Лайем понимал, что ведет себя по-детски, ища поддержки даже в таком ничтожном преимуществе, как слабое освещение. Глядя на Джулиана, он старался припомнить все, что ему было известно об этом человеке. В Интернете информации о таких личностях хоть отбавляй. Там он узнал, в частности, о «внезапном исчезновении» Кайлы Троу, а также о том, что их брак с самого начала признавали одним из самых блистательных «звездных» союзов, но вскоре – по разным версиям, из-за наркотиков, любовниц Джулиана или чьих-то завистливых козней – звездный блеск потускнел. Сейчас Джулиан, четырежды состоявший в браке, считался одним из самых высокооплачиваемых актеров в мире.
Лу поставил на столик два бокала, подложив под них бумажные салфетки.
– Спасибо, – улыбнулся Джулиан.
– Слушай, а ты похож на того парня… – приглядевшись к Джулиану, изрек хозяин кафе.
– Угу. – Улыбка Джулиана засияла так ослепительно, что Лайем пожалел, что у него нет под рукой солнцезащитных очков.
– Джулиан Троу. Ты ведь слышал это имя?
– Еще бы! Ну как, помочь с цыплятками? – Лу по-свойски ткнул актера в бок локтем, после чего повернулся к Лайему: – А как поживает твоя красавица женушка?
– Спасибо, Лу. Она в порядке.
Лу кивнул и отошел прочь, мурлыча себе под нос модную песенку.
Лайем хлебнул пива. Джулиан развалился на стуле, как лев под жарким солнцем, по-царски оглядывая свои владения.
– Я не думал, что застану ее… в таком виде… – неуверенно начал он.
– Раньше было еще хуже.
– Господи! – не сдержался Джулиан.
– Два дня назад она моргнула.
– Моргнула? Это хорошо?
– Это лучше, чем ничего.
– Хорошо, что вы позвонили мне. Таких врачей, как вы, даже у нас в Голливуде не отыщешь. Разве что…
– Я ее муж.
– Вы?
– Мы женаты уже десять лет, – пояснил Лайем. – Я уверен, что вы заметили у нее обручальное кольцо…
– Черт бы меня побрал, – прошептал Джулиан, стараясь не встречаться взглядом со своим визави. – Эй, Лу, принеси-ка мне пачку «Мальборо».
Лу заспешил к столику с сигаретами и коробком спичек.
– Приятно видеть еще одного курильщика в нашем городке. За последние годы мы почти все вымерли.
– Надеюсь, в переносном смысле? Спасибо, Лу. Джулиан закурил. Облако дыма окутало его лицо, но через сизую пелену Лайем заметил, что актер пристально Изучает его. Наконец Джулиан неторопливо сделал большой глоток пива и, отставив бокал, сказал:
– Вы, должно быть, очень любите ее. Я имею в виду… раз позвонили мне.
– Да, – тихо признался Лайем.
– Это заведение напоминает мне ту грязную забегаловку, где когда-то работала Кайла.
– Правда?
– Боже, как она была красива, – мечтательно улыбнулся Джулиан. – А эти добропорядочные христиане из Санвиля обращались с ней как с дрянью.
– Она говорила, что никогда не старалась к ним приноровиться.
– Кому такое могло бы прийти в голову? Этот городишко был как бельмо на глазу. Но всеобщее презрение оскорбляло ее, знаете ли. Она боялась, что ей придется закончить свои дни в нищете, как и ее матери. Кай готова была на что угодно, только бы вырваться из этого болота.
– Даже на замужество с вами?
– Или с вами, – мрачно парировал Джулиан. – Я понимаю, почему она приехала сюда. Ей нужен был такой человек, как вы… после меня.
– Что произошло между вами? – спросил Лайем. Этот вопрос долго мучил его, обжигал гортань, оставляя в ней горький привкус.
– Сами знаете, как это бывает, – вздохнул Джулиан. – Мы были влюблены… а потом разлюбили. Черт, мне было всего двадцать три! Я еще понятия не имел, кем хочу стать, но уже знал наверняка, что добьюсь успеха. Уходя, она сказала, что будет ждать, когда я приду за ней. Всегда будет ждать – так она сказала.
