся идеальным местом для тайных свиданий.

Когда Верджил вступил в высокую траву, которой заросли развалины древних укреплений Леклер-Парка, Бьянка снова пропала из виду. От старой крепости остались лишь развалины и часть зубчатой стены с бойницами. Стена местами обвалилась, местами осыпалась, на заросшей поляне, некогда служившей двором замка, в беспорядке валялись огромные камни. Из всего строения более-менее невредимой оставалась лишь одна квадратная сторожевая башня.

Ностальгия по далекому детству, воспоминания об играх, которые устраивались здесь, внезапно охватили Верджила, и он с горечью пожалел о беспечно утраченных и почти разрушенных близких отношениях, некогда связывавших их с Данте.

Он огляделся вокруг в поисках мисс Кенвуд и вдруг в утренней тиши услышал слегка приглушенный, мелодичный голос. Голос то поднимался ввысь, то опускался мягкой волной и маленькими вихрями кружил вокруг. Определив, что пение доносилось из сторожевой башни, Верджил переступил через каменный порог.

Всем своим существом он внимал звуку этого голоса, который, отражаясь от стен и каменных сводов, становился все насыщеннее. Наверху, в гарнизонном помещении мисс Кенвуд пела гаммы. С каждой следующей, более высокой, нотой ее голос обретал новую силу. Виконт застыл на месте, прислушиваясь к звучанию этого бесценного инструмента, которое становилось все увереннее и точнее.

Бьянка перестала петь, и Верджил услышал, как она заговорила. С Найджелом? Он мог заманить ее сюда под предлогом занятия музыкой. Если так, то ей ничто не грозит. Сомнительно, чтобы Бьянка могла забыть о своей истинной страсти в угоду другой, более земной.

Сверху вновь послышалось пение. Звук голоса волной лился вниз по ступеням. На сей раз это были не гаммы, а ария из оперы Россини.

Пение произвело на Верджила совсем особое, непостижимое впечатление. Точно и непогрешимо, как прихотливые рулады тонкой птичьей трели, пленительные звуки глубоко проникали в его сознание и заполняли сердце, рождая в душе неизъяснимые эмоции. Голос Бьянки пробуждал в Верджиле именно те чувства, которые он старательно, но тщетно пытался подавить в себе.

Повинуясь безотчетному порыву, Верджил поднялся вверх по темной лестнице, влекомый пением сирены, которая, сама того не ведая, манила его к запретным берегам.

Бьянка была в зале одна: стоя спиной к Верджилу, она словно в раме застыла между стенами башни, которые сужались кверху и заканчивались каменным сводчатым потолком. Найджела рядом с ней не было – должно быть, Бьянка разговаривала сама с собой.

Верджил остановился и, прислонившись плечом к портальной раме, продолжил слушать ее пение. Ему захотелось увидеть ее глаза, но и без этого сияющее лицо девушки навсегда запечатлелось в его памяти с того самого дня, как он впервые увидел ее на сцене игорного дома.

Не пытаясь более сопротивляться охватившим его чувствам, осознав тщетность этой борьбы, Верджил полностью отдался им, позволил ее чистой, невинной страсти и своему непреодолимому и настойчивому желанию заполнить все вокруг.

Бьянка чувствовала себя на седьмом небе, уносясь в заоблачные выси; она вся сияла. Ее голос взял власть над телом, и она полностью растворилась в звуках. Исчезло все, кроме музыки. Великолепная акустика каменных руин превосходила акустику любого концертного зала, потрясающе обогащая звук. Слышала бы ее сейчас Каталани!

Ария показалась ей слишком короткой, и Бьянка с сожалением тянула последнюю ноту дольше, чем требовала партитура. Нота повисла в воздухе, словно последняя капля нектара из волшебного бутона, который пила ее обнажившаяся душа. Но вот и конец. Бьянка почувствовала опустошение и грусть. Вдруг она явственно ощутила чье-то присутствие и, испугавшись, что это Данте выследил ее, обернулась.

Виконт стоял в непринужденной позе, опершись плечом о портальную раму, и наблюдал за ней. Он был поразительно красив в этой театральной обстановке; в его небрежной позе чувствовалась скрытая сила.

– Дядя Верджил, вы что, шпионите за мной?

– Да, если угодно. Но я делаю это с одной лишь целью – защитить вас.

– В вашем Леклер-Парке я в полной безопасности – доблестные браконьеры, должно быть, переместились в другое место или стали пользоваться капканами. За последнюю неделю не прозвучало ни единого выстрела.

