Такова охота с аппаратами на львов в сегодняшней Африке. Это, конечно, далеко не то, что было в старое время, когда охота на львов требовала ясной головы и точного прицела, если охотник намеревался вернуться живым из кустарников.
Фотографирование других крупных животных не столь простое дело, особенно когда фотографы постоянно требуют «действия». Мне приходилось сопровождать многих фотографов, и чтобы они ни говорили в момент выступления, рано или поздно все хотят сфотографировать нападающее животное. Когда клиент нанимает меня, чтобы я его сопровождал в фотографическом сафари, он обычно начинает с торжественных клятв:
— Хантер, я хочу, чтобы вы ясно поняли одну вещь — я не из тех людей, которые получают удовольствие от убийства несчастных диких зверей. Я только хочу их фотографировать. Мы не допустим стрельбы на этом сафари.
Некоторое время все именно так и идет. Клиент видит своего первого носорога, первого буйвола и первого слона. Он снимает тысячи футов кинопленки, затем начинают проявляться признаки беспокойства. В конце концов животные в своем поведении не дают много разнообразия, помимо того, что стоят и едят. Для киносъемок требуется действие. Еще колеблясь, оператор говорит мне:
— Хантер, нельзя ли заставить этих зверей броситься на нас, но только для снимка?
— Это можно легко устроить, — говорю я. — Но тогда мне придется застрелить зверя.
На лице фотографа написано колебание. Видно, что он искренне любит животных. Однако его мысленному взору представляются кадры на экране — нападающий носорог, бросающийся прямо в объектив киноаппарата. Такой кадр волнует. Он уже слышит восклицание своих друзей — какое самообладание надо проявить, чтобы заснять нападающего зверя! В конце концов он решает пожертвовать «единственным» животным ради эффектного кадра.
Самое подходящее животное для «сцен нападения» — носорог. Слоны проявляют слишком много нерешительности, буйволы — слишком много злобности, а носорог достаточно грозен для того, чтобы получились отличные кадры, и в то же время его легко толкнуть на это. Вот как проводится такая съемка!
Мы ездим на грузовике, пока не обнаружим носорога, пасущегося в открытой местности. Фотограф устанавливает аппарат, определяет экспозицию и надевает на объектив светофильтры. Я беру ружье и жду, пока он приготовится. Следующий шаг заключается в том, чтобы осторожно пробраться между носорогом и зарослями; если зверя потревожить, он бросается в кустарник. Когда мы занимаем позицию, клиент наводит фокус. Носорог прекращает пастись и поднимает голову — посмотреть, что происходит. Обычно ему интересно разобраться в чем дело. Носорога нетрудно вспугнуть криком или же размахивая руками. Однако нам нужно, чтобы он перешел в нападение. Я жду, пока носорог остановится, затем начинаю слегка покачиваться из стороны в сторону. По какой-то причине, известной только носорогам, резкое движение или громкий крик обращает их в бегство. Однако легкие однообразные движения побуждают их к нападению.
Носорог пригибает голову к земле и бросается на нас. В последний момент я стреляю и он падает у самого аппарата. Позже фотограф пускается в объяснения:
— Я против того, чтобы убивать диких животных, но в этом случае оно на нас напало и охотнику пришлось стрелять для самозащиты.
Намерения носорога можно точно определить по положению его хвоста Если хвост носорога поднят вверх — значит зверь напуган и стремится скрыться. При нападении хвост опускается. Когда я вижу, что хвост носорога идет вверх, я шепчу своему клиенту, чтобы он не двигался и не издавал никаких звуков, пока я не заставлю животное совершить нападение.
Все эти уловки довольно несправедливы по отношению к несчастным носорогам, и если фотограф желает снять нападающего носорога, я настаиваю на том, чтобы он получил разрешение на отстрел зверя. После этого фотограф имеет право убить двух носорогов любыми средствами по его желанию.
Однажды мне пришлось сопровождать молодого американца по имени Уолтер Сайкс, который хотел заснять носорогов. Уолтер, несмотря на свои шестнадцать лет, был до безумия увлечен фотографированием. Этому юноше, по всей видимости, удалось заснять самые лучшие кадры нападающих носорогов, которые когда-либо были засняты, так как в течение одного дня на нас было совершено шесть нападений, причем ни одно из них не было спровоцированным. Я не могу не восхищаться мужеством этого парня. Мне еще ни разу не приходилось сопровождать клиента, проявившего больше хладнокровия в самые трудные минуты.
