- Ну почему ты не хочешь взять меня к себе домой?
      - Потому что это не понравится моей любовнице - мы дорожим своим уединением.
      Солдат оглядел торговца руками с ног до головы. Спэгг был маленький, тщедушный, грудь впалая, руки и ноги тощие и нескладные. Седеющие волосы, грязные и сальные, острижены чем-то тупым. Уши, нос и ступни ног огромные. Лицо пестрело оспинами, а на подбородке красовалась отвратительная волосатая бородавка. Короче говоря, он был просто страшный урод.
      - У тебя есть любовница? - спросил Солдат и, не подумав, добавил: Должно быть, она очень непритязательная.
      Спэгг поднял брови.
      - Видишь ли, не все мужчины в отличие от Джанкина любят персики со сливками. Так или иначе, можешь бурчать под нос хоть всю ночь; домой ко мне ты не пойдешь.
      Он направился к стойлу, куда Солдат отвел осла, но обернулся и произнес великодушным тоном:
      - Попытай счастья у женщины по имени Утеллена. Она живет в номере 133 по улице Западных Ворот и иногда берет к себе на постой даже таких подозрительных типов, как ты.
      Убедившись, что от Спэгга ему ничего не добиться, Солдат покинул рыночную площадь и отправился искать дом Утеллены.
      Ночные сторожа зажигали фитили в светильниках на стенах. Бездомные разводили в переулках костры, чтобы греться рядом с ними ночью. Даже этот опустившийся сброд провожал подозрительными взглядами незнакомца в железном ошейнике, всем своим видом показывая, что ему нечего и думать о том, чтобы просить разрешения разделить с ними убогий уют костра.
      Как всегда, Солдат в своих поисках наткнулся на два трупа. Один валялся в темном переулке с разбитой головой, похожей на арбуз, раздавленный колесом телеги. Другой был расчленен, и отдельные части валялись на мостовой перед какой-то таверной. Солдат не убирал руку с рукоятки молота. С этим оружием он уже спокойнее смотрел на мелькающие в сумерках тени.
      Наконец в тусклом свете коптящего факела Солдат различил на стене одного здания грубо выведенные цифры "33". На улице Западных Ворот дома номер 133 не было, и Солдат решил, что Спэгг перепутал.
      Окон не было, так что он не смог заглянуть внутрь и составить впечатление об обитателях ночлежки. Впрочем, судя по внешнему виду, вряд ли это заведение окажется респектабельным. Оставалось только постучаться в дверь и ждать радушного приглашения войти.
      Дверной молоток был сделан в виде лапы дракона, сжимающей чугунный шар. Постучав, Солдат прислушался, прижав ухо к массивной деревянной двери. Изнутри донеслось слабое кряхтение - а может, это стоны и вздохи? Вдруг хозяйка занедужила? Впрочем, скорее всего именно поэтому она и дает приют разным подозрительным типам - больная, не может работать и отчаянно нуждается в деньгах. По крайней мере дома кто-то есть.
      Солдат постучал громче.
      Ничего.
      Он постучал еще громче.
      По-прежнему ничего.
      Солдат постучал очень громко.
      Ничего, ничего, ничего.
      Достав свой боевой молот, он заколотил им в дверь с такой силой, что от грохота проснулся бы и мертвый.
      Дверь распахнулась, и проем заполнила собой толстая женщина невероятных размеров, на ходу затыкая грязную блузу за пояс еще более грязной юбки. Ее огромная грудь оттягивала перед блузы. Рукава раздувались от мощных мышц. Широко расставленные могучие ноги напоминали стволы деревьев.
      Поняв, что он отвлек женщину от какого-то важного дела, Солдат лихорадочно думал, от какого именно.
      - ЧТО? - проревела женщина.
      Солдат отступил на шаг назад, спасаясь от исходящего из ее рта зловония.
      - Я... Спэгг мне сказал... в общем, вы сдаете комнату?
      Женщина побагровела от злости.