– Если вы об этом заявляете с такой определенностью, значит, часто здесь бываете. И всегда только для того, чтобы петь?

Окно в стене было ужасно узким, не шире бойницы для лучников, но все жё Бьянка отошла к нему, подальше от Верджила. Эхо каменных стен придавало тону Верджила излишнюю резкость, и девушка слегка оробела. К тому же в глазах виконта таилось нечто непонятное для нее, и Бьянка вдруг почувствовала исходящую от него опасность. Ее испуг ей самой показался смехотворным, но освободиться от этого чувства она никак не могла.

Бьянка отвернулась и, чтобы не смотреть на Верджила, который не сводил с нее глаз, уставилась в окно на открывавшийся перед ней вид.

– Я не желаю, чтобы вы устраивали мне допросы. Да, я часто прихожу сюда, обычно по утрам, как сейчас. Однажды, прогуливаясь верхом, я наткнулась на эту башню и теперь пою здесь.

– Одна?

Бьянка оглянулась на него.

– А вы, верно, решили, что у меня тут тайные встречи с Найджелом, и следите за мной, чтобы предотвратить какие-либо неподобающие поступки с моей стороны? – От этой мысли Бьянка развеселилась и не смогла сдержать смешок. Он печется о ее девичьей чести, преследуя ее по всей округе, тогда как в библиотеке его собственного дома ее гнусно домогался его брат. – Напрасно вы пожертвовали своей утренней верховой прогулкой. Мне никогда не приходило в голову, что эта башня – удобное место для свиданий. Буду иметь это в виду.

– Сомневаюсь, что вы решитесь на свидание, ибо тогда у вас не останется времени для занятий. Я никогда раньше не замечал, что в этом зале такая замечательная акустика, не хуже, чем в древних норманнских храмах. Какое бы влечение вы ни испытали к своему кузену, эти камни для вас много важнее.

– Может быть, когда-нибудь он тоже придет послушать, как и вы.

Верджил оторвался от стены и чуть улыбнулся.

– Раз так, то защита вам непременно понадобится.

Верджил небрежной походкой приблизился к Бьянке, и она поймала себя на том, что старается осторожно отойти от него в сторону. Девушка сознавала, как глупо ведет себя, но произошедшая в виконте перемена была очевидна: сила, исходящая от него, порабощала ее волю и одновременно сбивала с толку.

– Пен объявила, что нынче вечером вы намерены петь. Готовитесь к выступлению перед Каталани, хотите увериться, что будете в своей лучшей форме?

– Да.

– У вас с ней минувшим вечером состоялся долгий разговор тет-а-тет. Полагаю, вы сообщили ей о ваших намерениях?

– Не волнуйтесь, я не поставила вас с Пен в неловкое положение. Я ни с кем больше об этом не говорила, а Каталани, я полагаю, знает о необходимости соблюдать сдержанность с гостями виконта.

Верджил, оглядываясь по сторонам, будто давно здесь не был, продолжал мерить шагами зал, отчего Бьянке еще больше хотелось сбежать.

– И что же Каталани вам посоветовала?

– Она подтвердила: чтобы получить самое лучшее образование, мне нужно ехать в Италию или же пригласить опытного преподавателя вокала сюда. На этот случай она порекомендовала мне синьора Барди, который мог бы поработать со мной в Лондоне, – он преподает бельканто лучшим столичным певцам.

– Других советов не последовало? Что-то не верится, чтобы Каталани оказалась столь неразговорчива.

– Она спросила, понимаю ли я, что такое жизнь певицы, и какие неудобства эта жизнь влечет за собой.

– И что же? Вы понимаете?

– Я знаю, что это упорный труд, а еще переезды, необходимость выступать, несмотря на сильную усталость, и тому подобное.

– Она имела в виду другое.

Бьянка покраснела.

– Я знаю, что она имела в виду.

– По-моему, нет. Вы не представляете себе в полной мере, что значит быть женщиной, с которой приличные дамы никогда не завяжут дружеских отношений. Эту оперную певицу – Каталани – принимают, но она исключение. У вас, скорее всего все сложится иначе. В Англии или Италии рядом с вами не будет бабушки Эдит, которая могла бы оградить вас от презрительного отношения окружающих.

Бьянка почувствовала раздражение, которое лишь усилило ее упрямство.

– Я знаю, что думают так называемые приличные люди о таких женщинах, – мне самой приходилось наблюдать, как весьма приличные мужчины время от времени подбирались к моей матери. Повзрослев, я поняла, что им от нее было нужно, и теперь стану поступать с ними так же, как поступала моя мать. Что ж, по-вашему, из-за каких-то нелепых предрассудков я должна отказаться от того, что необходимо мне как воздух?