В тот памятный день мы разбили лагерь в районе Яида. Уолтер уже заснял несколько замечательных кадров, но пожелал снять еще. Мы договорились, что я не буду вызывать носорогов к нападению, а если носорог все же бросится в нападение, то я постараюсь отвести его, вместо того, чтобы стрелять.
Путешествуя на грузовике по открытой равнине, утыканной колючими деревьями, мы обнаружили носорога, ощипывающего веточки. Я остановил машину, и мы стали осторожно к нему приближаться, следя за тем, чтобы ветер дул на нас. Носорог-самец продолжал пастись, причем его коренные зубы издавали звук, похожий на звук ручного декортикатора[44]. Уолтер навел свой аппарат и приступил к съемке. Вдруг носорог бросился на нас.
Когда он приблизился на расстояние чуть больше двадцати ярдов, я стал громко кричать, чтобы вспугнуть его. По возможности я не допускаю, чтобы опасный зверь приближался на расстояние ближе чем двадцать ярдов. На меньшем расстоянии носорог по инерции понесется на охотника, если пуля из его ружья не попадет в нужную точку. Услышав мой крик, самец развернулся и, как хороший форвард в регби, промчался справа от нас.
— Я бы не поверил, что эти звери могут так быстро разворачиваться, — заметил Уолтер.
Хорошо, если бы некоторые охотники, которые заявляют, что не трудно увернуться от нападающего носорога, прыгнув в сторону, видели, как мгновенно этот зверь развернулся.
Я не знаю, почему звери в районе Яида проявляли такую агрессивность, но на нас в этот день бросилось еще пять носорогов. Одного мне пришлось отпугнуть, пустив пулю мимо; он промчался между моим заряжающим и мной. После этого случая я готов был прекратить дальнейшие съемки, однако Уолтер пожелал заснять еще ряд кадров. И хотя уже день близился к концу, мы продолжали поиски носорогов.
Мы направились в долину, которую можно было назвать «цитаделью носорогов», поскольку водилось их там бесчисленное множество. Мы обнаружили крупную самку носорога, стоявшую под акацией. Уолтер начал ее снимать. Я заметил, что самка стала проявлять признаки беспокойства. Она могла броситься в любой момент. Вдруг мой заряжающий показал вытянутыми губами налево и направо. Еще двое носорогов приближались к нам с противоположных сторон.
У меня не было никакого желания быть посаженным на рога трех носорогов одновременно. Я тронул Уолтера за плечо, и мы стали отходить, по возможности быстро пятясь назад. Вдруг старая самка бросилась на нас.
Перед тем как броситься в нападение, она находилась в пятидесяти ярдах от нас — это расстояние я замерил позднее. Уолтер тут же навел свой киноаппарат и стал снимать. Я ожидал, держа ружье наготове. Я крикнул, чтобы вспугнуть зверя, но он продолжал нестись на нас. Заряжающий тоже громко кричал и размахивал руками — самка не обращала на него никакого внимания. Не отводя глаз от видоискателя, Уолтер пробормотал:
— Когда я скажу, бей ее, стреляйте!
В таких случаях профессиональный охотник должен оправдать доверие клиента. Уолтер полностью верил в то, что я убью носорога с первого выстрела. Я ожидал, держа ружье наготове, а зверь тем временем несся на нас. Время проносится в момент такой опасности, как вспышка магния. Стук копыт носорога становился все громче и громче. Голова самки была прижата к земле под таким углом, чтобы подбросить жертву. Уолтер отказался отступить хотя бы на один дюйм и продолжал производить съемку. Когда самка приблизилась на двадцать ярдов, я поднял ружье, ожидая, что Уолтер даст мне команду стрелять. Он молчал. Носорог несся на нас. Он приблизился на расстояние менее 15 ярдов. Дальше я ждать не мог. Мой палец начал сжимать спуск. В тот же миг Уолтер крикнул:
— Бей ее!
Его команда была произнесена почти одновременно с выстрелом. Раздался гром моего ружья. Самка погибла на ходу: пуля ударила ее в наклоненную часть головы между основанием уха и глазом и она с грохотом рухнула на землю, не двинув даже ногой. Побледневший, но невозмутимый Уолтер спокойно заявил:
— Сэр, я был свидетелем того, как вы вели себя в бою.