– А ваша дочь? Почему вы никогда не пытались встретиться с ней? – поинтересовался Лайем, пристально глядя на собеседника поверх бокала.
Джулиан вздрогнул от неожиданности, и Лайем подумал: «Господи, да он за все это время ни разу не вспомнил о Джейси! Сел в самолет, примчался сюда и ни на мгновение не задумался о том, что у него здесь дочь».
– Она была совсем крошкой, когда я видел ее в последний раз. Если честно, я не знаю, что чувствую по отношению к ней. Наверное, все станет ясно, когда мы встретимся.
Лайем предполагал, что богатые – а тем более богатые и знаменитые – отличаются от прочих людей. И все же такое безразличие взрослого человека к судьбе собственной дочери потрясло его до глубины души. Лайем не сводил с него пристального взгляда. Наконец на лице Джулиана отразилось что-то похожее на смущение или стыд.
– Она не знает, что вы ее отец, – сухо заявил Лайем.
– Что? Кай не сказала ей? Мне казалось, она должна была бы гордиться тем, что…
– Вы причинили ей боль, Джулиан.
– Да, черт возьми.
– Вы хотите сами сказать ей?
– Я? Нет.
– Мы живем в маленьком городке, – с облегчением продолжал Лайем. – Мне бы не хотелось, чтобы девочка узнала…
– Я буду нем как рыба. А если возникнут вопросы, можно сказать, что я здесь по поводу учреждения фонда «Загадай желание». Прошу вас, Лайем, давайте подождем и посмотрим, что станет с Кайлой, ладно? То есть если она не проснется…
– Хорошо. Подождем, – согласился Кэмпбелл.
Роза ждала возвращения зятя. Она вязала в гостиной и завидев его, бросилась навстречу. Она хотела что-то сказать, утешить, но Лайем прервал ее.
– Пожалуйста, не сейчас.
Что бы она ни собиралась сказать, все было бы неуместно. Лайем прошел мимо нее и поднялся по лестнице в комнату Джейси. Девочка крепко спала, откинув руку в сторону, словно и во сне тянулась к трубке стоявшего на туалетном столике телефона.
– Ты всегда была, есть и будешь моей дочерью, – тихо прошептал он.
На следующее утро Лайем проснулся рано и осторожно вылез из постели, чтобы не разбудить Брета, мирно посапывающего во сне. Он наскоро принял душ, вытащил из гардероба кое-какую одежду, сложил ее в спортивную сумку и, оставив на кухонном столе записку Розе и детям с пожеланием удачного дня, вышел из дома.
Рассвет надвигался на Ласт-Бенд с неотвратимостью Судного дня. Тонкие розовые лучики окрасили запорошенные снегом макушки деревьев. Витрины магазинов и кафе чернели, как пустые глазницы.
Лайем приехал в больницу, оставил машину в гараже и поднялся в палату Микаэлы. Сощурившись от света ламп, он выключил их, раздвинул занавески, снова повернулся.
Микаэла лежала все так же неподвижно. Ее лицо было бледно, тонкие руки лежали вдоль тела; на одеяле, прикрывающем ее до самого подбородка, не виднелось ни морщинки.
Из его груди вырвался сдавленный вздох, и только тогда он понял, что уже давно боялся вздохнуть от страха, что Джулиан опередил его и разбудил Микаэлу раньше его. Впервые ему показалось важным – жизненно необходимым – успеть первому оказаться с ней рядом.
– Привет, Майк, – прошептал он, прежде чем зажечь свечу и включить музыку. Сегодня он выбрал композицию Андреа Бочелли, напоминающую о сладостной грусти бытия.
Он расстегнул сумку и достал из нее голубой кашемировый свитер, который Микаэла купила ему во время их последней поездки в Ванкувер. Очень осторожно он положил его ей на грудь.
– Ты узнаешь мой запах, Майк? Мой.
