–Мы?
– Общество друзей. Школы общества пользуются уважением. Все согласились с моими предложениями относительно того, чему следует учить детей.
Данте засмеялся:
– Я уверен, что они все равно включат солидную дозу религии. Но в общем я одобряю.
Флер стиснула ему руку. Он посмотрел ей в глаза. На мгновение она снова ощутила родство душ, как это уже случилось в церкви. Она чувствовала тепло его ладони и пальцев, которые переплелись с ее.
Он отвернулся. Затем показал на север:
– Это строится одно из школьных зданий?
Флер поднялась на цыпочки, чтобы увидеть то, куда он показал. Камень под ней покачнулся, и она потеряла равновесие. Данте поймал ее за талию.
– Нет, это земля Грегори. Должно быть, он строит новый коттедж. Школьное здание будет вон там, недалеко от живой изгороди, где сейчас работают мужчины. Я дала разрешение арендаторам использовать эту землю и коттедж до начала строительства.
Ее пятки опустились и встали на землю, но рука Данте осталась на ее талии. Флер испытала внезапное возбуждение. Данте разглядывал поле и, по всей видимости, не замечал, что продолжает ее поддерживать.
– Расскажи мне, где ты планируешь возвести эти здания.
– Главное будет построено на месте дома тети Пег, потому что там уже есть колодец. Службы будут располагаться вон там и там. – Флер показала рукой, и Данте еще больше приблизился к ней, чтобы следить за ее жестами. Похоже, он не замечал, насколько они близки физически в этот момент.
А вот она это остро ощущала. Его близость разволновала ее настолько, что у нее дрогнул голос. Возбуждение нарастало, она вдруг испытала удивительный подъем. Она ждала, что на смену ему придет леденящий страх, который неизменно охватывал ее в таких случаях раньше.
– А почему бы эти здания не построить ближе к дому? – предложил Данте. – Тогда было бы много места для игровых площадок. Мальчикам нужно ведь не только учиться.
Флер сказала что-то вроде того, что это неплохая идея, но при этом она едва слышала самое себя. Страх все еще не овладел ею и не убил физического возбуждения, которое она испытывала.
Лихорадочное состояние обострило все ее чувства. Легкий ветерок мягко гладил ее разгоряченную кожу, день казался удивительно ясным. Ее притягивала физическая сила Данте, который был рядом и в то же время на некотором удалении. Она ощущала тяжесть его руки на своей талии, и этот факт поглотил все ее внимание.
Сам же Данте, судя по всему, напрочь забыл об этом.
Ею овладела необъяснимая эйфория, словно в один момент вся кровь, наполняющая ее тело, бросилась ей в голову. На лице Флер совершенно без ее ведома появилась рассеянная улыбка.
Она должна положить этому конец. Иначе она придет в смятение сама и оскорбит его. При этом он даже не поймет, почему это произошло. Она не хочет, чтобы он сделал вывод, что должен находиться от нее по меньшей мере не ближе десяти футов в течение всей их жизни.
Она заставила себя шагнуть в сторону, все еще продолжая испытывать легкое головокружение. Его отсутствующая улыбка не позволяла Флер понять, догадывается ли он, что сейчас с ней происходит, и не пытается ли вежливо это проигнорировать.
– Пошли, я покажу тебе небольшой перепад высот на соседнем холме, который породил живописный водопад, – сказала Флер.
Спускаться по крутому склону оказалось даже труднее, чем карабкаться в гору. И снова Флер запуталась в юбках и споткнулась. На сей раз Данте не успел поддержать ее. Она покатилась вниз.
Возможно, она остановилась бы, но она все еще пребывала в состоянии, близком к опьянению. Ей вспомнилось то время, когда она девочкой специально забиралась наверх, чтобы затем скатиться с горы вот таким же образом. Она продолжала катиться вниз, смеясь от восторга, видя, как мелькают кусты, небо, живая изгородь.