Немногие из приезжающих в Африку имели счастье видеть столько раз нападающих носорогов, сколько видел Уолтер Сайкс. Он был храбрым юношей и настоящим спортсменом.
Существует широко распространенное мнение, что фотографирование крупных зверей — безобидное развлечение, а охота с ружьем в руках — весьма жестокое занятие. На самом деле между этими двумя видами спорта существует лишь небольшая разница; если фотограф желает заснять действительно первоклассные кадры, он почти наверняка подвергнется нападению носорогов, буйволов или слонов. В этом случае животное должно быть убито. Фотографы редко учитывают этот фактор; они думают, что раздражительная самка с детенышем поймет их добрые намерения и позволит бесконечно снимать себя, но это случается редко.
Ничто не приводит крупных зверей в такую ярость, как жужжание киноаппарата или внезапный щелчок фотокамеры. Чтобы заставить слона перейти в нападение, лучше всего внезапно щелкнуть большим аппаратом. Этот фатальный механический звук был причиной многих нападений диких зверей.
Прежде чем я подвожу клиентов к стаду слонов, я всегда объясняю: когда я подам сигнал, нужно немедленно прекратить съемку и отойти. Фотограф неизменно дает искреннее обещание во всем повиноваться; затем следует долгое подкрадывание, во время которого, кажется, все работает против нас. Слоны скрываются в густых зарослях, или же ветер не сочетается с углом солнца, или животные поворачиваются хвостами к объективам. Затем что-то тревожит крупного самца и он внезапно выскакивает из зарослей на солнечный свет. Он стоит неподвижно; его огромные уши растопырены до пределов, хобот поднят вертикально вверх, он внюхивается в ветерок. Я тут же даю сигнал клиенту, чтобы он отошел, так как хорошо знаю — при первом же щелчке затвора аппарата слон бросится на нас. Но фотограф видит только, что ему представился единственный случай сделать такой снимок. Он щелкает аппаратом, и в тот же миг слон бросается на нас. Вот вам еще один слон, «застреленный ради самозащиты»!
Если кто-либо хочет всерьез заняться фотографированием крупных зверей, во время которого они могут нападать, необходимо брать разрешение на отстрел животных, как и для охоты на них. Это намного упрощает дело. Если клиент вдруг указывает на слона, которого он желает сфотографировать, я ему просто заявляю:
— Вам разрешен отстрел одного слона. Если этот слон бросится в нападение, желаете ли вы, чтобы он был именно тем слоном, отстрел которого вам разрешен?
Если клиент говорит «да», то туг затруднений не возникает; он может снимать его столько, сколько пожелает. Когда слон бросается на нас, я его убиваю. Любое животное в конце концов переходит в нападение, если его беспрерывно беспокоить, поэтому такое положение дел только справедливо. Однако я должен заметить, что животные проявляют удивительную терпимость к съемкам. Мне приходилось с удивлением наблюдать, как группа фотографов входила и выходила из кустарников на расстояние тридцати ярдов от стада слонов, устанавливая при этом экспозицию, меняя объективы и принимая самые невероятные позы, чтобы заснять животных в необычайном ракурсе. Слоны, должно быть, знали о присутствии фотографов и тем не менее довольно терпеливо переносили их выкрутасы. Вероятно, слоны полагали, что фотографы — не более, как стадо бабуинов. Слоны близоруки, и поэтому такая ошибка при данных обстоятельствах была вполне естественной.
Я не хочу этим сказать, что каждый турист, возвращающийся из Африки с довольно хорошими снимками крупных зверей, обязательно убивал животных, чтобы получить эти снимки. Во многих частях Кении можно сделать хорошие снимки диких зверей с грузовика, особенно если имеется телеобъектив. Одно время было очень трудно и опасно фотографировать буйволов. Однако поскольку бегущий буйвол может развивать скорость не более 35 миль в час, грузовик легко может идти, не отставая, вслед за убегающим стадом. Чувствуя себя в безопасности, фотограф может делать вполне удовлетворительные снимки животных из кабины, почти не подвергаясь никакому риску. Основная трудность, с которой сталкивается фотограф, — это держать аппарат в устойчивом положении и избегать пыли. Сопровождая однажды сафари, организованное кинокомпанией «Колониал фирм корпорейшен», мы последовали за стадом буйволов по совершенно высушенной степи. Бегущие животные и едущий на большом ходу грузовик подняли такую пыль, что видимость была не лучше, чем в тумане. Один из буйволов, пытаясь убежать, повернул под прямым углом к стаду и наткнулся на наш грузовик. Он брюхом повис на капоте мотора, причем передние его ноги были по одну сторону капота, а задние по другую. Так он ехал в течение некоторого времени, пока водителю не удалось его стряхнуть.