      - Комнату? В этой халупе всего одна комната, и в ней сейчас нахожусь я и - очень непродолжительное время - мой маленький друг. Больше здесь нет места даже для таракана, не то что для взрослого мужчины. - Она присмотрелась внимательнее к шее Солдата. - На тебе железный ошейник. Убирайся отсюда, пока я не позвала стражу!
      - Но Спэгг сказал... - в отчаянии взмолился Солдат.
      - Не знаю я никакого Спэгга!
      Дверь захлопнулась. Солдат услышал лязг засовов.
      Переполненный отчаянием, Солдат вернулся на улицу Западных Ворот и снова принялся искать дом номер 133. Все тщетно.
      Вдруг ему на плечо спикировал ворон. Солдат вздрогнул от неожиданности.
      - Не делай так больше!.. Чего ты хочешь?
      - Сейчас дело не в том, чего хочу я - это тебе позарез нужно кое-что. Я следил за тобой. Слышал, что сказал Спэгг. Солдат, ты ломился не в ту дверь.
      - То есть? - недоуменно спросил Солдат.
      - Посмотри себе под ноги.
      Послушно опустив взгляд, Солдат не увидел ничего, кроме булыжной мостовой.
      - Я вижу булыжник, - недовольно буркнул он.
      - И?
      Солдат еще раз воспользовался своими зрительными органами.
      - И чугунные решетки через каждые сто ярдов.
      - Браво! Вот именно. Ведущие к канализационным тоннелям, проложенным под улицами. Все решетки пронумерованы.
      Ворон взмыл вверх, к шпилям и башням, украшенным трепещущими вымпелами и флажками.
      Уставившись себе под ноги, Солдат пошел вдоль по улице и у самой южной стены нашел решетку с номером 133. Подняв ее, он спустился по железной лестнице, стараясь не обращать внимания на спертый затхлый воздух. Первые несколько ярдов ему пришлось преодолеть в кромешной темноте, но как только он добрался до тоннеля, в середине которого ленивым потоком текли нечистоты, впереди замерцал слабый свет. По обе стороны от подземной реки сточных вод были люди.
      Взобравшись на узкий парапет, Солдат окликнул:
      - Утеллена!.. Есть здесь женщина по имени Утеллена?
      Молодая женщина с мальчиком на руках, сидевшая в пятне света от дешевой сальной свечи, поспешно подняла взгляд. Увидев, что на нее смотрят, женщина тотчас же потупилась, делая вид, что возится с обувью мальчика.
      - Это вы Утеллена? - обратился к ней Солдат.
      На этот раз женщина вообще не прореагировала и продолжала суетиться с ногами мальчика. Взобравшись на край тоннеля, Солдат направился к ней.
      Разглядев ее внимательнее, он пришел к выводу, что если бы не лохмотья и слой въевшейся грязи, женщину можно было бы назвать привлекательной. Изящное овальное лицо с глубоко посаженными карими глазами, каштановые волосы... Мальчик выглядел слабым и больным. Он был очень бледный, ноги и руки его казались тощими палочками, жидкие волосы всклокочены. Только запавшие глаза с черными тенями под ними горели двумя яркими угольками. Лихорадка? Или же мальчик обладал внутренней силой?
      Перешагивая через распростертые тела, Солдат добрался до женщины с ребенком.
      Та снова подняла взгляд. В ее глазах застыл страх.
      Солдат произнес тихим голосом, чтобы не услышали остальные:
      - Женщина, я не сделаю тебе ничего дурного. Меня зовут Солдат. Спэгг, торговец руками, сказал, что у вас найдется место, где можно провести ночь. Вообще-то я просил указать мне человека, сдающего комнаты внаем, но, насколько я понял, у тебя, как и у меня, нет своего крова.
      - О, Спэгг. - В голосе женщины прозвучало облегчение, и страх в глазах несколько рассеялся, хотя и не исчез окончательно. - Я... простите. Один человек... впрочем, это не важно. Вы чужой в нашем городе, судя по ошейнику. И поэтому вас не пускают на ночлег? Могу предложить вам место, продолжала она, указывая на каменный край тоннеля. - Я взяла в аренду этот тоннель у Леди-смотрительницы канализации, отвечающей перед королевским канцлером за исправную работу городских сточных труб.
