Глава 15

Брайд медленно перемещала увеличительное стекло, дюйм за дюймом изучая лежащую перед ней гравюру. Она все еще пыталась доказать себе, что эти серии не имеют отношения к украденным пластинам отца, но память и техника неопровержимо свидетельствовали, что ее надежды напрасны.

Вконец расстроенная, прикидывая, как бы выяснить у Линдейла, где он взял их, Брайд перевернула страницу…

– Эта одна из лучших гравюр серии – в художественном смысле. Но в смысле практического использования она показалась мне весьма неудобной.

Чуть не подскочив от неожиданности, Брайд захлопнула том и резко повернулась: лорд Линдейл уже ставил маленькую рюмку на столик рядом с ней. В его взгляде была доля насмешки, а еще напряженность, которая навела ее на мысль о том, что ей лучше уйти.

– Что это – херес? – подозрительно спросила она. – Я никогда его не пробовала, так что должна отказаться.

– Никогда не пробовали? Тогда зачем отказываться? Считайте это новым шагом к познанию, маленьким приключением ощущений. – Эван перевел взгляд со шкафа с гравюрами на том на полу. – Вы, кажется, весьма увлеклись их изучением.

– Простите, я сейчас поставлю все на место. Уже поздно, мне в самом деле пора идти.

– Лучше будет, если вы останетесь. Мне бы хотелось кое о чем поговорить с вами.

– А мы не можем сделать это завтра?

– Я бы предпочел сегодня. – Граф стал не спеша обходить софу, и каждое его движение выражало уверенность в том, что Брайд останется, и это буквально пришпилило ее к месту. Встав на колено, Линдейл разжег в камине огонь, потом вернулся к софе и сел, вытянув длинные ноги, а затем ослабил галстук и начал маленькими глотками пить херес. Он походил на человека, который устроился для приятной болтовни со старым другом. В его поведении не было ни малейшего намека на угрозу, но Брайд все же чувствовала опасность.

Наконец граф кивнул в сторону тома, лежавшего у нее на коленях:

– Похоже, вас совершенно пленили эти серии.

– Не думаю, что «пленили» – верное слово. – Брайд покраснела.

– Тогда что? Заворожили? Вы настолько увлеклись, что даже не слышали, как я вошел.

– Я сказала, что была потрясена.

– Вот уж нет. Я видел, как смотрели на эти гравюры куртизанки, ни у одной не было такого выражения, как у вас.

– Да, но я уже видела подобное. Гравюры Каральо, например.

– Их нельзя сравнивать. Тут нет метафор или намеков, нет богов и богинь, обнимающих друг друга. «I Modi» – сексуальное руководство для практического использования.

Брайд лихорадочно искала способ сменить тему разговора.

– Больше всего меня потрясло их присутствие в этом доме. Я удивлена, почему вы коллекционируете подобные вещи. – Она махнула в сторону картин и статуэток, римского барельефа и непристойного Приапа.

– Этим я бросаю вызов обществу и демонстрирую презрение к невеждам, которые осмеливаются диктовать нормы поведения и отвергают неизбежные особенности исторического развития.

– Боже мой, сколь надменно и сколь возвышенно… Никогда бы не подумала, что вы покупаете эротические произведения из чувства гражданского долга.

– Смейтесь, если хотите. Даже когда я был мальчиком, эта страна все больше становилась угрозой земным удовольствиям. Здесь проповедуют, что будущее страны зависит от того, насколько ее жители откажутся от человеческих радостей. Величайшие цивилизации признавали радость земных удовольствий, и моя коллекция доказательство. Теперь мы создаем другую великую цивилизацию, но трактуем страсть как в высшей степени греховную. Это позорно, вредно и опасно.

– Значит, ваша коллекция – громогласное заявление о том, что вы отказываетесь подчиняться установленным правилам?

– Именно так.

– Вот уж не думала, что ваши намерения столь благородны. С моей стороны глупо судить вас, но я решила, что вы коллекционируете их, дабы черпать вдохновение и получать удовольствие.

Линдейл сделал еще глоток хереса.

– Что ж, не отрицаю. Вы не единственная, кого это возбуждает.

– Возбуждает? Но я вовсе не рассматривала изображения, а только изучала технику, ведь я гравер.

– Следовательно, вы даже не заметили, что на страницах изображены нагие люди, которые совокупляются, предаваясь страсти с поразительной изобретательностью?