Охотник-спортсмен охвачен единственным желанием — убить животное; фотограф же часто требует, чтобы сопровождающий его охотник-профессионал поставил дикого зверя в определенную позу. Поскольку почти невозможно предугадать, как поступит дикое животное, это довольно трудная задача, требующая большого искусства. Во время одной такой охоты по моей вине чуть не погиб помощник из местного населения, когда я пытался поставить в определенное положение стадо слонов для операторов крупного киноконцерна.
Мы обнаружили стадо на открытой местности и установили аппараты. Однако стадо отказалось идти навстречу нашим желаниям. Слоны толпились, направив головы внутрь, а хвосты наружу. Это представляло собой жалкую картину, и режиссер приказал мне перегруппировать слонов так, чтобы они головами стали в направлении аппаратов. Подумав, я велел одному из помощников обойти стадо с наветренной стороны, чтобы слоны почуяли его запах. Я полагал, что внезапно донесшийся до слонов запах человека вынудит стадо повернуться в нашем направлении. Сам я не мог пойти туда, поскольку мне надо было оставаться при операторах с ружьем наготове на случай возможного нападения.
Посланный мною юноша был из племени масаи, отличный парень, очень храбрый. Масаи вообще отличаются быстротой в беге, а этот юноша был особенно быстроногим. Это обстоятельство и выручило его в данном случае. Юноша обошел стадо и стал медленно подходить к нему с наветренной стороны. Учуяв запах человека, слоны подняли хоботы. Я ожидал, что стадо развернется; вместо этого молодой слон-самец вышел из группы и с яростным ревом бросился на юношу.
Слон был на слишком большом расстоянии от меня, чтобы я мог стрелять по нему.
Масаи бросился бежать со всех ног. Нападавший слон с каждой секундой нагонял его. Юноша сбросил одеяло — единственный предмет, прикрывавший его тело, — в надежде, что слон остановится и начнет рвать его своими бивнями, но слон не остановился. Масаи бежал быстро, однако слон мчался еще быстрее. Укрыться было негде, и я уже считал юношу погибшим.
Вдруг масаи подбежал к песчаному наносу шириной футов в шесть. Он перепрыгнул через него и побежал дальше. Слон же не смог перепрыгнуть нанос, который остановил его лучше, чем каменная стена. Яростно трубя, он бегал взад и вперед по краю наноса. В конце концов с явным неудовольствием он отказался от своего намерения и вернулся к стаду. Я с радостью заметил, что стадо повернулось головами к аппаратам и, таким образом, операторам удалось заснять слонов в том виде, в каком они желали.
Вполне возможно, что наступит день, когда фото— и киноаппарат полностью вытеснит в Африке охотничьи ружья. Во многих отношениях это, несомненно, будет замечательно. И все же я рад, что жил в эпоху, когда человек выходил против могучих зверей с нарезным ружьем в руках вместо аппарата для съемки картинок.
Глава шестнадцатая
Самые опасные звери
В течение многих лет клиенты спрашивают меня:
— Хантер, какого зверя вы считаете самым опасным среди крупных зверей Африки.
Ни один человек не может точно ответить на этот вопрос. Однако, рискуя повториться, я попытаюсь сформулировать свое мнение на этот счет.
Многое зависит от обстоятельств. Зверь, который может быть весьма опасным в зарослях, часто становится легкой добычей в открытой степной местности. Кроме того, сами охотники значительно отличаются друг от друга; один может считать данного зверя опасным, в то время как другой охотник будет придерживаться противоположного мнения. Например, нападающего льва охотник, умеющий быстро стрелять «не целясь», считает менее опасным, чем охотник с замедленной реакцией. Многое зависит от опыта. Некоторые охотники специализировались на отстреле какого-то одного зверя и, зная повадки, склонны считать его относительно легкой добычей. Те же охотники, сталкиваясь с другим животным, едва избегут смерти и, вполне естественно, придут к выводу, что этот зверь самый хитрый и агрессивный.