Она остановилась у основания холма, недалеко от изгороди. Ей были слышны голоса фермеров, работавших подругую ее сторону, в поле. Она смотрела на громады плывущих белых пушистых облаков, пытаясь успокоить дыхание, наслаждаясь ощущением легкости и бодрости.
На ее лицо упала тень. Над ней стоял Данте и смотрел на нее сверху.
– Я уже сто лет таких вещей не делала, – сказала Флер, пытаясь сесть. – Этот холм надо включить в список школьной собственности, чтобы мальчики могли здесь играть.
Данте снял с себя сюртук и сел рядом.
– Они могут скатываться с холма, а потом лежать здесь и искать животных в облаках. Мои братья и сестры и я с ними любили заниматься этим, когда были маленькими. – Он показал пальцем на облако. – Вон, видишь, собака.
Флер повернула голову.
– Нос не похож. Скорее, это кошка. – Она откинулась на его сюртук и подняла руку. – А вот это могло бы быть лошадью, если бы добавить еще три ноги.
– Скоро из этого получится единорог, если ветер вытянет ему голову.
Они еще некоторое время поиграли в эту детскую игру, препираясь друг с другом и смеясь. Они лежали рядом, примерно на таком же расстоянии друг от друга, как и на постели прошлой ночью. К Данте вернулась прежняя непринужденность, и это обрадовало Флер. Один из фермеров приблизился к изгороди. Флер было слышно, как он что-то напевал.
– Я вижу медведя в том дальнем облаке, – сказала она.
– Я вижу женщину.
– Это, должно быть, животное, Данте.
– А я вижу женщину. Очень красивую, счастливую и свободную.
Она повернула голову и обнаружила, что он, опершись на локоть, смотрит не на небо, а на нее.
Выражение его лица было таким, что она снова ощутила трепет. Фермер за изгородью запел песню, которую раньше мурлыкал, во весь голос, и ветер донес ее до Флер.
Данте протянул руку и погладил ее по щеке. Прикосновение породило сладостные ощущения. И не появилось даже признака страха.
– Дневную женщину с ясными, невинными глазами, смех которой напоминает переливы колокольчика.
Флер не могла отвести взгляда от его красивого лица и сияющих глаз. Мужских глаз, которые смотрят на нее с нескрываемым желанием. Ожидающих, без сомнения, сигнала, чтобы перейти ту грань, которую они поклялись не нарушать.
Она не могла этого позволить. Не хотела этого. Поражало то, что привычный страх не приходил и что она хотела, чтобы он смотрел на нее вот так, как мужчина смотрит на женщину. Чтобы он касался ее, а она физически ощутила то чувство расположения, которое испытывала к нему.
Данте приподнялся на руках и наклонился над ней. Его голова закрыла плывущие в небе облака. С серьезным выражением лица он нежно провел ладонью вниз и обнял ее за шею. Большой палец прочертил линию по ее скуле и щеке, перед тем как его пальцы скользнули по коже над верхней частью ее платья. У Флер перехватило дыхание. Он заглянул ей в глаза, определенно понимая, какие чувства и ощущения у нее вызывает своими действиями.
– Я хочу поцеловать тебя, нежный цветок. Друзья это часто делают, не так ли?
Она знала, что это будет не поцелуй друзей. Глубина его взгляда предупреждала об этом. Она не ощущала ни малейшего страха, было лишь ожидание.
Это был поцелуй, удививший ее даже больше, чем она могла предположить. Теплый, нежный и сдержанный. И в то же время достаточно крепкий, чтобы можно было понять его намерения, и такой долгий, чтобы испытать трепет.
Данте смотрел на нее сверху вниз, лаская ей волосы и лицо. Он в точности знал, что она чувствует, в этом у нее не было сомнений. Ведь это был Данте Дюклерк. У нее не хватит опыта и способностей, чтобы скрыть от него свои ощущения.
