Она шагнула в сторону, освобождаясь от его объятий.
– Спасибо. Остальное я смогу сделать сама.
Слыша, как гулко бьется ее сердце, она поспешила в свою спальню.
Ей каким-то образом удалось сохранить решимость. Несмотря на то что ее трясло, когда она снимала с себя остатки одежды. Даже тогда, когда она надевала шелковую розовую ночную рубашку на обнаженное тело. Даже невзирая на то, что слышала шаги Данте в его спальне.
Она замерла и прислушалась, решая, что ей делать дальше. Все то, что она сделала за эти минуты, основательно исчерпало запасы ее мужества.
Флер заставила себя внутренне собраться. Она должна добиться того, чтобы он поверил, что она знает, чего хочет. И еще доказать это самой себе.
Она повернула щеколду и открыла дверь в его гардеробную.
Она вошла в тот момент, когда Данте снимал рубашку. Он удивленно повернулся.
Флер закрыла за собой дверь и прислонилась спиной к косяку.
– Ты собираешься оставаться здесь, пока я раздеваюсь?
– А почему бы и нет?
Он пожал плечами:
– Как хочешь. – И стащил с себя рубашку. Оставшись обнаженным до пояса, он сел на стул, что бы снять туфли.
Его тело завораживало. Флер видела скульптуры и картины, но ей не приходилось наблюдать живые мужские формы без одежды. Он был так красив – поджар и в то же время мускулист. Раньше она думала, что испытает смятение и замешательство, если увидит его раздетым. Однако сейчас она не чувствовала ни малейшего смущения, все увиденное ей показалось совершенно естественным. Да, она была возбуждена, но никакой неловкости не было.
Данте взглянул на нее, и она увидела, что ему понятно, о чем она думает и какие чувства переживает. Он встал, продолжая смотреть на нее, на его лице она не заметила и тени смущения.
– Ты намерена рассматривать меня?
– Ты хочешь, чтобы я ушла?
– Нет, уходить не надо, хотя я не припомню, чтобы меня столь откровенно разглядывали.
– Поскольку ты видел меня обнаженной, было бы справедливо, если бы и я увидела тебя.
– Но я не вижу тебя сейчас.
Она попыталась обрести мужество. Флер не собиралась заранее вот так стоять и наблюдать за его раздеванием. Она хотела просто поговорить с ним, когда открывала дверь в ©го комнату. То, что она увидела его тело, было лишь приятной неожиданностью.
Он бросил ей вызов, и она была исполнена решимости не играть роль девственницы сегодня. Она сделала шаг от двери.
– Ты хочешь увидеть меня? Это будет более справедливо?
–Да.
Она подошла к нему и оказалась совсем близко от его груди и плеч, его тела и мускулов, от…
Он не дотронулся до нее. Он смотрел вниз, словно чего-то ожидая.
– Ты не собираешься помочь мне, Данте? Я полагала, что это одно из твоих прав.
– Ты сказала, что можешь дальше справиться сама, и, судя по всему, так оно и есть.
– Ты предпочел бы, чтобы я делала это сама?
– Иногда. Именно сейчас.
Снять ночную рубашку оказалось делом более трудным, чем она ожидала, вероятно, из-за того, что он наблюдал за ней. Интересно, ее взгляд так же приводил его в замешательство несколько минут назад? Она испытывала дрожь греховного возбуждения, когда рубашка выскользнула из ее рук, легла на пол и она предстала перед Данте совершенно нагой. И почувствовала радостное удовлетворение, увидев, насколько он был потрясен.
Ее первоначальная неловкость быстро прошла, сменившись ощущением силы и гордости. Его восхищенный взгляд сделал ее величественной, благородной и сильной. Стоя обнаженной при свете дня перед Данте, она превратилась в богиню.
Он взял ее за руку, привлек к себе и заключил в объятия. И это поразило ее новыми ощущениями: она почувствовала тепло его тела, ее груди оказались прижатыми к его груди; это грозило захлестнуть ее, заставить забыть о своем настрое. Каким-то образом ей удалось совладать с новыми эмоциями. Она вошла через эту дверь с определен? ной целью, и он должен знать об этом.
– Мне нужно сказать тебе что-то, Данте.
Он поцеловал ее в шею.
– Скажешь позже.
– Я должна сказать тебе сейчас. Видишь ли, я изменила свое решение по этому вопросу.