Таким образом, даже профессиональный охотник часто не может верно судить, насколько опасны те или иные звери.
Кроме того, многие звери полностью изменили свой характер в течение последних пятидесяти лет. В начале столетия на некоторых зверей было легко охотиться, в настоящее время они стали более хитрыми и опасными. В частности, я имею в виду слонов. Они узнали, что человек их враг, и относятся к нему не с таким доверием, как раньше.
Несколько лет назад один из моих друзей вошел в товарищество с известным охотником, промышлявшим слоновой костью в доброе старое время. В свое время он убил больше двух тысяч слонов. Эти два человека выступили в составе охотничьего сафари для добычи слоновой кости. Мой друг хотел, чтобы я сопровождал их, за что мне была обещана треть добытой слоновой кости. Я отказался. Старый охотник был известен тем, что бил слонов из очень легкого нарезного ружья. Я почувствовал, что старик просто будет злить и обращать в паническое бегство слонов вместо того, чтобы помогать нам в добыче слоновой кости.
Мой друг смотрел на меня, как на сумасшедшего.
— Хантер, — сказал он, — этот человек убил вдвое больше слонов, чем ты убьешь за всю свою жизнь. Он наверняка больше тебя смыслит в этом деле!
— Этот человек, — ответил я, — промышлял слоновую кость тридцать или сорок лет назад. Тогда слоны в основном обитали на открытой местности. Поскольку на них никогда до этого не охотились, они почти совершенно не боялись человека. В те времена охотник мог лечь на землю в степи и на выбор бить слонов из легкого нарезного ружья. Опасность нападения со стороны слонов была почти исключена. Теперь слоны обитают в зарослях кустарников, они больше смыслят в ружьях, чем многие охотники, и научились устраивать засаду на преследующего их охотника. В настоящее время охота на слонов гораздо опаснее, чем раньше.
Я не смог убедить моего друга. Он выступил в компании со старым охотником. Несколько месяцев спустя он вернулся в Найроби. Им не удалось добыть достаточно слоновой кости даже для того, чтобы окупить расходы на эту экспедицию.
Позже мой друг признался, что у них было множество случаев, когда они едва избежали смерти. Он считал счастьем, что вообще вернулся живым.
Мне пришлось охотиться на все виды крупных африканских зверей. Однако я жил в такое время, когда надо было убивать большое количество диких зверей, чтобы освобождать земли, которые осваивались быстрорастущим населением. По некоторым крупным зверям я устанавливал рекорды. Я говорю это не из бахвальства, поскольку любой профессиональный охотник в таких условиях, возможно, убил бы не меньше, а больше диких зверей. Я упоминаю об этом факте, поскольку полагаю, что приобрел более богатый опыт в охоте на крупного зверя, чем многие другие охотники. Поэтому, излагая свое мнение по поводу пяти наиболее опасных крупных зверей Африки, я говорю как человек, который на них всех охотился довольно много. Но я не отношусь к установленной мною последовательности догматически, поскольку, как я уже сказал, очень многое зависит от времени, места, способностей охотника и характера зверя.
Прежде всего следует оговориться, что любое дикое животное может быть опасным, если оно загнано или ранено. Мне приходилось быть свидетелем жестокой битвы уотербака[45] и сейблантелопа[46] с дикими кабанами за свою жизнь. Поэтому я скажу только о «большой пятерке» выдающихся крупных зверей Африки: слоне, носороге, буйволе, льве и леопарде. Именно эти звери явились причиной смерти подавляющего большинства охотников, погибших во время охоты в Африке.
Самый умный из этих животных — слон. Если слон не разбойник, то именно ум делает его наименее опасным для охотника. Слон знает, что не может соперничать с человеком, вооруженным нарезным ружьем, и делает все, чтобы избежать встречи с ним. При этом я не имею в виду раздраженную самку с маленьким слоненком, или же стадо слонов, которое охотники затравили настолько, что оно готово броситься на любого человека, едва завидев его. Я имею в виду обычное животное. При охоте на слонов самое трудное — приблизиться к ним на расстояние выстрела.