– Заметила, но вовсе не собиралась их пристально разглядывать. Я просто изучала технику исполнения, потому что она привлекла мое внимание.

– Советую попробовать херес, вам понравится. И чем же вас так заинтересовала техника?

Невыгодное положение заставило Брайд проявить неосторожность, которую он тут же распознал. Чтобы скрыть замешательство, она заполнила долгую паузу тем, что наконец пригубила херес. Густая ароматная жидкость приятно обожгла рот, тепло распространилось по телу. Удивительный вкус.

– Это один из лучших, – сказал Линдейл, пристально наблюдая за ней. – Выдержанный, а это позволяет определить всю палитру вкусовых оттенков. Попробовав его, вы никогда уже не удовлетворитесь чем-то меньшим.

Брайд без труда поняла, что граф говорит не о хересе. Хотя он не двинулся с места, ей показалось, что они теперь совсем близко: видимо, так подействовал его взгляд, в котором появилась едва различимая перемена. Сердце у нее стучало так громко, что Линдейл наверняка слышал его в наступившей тишине. Восхитительное молчание волновало, как будто Брайд с нетерпением ждала приятных новостей.

– Я заинтересовалась техникой, так как что-то в ней меня насторожило, – наконец сказала она, пытаясь отвлечь его внимание. – Сомневаюсь, что эта серия – дело рук самого Раймонди – скорее, гравюры относятся к более позднему времени.

Брайд рассчитывала, что Линдейл немедленно устроит ей продолжительный допрос и тем избавит ее от грозящей опасности.

Протянув руку за томом, граф коснулся пальцами ее бедра, и Брайд ощутила его прикосновение даже сквозь многочисленные слои одежды.

– Гравюры подлинные, можете мне поверить. – Граф отложил том в сторону и тем самым закончил разговор на эту тему.

– С вашего позволения, теперь я пойду. – Брайд собралась встать.

– Нет, я хочу еще немного побыть в вашем обществе. И не забудьте, мы с вами должны кое-что обсудить.

– Не могу представить, что именно.

– Ваше новое платье – оно чрезвычайно вам идет.

Хотя Линдейл не смотрел на нее, ее грудь все равно стала набухать, еще больше натягивая лиф.

– Остальные платья скоро доставят? – поинтересовался граф.

– Думаю, в течение следующей недели.

– Когда привезут вечернее платье, я хочу, чтобы вы поехали со мной в театр.

Придумывая достойный ответ, Брайд сделала еще глоток хереса.

– Полагаю, у вас есть друзья, которые могут составить вам компанию.

– И все же я хочу, чтобы меня сопровождали вы.

Приглашает он ее или приказывает?

– Пусть мое платье и от лучшей модистки, но я сама вряд ли рискну показаться с графом в театре. – Брайд машинально провела рукой по волосам.

Линдейл с интересом проследил за ее жестом.

– Вашу прическу я считаю совсем неплохой.

– Чуть лучше, чем у торговки рыбой, вы хотите сказать? Конечно, я должна подстричься, но ужасно не хочется.

– Мне тоже не хочется, чтобы вы стриглись. – Эван дотронулся пальцами до гребня. – Давайте посмотрим, может, удастся их немного укоротить, не причиняя большого вреда.

– Ваша светлость, я не думаю…

Слишком поздно – копна локонов тут же начала рассыпаться, он все вытаскивал шпильки… Брайд хотелось закрыть глаза и замурлыкать.

Подняв длинную прядь, Эван оценивающе оглядел ее.

– Вы можете обрезать, но только до сих пор. – Он указал длину, и его рука остановилась как раз у ее груди.

Брайд почувствовала себя так, словно он ласкает ее, дурманящие ощущения снова напомнили ей о том восхитительном удовольствии, которое может дать мужчина. Одним махом проглотив херес, Брайд уставилась на пустую рюмку. Она знала, о чем думает Линдейл, это светилось в его взгляде. Гравюры явно убедили графа, что она действительно не та, за кого себя выдает. Не стоило даже пытаться остановить его.

– Вы отрежете до сих пор, не больше, а потом мы найдем женщину, которая сделает вам наимоднейшую прическу. Затем вы будете сопровождать меня в театр.

Брайд наконец обрела дар речи.

– Если я появлюсь с вами в театре, это будет ложно истолковано.

– Ложно истолковано?