Он закрыл глаза и отчетливо вспомнил последний день их пребывания в Ванкувере. Они долго ехали вдоль канадской границы, чтобы попасть на модное шоу, и в этом темном театре, среди огромной толпы незнакомых людей, держались за руки, как влюбленные дети.
– Ты купила мне свитер на следующий день, помнишь? Я отговаривал тебя, потому что он очень дорогой. А ты ответила, что нет ничего такого, что было бы слишком хорошо для меня. – Его голос дрогнул, и он взял ее за руку. – Но я пришел сюда сейчас не для того, чтобы говорить об этом. Не понимаю, почему мне раньше не пришло в голову принести тебе свой свитер. Вчера ночью я проснулся в холодном поту от страшной мысли: я подумал обо всех, кроме самого себя. Обо всех, кого ты любила и любишь, но не о себе. Ты всегда говорила, что в этом заключается моя сила – я думаю о других прежде, чем о себе. Но в этом также и моя слабость. Мы оба это знаем.
Он взял ее за руку, с горечью осознавая, насколько она холодна и безжизненна, и прижал к губам.
– Я позволял всем делиться с тобой воспоминаниями, чтобы пробудить тебя к жизни, потому что боялся, что они обладают властью над тобой. Я боялся… сломаться. Должен признаться, я до сих пор боюсь, но не в силах прожить больше ни дня без того, чтобы не победить этот страх. Кажется, я ни о чем, кроме вас с Джулианом, думать не могу. Он влюбился в молоденькую девочку с большими надеждами на будущее, в ту, которая чувствовала себя привольно на первых страницах модных журналов и сумела очаровать целую страну. Я влюбился в медсестру с печальными глазами и сердцем, жаждущим теплого прикосновения. Огромная часть твоей жизни была мне неизвестна, и от этого я чувствую себя… потерянным. Такое ощущение, что вся наша с тобой жизнь была нереальна. – Он глубоко вздохнул. – Когда я думаю о нас, на ум приходят только какие-то мелочи. Например, как мы катались на горных лыжах в прошлое Рождество и ты говорила, что надо поскорее бросить этот безжалостный вид спорта, от которого замерзают волосы в носу.
Лайем невольно улыбнулся. Впервые его слова приблизили ее к нему. Не ту застывшую в неподвижности женщину, которую он видел перед собой, а его жизнерадостную, смешливую Майк, на которой он когда-то женился.
– А когда мы вернулись домой, наступили Ледниковые дни. И ты, как всегда, занялась организацией праздника. – Лайем вдруг рассмеялся, хотя воспоминание разрывало ему сердце. – Помнишь, что случилось в спортивном зале? Я остался там последним и никак не мог натянуть этот проклятый костюм, а все остальные уже были на улице и готовились к гонкам на санях. – Он усмехнулся. – Ты пришла туда, потому что искала меня. На тебе был костюм Снежной королевы. Ты сказала, что тебе всегда нравились мужчины в маскарадных костюмах. Тогда я схватил тебя за руку и потащил в мужскую раздевалку. Ты заперла за собой дверь…
Она дразнила его: «Лайем, не здесь…» Он обнял ее, прижал к груди и приподнял, так что она перестала касаться туфлями пола. Ее поцелуй был глубок и сексуален, он выжал из его легких весь воздух. Тогда он стал срывать с нее белое воздушное платье и белье…
– Ты обезумела, как и я. Ты расстегнула на мне костюм и помогла из него выбраться. – Лайем рассмеялся от души и удивился тому, что, оказывается, еще не разучился смеяться. – Боже, я чувствовал себя тогда эдаким суперменом. Помнишь, что случилось потом, Майк? Помнишь? Нас, супружескую пару, у которой двое детей, ждало на улице полгорода. И вдруг Миртл постучала в дверь раздевалки. Мы лежали на полу обнаженные и вспотевшие, наши тела извивались, как змеи. Мне пришлось зажать тебе рот рукой, чтобы ты не кричала. Тогда ты начала смеяться, плечи у тебя вздрагивали, а на глазах выступили слезы. Боже, как мы были красивы тогда! Я никогда не забуду, как ты была прекрасна в тот момент, как восхитительно было сжимать тебя нагую в объятиях! Стоило Миртл уйти, как ты расхохоталась так громко, что, казалось, весь город услышит тебя. «Вот и полетела к черту вся наша репутация», – сказала ты тогда. И я тоже рассмеялся. «Говори только за себя, – ответил я. – Моей репутации это не повредит, скорее напротив». – Лайем погладил ее по волосам и заметил, как дрогнули его пальцы. – Такими мы с тобой были, Майк. И такими снова можем стать, если ты просто откроешь глаза и взглянешь на меня. Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя. – Он медленно склонился и поцеловал ее в лоб, прошептав: – Всегда.