Он ослабил объятия, продолжая держать ее лишь за талию.
– Ты не похожа на женщину, которая изменила решение.
– Ты не понял меня. Я не собираюсь говорить, что ты должен остановиться. Более того, я не хочу, чтобы ты вообще останавливался.
– Ты права. Я не понимаю тебя.
– Я уверена, что если ты не сделаешь что-то такое, от чего я забеременею, то мой страх пройдет. Видишь, на сколько я тебе доверяю. Нет необходимости подвергать это испытанию. Думаю, что, даже если ты не будешь ограничивать себя, страха у меня больше не появится.
Выражение лица у Данте сделалось серьезным, даже озадаченным. Он посмотрел ей в глаза, как бы пытаясь определить, насколько ее слова соответствуют тому, что она чувствует.
– Я больше не хочу, чтобы этот ужас преследовал меня. Назвав его по имени, возможно, я одолела его. – Она прижалась щекой к его теплой груди. – Я хочу, чтобы мы были женаты по-настоящему, Данте. Я хочу иметь семью. Хочу этого так сильно, что верю: это победит мой страх. – Она заглянула ему в лицо. – И еще хочу тебя. Всего и полностью. Только этого уже достаточно для того, чтобы принять такое решение.
Он обхватил ладонями ее лицо.
– Если ты ошибаешься…
– Если я ошибаюсь, мы очень скоро это узнаем.
– Я не хотел бы напугать тебя или причинить боль.
–Я не позволю тебе этого. Постараюсь не вести себя вызывающе. Ты должен лишь пообещать, что не будешь решать за меня. Я должна знать, что я свободна, если сочту, что твои намерения изменились.
На его губах заиграла легкая очаровательная улыбка.
– Обещаю тебе это, если ты требуешь.
– Да, требую.
– Так знай же, что я возьму тебя сейчас, если смогу, Флер.
Его поцелуй подтвердил эту решимость, продемонстрировав страсть мужчины, который слишком долго слушал разговоры, пусть даже он одобрял услышанное.
Поцелуй разбудил дремавшее в ее теле в течение долгих недель желание, когда Данте стал ласкать те части тела, которых не касался раньше. Ее спина, бедра и ноги с готовностью отреагировали на прикосновение его теплых ладоней и пальцев. Ее поистине ошеломили новые, неведомые ранее ощущения.
Он целовал ее с такой страстью, с какой никогда не целовал раньше. Она не могла этого не заметить. Мужчина, который так ее целовал, так по-хозяйски обнимал и ласкал, определенно был намерен овладеть ею.
Она осознала это без размышлений. И принимала душой и сердцем.
Понимал это и постоянно гнездившийся в ней страх.
Он выпустил одно из своих удушающих щупалец. В ее голове возникли образы плачущих лиц. Ее тело захотело освободиться от объятий, остановить жаркие ласки.
Но она не позволила.
Она горячо обняла Данте и сосредоточила внимание на приятных ощущениях, которые испытывала при поглаживании его кожи и мышц. Она призвала на помощь свою любовь к этому человеку, и страх внезапно сник и куда-то испарился.
Эта победа над страхом породила в ней состояние эйфории. Раньше она думала, что не в силах одолеть этот ужас, но оказалось, что она может! С Данте она сумеет это! Признание любви подарило ей такое оружие, которое не по зубам страху.
Флер стало ясно: Данте понял, что произошло. Он перестал целовать ее, однако продолжил ласки, глядя на нее проницательными глазами. Его ладони скользили по ее обнаженному телу, рождая мучительно-сладостные ощущения.
В глубине его глаз она уловила решительный вызов. Его ласки сосредоточились внизу. Ладонями он обхватил ее ягодицы, затем его пальцы скользнули в расщелину и двинулись туда, где встретились влажность, мягкость и сводящая с ума пульсация.
Прикосновение к этому месту ошеломило ее. Это было изумительно. Бесподобно. На это отреагировало все ее тело. И вовсе не страх. Она выпрямилась, жадно ища его поцелуя, чтобы как-то погасить потрясшую ее чувственную волну.
Битва была выиграна, и они оба это понимали. Она отметила свою победу столь же страстным поцелуем, как это раньше делал он. С помощью языка она выразила свое торжество и степень возбуждения.
Опьяненная сознанием освобождения от страха, гордая своей смелостью, она стала целовать его в шею и грудь, покусывая кожу и испытывая при этом непередаваемое наслаждение.