– Ну да. Я живу в этом доме, вы оплачиваете мои наряды и служанок, везете меня в театр…

– О, пусть это вас не беспокоит.

Он подошел столь близко, что Брайд почувствовала его запах. Взгляд, мужской и теплый, выражал твердую решимость.

– Вы говорите, что мое положение не будет ложно истолковано, поскольку я фактически стану вашей любовницей?

Ответ был в его глазах, в его прикосновении. Рука Линдейла нежно отвела волосы с ее лица, словно он хотел посмотреть на то, что имел право любить.

– Я должна идти…

– Нет, сначала выслушайте меня. Если бы вы действительно собирались уйти, вы бы сразу это сделали, и если бы вы не хотели меня, вы никогда бы не приехали в Лондон и в этот дом, невзирая на нелегкое положение вашей семьи.

Что Брайд могла на это ответить? Как она могла объяснить, что волнение и одиночество удерживают ее здесь, хотя рассудок приказывает уйти? Как описать ее отчаянное желание найти фальшивомонетчиков, спасти сестер и, возможно, человека, которого она когда-то любила? Линдейл пробуждал в ней нечто такое, чего ее тело жаждало больше всего на свете.

– Довольно притворяться, разыгрывать потрясение, как это было, когда вы показывали мне работы Каральо. Если бы я сразу знал, что вам это интересно, все произошло бы иначе, и я был бы не так осторожен с вами.

– Говорю вам, я изучала технику этих гравюр.

– Конечно, технику. – Наклонившись, он коснулся губами ее щеки, и Брайд стиснула зубы, чтобы удержать дрожь, сотрясшую ее тело. – Содержание вас абсолютно не интересует, не так ли? Или все же чуть-чуть интересует?

Едва ощутимые поцелуи заскользили по ее шее, потом поднялись к уху, заставив Брайд раствориться в чувственности, окутавшей тело. Она пыталась найти разумные слова для ответа, и разум не подчинялся ей.

– Совсем чуть-чуть, – услышала она свое признание. – Они показались мне… слишком претенциозными. Новшество ради новшества.

– Вы боитесь, что я жду от вас слишком многого? Я давно утолил жажду новизны, она мне больше не требуется.

Весь свой многолетний любовный опыт Эван вложил в один поцелуй, которого так жаждал, и ответная реакция Брайд мгновенно доказала, насколько он был прав.

Тем не менее, Брайд внезапно прервала поцелуй.

– Я не согласна с вашими расчетами. Целовать – это еще куда ни шло, но вы не должны ждать от меня участия в чем-то большем.

– Разумеется. Я слишком многое себе вообразил. – Слова звучали искренне, однако на лице графа она увидела нечто совсем другое: то было смутное удовольствие, как будто он считал ее протесты очаровательными. – И все же с вашей стороны будет справедливо, если вы позволите мне сделать это. Обещаю не требовать больше того, что вы отдадите мне по собственной воле.

Его прикосновения возбуждали Брайд даже сквозь одежду, а воспоминания о прелестном удовольствии в Шотландии грозили оставить ее совершенно беспомощной. Она старалась использовать свою вину перед Уолтером, чтобы соорудить защиту, но сердце не желало ей подчиняться. «Ты лжешь себе. Он не пострадал, защищая тебя, потому что никогда и не думал искать воров».

– По-моему, вы уже и так взяли больше, чем вам позволено, – с трудом прошептала она.

Рука графа продолжала гладить ее грудь.

– Не больше, чем в Шотландии, когда, как я помню, вы сами этого требовали.

Оставшейся долей рассудка Брайд понимала, что должна его остановить, но это было так замечательно! Удовольствие делало ее красивой и счастливой; не было ни прошлого с его болью, ни будущего с его последствиями, ни сомнений по поводу верности.

Словно читая эти беззаботные мысли, Эван поцеловал ее грудь.

– Вот лучшее из того, что я предлагаю, Брайд: прибежище непорочного чувства, где не существует нм остального мира, ни обязательств, ни возраста. Удовольствие – дар природы, предназначенный для того, чтобы скука жизни и время не замучили нас.

– Но реальность в конечном счете возвращается и требует свою цену.

Граф поцеловал вторую грудь, и его рука двинулась за спину. Брайд испуганно замерла, почувствовав, что он расстегнул ее платье.

– Цена для вас будет невелика. Гарантия – мое состояние и положение. Я позабочусь о вас, пока мы вместе, а также о вашем благополучии впоследствии.