Конечно, у всякого правила есть исключение. Если слон знает, что на него охотятся, и видит, что он не может сбить человека со следа, тогда ему может прийти в голову «охотиться» на охотника. В таком случае слон чрезвычайно опасен, особенно если на него уже охотились ранее, и он узнал кое-что о характере человека.
Со мной однажды был случай, когда слон поджидал меня у собственного следа после того, как я убил двух его товарищей. Мне повезло, и я убил его прежде, чем он убил меня. Однако большинство слонов попросту стараются скрыться от охотника. Кроме того, нападающий слон почти всегда уклонится от выстрела, даже если ему нанесено серьезное ранение. Редкий слон будет продолжать свое нападение на охотника после того, как почувствует удар пули. По этим двум соображениям я считаю среднего слона наименее опасным из «большой пятерки».
В противоположность слону носорог часто бросается в нападение безо всяких видимых причин. Поэтому он более опасен, чем слон. Однако и носорог, как правило, пытается уклониться от встречи с человеком.
Мне как-то пришлось столкнуться с тремя носорогами, бросившимися на меня одновременно. Убив среднего носорога (самку), я увидел, как сопровождавшие ее самцы исчезли в кустарниках, пробежав мимо меня с обеих сторон с такой скоростью, что я едва заметил, как они исчезли. Если бы эти носороги оказались буйволами, они наверняка довели бы нападение до конца.
Я не хочу сказать, что так бывает всегда. В другом случае, когда на меня напали три носорога примерно при таких же обстоятельствах, мне удалось свалить двух, шедших впереди, выстрелами из левого и правого стволов. Повернувшись, чтобы схватить запасное ружье, я обнаружил, что заряжающий исчез. Он сбежал, как только носороги бросились в нападение, прихватив с собой запасное ружье.
Третий носорог настиг меня. У меня ярко запечатлелась в памяти его морда. Глаза его были близко посажены друг от друга и казались небольшими щелками. В последний момент я попытался отскочить в сторону. Не успев отпрыгнуть, я очутился в воздухе с такой быстротой, которая меня удивила. К счастью, носорог продолжал бежать и не вернулся, чтобы разорвать меня своим рогом. Вообще носорогам свойственно идти в одном направлении. Я слышал, что в момент нападения они закрывают глаза, и мои наблюдения в то время, казалось, подтверждают эту теорию. Однако я постарался больше не изучать этого вопроса.
Я ставлю носорогов четвертыми в списке они более опасны, чем слоны, ввиду агрессивного характера, но менее опасны, чем буйволы, львы или леопарды.
Многие охотники-спортсмены считают самым опасным из крупных зверей Африки буйвола. Многое говорит за справедливость этого мнения. Буйвол продолжает нападать, несмотря на огнестрельную рану. Он чрезвычайно агрессивен и бросается в нападение при малейшем поводе. При этом он выставляет вперед большое утолщение на лбу у основания рогов, и лишь пуля из очень тяжелого ружья может его остановить. Если буйвол собьет охотника, он почти всегда возвращается, чтобы растерзать свою жертву. Кроме того, буйвол отличается большой хитростью. Уходя от преследующего его охотника, он делает петлю и устраивает на него засаду у своего следа. К этому приему обычно прибегает раненый буйвол, который чувствует, что дальше идти не может. Как я уже указывал, у слонов и носорогов прекрасное обоняние, но плохое зрение. У львов и леопардов хорошее зрение, однако довольно слабое обоняние. У буйвола же в равной степени хорошо развито зрение, слух и обоняние. Все это составляет грозное сочетание.
По каким соображениям я все же считаю буйвола не самым опасным из крупных зверей Африки? Уязвимым делают буйвола его размеры. Ни один зверь весом более двух тысяч фунтов не может хорошо скрыться, разве что в очень густых зарослях кустарника! Кроме того, нападающий буйвол настолько крупная цель, что охотник наверняка куда-нибудь попадет.
Имеется еще одно соображение! когда буйвол бросается в нападение, создается впечатление, что он несется с быстротой ветра. Однако на самом деле он развивает скорость не более 35 миль в час. Это дает охотнику возможность вскинуть ружье и прицелиться. По этим причинам я ставлю буйвола на третье по опасности место.