Получившая полный выход чувственная энергия, исходившая от Данте, взяла ее в свои объятия крепче, чем кольцо его рук. Флер была благодарна тому, что эта энергия направляет и учит ее.
Данте поднял Флер на руки, положил на кровать и разделся, не спуская с нее глаз.
– Ты очень красива, Флер.
Она не сомневалась в его искренности. Она лежала при мягком дневном свете, испытывая эйфорию от сознания победы в борьбе за свое право любить и чувствовать, и в самом деле была уверена, что она красивейшая женщина на свете.
Самый красивый мужчина стоял перед ней во всей своей ослепительной наготе, и ее сердце не знало, то ли ему еще сильнее ускорить свой ритм, то ли, наоборот, остановиться. Он был вполне достойным супругом и партнером длят ой богини, в которую она превратилась. Его тело влекло и приводило в восторг, и она не могла отвести от него глаз.
Данте подошел к ней:
– Это совершенно потрясающий, невероятный факт, мисс Монли. Из всех женщин именно вас найти в своей постели.
Когда-то он сказал эти слова в коттедже, но его тон на сей раз был совсем другим. Он не поддразнивал и не шутил.
Только теперь она больше не Флер Монли, не святая и не ангел. Она королева, воительница, посланница Венеры, она…
– Ты очень горда собой, правда ведь? – Он поцеловал ее в нос.
– Лопаюсь от гордости.
– И вполне заслуженно. – Он стал гладить ей шею, затем груди. – Тем не менее ты должна дать мне знать, не напугал ли я тебя.
– Я не собираюсь останавливать тебя, Данте.
– Однако тебе следует показать, что тебе больше нравится, Флер. Если я сделаю что-то, а тебе этого не хочется, непременно скажи мне.
– Нет ничего такого, чего я не хочу. Я и без того слишком долго все отвергала. Я ничего не хочу упустить из-за своей трусости.
– Ты не поняла, о чем я говорю, дорогая. – Он нежно поцеловал ее в щеку. – Ты скоро вспомнишь то, что я сейчас сказал. Я не хочу никаких молчаливых жертв. У тебя будет целая жизнь, чтобы все попробовать.
Флер запустила пальцы ему в волосы.
– На твоем месте я бы так не осторожничала, Данте. Наверное, я сейчас смелее, чем буду когда-либо еще. – Она пригнула его голову к себе, чтобы поцеловать.
Он не позволил ей целовать его долго. Мастерски перехватив инициативу, он обрушил десятки сладостных поцелуев на ее губы, шею, мочки ушей. Уже только одними поцелуями он пробудил в ней страстное желание, которое яростно возрастало.
Все ее тело просило возвращения ласк. Он же не спешил с этим, и когда наконец его ладонь скользнула чуть ниже, она почти попросила его о том, чтобы он приласкал ей грудь.
Он дразнил ее, как тогда, в саду. Ею овладели те же самые сладостные ощущения. Она стискивала зубы от удовольствия и желания.
Данте наклонил голову и начал водить языком по одной, затем по другой груди. Ее желание все росло, и его центр перемещался все ниже. Оно сосредоточивалось в нижней части живота, ее плоть между ног, казалось, кричала и требовала ласки. Флер забыла обо всем на свете, кроме сладостных ощущений и безумного, всепоглощающего желания.
Его пальцы нежно коснулись соска; его язык дотронулся до другого. Ей показалось, что стрела наслаждения пронзила все ее тело. За ней последовала еще одна, затем еще. Было так хорошо, что ей захотелось, чтобы это никогда не кончалось. Она слышала собственные стоны, но не пыталась их сдерживать. Данте прервал свои неистовые поцелуи и окинул взглядом ее обнаженное тело. Его ласки переместились ниже, к ее животу и бедрам. Ее ноги невольно раздвинулись, поощряя Данте к ласкам, которых она отчаянно желала. Лишь сейчас она обнаружила, что какая-то часть ее имела представление о страсти, о которой не подозревал разум.
Данте продолжил нежно прикасаться к ней, и ее бедра приподнялись навстречу, прося о чем-то большем. Она увидела выражение строгой сосредоточенности, когда он наконец откликнулся на требования ее тела, стоны и мольбы. Он впился взором в ее лицо в тот момент, когда его ласки стали настолько интенсивными, что она едва не потеряла сознания.