      - А, так, значит, тебе это место досталось не бесплатно?
      - В Гутруме ничего не бывает бесплатным, - сказала женщина. - Должно быть, вы у нас недавно, раз не успели это узнать. У канцлера во всем есть свой интерес.
      Солдат удивился.
      - Канцлеры - люди богатые. К чему королевскому канцлеру заниматься такими мелочами, как сдавать в аренду канализационные тоннели?
      - А вы никогда не задавались вопросом, как канцлеры получают свое состояние?
      Подумав над ее словами, Солдат кивнул.
      - Резонно. В таком случае могу я воспользоваться твоим гостеприимством? Я заплачу звонкой монетой.
      При этих словах люди в полумраке встрепенулись, зашевелились.
      - Мне нужно лишь место, чтобы провести ночь, - добавил Солдат. - Ни больше ни меньше. Если ты и твой мальчик найдете в своих сердцах сострадание, чтобы помочь чужеземцу в железном ошейнике, я буду вам вечно признателен.
      Женщина печально улыбнулась.
      - Разумеется, ты можешь устроиться здесь, но после того, как ты рассказал всем, что у тебя есть деньги, одному из нас придется не спать. Если мы все трое заснем разом, нас обчистят - ведь так?
      Последние два слова она крикнула, обращаясь ко всем. Нищие, воры и бродяги, нашедшие приют в канализации, ответили ей ухмылками и кивками. Никто даже не пытался возражать. Эти люди знали, что они собой представляют.
      - Прости, - сказал Солдат. - Очевидно, мне еще предстоит многому учиться. Ты спи первой, а я буду считать звезды.
      - Звезды? - спросил мальчик, уставившись на выгнутый черный свод тоннеля. - Какие звезды?
      - Вот эти, - улыбнулся Солдат, постучав себя по голове. - Яркие звезды обширных полей и бескрайних лесов. - Он вздохнул. - Они всегда со мной.
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      Только один район обширного города не источал зловоние собачьих испражнений и не был завален грязью. Здесь в тени лаймовых деревьев с мелкими листьями и среди зеленого лабиринта миртовых зарослей укрывались уютные беседки и ротонды. Повсюду стояли раскрашенные статуи и резные скамейки; фонтаны орошали заросшие ромашкой обширные лужайки, на которых тут и там темнели тисовые рощицы. На берегах прудов, кишащих диковинными рыбами, нежились на солнце изумрудно-зеленые ящерицы. Возле водоемов, оживляя ландшафт, бродили олени и другие дикие звери.
      Вокруг, куда ни кинь взор, бушевали яркие краски: белизна распустившихся лилий, алый румянец роз и тюльпанов, голубая дымка цветущего льна. Посреди садов затаились два дворца: Дворец Птиц и Дворец Диких Цветов. Во Дворце Птиц жила королева Ванда. С первого взгляда могло показаться, что это красивое здание сложено из кирпичей, имеющих форму птиц. При ближайшем рассмотрении оказывалось, что это настоящие птицы, застывшие в самых разнообразных движениях - взлетающие, парящие в небе, опускающиеся на землю, клюющие корм, купающиеся, - птицы с раскрытыми клювами, птицы с закрытыми клювами, птицы взъерошенные, птицы с гладкими перьями. Из этих теплых, живых созданий, превращенных в камень, были выложены арки, башенки, парапеты, шпили, оконные проемы, карнизы, портики и все остальные декоративные элементы, необходимые для жилища королевы и императрицы.
      Однако в этом дворце поселилась печаль.
      Королева Ванда, как и ее сестра, принцесса Лайана, жившая в соседнем Дворце Диких Цветов, проводила большую часть своего времени в ужасном сумеречном мире на границе безумия. Поэтому внутренние стены обоих дворцов были обтянуты прочным шелком с мягкой подкладкой из гусиного пуха. По слухам, десять тысяч гусей расстались с жизнью, чтобы сестры не смогли разбить голову о каменные стены своих жилищ.