Теперь разберем крупных представителей семейства кошачьих — львов и леопардов. Я считаю льва вторым опаснейшим зверем в Африке. Важные факторы, подтверждающие это мнение, — его умение скрываться в редком кустарнике и способность развивать с первого прыжка огромную скорость. По сравнению с буйволом лев довольно небольшая цель. То обстоятельство, что он несется на охотника, делая крупные прыжки, мешает взять прицел. Лев не уступает в храбрости буйволу, и выстрел не заставит его обратиться в бегство. Когда он переходит в нападение, у него только два выхода — или убить, или быть убитым. Если он ударит человека всей своей тяжестью, то человек скорее всего потеряет сознание. В этом случае охотник должен считать, что ему повезло, так как он не почувствует, как вслед за этим лев будет терзать его когтями.
В своей главе о фотографировании я уже говорил о том, что львы становятся тем, что из них лепят. На львов можно охотиться с грузовика, почти не испытывая затруднений и не подвергаясь опасности. То же относится к охоте на львов из бомы или с махана. Однако преследование льва в зарослях кустарника полностью меняет положение. Здесь все преимущества на стороне льва. Он точно знает, где находится охотник, а охотник не имеет никакого представления о том, где скрылся лев. Охотник должен подойти к льву, поскольку лев сам не выйдет на охотника. Слона, носорога и буйвола можно заставить броситься в нападение, что дает охотнику некоторое преимущество. Лев же, притаившись, ждет, когда представится удобный момент убить охотника наверняка. Читатель должен учесть, что в данном случае я имею в виду одиночного охотника, преследующего одиночного льва. Если у охотника есть загонщики, которые выгоняют зверя на открытую местность, это намного упрощает дело. Я подразумеваю также, что лев знает о том, что его преследует охотник. Я не имею в виду случай, когда льва выгоняют из донги бросанием в него камней. Однако преследовать льва в кустарнике в сопровождении одного лишь заряжающего — трудный и опасный вид спорта.
Силу и мужество взрослого здорового льва трудно переоценить. Мне пришлось однажды быть свидетелем того, как лев бросился на трехтонный грузовик с десятифутового расстояния. Он совершил замечательный прыжок: его тело было вытянуто в одну линию; создалось впечатление, что оно обтекаемо. На меня часто бросались львы, но мне ни разу не приходилось наблюдать такую грацию и совершенную координацию движений. Лев ударился в заднюю стенку грузовика с такой силой, что вся машина затряслась.
Сидя за рулем, я не мог видеть, что происходит сзади. Взяв легкую винтовку Спрингфильд, с которой охотился на антилоп, я вылез из кабины и обошел грузовик сзади. Лев уходил от грузовика удрученный и разочарованный.
В обычных условиях лев — второй наиболее опасный зверь в Африке. Какой же самый опасный зверь? По-моему, леопард. Я знаю, что многие охотники-профессионалы не согласятся со мной, однако я твердо придерживаюсь своего убеждения. Мне пришлось убить немало этих зверей. Сколько — я точно не знаю, так как мы охотились на них из-за шкур и никаких записей не вели. Когда я впервые прибыл в Кению, охота на леопардов считалась похвальным занятием, поскольку они причиняли тяжелый ущерб поголовью домашнего скота. Раны, наносимые когтями леопарда, неизбежно приводили к заражению крови, так как на его когтях, так же как и на когтях льва, есть пленка сгнившего мяса убитых животных. Обычно стоило леопарду слегка поцарапать овцу или корову, как животное заболевало и издыхало. Леопарды не проявляли никакого колебания при нападении на скотовода, выходившего на защиту своего стада. Многие из первых переселенцев лишались глаза или части своего лица в результате нападения леопарда. Нападающий леопард всегда стремится схватить человека за лицо, стараясь выдрать жертве глаза когтями передних лап. Когти на задних лапах тоже не остаются без дела; одновременно он впивается зубами в шею или плечо.
Однажды вместе с другом я охотился на леопардов на территории племени масаи. Мы увидели, как один из зверей взбежал по крутому каменистому склону. Мой друг выстрелил, попав ему в бок. Леопард прыгнул и исчез среди валунов. Мы обнаружили кровавый след и стали медленно взбираться по склону холма, идя на расстоянии нескольких ярдов друг от друга, держа ружье наготове. Идти по следу леопарда — утомительное занятие для нервов. Мы знали, что зверь поджидает, скрывшись где-то среди огромных валунов, готовый броситься на нас.