Ее ничуть не беспокоило, что она забыла напрочь о благопристойности, лежит с раздвинутыми бедрами, демонстрируя самые тайные, самые сокровенные уголки своего тела, и просит чего-то, о чем не имеет представления. Ее не смущало, что он поощрял это ее сумасшествие и рукой, и глазами.
Он поцеловал ее в губы, затем в грудь, в живот, еще ниже…
– Я рад, что ты такая смелая сегодня, – тихо сказал он между поцелуями. – Я хотел приласкать тебя так уже много недель.
Ее тело сразу же откликнулось. Ее женская плоть заныла и затрепетала.
Он продолжал целовать ее, играя с завитками волос. Тело его задвигалось. И вдруг Флер поняла и ужаснулась. Он готовил ее к чему-то. Она закрыла глаза, чувствуя, как его тело занимает место между ее бедрами, как он осторожно раздвигает их в стороны.
Теперь на смену языку пришли его пальцы. Это было умопомрачительное сочетание удовольствия и изнуряющего желания. Мучительная сладость все возрастала, пока он подводил ее к завершению этого ужасного и в то же время изумительного действа.
Наконец долгожданный пик наступил. Ее страсть взмыла вверх, достигнув вершин чистейшего наслаждения, и, словно ливень, обрушилась на нее.
Он вновь оказался внезапно с ней, в ее объятиях, лежащий между ее ног, как это было в Дареме. Только на сей раз им не мешали никакие одежды. Она обхватила его, в полной мере осознавая вес и тепло его тела.
Ее вульва все еще продолжала пульсировать, не утратив желания. Флер испытала невероятное облегчение, когда он вошел в нее. Он погрузил ствол в глубину, и Флер была поражена его полнотой и размером.
Ее изумление было нарушено ощущением боли. Однако владевшая ею страсть поглотила боль. Они вдвоем сдобно превратились в единое целое. Понимание этого, сознание того, что она удерживает его, что он представляет как бы ее часть, породило чувства даже более сильные, чем сладострастие, которое она только что испытала. Флер закрыла глаза, наслаждаясь этим полным слиянием.
Его страсть управляла всем остальным. Флер чувствовала, когда он сдерживал себя, и поняла, когда он перестал сдерживаться. Его желание вело их; Данте то неистово целовал ее, то погружался в ее лоно с такой силой, что она ахала от восторга. Она могла лишь принимать и ощущать. Ничего больше не существовало для нее сейчас, кроме любви и этой восхитительной близости, этого ощущения его внутри своего лона и его тела в ее объятиях.
Когда все закончилось и наступил покой, ей показалось, что ее душа и сердце остались без защиты. Она приникла к нему, чтобы вдохнуть запах его тела, услышать его дыхание.
Она хотела, чтобы он оставался на ней всегда, но он в конце концов зашевелился. Но даже когда он вышел из нее, ее вульва продолжала пульсировать.
– Я причинил тебе боль?
– Нет. – Она не знала, была ли боль. Да это и не имело значения.
– Я тебя шокировал?
– Нет… может, самую малость. – Она повернулась на бок, чтобы видеть его лицо. – Было продемонстрировано все?
– Нет.
Флер улыбнулась:
– Глупый вопрос. Конечно же, не все. Ты даже забыл показать мне чувствительное место под коленкой.
– Верно.
– И трюк с моим копчиком. Определенно ты бережешь это для другого раза.
Он тихонько засмеялся:
– Обещаю тебе показать в следующий раз, когда я не буду столь нетерпелив.
Она прочертила узор на его груди.
– И еще показать, как женское тело может быть более чувствительным после…
– Это не поздно и сейчас. Раздвинь-ка ноги пошире и не двигайся.
Она повиновалась. Его палец прикоснулся к вульве, которая была невероятно чувствительна после совокупления. Флер испытала невыразимое наслаждение. Почти мгновенно она достигла пика возбуждения, умоляя о большем. Удовольствие было неземным, невероятным, умопомрачительным. Она закричала, когда могучий оргазм потряс ее. Она словно погрузилась в мир блаженства.
Сознание возвращалось к ней медленно. Прошло довольно длительное время, прежде чем она поняла, что находится на постели в спальне.
Она открыла глаза и увидела, что Данте наблюдает за ней. Ей показалось, что комната до сих пор наполнена ее криками и стонами.
– Я думаю, что сделал правильно, отпустив всех слуг, – сказал он.