      Родители принцесс, старая королева и принц-консорт, ее муж, умерли, когда девочки еще были совсем маленькими. С самого рождения высочайшие наследницы были поручены заботам няньки, ко времени смерти королевы-матери незаметно скатившейся в старческое слабоумие. Никаких метрических записей сделано не было. Королева совсем не интересовалась своими дочерьми. Девочки жили в уединении детской, отгороженные от окружающего мира заботливой и ревнивой нянькой.
      Поскольку разум оставил старуху, в чьем ведении находились королевские дети, определить их истинный возраст не представлялось возможным. Один день нянька утверждала, что Ванда старшая, а Лайана родилась потом, на следующее утро все было наоборот. Гумбольд, единственный работник светской библиотеки, предпринял попытку определить, кто из девочек старше. После долгих настойчивых расспросов он пришел к выводу, что Ванде на тот момент было ровно пять лет, а ее сестре - четыре года и три месяца. Ванда, взошедшая в возрасте двенадцати лет на престол, щедро вознаградила Гумбольда за его исследования.
      Временами королева демонстрировала совершенную рассудительность, но порой разум вылетал из нее подобно вспугнутой птичке, и ее мысли и поступки затягивало темное покрывало безумия. Сегодня утром сознание королевы было ясным. Она вызвала к себе в спальню канцлера.
      - Как ваше величество себя чувствует? - с опаской спросил канцлер, переступая порог королевской опочивальни. - Надеюсь, спали хорошо?
      Королева сидела на кровати, прикрыв атласным одеялом ноги. На ней был халат из бледно-розового шелка, подчеркивающий худобу фигуры. Сквозь тонкую ткань вспаханным полем проступали ребра, из широких рукавов торчали острые локти, воротник вздымался двумя дугами над выступающими ключицами.
      - Нет, меня, как обычно, мучили кошмары. Мне снилось, что ведьмы разрывают меня на части и едят живьем. Это было ужасно. Каждая моя частица превратилась в разумное живое существо со своим мозгом, так что когда ведьмы пожирали мою печень, сердце наблюдало с мучительной болью, как отвратительные твари раздирают его бывшего собрата по телу...
      По мере того как королева говорила, ее лицо менялось, становясь все более осунувшимся и затравленным. Канцлер Гумбольд остановил поток откровений, резко заявив:
      - Ужасно, ваше величество!
      Гумбольда нисколько не беспокоили жуткие кошмары, являющиеся королеве, но для того чтобы сохранить свое высокое положение, ему было необходимо, чтобы Ванда хотя бы временами бывала в здравом рассудке. Если станет известно, что королева окончательно скатилась в пучину безумия, империя рухнет, а сам канцлер потеряет всю свою огромную власть. Пока Ванду хотя бы изредка видят в здравом уме, восстания не будет; правителям прощают небольшое сумасшествие - как-никак они являются продуктом многих поколений кровосмешения. Однако королевствам, как и цыплятам, необходимо иметь голову. Без действующей королевы - жестокого тирана - в Гутруме воцарятся хаос и беспорядок. Убийства будут совершаться средь бела дня, и по улицам потекут реки крови. Ненавистного канцлера вытащат прямо из постели и повесят на фонарном столбе.
      Истинным правителем королевства был канцлер Гумбольд. Еще недавно обширная империя, Гутрум сильно сжался в размерах при матери королевы Ванды. Королевство сохранило огромные богатства, хотя соседи, в прошлом покорные вассалы Гутрума, больше не платили дань. Былое могущество осталось в прошлом. Империя зачахла, но город-государство Зэмерканд по-прежнему процветал.
      Впрочем, окрестные племена, считавшие себя жертвами империи, теперь, после ее крушения, пылали желанием добить упавшего гиганта. Со дня на день мог раздаться тревожный крик часовых: "Варвары у ворот города! " Лишь наемники-карфаганцы стояли на пути полного крушения Гутрума. Жителям Зэмерканда снились кошмары: разграбленный и сожженный дотла город, трупы мужчин, женщин, детей. Гутрум жил на краю пропасти. Королева Ванда платила из своей казны иностранным солдатам, чтобы те охраняли стены Зэмерканда, но ее сокровищница не бездонна, и недалек тот день, когда казна иссякнет. Тогда на город нападут ханнаки, полчища людей-зверей с севера людей-лошадей и людей-диких псов, а с Лазурного моря придут разбойники-пираты. Гутрум потонет в огне, его жители падут от меча захватчиков или будут обращены в рабство.
