Она двигалась вперед, почти летела, мимо амбара, к прекрасному бревенчатому дому.

Вдруг откуда ни возьмись набежали тучи и закрыли лимонно-желтое солнце, погрузив дом в тень. Начался дождь, крупные прохладные капли падали ей на лицо, как Божьи слезы.

Перед ней открылась дверь.

Она замерла перед порогом, вцепилась рукой в перила, и заноза глубоко вонзилась ей в ладонь, так что она вскрикнула от боли. Отдернув руку, она увидела, что по ее запястью стекает алая струйка крови.

– Нет, – прошептала она, но ураганный ветер унес ее слова. Она поднялась по ступеням и вошла в дом.

Дверь захлопнулась. Она прошла через темный холл и направилась к лестнице, о существовании которой ей было известно. У нижней ступеньки она остановилась и прислушалась: где-то плакал ребенок.

«Я уже иду». Эти слова крутились в ее сознании, не достигая уст. Теперь она быстрее шла наверх, почти бежала.

Детский плач становился все громче, настойчивее. Слыша его, Микаэла почему-то представляла себе маленького рыжего мальчика, который плакал, засунув в рот большой палец. Он забился в угол комнаты и ждал, когда к нему придет мама.

Перед ней вдруг оказалась целая сотня дверей, а коридор растянулся на несколько миль, так что его конец терялся во мраке. Она бежала по коридору, дергая все двери подряд. За дверьми лежала ледяная пустота, в которой разверзались черные квадраты, усыпанные звездной пылью.

И вдруг плач прекратился. Внезапная тишина испугала ее. Она опоздала…

Вздрогнув, она проснулась. Потолок у нее над головой был покрыт белой звукопоглощающей плиткой, в которой исчез смутный страх, принесенный сновидением.

Больница.

Возле окна в ее палате стоял человек. В первый момент она решила, что это Джулиан, но на нем был белый халат.

Человек обернулся, и оказалось, что это вовсе не доктор Пени, а другой – как же его зовут? Высокий мужчина с продолговатым приятным лицом. Он чем-то напоминал актера Джефа Бриджеса. Ей не понравилось, что она легко вспомнила фамилию актера, а имена знакомых от нее ускользают.

– Тебе нужно постричься.

Эти слова вырвались у нее против воли, и она поморщилась. С какой стати она вдруг заявила такое незнакомому человеку!

Он провел рукой по всклокоченным волосам и улыбнулся, но не радостно, а печально, и она подумала: «Почему он выглядит таким одиноким?»

– Да, наверное… Меня всегда стригла жена.

Когда он заговорил, ее охватила дрожь. Она нахмурилась, стараясь вспомнить этого человека. И вдруг ответ на мучивший ее вопрос пришел сам собой.

– Я помню ваш голос, – тихо вымолвила она.

Он придвинул стул и сел возле ее кровати. Он смотрел ей прямо в глаза, и в его глазах было что-то… возможно, неизбывная тоска… отчего ей захотелось прикоснуться к нему. Это было как безумие – ведь она не знала этого человека.

– Голос? – переспросил он.

– Когда я спала, я слышала вас.

– Я и не предполагал, что это возможно, – улыбнулся он. – Кажется, я говорил всегда.

Всегда. Снова это слово. Оно не давало ей покоя, издевалось над ее измученной душой, трогало какую-то чувствительную струну в сердце.

– Кто вы? – спросила она.

– Доктор Лайем Кэмпбелл, – ответил он, помолчав.

Она понимала, что он говорит правду. Обведя затуманенным взглядом палату, она снова увидела фотографии, флаконы с ароматическими веществами, цветы, аквариум, где плавали рыбки. Она понимала, что именно этот человек ставил на магнитофон записи ее любимых песен. Именно он протягивал ей руку через черную пустоту небытия.

Именно этот человек – незнакомец с печальными и знакомыми глазами – провел у ее постели много дней: говорил с ней, держал за руку, ждал. Она помнила звук его голоса, ощущение от его прикосновения, когда он гладил ее, спящую, по волосам, его смех. Неизвестно откуда она знала, как он умеет смеяться: оглушительным, заразительным смехом, который никого не оставит равнодушным.

– Я помню, как вы смеетесь, – сказала она.

– Память вернется постепенно, частями, – ответил он с улыбкой.

– Кто вы?

– Доктор Лай…

– Нет. Кто вы мне?

Казалось, он тут же обмяк на стуле, утонул в нем. Медленно и неуверенно он коснулся ее руки. Его пальцы казались такими ласковыми. Она не помнила, чтобы кто-то касался ее столь нежно.