Конечно, впоследствии! Она потеряла из виду происходящее, но после этих слов сознание вернулось к ней. Хотя наслаждение не уменьшилось и по-прежнему подавляло силу воли, тем не менее, одной ногой она уже стояла на земле.

– Лорд Линдейл, я не собираюсь быть вашей любовницей.

– Тогда вы ограничиваете мои попытки вести честную игру. Хорошо, если вы настаиваете, пусть будет просто любовная связь.

– Нет. Никакой любовной связи.

– Но вы были готовы к ней в Шотландии… – Его рука продолжала двигаться, словно побуждая ее к согласию.

– А вы – нет. Вам бы стоило воспользоваться своим преимуществом. Я была захвачена врасплох, вы усыпили мою бдительность.

– А сейчас ваша бдительность на своем посту?

– Да, и хорошо вооружена. Леди Мерденфорд мне все рассказала о вас. Праздное времяпрепровождение не относится к числу моих любимых занятий.

Расстегнув лиф платья, Линдейл продолжал целовать обнажившееся плечо. Брайд, задыхаясь, попыталась встать и тут почувствовала, что он улыбается.

– Я просто сгораю от желания найти другие столь же чувствительные места…

Брайд лишь беспомощно следила за его действиями, нетерпеливое ожидание подавило в ней остатки сопротивления; ее груди набухли от волнующих прикосновений.

– О да, я помню вас именно такой – с совершенной грудью и изменившимся, манящим лицом. Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Тогда вы подчинились. Я словно слышу ваши крики. Ваша страсть поразила меня…

– Я же объяснила, вы застали меня врасплох.

– Только поэтому? Не верю. Думаю, вы чувствуете наслаждение острее, чем большинство людей, и, возможно, также, как и я. Я уже знаю, какое прикосновение нравится вам больше, чем другим женщинам. А может, вам это нравится только со мной? В таком случае было бы преступлением не дать вам почувствовать, несколько это может быть прекрасно.

Брайд не могла лишь бесконечно думать об удовольствии, которое он продолжал обещать ей. Ожидание становилось невыносимым.

– Только не говорите, что у вас какая-то особенная власть надо мной. Я испытывала большое наслаждение и раньше, причем с мужчиной, который умел пользоваться своим ртом не для одних разговоров.

И тут Брайд поняла, что сделала непростительную ошибку. Линдейл не выказал ни гнева, ни обиды: просто смотрел с опасной уверенностью и загадочной насмешкой.

– Следовательно, вас не научили удовольствию ожидания. Впрочем, это в другой раз. Сейчас я был бы глупцом, если бы рискнул воспользоваться предоставленной мне свободой.

Свободой?

Ее замешательство быстро закончилось, так как Линдейл тут же начал использовать свой рот «не для одних разговоров», причем в высшей степени эффективно. Купаясь в медленном, почти изысканном, наслаждении, Брайд чувствовала себя такой счастливой, что не хотела, чтобы оно закончилось.

– Вам, кажется, сейчас совсем неплохо, – хрипло произнес он.

Брайд кивнула и закрыла глаза, чтобы сохранить удивительное ощущение.

– Большего я не требую.

– А я требую, чтобы вы сходили с ума от страсти, чтобы от вашего крика дрожали стены.

Она улыбнулась:

– Вряд ли я смогу настолько забыться. Даже в такие минуты я не схожу с ума.

– Ничего, сойдете. Из-за меня. – Он нежно защемил сосок.

Это было скорее удивительно, чем болезненно. Удовольствие сменилось возбуждением, стало менее осторожным, менее утонченным и менее… безопасным. Потом Брайд вообще потеряла контроль над тем, что происходило на софе. Линдейл руководил ее страстью, ее ответами. Это было совсем иначе, нежели в Шотландии.

Пока рот занимался одной грудью, его рука ласкала вторую, и удвоенная глубина ощущений перенесла Брайд в иной мир. Она слышала собственные крики и стоны как бы со стороны.

– Похоже, вы оказались правы, – с трудом прошептала она.

Глубокий, чувственный вздох пощекотал ей ухо.

– Я сказал, что вы закричите и не сможете овладеть собой, даже не попытаетесь. Сойдете с ума от удовольствия, но не пожелаете, чтобы я остановился.

Брайд сделала попытку вернуть хотя бы частицу хладнокровия, однако беспощадные выходки его рта заставили ее признать свое поражение.