      - Какие у нас на сегодня назначены дела? - спросила королева, вставая с кровати.
      Посреди опочивальни журчал фонтан. Служанки раздели Ванду донага и стали мыть ее в теплых струях. Королева не обращала никакого внимания на канцлера, который, следует признать, смотрел на ее тощее, изможденное тело с некоторым отвращением.
      - Сегодня мы будем творить правосудие? - спросила Ванда, выходя из фонтана.
      Служанка обернула мокрое тело оранжевыми полотенцами.
      - Вашему величеству предстоит рассмотреть жалобы подданных. Чтобы напрасно не утруждать ваше величество, я отсеял несущественное...
      Королева встрепенулась.
      - Разве я не должна выслушивать все прошения? Разве не я должна решать, что существенно, а что нет?
      Гумбольд улыбнулся.
      - Прошу прощения, ваше величество. Я взял на себя смелость сократить количество прошений до пятидесяти. Первоначально их было семьсот десять. Не сомневаюсь, у вашего величества не хватило бы сил, чтобы выслушать столько жалоб.
      Королева подняла брови.
      - Так много?.. Ты совершенно прав. Даже пятьдесят, по-моему, уже чересчур. Гумбольд, на этот раз я прощаю тебя за то, что ты узурпировал мою власть. Однако в следующий раз заранее докладывай, сколько мне адресовано прошений, и я сама буду решать, сокращать ли их количество до приемлемых величин.
      - Ваше величество, как всегда, правы.
      Из пятидесяти прошений большинство было сфабриковано самим Гумбольдом. Таким способом он сохранял барьер между королевой и ее подданными. В четырехстах обращениях из первоначальных семисот десяти содержались жалобы на самого канцлера; Гумбольд не мог допустить, чтобы они дошли до слуха королевы. В тех же прошениях, что просочились через его строгое сито, речь шла в основном о мелких ссорах между соседями - чья-то свинья съела чьи-то овощи - и не имели отношения к тому, как канцлер правил городом-государством.
      - Не произошло ли в последнее время что-нибудь необычное? - спросила королева. - Пока я... спала?
      "Пока ты металась в безумном бреду, - мысленно поправил ее Гумбольд, вопя так, что едва не обрушились стены замка".
      - Нет, ничего такого... Впрочем, в городе появился какой-то чужестранец, пришел с одним из охотников. Судя по всему, тот обнаружил его на опушке Древнего леса. Этот неизвестный убежден, что перед тем, как встретиться с охотником, он участвовал в сражении. И действительно, он похож на солдата, хотя его одежда разодрана, а ножны пусты.
      - Почему ты счел нужным упомянуть об этом пустяке?
      - Почему? - нахмурился канцлер. - Если честно, сам не знаю. Меня беспокоят обстоятельства, при которых этого человека нашли - точнее, он сам себя нашел. Мне сдается, тут нечто большее, чем простой случай. Я боюсь, что незнакомец, называющий себя Солдатом, может сделать нам зло, хотя твердой уверенности у меня нет. Думаю, лучше всего держать его под постоянным наблюдением, а затем казнить.
      Королева, успевшая к этому моменту облачиться в величественный наряд из легких хлопчатобумажных тканей, отделанный шелком, удивленно вздрогнула.
      - Ты полагаешь, он пришел сюда, чтобы нас уничтожить?
      Гумбольд поднял руки.
      - Всего лишь предчувствие, ваше величество. Я приказал пристально следить за чужеземцем. Если Солдат останется в Зэмерканде, я собираюсь воспользоваться одним древним законом - недавно наткнулся на него, просматривая книги вашей библиотеки. Этот закон гласит, что просьба чужестранца дать ему приют должна быть удовлетворена. Но если по прошествии одного лунного месяца он не покинет пределов города, Лорду-поимщику воров, нашему верховному судье, надлежит взять его под стражу и предать смерти.