Глава 16
Джулиан проснулся совершенно разбитым, с жуткой головной болью. Его это не удивило. В таком забытом Богом городишке нечего делать, кроме как смотреть один из трех телеканалов и пить. Накануне вечером он убил целых два часа на то, чтобы дозвониться до Вэла. Каждый раз, услышав в трубке сигнал «занято», он отхлебывал виски.
Собрав последние силы, Джулиан повернулся на бок и набрал рабочий номер Вэла. Сьюзен сразу подняла трубку.
– «Лайтнер и компания». Наконец-то! Джулиан с трудом сел.
– Вэл здесь?
– Привет, Джулиан. Минуту.
– Джул? Как дела на холодном севере?
– Куда, черт побери, ты подевался? Я звонил тебе вчера весь вечер.
– Ха, малыш! Если бы мне хотелось отвечать на подобные вопросы, я бы давно женился. – Агент рассмеялся собственной шутке. – Вчера мы снимали «На загадочном озере» – очередное душераздирающее и слезливое детище Аннет Бенинг и Ричарда Гира. А потом мы все… ну, сам понимаешь. Домой я попал только к четырем утра. А что, собственно, случилось?
– Я вчера видел Кайлу.
– Могу себе представить. И как она?
Джулиан постарался облечь в слова свои вчерашние впечатления, но безуспешно. Такого рода искренность никогда ему не удавалась.
– В этом было что-то фатальное, Вэл. Она без сознания, и я не знаю, что делать. Мне сказали, что она реагирует на воспоминания, и я стал говорить с ней о нас. – Он деланно рассмеялся. – Ты меня знаешь, я часто не могу вспомнить, что со мной было вчера. А тут стал вспоминать, как впервые поцеловал ее, и почувствовал… что-то особенное.
– Джули, я слышу в твоих словах благородное стремление добавить некрофилические оттенки к портрету.
– Очень смешно.
– Так в чем дело? Ты хочешь задержаться? Джулиан почувствовал разочарование. Он надеялся, что сможет откровенно поговорить с другом о том, что для него действительно важно.
– Послушай, Вэл, она любила меня. Пожалуй, это единственное, что я по-настоящему помню. Ощущение, что тебя любят.
– Каждая женщина, которая оказывается на твоем жизненном пути, обожает тебя.
– Но ведь это не одно и то же, правда?
Вэл замолчал на минуту, и Джулиан решил, что агент всерьез задумался над его словами.
– Пожалуй, нет. Ну и что же ты намерен делать со своими разросшимися до невероятных пределов чувствами?
Об этом Джулиан не успел подумать. Он был занят самими чувствами, а не их осмыслением.
– Не знаю. Она замужем.
– Она – что?
Джулиан инстинктивно отстранил трубку от уха. Вэл (Так взвизгнул, что это наверняка слышали все городские собаки.
– Ты прекрасно меня расслышал. Она замужем… за доктором, который мне звонил.
В трубке отчетливо раздался характерный звук – Вэл прикуривал сигарету, затем шумно выпустил дым.
– И он любит ее?
– Да. В ее палате теперь сосредоточена вся их совместная жизнь. Сестра рассказала мне, что он сидит рядом с ней дни и ночи напролет с тех пор, как произошло несчастье, а иногда и спит с ней.
– Тогда он серьезный соперник. Романтический супергерой, который любит ее настолько, что позвонил тебе, ее первому мужу, чтобы ты помог ее разбудить. Черт побери, не дай Бог газетчики пронюхают. – Вэл провалился в гробовое молчание, что означало серьезный мыслительный процесс. – Ты будь там поосторожнее, Джул.