Он поцеловал ее в щеку и шею. Теплое дыхание опалило ей ухо. Его ладонь скользнула по ее платью, легла ей на живот.
– Если я напугаю тебя, дай мне знать.
Она кивнула, но этого не произошло. Ее охватило неописуемое счастье. Нет места этому холодному страху сейчас, когда ее переполняют сладостные ощущения и несказанная нежность.
Новые поцелуи усилили блаженство, исторгли неведомые желания из глубин ее существа. Нежные прикосновения заставляли ее трепетать. От Данте исходила могучая мужская сила, которая, казалось, готова была затопить ее.
Ошеломляющие ощущения пульсировали и распространялись повсюду, пробуждали желания в самых интимных уголках ее тела. Эти ощущения и ласки, исходящие от Данте, всецело захватили Флер. Лишь негромкая песня фермера вклинивалась в этот сузившийся мир, напоминая о том, что они не одни.
Он тоже слышал песню и посмотрел в сторону изгороди. Но затем снова устремил взгляд на ее губы. Кончиками пальцев он деликатно их раздвинул. Затем наклонил голову и запечатлел более жаркий поцелуй, при этом обняв ее голову.
Это маленькое вторжение на мгновение шокировало Флер, но затем словно какой-то вихрь налетел на нее и втянул в себя. Она обняла мужчину, который прижимался к ее груди.
Сдержанности как не бывало. Последовали жаркие поцелуи в губы, в ухо, в шею. Его рот скользил все ниже, приближаясь к краю лифа. Поцелуи обжигали и дразнили ее, груди затвердели и заныли, и она тихо застонала.
Может, он это слышал. Его ладонь накрыла ей грудь, его пальцы стали исследовать холмик. Сладостные ощущения распространялись по всему телу, рождая шокирующие желания.
Он приподнялся. Флер протянула руки, чтобы удержать его, вернуть обратно. По выражению его лица, по напряженности его тела она понимала, что он испытывает такие же ощущения, как и она.
Данте снова бросил взгляд на изгородь, за которой работал невидимый фермер, продолжая напевать свою песню. Некоторое время он прислушивался к пению, прежде чем снова обратить жаркий взгляд на Флер.
Он подвел ладонь ей под спину.
– Не бойся. Я постараюсь не шокировать тебя. Но я хочу увидеть тебя. Весь день я не могу ни о чем больше думать.
Он ослабил ей лиф, затем спустил его с плеч. То же самое он проделал с ее рубашкой.
Ветерок овеял ее обнаженные груди. Тепло его ладони контрастировало с прохладой воздуха, это успокаивало и одновременно возбуждало. Он не спускал глаз с ее грудей, продолжая их нежно поглаживать. Флер не могла раньше даже представить себе, что она будет так отчаянно желать, чтобы эти прикосновения продолжались до бесконечности.
И они не прекращались, породив в ней стоны вожделения. Он опустился на нее, накрыв ее своим телом, одна его нога расположилась поверх юбок между ее бедер.
Его голова повернулась и опустилась. Мягкие каштановые волосы коснулись ее лица. Он стал целовать холмики ее груди, затем взял в рот сосок. Ее пронзила мучительная сладость. Данте принялся лизать, покусывать и втягивать соски в себя, что сделало ощущения еще острее, еще пронзительнее и сладостнее. Флер крепко обхватила Данте. Не имея сил думать более ни о чем ином, она прижалась к лежащей между ее бедер ноге, как бы пытаясь погасить зуд, который довел ее до такого исступления.
– Раздвинь свои ножки, дорогая, – сказал Данте тихим голосом. Команда дошла до нее, и она повиновалась.
Данте расположился между ее разведенных бедер. Несколько слоев одежды не помешали Флер ощутить интимность соприкосновения их тел. Подобно распутнице, она крепко прижалась к нему, чтобы получить хоть какое-то облегчение.