Верджил продолжал ходить по залу кругами. Высокий рост вынуждал его держаться ближе к середине, как раз к тому месту, где стояла Бьянка. Круги мало-помалу сужались, пока он, наконец, не оказался к ней совсем близко. Если бы он не являлся образцом благопристойности и не вел себя так непринужденно, Бьянка поддалась бы не оставлявшему ее ощущению опасности и решила, что она в ловушке.

– Предубеждения относительно большинства актрис и певиц имеют под собой весьма твердые основания. – Верджил говорил так, словно обсуждение женщин с дурной репутацией являлось вполне приемлемой темой для беседы.

– Жизнь полна опасностей, и, мне кажется, многие артистки просто вынуждены принимать предложенное им покровительство.

– Полагаете, что это отчаяние и бедность вынуждают женщин становиться любовницами и куртизанками, а вас наследство избавит от подобной участи? Боюсь, вы судите об этом слишком однобоко. Насколько я понимаю, большинство из них толкает на это одиночество. Приличное замужество для них почти невозможно. Ни одного из тех никчемных людей, прожигателей жизни, которые будут делать вам предложение, вы не пожелаете видеть рядом с собой в качестве супруга.

Бестактный, граничащий с неприличным разговор теперь коснулся ее лично. Ну что ж…

– Это мне тоже известно. Однако порой приходится чем-то жертвовать.

– Жертвовать целой жизнью? Это вы так думаете сейчас, а что будет лет через десять – пятнадцать? Ни мужа, ни детей, ни дома. То обстоятельство, что для большинства этих женщин настает день, когда они все же принимают предложенную им видимость любви, я нахожу скорее прискорбным, нежели постыдным. И не важно, что они думают про себя, совершая этот шаг: после затянувшегося противоестественного одиночества такой выбор, возможно, попросту неизбежен.

– Не смейте предрекать мне столь унылую и омерзительную будущность! В высшей степени цинично утверждать, что карьера певицы предрешает мое падение! К тому же я никак не возьму в толк: вам-то что за дело?

Верджил перестал расхаживать по залу и остановился в нескольких шагах от Бьянки.

– Я несу за вас ответственность.

– Стало быть, вы будете вмешиваться в мою жизнь, чтобы ограждать меня от меня же самой все эти десять месяцев?

– Дольше, если найду для этого способ. Дольше!

– Только попробуйте помешать мне! Я этого не потерплю!

– Ваша решимость не оставляет мне выбора, и вот что я вам скажу: если угодно, можете надеяться всю жизнь прожить монашкой, но я сомневаюсь, что вас хватит надолго.

– Ваши намеки возмутительны и оскорбительны для меня!

– Я ничуть не оскорбляю вас. А возмутительной ситуацию можно будет назвать лишь в том случае, если вы, в конце концов, сделаетесь чьей-нибудь любовницей, а не законной супругой.

– Вы переступили грань, сэр. Подобные разговоры со мной неуместны, даже если я и нахожусь под вашей опекой.

Верджил вскинул голову и насмешливо улыбнулся.

– Я переступил грань? Бесспорно, это так. Сам себе поражаюсь.

Верджил огляделся вокруг, словно только что осознал, где находится.

– Вы закончили или будете заниматься еще?

– Я хочу прорепетировать арию еще раз, а потом сразу вернусь.

– Тогда я дождусь вас и провожу домой. – Верджил снова отошел к стене и, приняв расслабленную позу, приготовился слушать.

Бьянка почувствовала странное смущение. Она хотела отвернуться от Верджила, но он отрицательно покачал головой.

– Если вы не можете репетировать, когда на вас смотрит один человек, то как же вы собираетесь выступать на оперной сцене, перед полным зрительным залом?

Но то же совсем другое дело! – воскликнула она про себя. Может быть, это нелогично, но полный зрительный зал и впрямь нечто совсем иное. Взгляд этих глаз смущал Бьянку гораздо больше, чем целое море лиц или до отказа забитый зрительный зал. Если бы здесь присутствовал еще кто-то, ей определенно стало бы легче – ведь ничего подобного она не испытывала, когда пела в доме и Верджил присутствовал там в числе других слушателей.

Бьянка отвела взгляд, тщетно пытаясь забыть о присутствии виконта, но все впустую; из-за этого начало арии прозвучало слабо, словно какая-то преграда затрудняла ей дыхание. Вероятно, этой преградой было ее неровно стучащее сердце. Как глупо!