– Это кольцо, – тихо начал он. – Я надел его тебе на палец десять лет назад.

– Вы… – Она не могла произнести нужное слово, только изумленно смотрела на свой палец.

– Я твой муж.

– А как же Джулиан? – Это казалось невероятным.

– Джулиан был твоим первым мужем.

Она испугалась не на шутку. Сначала ребенок, теперь муж. Сколько же всего она забыла? Сколько ей предстоит узнать вновь?

Она молча смотрела на него и недоверчиво качала головой. Ей хотелось крикнуть, что этого не может быть, но опыт последних нескольких дней убедил ее в том, что возможно все.

– Как я могла забыть такую важную вещь? Как я могу… ничего не чувствовать к тебе?

Он поморщился, и в этой невольной гримасе она нашла подтверждение своим словам.

– Не волнуйся, детка. Нет ничего страшного в том, что ты пока не все помнишь.

– Я не знаю, что сказать тебе… Лайем. – Она запнулась, произнося его имя. Для нее оно не означало ничего, кроме абстрактного сочетания звуков.

– Все в порядке, – сказал он, касаясь ее щеки.

Но ей так вовсе не казалось. До порядка в ее мозгу было очень далеко. Выясняется, что этот человек – ее муж, а у нее нет к нему никаких чувств. Оказывается, что он – ее семья на протяжении последних десяти лет. Значит, в какой-то момент она перестала любить Джулиана и полюбила этого доброго, тихого человека. И что ей делать теперь, когда она не помнит ничего, кроме своей любви к Джулиану?

Она попробовала улыбнуться, но улыбка получилась довольно жалкой.

– Расскажи мне о нашей жизни вдвоем, – попросила она, и за этими словами прозвучала другая мольба: заставь меня снова полюбить тебя.

Он улыбнулся, призывая на помощь воспоминания, которые принадлежали теперь только ему одному.

– Ты была медсестрой. Я познакомился с тобой, когда ты ухаживала за моим отцом… – Он умолк и робко взглянул на нее. – Можно я возьму тебя за руку?

Эта просьба ее удивила своей непривычной нежностью и старомодностью. Ее поражало, как этот человек не похож на Джулиана. Джул никогда ни о чем не просил; ему и в голову не могло прийти, что его прикосновение может оказаться нежеланным.

– Конечно, – ответила она.

Лайем придвинулся ближе и взял ее ладонь.

Над металлическими перилами кровати их взгляды пересеклись. Она почувствовала неловкость от близости человека, который, с одной стороны, был ей совершенно чужим, а с другой – являлся ее мужем.

Муж.

– Странно, правда? – улыбнулся он.

Она улыбнулась в ответ и придвинулась к нему, пытливо глядя в его лицо в поисках хотя бы отдаленного воспоминания. Но все напрасно. Она видела перед собой лишь добрые, участливые глаза.

– Тебе, наверное, нелегко пришлось.

– Твоя кома была тяжелее.

– Скажи, это ты нашел Джулиана?

– Да, я позвонил ему.

– Не понимаю. Если мы – муж и жена, зачем ты это сделал?

– Я не мог сам разбудить тебя, – ответил Лайем. – Я провел рядом с тобой много дней, говорил с тобой, ставил твою любимую музыку. Я делал все возможное, чтобы достучаться до твоего сознания, но ничего не помогало. И тогда я понял, что теряю тебя. – Его голос пресекся.

– Но почему ты решил найти Джулиана?

– Потому что я все знаю, – тяжело вздохнув, признался он.

– Что знаешь?

– То, что ты никогда не переставала любить его.

– Значит, ты очень любишь меня, – задумчиво, с оттенком изумления вымолвила она. Ей было незнакомо это чувство: быть любимой глубоко, до самозабвения. Она ощутила и радость, и печаль. Любовь Джулиана не была похожа на эту. Она скорее напоминала пышный фейерверк, который быстро гаснет и не оставляет после себя ничего, кроме холодного, мертвого неба.

– Я до сих пор люблю тебя, – проговорил он с улыбкой, которая ранила ее сердце.

– Наверное, я тоже тебя любила.

– Да, – кивнул он после паузы.

– И все же я не переставала любить Джулиана? – понимая, что обижает его, спросила она.

– Полагаю, что да, – печально подтвердил Лайем.

– Я причиняла тебе боль? Неужели намеренно?

– Надеюсь, нет.

– Прости меня.

Говорить было не о чем. Как можно извиняться за то, чего не помнишь? Или того хуже – за то, от чего не собираешься отказываться в дальнейшем?