Словно во сне, она чувствовала, как он поглаживает ей бедро, как его ладонь скользит все выше. Флер нисколько не возражала, более того, все ее существо приветствовало эту агрессию. Остановись он, и она разорвала бы все юбки, создающие помеху его руке. Но он не нуждался в ее помощи. Его рука дошла до верхней кромки чулка и соприкоснулась с обнаженным бедром. Скользя все выше, рука задирала юбки и рубашку, приближаясь к встрече с самым интимным местом.
И хотя ее тело приветствовало это продвижение и ожидало того мгновения, когда теплая ладонь ляжет на ноющий холмик, что-то в ней вдруг дрогнуло. Какая-то крохотная капелька страха разбавила овладевшее ею состояние эйфории и словно вернула к реальности. Флер съежилась при мысли, что сейчас совершится вторжение в нее.
Данте это почувствовал и остановил руку в каком-то дюйме от холмика.
В этот момент фермер кого-то окликнул через все поле. Данте закрыл глаза, собирая в кулак всю свою волю.
Он сполз с Флер и расправил ее юбки.
– Ты права. Прости меня, что я зашел так далеко. Здесь не место для подобных вещей.
Она почувствовала облегчение. Затем смятение. Она поняла, что рассчитывала на это. Даже в тот момент, когда она поддалась чудесной страсти, она полагала, что все не зайдет столь далеко здесь, на траве, когда рядом с изгородью поет и работает фермер.
Данте в мгновение ока застегнул ей платье. Откинувшись на спину, он притянул ее к себе и обнял.
Капелька страха испарилась так же быстро, как и появилась. Флер счастливо прижалась к его телу, их взоры были снова устремлены в небо. Она смотрела на белые облачка на фоне голубизны небосвода и думала, что она, кажется, видит рай, который сейчас у нее в душе.
Может быть, может быть…
Она знала, что он намерен заняться с ней любовью, когда опустится покрывало ночи. В течение всего дня это читалось в его глазах и было видно по его поведению. Во время их прогулок и легких разговоров в нем порой проглядывало нечто такое, что вызывало в ней головокружение и возбуждение.
Она никогда не могла предположить, что взаимное влечение может создать прямо-таки физически ощутимое притяжение. Она наслаждалась уже одним предвкушением близости.
Однако позже, когда они обедали на террасе, новая капелька страха выплеснулась на ее эйфорию. К ней добавилась еще одна, затем еще… Неведомые дурные предчувствия стали разрушать ощущение счастья.
Она беспомощно смотрела на какие-то белые цветы, которые в тусклом освещении казались призраками. Флер всеми силами пыталась справиться с тисками, которые собирались сомкнуться вокруг нее. Она ощутила дрожь отвращения.
«Пожалуйста, не надо. Не сейчас».
Данте протянул через стол руку и накрыл ее ладонь своей.
– Тебя знобит от вечернего ветерка?
– Нет. – К счастью, на какое-то время отступил и страх. Доброжелательное, участливое выражение лица Данте сделало ее тревогу необоснованной, с которой вполне можно справиться.
Он поднялся и взял ее под руку.
– Однако же пойдем в библиотеку. Пусть слуги закончат уборку.
Она шла за ним, его рука сжимала ее ладонь. Начинался танец, в котором он был ведущим, а ей оставалось лишь надеяться, что у нее хватит мужества довериться ему.
Они сидели рядом на диване, листая том гравюр на археологические темы. Ощущение его близости мешало Флер воспринимать изображенное. Интересно, он испытывает тоже самое? Способен ли он почувствовать, что в глубине ее души кроется нечто скверное, которое дает в этот момент ростки и может напомнить ей о своей мощи?
«Оно не овладеет мной. Я ему этого не позволю».
Дверь в библиотеку оставалась открытой, и им было слышно, как слуги заканчивают уборку. Привычные житейские звуки успокаивали Флер. Они пока еще не одни. Но скоро останутся наедине.
«Я могу это сделать. Я хочу этого».