– О да, – согласилась Флер. И еще подумала, что они поступили разумно, отложив это испытание до отъезда из Леклер-Парка.
Глава 21
– Все именно так, как, по твоим словам и должно быть. Мир вне этих стен не существует. И только мы двое находимся внутри. – Флер прижалась к Данте. – Когда они вернутся?
Ее слова вывели его из состояния блаженной удовлетворенности, в котором он пребывал.
– Я дал им достаточно денег, чтобы они отправились в театры и таверны на целую ночь.
Он повернулся на бок и подпер голову рукой. Ее красота приводила его в восхищение. Равно как и ее мужество. Ей самой понадобилось проявить волю, сделать собственный выбор. Его покоряло то, что она проявила такое бесстрашие ради того, чтобы разделить любовь с ним.
Она была решительна, великолепна, изумительна.
«Я хочу иметь семью».
Ее нежная белая кожа казалась более изысканной, чем самые дорогие ткани. Он легонько гладил ей плечо и руку, она прислушивалась к его прикосновениям, смежив веки.
«Я хочу тебя».
Никогда в жизни он не слышал более лестных для себя слов. Их произносили другие, но не так и не по этой причине. Он тоже ее хотел, и тоже совсем иначе, чем раньше.
«Вот насколько я тебе доверяю. Нет необходимости подвергать это испытанию».
Он никогда не забудет эти удивительные слова.
«Я хочу быть замужем по-настоящему».
Данте взглянул на письменный стол и вспомнил о письме, находящемся в ящике. Оно было от Фартингстоуна и ожидало его, когда он вернулся утром. Этот человек предлагал провести переговоры, и Данте догадывался, какое направление они могли принять.
Данте поцеловал Флер, чтобы выбросить из головы мысли о Фартингстоуне и его интригах.
Флер повернулась к нему, она выглядела очаровательно сейчас, когда волосы ее были распущены, а наготу прикрывала лишь тонкая простыня.
– А чего хотел Бершар? Ты говорил, что расскажешь мне чуть позже.
Казалось, что после этой встречи прошла целая вечность, хотя минуло лишь несколько часов.
– Бершар от моего имени навел некоторые справки.
– Ты просил его об этом?
– Нет. У него есть некоторый опыт в таких делах, и он проявил инициативу по праву друга.
– Подобно тому, как Сент-Джон и мистер Хэмптон пррявляют инициативу и наводят справки обо мне. У тебя очень преданные друзья. Хотя они и несколько бесцеремонны.
– Можно сказать и так.
– Так какие же справки навел мистер Бершар? Они касаются меня?
– Он навел справки о Фартингстоуне. И узнал, что тот, будучи молодым человеком, получил наследство, которое составляет часть собственности в Дареме, граничащей с твоей. Он живет на свои доходы и пользуется уважением.
– Мы уже знаем об этом.
– Однако остальное гораздо более увлекательно. Фартингстоун не всегда был столь трезвым и добропорядочным. У него была бурная юность, и тогда считали, что из этого молодого человека не выйдет ничего путного. Тетя Бершара помнит его еще с того времени и рассказывает, какая удивительная и внезапная трансформация произошла с ним, когда Фартингстоуну должно было стукнуть тридцать лет. Эта перемена была столь разительной, что о его прошлом все забыли. Я предпочел бы, чтобы он продолжал играть, пить и губить себя, вместо того чтобы изображать из себя респектабельного джентльмена, в то же время пытаясь засадить меня в тюрьму и запятнать мою репутацию. Свет быстро создает о людях мнение. Осмелюсь сказать, что Маклейн более порядочен, чем Грегори, однако же Маклейн пользуется в свете дурной славой, а Грегори Фартингстоуном все восхищаются.
Данте был рад, что Флер пыталась понять самые важные моменты, даже если она иногда переоценивала их значение. Когда она посмотрела на Данте Дюклерка, его оптимизм ослепил ее.
– Если это все, что он смог тебе рассказать, то это не слишком интересно. Было что-либо еще?
– Кое-что. – Данте не был уверен, что хочет затрагивать остальные моменты. Во всяком случае, сейчас. На этом ложе.
– Мне очень любопытно, так что ты должен рассказать.
Он снова погладил ее по плечу и отвернул лицо в сторону, чтобы не видеть ее реакции. Хотя и не был уверен, что это ему удастся.