Джулиан знал, что его друг прав. Кайла была частью его прошлого. Теперь у нее новая жизнь, к которой он не имеет никакого отношения. Но стоило ему прикоснуться к ней, как он вспомнил ее любовь… и это заставило его почувствовать себя невероятно одиноким.
– Джулиан? Ты ведь возвращаешься, да? Завтра у тебя встреча с…
Не дослушав, актер повесил трубку. Голливуд и собственная карьера в шоу-бизнесе вдруг показались ему такими далекими и несущественными, как черно-белые снимки проб по сравнению с цветной широкоформатной пленкой. Он закрыл глаза и невольно оказался во власти болезненных воспоминаний давно ушедших лет…
Его мать, Маргарет Джеймсон Этвуд Коддингтон, давным-давно сказала ему, что на нем лежит проклятие, и, похоже, оказалась права. Отец умер, когда Джулиану исполнилось восемь месяцев. Маргарет не упускала случая напомнить сыну о том, что никогда не хотела быть матерью. Она велела называть ее «мэм» и приучила вести себя так, чтобы его всегда было видно, но никогда не было слышано. Как только он немного подрос, она отправила его в школу-интернат в Швейцарию, где он и воспитывался, пока ©на занималась своими бесконечными мужьями, пластическими операциями и великосветской жизнью. Она часто посылала ему чеки, но никогда – письма.
Когда ему исполнилось шестнадцать, он сложил пожитки и отправился в Америку, надеясь найти какую-нибудь работу в Лаббоке, штат Техас.
В возрасте девятнадцати лет он уже представлял очертания своего будущего. Разумеется, оно пришло к нему в образе женщины. Он до сих пор помнил ее ошеломляющую красоту. Она подобрала его, как кошелек, валяющийся на дороге, мимо которого невозможно пройти. «Я возьму его», – сказала она себе. Позже он обнаружил, что она знаменитая актриса, и не успел оглянуться, как стал сниматься в фильме с ее участием, а потом оказался в Голливуде. И сразу стал сенсацией сезона. Тогда он изменил свое имя и образ жизни. Вэл занялся его карьерой и придумал ему прошлое, включающее безвременно погибших родителей. Именно Вэл назвал его Джулианом Троу.
Джулиан долгие годы провел в ожидании того, что кто-нибудь раскопает его настоящие корни и отыщет его реальное прошлое. Но напрасно.
Кайла была единственной, кто настаивал на том, чтобы знать его истинное лицо, а не то, что было растиражировано в прессе. Джулиан рассказал ей о себе всю правду, но скрыл настоящее имя.
– Господи, ну вот я уже и вспомнил о своей матери! Хватит! – Джулиан спустил ноги с кровати, поднялся и нетвердыми шагами направился в ванную.
Он принял душ в крошечной душевой кабинке, надел потертые джинсы и черную майку. Сверху натянул куртку, которую приобрел накануне в местном «доме моды» – магазине Зика. Выйдя в холл, он постучал в дверь комнаты, где жил его шофер:
– Поехали!
Когда он сбегал вниз по лестнице, навстречу ему из кухни вышла Лиззи. Она была похожа на обвалянную в муке плюшку, которую вот-вот засунут в печь.
– До свидания, мистер Троу. Вы вернетесь к ленчу?
– Не знаю. Пока, Лиззи.
Он открыл входную дверь и заметил стайку молоденьких девчушек, толпящихся у забора. Стоило ему появиться, как они хором закричали его имя. Казалось, в этом городке новости разносятся быстрее ветра.
– Здравствуйте, леди. Рад вас видеть, – слащаво улыбнулся Джулиан.
Они сгрудились вокруг самой смелой своей подружки, хихикая и стесняясь голых ног в коротких юбках.
– Что у нас здесь? Приветственный комитет от городской мэрии? Какие хорошенькие девушки! Я польщен.
Шофер выглянул из окна.
– Я сейчас спущусь, мистер Троу.