Дом постепенно погружался в тишину. Возле двери прошелестели юбки. Женщины направлялись в свои комнаты в мансарде. Одна из них будет ждать ее наверху, чтобы помочь ей раздеться.
Данте поднял громоздкий том с ее колен и отложил в сторону. Повернувшись к ней лицом, он обнял ее за плечи.
Поцелуй. Нежный, легкий поцелуй. Страх пошел на убыль, однако окончательно не пропал.
Еще поцелуй. Покрепче. Страх сделался почти незаметным. Почти…
«Пожалуйста, пожалуйста…»
Он гладил ее лицо. Он выглядел таким красивым при свете свечи. Красивым, привлекательным и опасным.
– Я хочу снова спать с тобой ночью, Флер. Но на сей раз не как твой друг, а как муж своей жены. Мы об этом не договаривались, но я думаю, что мы можем превратить наш дружеский союз в настоящий брак. Мне бы хотелось попытаться это сделать.
Излучаемая им сила вливалась в нее, и вдруг она ощутила, что все остальное не имеет никакого значения. Его сияющие глаза взяли ее в плен, он словно проник в глубину ее души. Интересно, какая-нибудь женщина смогла ему отказать? Что-то в его глазах говорило, что такой женщины никогда не было, но он думал, что она может оказаться именно такой. Она льстила себя надеждой, что видит кое-что еще. А именно – беспокойство, словно ее ответ что-то значит.
«Я могу это сделать».
– Я бы тоже хотела попытаться.
– Дорогая, это делает меня счастливым. – Он встал и протянул ей руку. – Иди наверх. Твоя горничная ожидает тебя. Я вскоре последую за тобой.
У нее подгибались ноги и гулко стучало сердце, когда она поднималась по лестнице, направляясь в спальню.
С каждым шагом росток страха увеличивался на завиток.
Горничная помогла ей раздеться. Она набросила на себя розовую ночную рубашку и нервно ощупала тонкий шелк. Она сшила ее несколько лет назад, перед тем как решила остаться в девицах. Зачем она прихватила эту дурацкую кружевную вещицу в их путешествие? Чтобы поиграть в детскую игру, изобразить из себя невесту? Или же она втайне надеялась, что брачная ночь все же состоится?
«Пожалуйста, пожалуйста…»
Горничная расчесала ей волосы и ушла, оставив ее в спальне одну. Совершенно одну, беспомощную, не защищенную от самой себя.
Страх внезапно превратился в гигантского жестокого монстра, овладел ее сердцем, породил в душе панику.
В ее мозгу проплывали кошмарные образы. Это были картины агонии и отчаяния. Их не сопровождали никакие звуки. Стоны были безмолвными, рты беззвучно открывались от ужаса.
Флер подбежала к окну и распахнула его, чтобы глотнуть воздуха. Она попыталась овладеть собой с гораздо большей решимостью, чем когда-либо раньше.
Он скоро придет. Войдет через эту дверь, и она вынуждена будет либо отказать ему, либо расписаться в своем безумии.
Было бы лучше, если бы она сохранила дистанцию. Лучше бы не пытаться вкусить от страсти, которую она не способна разделить. Лучше бы вообще не знать, чего именно ее ущербная натура не позволяет ей испытать.
Слезы потекли по ее лицу. Причина озноба, который она ощущала, не имела ни малейшего отношения к легкому ночному ветерку. Место паники занял леденящий ужас, который сковал все ее тело.
Дверь открылась. Флер посмотрела через плечо. На нем не было сюртука и галстука. Его белая рубашка сияла, как и его глаза. У Флер захолонуло сердце. Этот страх не знал пощады.
Она попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле. Он подошел к ней и повернул ее спиной к окну. Погладил ей плечи и руки и наклонился, чтобы поцеловать в шею.
Ею овладела паника. Все ее тело внезапно напряглось.
Он остановился.