      - А ты уверен, что не сам только что написал этот закон? - спросила королева.
      Гумбольд улыбнулся.
      - Ваше величество шутит.
      - Считаешь, чужестранца надо непременно казнить? А что, если предчувствие тебя обманывает? Что, если это мессия, пришедший, чтобы спасти нас?
      - Вот почему я позволил ему некоторое время пожить в городе. Если странный незнакомец действительно мессия, он обязательно успеет проявить себя до того, как пройдет месяц. С другой стороны, если окажется, что ему нечего нам предложить или же он действительно заблудившийся чужестранец, мы от него избавимся. Нет-нет, ваше величество, если этот человек представляет для нас угрозу, после первого же новолуния он будет казнен.
      - Поступай, как считаешь нужным, канцлер Гумбольд. Какие еще новости?
      - Боюсь, ваше величество, среди придворных зреют бунтарские настроения.
      - Изменники? - едва слышно выдохнула королева.
      - Один изменник. Не бойтесь, ваше величество, я уже отдал приказ арестовать этого человека. Он призывал к мятежу в тавернах города. Речь идет о некоем Фринстине, Хранителе башен...
      - Фринстин? И он вел подобные речи?
      - Тому есть свидетели. Они готовы предстать перед судом.
      Ванда молча смотрела перед собой, словно уставившись в кромешный мрак.
      - Суд? Никакого суда не будет. Немедленно казни изменника.
      Приведя в действие мышцы лица, Гумбольд изобразил нечто, в определенных кругах сошедшее бы за улыбку.
      - Но, ваше величество, вам, наверное, потребуются доказательства.
      - Никаких доказательств мне не нужно, канцлер Гумбольд. Достаточно одного твоего слова, разве не так? Ты рассмотрел обвинения, выдвинутые против Фринстина?
      - Рассмотрел, ваше величество.
      - В таком случае отруби ему голову, сегодня же.
      Канцлер кивнул.
      - А как насчет его преемника?
      - Предоставляю это тебе, Гумбольд.
      - Как вам угодно, ваше величество.
      Закончив утренний туалет, королева прошла в тронный зал, чтобы выслушать просителей. Канцлер, как обычно, стоял рядом, мягко направляя ее. Приходилось действовать очень тонко и осторожно, ибо королева была далеко не глупой. Досконально изучив свою повелительницу, Гумбольд научился издавать нужные звуки в нужные моменты времени. Он прекрасно знал, когда вмешаться, а когда промолчать. Иногда канцлер оставался в стороне, несмотря на то что ему очень хотелось повлиять на решение, так как он понимал, что именно сейчас лучше потерпеть маленькое поражение, чем рисковать и лишиться доверия.
      Два человека, войдя в тронный зал, низко поклонились королеве. Та, заметив их присутствие, замахала рукой, словно направляя поток холодного воздуха на свой разгоряченный лоб. Отойдя в угол, новоприбывшие стали тихо разговаривать между собой.
      Это были влиятельные и могущественные персоны. Женщину, невысокую и коренастую, с широким лицом и высоким лбом, звали Кинтара. Она занимала должность Леди-смотрительницы лестниц.
      Мужчина, высокий и худой, с узким носом и маленьким ртом, казался каким-то сморщенным. Его проницательные глаза сверкали как кусочки кремня. Слушая свою собеседницу, он оглядывал зал.
      Это был Малдрейк, Лорд-смотритель замков.
      Разумеется, и Кинтара, и Малдрейк были всецело преданны канцлеру Гумбольду. Они были обязаны ему самим своим существованием. Граждане Зэмерканда платили многочисленные налоги, на эти средства обеспечивалась их безопасность от кочевников и иноземных завоевателей, а также содержался канал, дающий торговым судам выход в море. За свое спокойствие жителям города приходилось дорого платить. Налог на всевозможные ступени и ступеньки взимался Леди-смотрительницей лестниц. Именно она определяла, сколько ступеней ведет в дом или торговую лавку горожанина. Раз человек поднялся над заваленными нечистотами улицами, значит, он может себе это позволить. Налог на замки собирал Лорд-смотритель замков. Чем массивнее и сложнее замок, тем больше добра запирает его хозяин и, следовательно, тем больший налог он может заплатить.