– Еще он обнаружил, что Фартингстоун и Сиддел связаны друг с другом. Не слишком тесно, и это, возможно, ни о чем не говорит.
Она некоторое время молчала.
– Ты просил его навести справки о мистере Сидделе, Данте?
– Я спросил его, имеет ли он основание думать, что они друзья.
– Они не друзья.
– Флер, твой отчим узнал, что ты была в том коттедже. Сиддел как раз тот, кто мог ему сказать об этом. Если он это сделал, значит, ему было известно, что Грегори находился в графстве в ту ночь. Возможно, что именно Сидел подслушал разговор в соседней комнате в ночь перед этим.
Наклонив голову, Флер взглянула на Данте. Нельзя сказать, что она была сердитой – она была очень задумчивой.
– И какие выводы сделал мистер Бершар?
– Фартингстоун не связан явной дружбой с Сидделом. Однако он дружил с дядей Сиддела. Они вместе пользовались дурной славой.
– Как ты и Маклейн?
– Да, как я и Маклейн. Благополучие Сиддела зависит от его наследства, полученного от этого дяди.
– Или от его деловых акций. Я подозреваю, что с их помощью он значительно увеличил состояние.
– Не столь очевидно, что он так успешен в бизнесе. Бершар не смог найти убедительных доказательств его везения в финансовых делах, несмотря на сохраняющуюся за Сидделом репутацию удачливого предпринимателя.
– Можно не сомневаться, что он держит их в тайне.
– У Бершара есть способы узнать секреты, если он хочет этого. Он наводил справки для правительства, когда был моложе. И есть люди, которые готовы поделиться с ним малодоступной информацией.
Данте видел, что Флер взвешивает сказанное, хотя выражение ее лица не изменилось.
В тот вечер, когда был бал, он потребовал, чтобы она не пользовалась услугами Сиддела как севетника. Она отреагировала отрицательно на это требование, и он не был уверен, что она послушает его сейчас.
Флер посмотрела ему прямо в глаза:
– Он вообще тебе не нравится, да?
– Повторяю, я не считаю, что ему можно доверять.
– Дело не только в этом. Ты становишься очень суровым, когда говоришь о нем. Даже сейчас ты помрачнел.
– Вероятно, это потому, что меня интересует вопрос, продолжаются ли твои отношения с ним.
Она коснулась тонкими пальцами его лица, провела ими по щеке и подбородку.
– Что значит для тебя этот человек?
Данте остановил движение Флер, взял ее руку в свою и провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони.
Она ожидала его ответа, но готова была понять его, если ответа не последует. Если же он поцелует ее, то вопрос вообще будет забыт.
– Несколько лет назад ряд лиц стали шантажировать известных людей. Их действия пресек мой брат. Я полагаю, что одним из шантажистов был Хью Сиддел, но избежал разоблачения.
На лице Флер отразилось удивление.
– Это очень серьезное обвинение, Данте.
– Я не предам его гласности до тех пор, пока не получу убедительных доказательств. И весьма сомнительно, что я их когда-либо получу.
– Если у тебя нет доказательств, как ты можешь…
– Он знает вещи, о которых ему не было бы известно, если бы он не участвовал в этом сам. – Данте заколебался и сказал себе, что не будет ничего хорошего, если он все расскажет. Однако его порыв оказался сильнее желания оградить себя от возможной боли.
Флер ничего не сказала. Не возразила и ни на чем не настаивала. Она лишь молча наблюдала за ним. Лицо её было серьезное и задумчивое. В глазах читались беспокойство и тревога.
– Я невольно помог им, Флер. Женщина среди них использовала мое влечение к ней, чтобы получить доступ к некоторым документам, которые затем были использованы для шантажа двух мужчин. Эти мужчины застрелились.
Он никогда этого никому не рассказывал. Никогда не произносил вслух. Это прозвучало даже гораздо зловеще, чем он ожидал. На сердце у него было тяжело, словно не хватало воздуха.
Флер снова погладила его по лицу.
– Преступление было совершено ими, а не тобой. Никто не может предвидеть до конца, что произойдет. Ты не должен бичевать себя…
– Один из застрелившихся мужчин был мой старший брат.
Флер участливо посмотрела на Данте.
Она понимала. Он больше не должен ничего говорить. Ее честные ясные глаза, казалось, проникали в глубину его мыслей, а сердце ее чувствовало, какую вину он испытывал.