Никто из них не двигался в течение некоторого времени, которое показалось вечностью. Никогда раньше она не испытывала подобного унижения.
Ей нужно было что-то сказать.
– Я не могу этого сделать, – прошептала она. – Я думала, что смогу. Я надеялась…
– Ты не должна бояться. Если тебе рассказывали разные пугающие истории, когда ты была девочкой, то в них наверняка было много преувеличений. Я не собираюсь причинять тебе боль.
– Дело не в этом.
Он молча стоял перед ней. Она не хотела смотреть на него и видеть, как потух его взгляд. Она не могла винить его. С ее стороны было бессердечно сыграть с ним такую шутку.
– Я не понимаю, – сказал он.
– Я тоже. Я хотела бы быть другой. Нормальной. Я никогда не желала этого больше, чем сейчас. После сегодняшней прогулки я подумала, что, возможно, смогу. Но затем поняла, что у изгороди я не испытывала страха, потому что знала, что ты не станешь заниматься там любовью.
С тяжелым вздохом Данте отступил назад.
Флер нашла в себе мужество посмотреть ему в глаза.
– Не надо меня ненавидеть, Данте. Я сама знаю, что мне нет прощения.
– Я не испытываю к тебе никакой ненависти. Если так должно быть, я принимаю это, как и обещал. Ты была честной со мной.
– Не полностью. Сегодня я лгала тебе, сама того не желая. Лгала нам обоим. Я очень сожалею об этом.
Он улыбнулся грустной улыбкой:
– Это и для тебя будет лучше, Флер. Я сомневаюсь, что буду хорошим мужем в нормальном смысле этого слова. Я сделал бы тебя в конечном счете несчастной.
Возможно, что и так, но она хотела бы рискнуть, чтобы узнать, куда могла бы привести эта дружба;
Он подошел к двери. Было ясно и без слов, что сегодня они не разделят ложа. Да и не только сегодня.
Он собрался было выйти, но на мгновение задержался.
– Нам лучше побыстрее выехать в Лондон. Я хотел бы это сделать завтра утром.
– Конечно, Данте.
Дверь за ним закрылась. Проклятый торжествующий страх отпустил ее, оставив пустоту в душе.
Она упала на колени перед окном и разрыдалась.
Глава 7
Грегори Фартингстоун шел по улицам просыпающегося города. И хотя из-за густого тумана ничего не было видно уже в нескольких ярдах, он шел к месту своего назначения торопливыми шагами.
Он страшно не любил подниматься до зари и уходить, когда никто не знал, куда он идет.
И вообще он терпеть не мог весь этот бизнес. Ненавидел хлопоты и ухищрения. Ему было тошно от неясных предчувствий и сознания того, что он идет по краю пропасти. Его злило, что он играет в игру, в которой кто-то другой имеет гораздо лучшие карты.
Он свернул в узкий переулок, быстро миновав ряды великолепных зданий. Войдя в сад одного из них, он направился к лестнице, ведущей к кухонной двери с тыльной стороны дома.
Как какой-нибудь жалкий слуга. Именно так он наносил визиты в этот дом.
Выбора не было. Он не хотел, чтобы его видели. Тем не менее это вызывало в нем раздражение, уязвляло его самолюбие.
Повариха уже была на ногах, когда он вошел. Она никак не прореагировала, когда он прошествовал через ее владения. Судомойка сидела у плиты и пыталась разжечь огонь. Вероятно, им было приказано не замечать его, но всякий, у кого найдется несколько шиллингов, вероятно, сможет развязать им языки.
Он поднялся выше, где его ожидал дворецкий. Идя вслед за ним, он снова обратил внимание на дорогую мебель в доме. Владелец был неравнодушен к роскоши и в этом отношении не походил на Фартингстоуна, который предпочитал более скромную обстановку, приличествующую попечителю банка и человеку серьезных намерений. Он бы не хотел жить среди подобного великолепия, даже если бы мог это себе позволить.