      Соответствующие налоги взимали Хранитель дымовых труб, Леди-смотрительница канализации, Леди-смотрительница дверей, Хранитель всех ворот и так далее. Принцип определения размера налога оставался тем же: тот, кто мог позволить себе вышеперечисленные удобства, должен был платить больше. Почти все эти средства проходили через руки хитрого Гумбольда, сумевшего за несколько лет протащить на все основные должности своих подхалимов и теперь получающего определенную долю с налогов, поступавших в королевскую казну.
      К настоящему времени лишь немногие не желали подчиниться ловкому канцлеру. Одним из них был Фринстин, и теперь Гумбольд убрал его с дороги. Правда, это был самый слабый, самый незначительный из его врагов.
      Маршал Крашкайт, верховный главнокомандующий гутрумитской армией, люто ненавидел канцлера Гумбольда и при первой возможности строил ему козни. Армия Гутрума - если отбросить карфаганских наемников - была довольно немногочисленная, но хорошо вооруженная и послушная своим командирам. Гумбольд, вынужденный заискивать перед Крашкайтом и остальными военачальниками, испытывал к ним глубокую неприязнь.
      И вот сейчас маршал вошел в тронный зал. Высокий, с аристократической осанкой, по-военному подтянутый, с львиной гривой волос, он обвел надменным взглядом присутствующих. Пройдя прямо к королеве, маршал резко поклонился.
      Ванда улыбнулась. Широкоплечий и стройный Крашкайт, красивый, несмотря на то что ему уже шел пятидесятый год, был одним из ее любимцев. Почему-то королева никак не могла разглядеть, что у маршала ослиные мозги.
      Что не укрылось от Гумбольда. И это было единственной отрадой канцлера.
      - Маршал Крашкайт, - пробормотал Гумбольд проходившему мимо военачальнику, - вы слышали о чужестранце, появившемся в Зэмерканде? Он называет себя солдатом. Вам это не кажется непозволительной дерзостью, поскольку он не служит ни в какой армии?
      Крашкайт снисходительно посмотрел на человека, которого считал презреннее червей.
      - Тот, кто был когда-то солдатом, всегда им остается, Кобальт, разве вам это неизвестно? Навыки, дисциплина, верность знамени - с этими качествами человек не расстается до конца жизни. Я видел этого незнакомца. Быть может, когда-нибудь его придется казнить, но фигура у него что надо. Спина прямая, будто копье. В отличие от вас, вялых нарциссов, марширующих только от кровати до гардероба. И в глазах у него горит боевой огонь. Это воин до мозга костей, поверьте мне.
      - Кажется, капитан Кафф думает иначе, - заметил Гумбольд, пытаясь вбить клин между военачальниками.
      - Капитан Кафф не обязан соглашаться со мной в вопросах личного характера, он лишь должен выполнять все приказания вышестоящего командования. Всего хорошего, Кобальт!
      Кобальт!.. Натянув улыбку, канцлер ощетинился. Кобальт!
      Но Крашкайт был не единственным могущественным врагом Гумбольда. Больше всего канцлер боялся Лорда-хранителя королевской казны Квидквода, человека честного, неподкупного, не поддающегося на пустые разглагольствования. Пожилой, невероятно умный и образованный, Квидквод мог уничтожить Гумбольда, лишь шепнув несколько слов на ухо королеве достаточно ему было получить в свои руки какие-либо доказательства мошенничества.
      Были у канцлера еще два-три мелких врага, но он постепенно сокращал их число.
      - Гумбольд, - окликнула канцлера королева, переговорив о чем-то с Квидкводом, - кажется, Лорд-хранитель королевской казны придерживается иного мнения относительно Фринстина. Он считает, что ты действовал чересчур поспешно.