И в то же время ее взгляд каким-то непостижимым образом изменил положение вещей. Это доброжелательное молчание сняло груз с души за то старое воспоминание. То, что он разделил эту боль с другом, принесло некоторое умиротворение в его исстрадавшуюся душу.
Флер придвинулась поближе и обняла его, положив мягкую щеку ему на грудь.
– Мы все-таки позволили внешнему миру вторгнуться в наши пределы, – тихо сказала она. В ее тоне прозвучала легкая грусть.
Не внешний мир. Их мир. Тот мир, в котором они жили, полный людей и событий, которые повлияли на их жизни, их женитьбу. Впрочем, Данте понял, что она имела в виду.
Он тихонько потянул за простыню. Она медленно сползла, постепенно обнажая тело. Данте стал ласкать это тело, при этом его рука повторяла путь сползающей вниз простыни. Он прижал Флер к своему сердцу.
– Я знаю способ, как заставить этот мир уйти прочь, Флер. Я знаю место, где он не может нас найти.
– Да, – прошептала Флер. – Возьми меня туда, Данте.
На следующий день Данте сидел в кабинете, ожидая появления визитера. Он мало бывал в этой комнате и сейчас впервые собирался вести здесь деловые переговоры.
Он всегда избегал серьезных финансовых операций, которые ассоциируются с кабинетами. Будучи совсем молодым человеком, он считал их скучными и утомительными, которые лучше отдать на откуп старым или таким обязательным людям, как его брат.
Он разглядывал гравюры Пиранези, украшавшие одну из стен, и картину Каналетто с изображением Большого канала Венеции на другой стене. Если подобные встречи войдут в привычку, он оставит гравюры, а вот Каналетто нужно убрать.
Открылась дверь, и Уильяме принес визитную карточку.
– Весьма великодушно с вашей стороны принять меня, – сказал Фартингстоун, едва войдя в кабинет. – Хочу выразить надежду, что вы и я сможем по-дружески уладить все проблемы, которые стоят перед нами, таким образом, чтобы это было в интересах и на благо дочери Гиацинты.
Они расположились в креслах. Фартингстоун. оглядел кабинет и улыбнулся, увидев картину.
– А, Каналетто. Я помню, как мистер Монли купил его. Мне нравится его искусство. Это великолепный образец, смею заметить.
Данте разглядывал этого мужчину с постным лицом, которому нравился унылый Каналетто, и пытался представить, как тот гонялся за голыми девицами в летнем саду. Слух об этой давнишней вакханалии дошел в свое время до тети Бершара.
– Вы хотите обсудить какие-то важные проблемы, —подсказал Данте.
Выражение лица Фартингстоуна сделалось очень серьезным.
– Я сожалею, но, на мой взгляд, вы не подозреваете об истинном состоянии здоровья Флер. То, что я должен вам сказать, может повергнуть вас в шок.
– Считайте, что я подготовил себя к самому худшему.
Фартингстоун изобразил некоторое смущение и замешательство, прежде чем сообщить дурные вести.
– Я обнаружил, что, перед тем как вы заключили с ней союз, ее поведение было даже более странным, чем раньше. Среди прочих экстравагантных поступков она посещала бордели и ходила по городу безо всякой защиты, так что ее даже однажды арестовали.
Он стал в деталях рассказывать Данте об этих событиях, а Данте тем временем размышлял о том, кто из слуг донес ему об этом.
– Похоже. оба эти эпизода случились давно.
– Тем не менее это вряд ли может служить добрым предзнаменованием, сэр. А вот и более поздние примеры, к тому же более серьезного характера. – Фартингстоун наклонил голову и сделал страдальческое лицо. – Ее поймали в тот момент, когда она пыталась украсть. Всего лишь чай, не более того. Вряд ли она так нуждается в нем, и это тем более печально. Нам известно, что она совершает в одиночку прогулки по городу и ведет себя как воришка, что говорит о плачевном состоянии ее здоровья.
– Я знаю об этом инциденте. Она ничего не украла. Там было недоразумение.
– В самом деле? В таком случае как объяснить ее пребывание в подсобной комнате «Сигар диван»? Уж лучше пусть она признается в краже. Ее объяснение только усугубляет ситуацию. Я имею в виду ее ссылку на то, что она увидела, как туда вошел брат, которого она давно не виде ла. Ведь у нее никогда не было брата. – Фартингстоун удрученно покачал головой..– Я подозреваю, что временами она живет в вымышленном мире.