– Не торопитесь, – беззаботно махнул он рукой.
– Вы не дадите мне автограф, мистер Троу? – попросила одна из девушек. Ее кругленькие щечки вспыхнули ярко-красным румянцем.
– Для меня это большая честь. – Привычным движением он достал из кармана джинсов ручку и стал раздавать автографы. Девчонки затараторили все разом, подталкивая друг друга локтями для смелости.
– Сегодня вечером будет зимнее представление, мистер Троу… Может, вы захотите взглянуть? – вымолвила самая смелая, вызвав смех остальных.
Джулиан прижал руку к сердцу. Господи, как он любил поклонниц!
– Готов поклясться, что у такой симпатичной девушки уже есть кавалер!
– Ну что, Серена? – закричала другая девица. – У тебя ведь и в самом деле есть кавалер. А как насчет того, чтобы пойти со мной, мистер Троу?
Джулиан собирался отшутиться, но вдруг заметил еще одну девушку. Она стояла позади всех, улыбалась, но не хихикала и не просила автограф. Сердце замерло у него в груди.
Она была по-настоящему красива, традиционной голливудской красотой – высокая, худая, темноволосая девушка с глазами цвета растаявшего шоколада. Великолепные волосы в полумраке казались пропитанными чернилами. Это, должно быть, она…
Джулиан неправильно написал свое имя и протянул клочок бумаги рыжей девушке, которая рассмеялась, обнажив ряд зубов с корректирующими пластинками.
Он протиснулся сквозь толпу девочек и подошел к темноволосой красавице. Его сердце учащенно билось.
– Как тебя зовут, дорогая?
– Джейси.
Джулиана Селеста. Джей Си.
Его дочь. Он был поражен. Впервые она предстала перед ним не как бессловесный младенец в колыбели, а как взрослая девушка, выросшая без его участия, вдали от него. Вряд ли он закрыл глаза в этот момент, но на какой-то миг перед его внутренним взором возник образ из далекого прошлого: они с Кайлой в постели, а между ними лежит запеленутый младенец.
«Разве она не прекрасна?» Так спросила тогда Кайла…
Джулиан взглянул в глаза дочери.
– Мистер Троу, что вы делаете в Ласт-Бенде? – мило улыбнулась она.
– Я здесь по делам фонда «Загадай желание»… навещаю больных в клинике.
– У меня больна мать. Она в коме. Вы могли бы навестить ее.
– Я готов, мистер Троу! – раздался за его спиной голос шофера.
Девушки тут же отпрянули, выказывая ему такое уважение, к которому он не привык в Голливуде. Все, кроме Джейси. Она осталась стоять на месте, глядя на него своими печальными глазами.
Джулиан пристально смотрел на дочь, стараясь запечатлеть в памяти ее образ. Через минуту он уже направлялся к лимузину. Ему стоило огромных усилий не оглядываться, но когда он сел в машину, то не выдержал и в последний раз взглянул сквозь дымчатое стекло. Новое, странное чувство наполнило сердце Джулиана, стеснило его дыхание.
Это был стыд.
Ночь упала на землю, как внезапная слепота, поражающая человека, и стерла последние розовые лучи заходящего солнца. Лайем отвернулся от окна и посмотрел на дочь.
Джейси стояла перед огромным, в человеческий рост, зеркалом и любовалась своим отражением. Ее волосы были подняты кверху и забраны в пучок. Шелковое платье подчеркивало контуры тела. Она казалась такой взрослой. Лайему вдруг стало грустно, как будто он потерял свою маленькую дочку. Слезы задрожали у нее на ресницах, и он догадался, что она думает о своей матери.
– Мама гордилась бы тобой, – сказал Лайем. – Ты такая красавица.
– Спасибо, папа.
– Знаешь, что я сейчас вспомнил? Твой первый Хэллоуин в Ласт-Бенде. Тебе было пять лет, и у тебя был костюм волшебницы. Майк объездила весь Беллингхем, чтобы найти подходящую ткань. А потом она нашила целую тысячу блесток на него. – Лайем приблизился к дочери, и на какой-то миг она показалась ему прекрасной маленькой принцессой в алмазной диадеме. – Мы с Майк тогда еще не были женаты. Но в ту ночь ты спросила, можно ли тебе называть меня папой.