      Внутренне вскипев, Гумбольд изобразил улыбку.
      - У него появились новые сведения? Какая жалость! Скорее всего, ваше величество, уже слишком поздно...
      - К счастью, нет, - ответил сварливый счетчик королевских денег. Услышав сегодня утром о том, что случилось с Фринстином, я действовал без промедления. - Квидквод торжественно поклонился королеве. - Я взял на себя смелость отложить казнь.
      - Ты поступил совершенно правильно, Квидквод. Если у тебя есть доказательства невиновности Фринстина, необходимо обсудить их до того, как его голова спадет с плеч. В полдень я буду ждать вас обоих в своих покоях. Мы внимательно изучим этот вопрос.
      Квидквод поклонился. Гумбольд поклонился.
      В канцлере бушевала злость, докатывающаяся до глубин его души.
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      Солдат проснулся от звуков восхитительного пения. Он не понимал слов для него это было все равно что щебет птиц, - но талант певца не вызывал сомнения. Открыв глаза, Солдат успел разглядеть тени, скользнувшие прочь в темноту сточной трубы. Быстро выпрямившись, он понял, что неизвестные едва не срезали с него пояс с деньгами. Если бы пение его не разбудило, он был бы ограблен.
      Повернувшись к Утеллене, Солдат сказал:
      - Достаточно было просто потрясти меня за плечо.
      - Достаточно для чего?
      Потянувшись, молодая женщина потерла глаза.
      - Для того чтобы меня предупредить. Петь было не обязательно, хотя у тебя чудесный голос.
      Утеллена недоуменно заморгала. Мальчик тоже проснулся и смотрел на взрослых.
      - Петь? - переспросила она. - О чем ты?
      Мальчик протянул тощий палец.
      - Это вот он. Чехол от меча.
      Солдат посмотрел на висящие на поясе ножны.
      - Что ты хочешь сказать?
      - Я слышал, перед тем как ты проснулся, - пояснил Мальчик. - Чехол пел на языке колдунов, высоким тонким голосом:
      Проснись, о, проснись, воин,
      Проснись же, пока тебя не убили мерзкие грабители.
      Ахнув, Солдат внимательно осмотрел ножны с вышитыми на коже словами "Кутрама и Синтра".
      - Малыш, ты в своем уме? Ножны не поют. Наверное, нас предупредил кто-то другой.
      - Нет, это были ножны.
      Нахмурившись, Солдат пристально посмотрел на ребенка.
      - А откуда тебе известен язык колдунов?
      Внезапно очнувшись, Утеллена прижала мальчика к груди.
      - Ниоткуда. Он ничего не знает. Мы крепко спали, и нас кто-то разбудил. - Переполненная отчаянием, она повернулась к темноте. - Благодарю тебя, кто бы ты ни был, за то, что нас предостерег.
      С этими словами она начала собирать свои пожитки, намереваясь уйти.
      - Ты куда? - спросил Солдат. - Еще ночь на дворе.
      - Скоро будет светать. Нам пора уходить.
      Пожав плечами, Солдат развязал кошелек.
      - Вот, - сказал он, протягивая монету. - Обещанная плата.
      Учтиво поблагодарив его, молодая женщина взяла деньги, и вскоре Солдат остался один. Его озадачило, почему Утеллена и мальчик ушли так быстро. Похоже, мать испугалась, когда ее сын заговорил о колдунах. Разумеется, нет ничего хорошего в том, чтобы напрасно склонять имена чародеев, но в данном случае все обстояло иначе. И все же одно упоминание о колдунах вселило в Утеллену страх. Этого Солдат никак не мог понять. А мальчишка был так убежден, что о грабителях их предупредили поющие ножны!
      Солдат терялся в догадках и решил сегодня же вечером переговорить об этом с Утелленой. Однако, когда он вернулся в подземную трубу после целого дня, проведенного в отпиливании рук убийц и бандитов, ее здесь не оказалось. Кто-то из местных обитателей сказал, что Утеллена больше не вернется. Она просила передать свои извинения и заверила, что Солдат может ночевать на ее месте.