Однако постепенно негодование Бьянки на беспардонное вмешательство Верджила в ее жизнь придало ей силы, и голос зазвучал увереннее. Полностью отдавшись пению, девушка сосредоточилась на технике и подвластных ей выразительных средствах. Пьянящий восторг охватил ее. На этот раз ария звучала по-другому. Близкое присутствие еще одной души, неотступно сопровождавшей Бьянку во время пения, волновало ее. Ария близилась к завершению, и Бьянка, не удержавшись, взглянула на Верджила: он стоял с отрешенным видом, опустив глаза, словно учтивый джентльмен, выжидающий время, прежде чем приступить к важным делам.

Верджил поднял глаза, и их взгляды встретились. Бьянка чуть не сбилась с такта: его глаза неожиданно потрясли ее. В этих глазах горел огонь, в них таилось что-то дикое… и еще читался явный мужской интерес. От их покровительственной надменности или холодного равнодушия не осталось и следа.

Боже! Неужто это сделало с ним ее пение?

Несмотря на смятение, восторг дрожью пробежал по телу Бьянки. Теперь она не могла отвести от Верджила глаз. Ария соединила их, создав между ними особую духовную, чувственную, почти эротическую связь. Упоение собственной силой кружило ей голову, но душу терзала тревога. Бьянка ощущала, как эта завораживающая связь трансформируется, приобретая явный физический характер.

В этот миг ей стало понятно, что разорвать эти узы она не могла бы, даже если бы очень захотела. Неведомые ей эмоции, проникавшие в ее голос, сообщали ему еще большую страстность. Заканчивая пение, она прикрыла глаза, чтобы сдержать переполнявшие ее чувства и в полной мере насладиться финалом.

Последние звуки арии еще долго эхом отражались от древних каменных стен. Бьянке не хотелось открывать глаза. За то время, пока она пела, произошло нечто, в чем она не могла себе признаться, не могла выразить словами. Это нечто, не подтвержденное прикосновениями, казалось ей гораздо более непристойным, чем поцелуй Данте. Возможно, она была недостаточно осмотрительной – с самого начала этому следовало положить конец. Бьянка решила не смотреть на виконта, пока не уляжется это ужасное, пугающее волнение.

Едва заметное движение воздуха заставило ее приоткрыть глаза, и она совсем рядом, возле края своей юбки, увидела начищенные сапоги Верджила. Протянув сильную руку, он взял ее ладонь и поднес к губам, запечатлев на ней легкий поцелуй.

– Ваше пение – настоящее волшебство, мисс Кенвуд. Каталани нынче вечером будет поражена.

Бьянке пришлось-таки поднять глаза: Верджил учтиво указывал жестом по направлению к лестнице; его лицо вновь приняло обычное выражение сдержанности и высокомерия. Однако новое, рожденное ее пением чувство еще не совсем покинуло его и словно бы проглядывало сквозь прозрачную маску самообладания.

Верджил начал спускаться по винтовой лестнице, вежливо придерживая следовавшую за ним Бьянку под локоть. Позже, когда они шли вдоль развалин, он остановился и посмотрел вверх на зубчатую стену с бойницами.

– Правда, живописно? – Бьянка надеялась, что светская беседа разрушит возникшее между ними странное, пульсирующее напряжение.

– Мой отец собирался восстановить замок, но, в конце концов, предпочел перестроить дом. На то, чтобы восстановить замок, ушло бы не одно, а целых три состояния, а в результате получилось бы едва ли пригодное для жизни обиталище.

– По-моему, пусть лучше останутся руины, как маленькие осколки истории, проглядывающие сквозь траву. Отстроенный и отделанный заново замок, наверное, выглядел бы нелепо.

– Мы здесь играли, когда были детьми. Мы с Данте становились рыцарями, а Пен доставалась роль заключенной в темницу дамы. – При этих воспоминаниях губы Верджила растянулись в широкой улыбке. – Сейчас эту роль можете сыграть вы.

Легкий спор, в который Верджил пытался вовлечь Бьянку, мог бы успокоить ее волнение, вызванное его присутствием, но она не сумела понять намек.

– А ваш старший брат не участвовал в играх?

– Участвовал еще совсем маленьким. Но он скоро перерос нас. – Взгляд Верджила, устремленный на руины, сделался задумчивым. – Став постарше, Милтон сосредоточился на своих собственных интересах и ушел в себя, а достигнув студенческого возраста, стал нам уже совсем чужим человеком.

– Именно поэтому вы хотите сейчас прочитать его письма? Хотите узнать о нем то, что не могли узнать при жизни?