– Да, я помню.
– Если бы здесь сейчас была твоя мать…
– Я знаю. – Она сжала его руку.
– Да, миледи, нам пора, – улыбнулся он. Взявшись за руки, они спустились вниз. Через пару минут Роза ввела в гостиную Марка. На нем был голубой смокинг, кружевная сорочка и галстук. Курчавые волосы были забраны назад.
– О, Джейси, ты прекрасно выглядишь.
– Спасибо, Марк, – улыбнулась она.
Сверху, перегнувшись через перила, Брет закричал изо всех сил:
– А вот и невеста, толстая и румяная…
– Прекрати немедленно! – осадил его отец.
Брет рассмеялся и поскакал вниз через две ступеньки, чтобы оказаться рядом с сестрой.
– Спасибо за комплимент, оборвыш.
Брет взглянул на нее. Роза сама умывала его, и сегодня он выглядел вполне сносно.
– Ты такая красивая!
– Спасибо, малыш.
Марк протянул Джейси прозрачную пластмассовую коробочку. Внутри оказалась белая орхидея, обмотанная яркими лентами.
– Это тебе. Норма из магазина сказала, что это высший класс. – Марк постарался открыть коробку, но у него ничего не вышло, и он протянул ее Джейси.
Она вынула цветок и надела его на запястье.
– Спасибо. Бабушка, достань, пожалуйста, бутоньерку Марка из холодильника.
Роза поспешила на кухню и через минуту вернулась с гвоздикой в руках, лепестки которой пожухли.
– Вот она.
Наступила неловкая тишина. Лайем хотел нарушить ее, но словно онемел. Он хотел было обернуться к жене и сказать: «Взгляни на нее, разве она не прекрасна?» Но рядом никого не было. Лайем надеялся, что Джейси не заметит его смущения.
– Ну, дети, давайте сфотографируемся. Марк недовольно простонал.
– Прекрати, – тряхнула его Джейси за плечо и подвела к роялю.
– Думайте о сексе! – прокричал Брет из-за дивана и захихикал.
Лайему уже приходилось фотографировать для журнала «Город и деревня». Сейчас он невольно тянул время – ему казалось, что Микаэла в любую минуту войдет и займет свое место в группе снимающихся.
– Скорее, папа. Оркестр уже, наверное, играет второй танец. – Джейси оставила Марка и подошла к Лайему. – Маме наверняка захочется увидеть все, поэтому я беру с собой сумочку – буду фотографировать.
Лайем обнял дочь и крепко прижал к себе.
– Повеселись на славу, – сказал он с улыбкой. Джейси поцеловала Розу и Брета на прощание и скрылась за дверью.
Через кухонное окно Лайем видел, как она уехала на машине. «Вот она и уехала, Майк», – сказал бы он, обнимая жену за плечи и привлекая к себе. Она наверняка расстроилась бы и заплакала. Тогда Лайем подошел бы к роялю и сыграл что-нибудь нежное и грустное, что соответствовало бы моменту, в который их дочь переступает границу между детством и взрослостью.
Но ему в одиночестве приходится наблюдать, как пустеет их дом, как он лишается теплоты и нежности, которые заберет с собой Джейси, уходя во взрослую жизнь.
И в этот трудный момент рядом нет никого.
Лайем тяжело вздохнул, вернулся в гостиную и включил телевизор.
Джулиан понимал, что поступает неправильно, но не мог бороться с собой. Если честно, он даже и не пытался. Самоконтроль всегда был его слабым местом. Он не мог бы ответить самому себе, почему согласился пойти на представление. Ему просто этого хотелось, вот и все. Остальное было не важно.
Он тщательно выбрал одежду, как будто собирался на вручение премии «Оскара», а не на обычный школьный бал. Черная шелковая майка и черные джинсы от Армани. Он решил не беспокоить шофера и прошел три с половиной квартала до школы пешком. Добравшись туда, он почувствовал, что замерз как собака. Глаза слезились, и ужасно хотелось курить.