Он вдруг почувствовал негодование. Ему было отлично известно, каким образом доставались хозяину эти роскошные ковры, кресла и картины. Он в деталях знал о том, кто за это платил.
Он увидел хозяина в спальне, потягивающего кофе и пробегающего взглядом газету. Мужчина все еще был в халате и даже не счел нужным надеть визитку. Фартингстоун поспешил напомнить себе о том, у кого на руках лучшие карты.
Камердинер налил кофе в другую чашку из серебряного кувшина, подал ее Фартингстоуну и удалился.
– Да, это дьявольски пакостная история, Фартингстоун, – сказал Хью Сиддел, швырнув газету на столик, рядом с кофейным прибором.
Фартингстоуну ненужно было заглядывать в газету, чтобы понять, что имеет в виду Хью Сиддел. Сообщение о браке Флер и Данте Дюклерка он увидел уже на расстоянии десяти футов.
– Вы говорили, что предпринимались необходимые меры, – добавил Сиддел.
– Да. Броум сказал им вполне определенно, чтобы они подождали. Я никак не мог предположить, что они окажутся настолько дерзкими…
– Если бы вы не колебались в ту ночь, не разводили бы сантиментов и вмешались бы…
– То, что вы предлагали, было незаконно.
– А то, что собирались сделать вы, разве было законно? По крайней мере осуществись мой план, и она оказалась бы под постоянным контролем.
Фартингстоун отошел на шаг в сторону. Сердце у него неприятно затрепыхалось. В последние месяцы ему пришлось пережить большие неприятности. Все эти треволнения вызывали патологическое сердцебиение.
Он постарался взять себя в руки и снова посмотрел на Сиддела:
– Броум будет разозлен этим их шагом. Ему придется согласиться ускорить рассмотрение моей петиции. Если суд объявит ее недееспособной, церковь аннулирует брак.
Сиддел презрительно фыркнул:
– Дюклерк наверняка выступит вашим оппонентом. К тому времени, когда все разрешится, он позволит ей продать всю недвижимость, которой она владеет. Он относится к числу тех, кто предпочитает землям деньги. Их легче проматывать. – Нахмурившись, он провел пальцами по черным волосам. – Черт бы побрал этих Дюклерков! Когда она якшалась с Леклером, в этом еще был какой-то смысл, но ее брак с Данте – сущее безумие.
Фартингстоун был не слишком высокого мнения о Дюклерке, однако в отличие от Сиддела не считал Данте дураком. К тому же Дюклерк мог испытывать какое-то чувство к Флер. Персональный интерес Сиддела к Флер ему всегда казался не вполне здоровым.
– Необходимо приоткрыть некоторые детали, если вы хотите, чтобы все уладилось как можно быстрее, – сказал Сиддел – Нужно, чтобы все узнали, что она вела себя странно. Возможно, вам придется дать понять, что подобные странности наблюдались и у ее матери. Необходимо создать вокруг нее общественное мнение. Тогда Верховному суду будет легче.
Сердце у Фартингстоуна снова дало сбой. Флер – это одно, а вот Гиацинта – совсем другое. Пусть он женился на ней и не по любви, но он до сих пор оставался лояльным по отношению к ней.
Он перевел взгляд нагазету. Он не одобрял того, что предлагал Сиддел, но, вероятно, другого выхода не было.
Флер сама виновата во всем. Если бы она прислушалась к аргументам… так нет, она никогда никого не слушала и вот теперь вышла замуж за этого человека.
– Если мне удастся добиться аннулирования брака по причине ее недееспособности, она не сможет выйти замуж ни за кого другого. – Он сказал это с небрежным видом, однако хотел, чтобы его намек был воспринят.
– Разумеется. Поскольку вы заколебались в ту ночь, тот план теперь не пройдет.
– В таком случае мы обо всем договорились. Я найду способ преодолеть осложнения, которые создал этот брак.
– Надеюсь, мой друг. – Сиддел поднялся и направился в гардеробную. – В конце концов, это только ваша проблема, и так было всегда. Я всего лишь заинтересованный наблюдатель, который пытается помочь вам найти выход.
Через неделю после того, как о браке было сообщено в лондонских газетах, Данте вошел в игорное заведение «У Гордона». Его появление сопровождалось бросаемыми украдкой взглядами и усилением гула голосов в прокуренном затемненном зале.
Он направился к группе молодых людей, сидевших в северо-западном углу. Несколько лет назад кто-то окрестил тех, кто там постоянно собирался, компанией младших сыновей. Всем им от рождения светили уменьшенная доля наследства и не слишком радужные матримониальные перспективы.
Большинство из них Данте видел впервые после своего несостоявшегося бегства во Францию. Некоторые сообщили о его появлении, предупреждающе толкнув соседа в плечо. При его приближении все больше глаз устремлялось на него. .
Он взялся за стул возле стола для игры «в двадцать одно», за которым сидели Маклейн и Колин Бершар – любезный светловолосый второй сын графа Динкастера.
Сидевший через три стола молодой человек поднялся и преувеличенно церемонно поклонился Данте. Затем принялся похлопывать по столу.
За ним поднялся еще один, потом их оказалась целая дюжина. Все они ритмично стучали по столам. Даже Колин и Маклейн оказались на ногах. Вскоре Данте оказался в центре людей, устроивших ему овацию.
Молодой человек, который был инициатором аплодисментов, поднял бокал:
– Джентльмены, тост за великого человека из нашей среды! Да будем мы все наказаны за наше распутство и грехи таким же образом, каким настигла Немезида его.
– Как видишь, на них это произвело впечатление не меньше, чем на меня, – сказал Маклейн, после того как все вернулись к своим занятиям. – Мы восхищены тем, что ты не только избежал разорения, но и женился на богатой и красивой Флер Монли. Только женитьба Адриана, брата Бершара, на герцогине Эвердон может сравниться по триумфальности с этим событием.
– Брак моего брата – это брак по любви, – заступился Колин.
– Разумеется, – согласился Маклейн. – Так же, как и брак мисс Монли с нашим другом, я уверен в этом. Это еще одна причина для того, чтобы праздновать. Я рад снова видеть тебя в нашей компании, к тому же так скоро после свадьбы.
– Моя жена не только красива, но и обладает замечательным нравом. Она не считает, что нужно не отходить от нее в течение нескольких недель, словно мы вступили в период траура.
Он не добавил к этому, что одна неделя их совместной жизни была наполнена напряженной, осторожной вежливостью. Его жена, судя по всему, не была удивлена или огорчена тем, что он оставил ее одну в этот вечер.
– Женщина весьма широких взглядов, – прокомментировал Колин.
– Пожалуй, – протянул Маклейн. – Хотя муж ее матери может преподнести это обществу несколько иначе. Подозреваю, что он всем будет навязывать свою интерпретацию.
– Фартингстоун? Он любит распространять слухи?
– Маклейн, как всегда, несдержан, – сказал Колин.
– Что говорит отчим моей жены?
– Что ты воспользовался недееспособностью душевно больной женщины, в которой тебя не интересует ничего, кроме ее денег, – ответил Маклейн. – Не смотри на меня так свирепо, Бершар. Если сплетню слышал весь город, он тоже должен о ней знать, чтобы строить отношения с этим человеком.
– Фартингстоун проявляет стойкий интерес к делам моей жены. Впрочем, я ожидал всяких циничных слухов от него и ему подобных.
– Он говорит, что рассказывает «правдивую историю». Все знают, что он ходил к лорд-канцлеру Броуму в связи с ее состоянием и что вам было сказано, чтобы вы дождались решения Верховного суда. Всем известно, что Броума очень рассердило похищение. Все знают, что она выкупила тебя из дома предварительного заключения должников за пятнадцать тысяч.