Он прошел длинным коридором, то и дело останавливаясь у стенных шкафов, где под стеклом хранились экспонаты школьного музея.
Перед дверью большой аудитории он помедлил, прежде чем войти, и глубоко вздохнул. Глаза не сразу привыкли к темноте, но вскоре он увидел, что обычный школьный спортзал превращен в экзотический тропический рай. Золотистое ковровое покрытие, напоминающее морской пляж, ярко-зеленые ветви искусственных пальм, под которыми мальчики во фраках и девочки в бальных платьях дожидались своей очереди сфотографироваться. Оркестр наяривал веселую мелодию без конца и начала, которая показалась Джулиану знакомой.
Он чутко уловил момент, когда его узнали. Оркестр внезапно оборвал музыкальную фразу, танцы прекратились, в зале воцарилась гробовая тишина. Дети расступились перед ним, образуя проход к центру.
Джулиан двинулся вперед по этому живому тоннелю, «стены» которого перешептывались и пожирали его восхищенными взглядами. Он давно научился так проходить сквозь толпу поклонников – на губах таинственная улыбка, голова приподнята, глаза блуждают по лицам, не задерживаясь ни на ком конкретно.
Оркестр опомнился и заиграл другую мелодию – любовную тему из «Титаника».
Актер остановился возле Джулианы. «Джей Си», – поспешно поправил он себя.
– Могу я пригласить вас на танец? – Он протянул ей руку.
Все вокруг замерли. Ее спутник, долговязый симпатичный парень в дешевом твидовом костюме, выглядел смущенным.
– Ты не против? – обратилась к нему Джейси.
– Н-нет.
Джулиан подхватил ее и закружил в танце. Их обступили плотным кольцом. Возбужденный шепот заглушал оркестр.
– Почему вы пригласили меня? – спросила она.
– Почему бы и нет? – улыбнулся он. – А теперь, принцесса с волосами цвета ночи, расскажите мне о себе. Вы хорошо учитесь? Много ли у вас друзей? Как вы относитесь к безопасному сексу?
Она рассмеялась глубоким гортанным смехом, совсем как Кайла.
– Вы похожи на моего папу. Разве что он никогда не интересуется моей сексуальной жизнью.
То, как она произнесла слово «папа», хоть и с некоторой иронией, затронуло какие-то тонкие струны его сердца. Странно, но до сих пор он никогда не вдумывался в смысл этого слова – значительного, весомого, обязывающего. Даже теперь, танцуя с собственной дочерью, Джулиан не мог вообразить, что является чьим-то отцом.
– Мистер Троу, вы слышите меня?
– Простите, я задумался. Так как же развлекается молодежь в вашем городе?
– Как обычно, – пожала плечами она. – Верховая езда, боулинг, катание на коньках и лыжах. Летом ездим на озеро Ангела купаться и загорать.
Такое времяпрепровождение вовсе не было обычным для молодежи Лос-Анджелеса. Если бы его дочь выросла с ним, ей пришлось бы провести юность за чугунными воротами, за которые можно выйти только в сопровождении телохранителей. Она никогда бы не узнала простых человеческих радостей, например, сесть на велосипед и проехать пару кварталов до магазина, чтобы купить кофе или содовой.
Впервые в жизни он понял, чего, собственно, всегда хотела от него Кайла. Она хотела нормальной жизни для своей дочери, но не смогла найти верных слов.
Джулиан никогда не понимал жену. Но теперь, держа в объятиях свою и не свою дочь, он задумался, а не слишком ли дорого заплатил за славу. Это осознание потрясло его, заставило понять, насколько все это время ему не хватало дочери. Казалось, он вошел в знакомую комнату, но, против ожидания, нашел ее пустой.
Ему бы следовало давно понять, что в конце концов так и будет – ведь не мальчик уже.
Он не ощущал себя отцом Джейси. Дома ее ждал человек, который любил ее, который знал, что она носит кружевные трусики и сопит во сне, который готов был поддержать ее, если она вдруг оступится.