Все началось достаточно просто – с шипения открывающихся автоматических дверей. Джулиан сидел в холле и не сводил глаз со стенных часов. Казалось, стрелки замерли на отметке 2:45. Лайем был у Кайлы, но уходя он попросил его дождаться.

– Привет, Джул.

Джулиан поднял голову и увидел Вэла, направляющегося к нему. Вместо обычной майки и джинсов на агенте был дорогой костюм, шелковая рубашка и роскошный галстук. Он только что вышел из парикмахерской, хотя на плечах у него лежали мягкие кудри, которыми он очень гордился. Расстаться с темными очками его не заставил даже такой официальный вид.

– Это Ласт-Бенд, а не Канны, идиот! – Джулиан готов был поднять друга на смех, если бы не чувствовал себя так паршиво.

Только теперь Джулиан увидел их всех через стеклянные стены холла. У больницы выстроилась вереница лимузинов. Мужчины в помятых черных костюмах устремились к дверям, как саранча.

Джулиан наблюдал такое не впервые и знал, что это означает: в город прибыла пресса.

– Боже, Вэл, что ты наделал?

– Ситуация накалена до предела. Ты нарасхват, Джул. – Вэл картинно раскинул руки, как Иисус на кресте. – Несколько слов журналистам, и твоя история разнесется по свету со скоростью эпидемии. Должен признаться, я и сам такого не ожидал.

– Черт, Вэл, я же сказал тебе, чтобы ты не…

Но было уже поздно. Газетчики заметили его.

Не прошло и пяти минут, как журналисты, вооруженные микрофонами и камерами, окружили их. Вэл подмигнул приятелю.

– Теперь тебе не спрятаться, Джул.

Джулиан понял, что должен любой ценой увести их отсюда, поэтому ринулся не разбирая дороги на улицу, несмотря на то что был одет легко. Журналисты метнулись за ним, на ходу засыпая вопросами:

– Джулиан, это правда? Вы нашли свою Золушку?

– Она действительно в тяжелом состоянии?

– Она все так же прекрасна?

– Как получилось, что Кайла Троу не зарегистрирована в больнице? Или это мистификация?

Джулиан отмахивался от репортеров со своей дежурной улыбкой. Вспышки фотокамер слепили глаза, а их щелчки напоминали пузыри жевательной резинки, лопающиеся во рту проститутки. Под ногами сплетались десятки проводов и мешали идти.

– Здесь нет ничего интересного, ребята. Я в этом городе по делам фонда «Загадай желание». Это все.

Вэл ткнул его в спину.

– Он скромничает. Вы знаете, что свою первую жену Кайлу Джулиан любил всю жизнь. К сожалению, они оба были так молоды… – Он замолчал и огляделся.

Джулиан понял, что Вэл подцепил их на крючок. Журналисты замерли, блеском глаз напоминая охотничьих псов, напавших на след.

Надежды Джулиана разлетелись в прах. Он понял, что обязан взять ситуацию в свои руки.

– Вы не представляете, как я был потрясен, когда узнал, что с ней случилось. Я поспешил сюда, чтобы оказаться рядом с ней…

– Почему они позвонили вам?

– Мне сказали, что Кайла стала жертвой несчастного случая…

– Ее мозг поврежден?

– Может быть, поэтому она попросила позвать вас? Вэл перехватил инициативу:

– Она была в коме почти месяц. Довольно долго ее положение считалось безнадежным… – Он многозначительно умолк. – И тогда доктора обнаружили, что единственное, на что Кайла реагирует, – это имя Джулиана.

Восторженный возглас пронесся над толпой – все учуяли сенсацию. Многие украдкой поглядывали на часы, прикидывая, успеют ли связаться с редакцией раньше остальных.

– Естественно, что Джулиан примчался сюда, – вдохновенно продолжал Вэл. – Он сидел у ее кровати день за днем, держа ее за руку, разговаривая с ней, стараясь вернуть ей воспоминания об их прошлом и с нетерпением ожидая, когда она проснется. – Агент сделал паузу и широко улыбнулся, давая понять, что все закончилось благополучно. – И вот вчера она пришла в себя. Джулиан был рядом с ней. Он стал первым человеком, которого она увидела, очнувшись.

– Каковы были ее первые слова? – поинтересовалась сострадательная дама-репортер.

Джулиан хотел было ответить, но его никто не слушал. Вопросы сыпались один за другим:

– Ее мозг поврежден?

– Она по-прежнему любит вас?

Джулиан вздохнул. Им наплевать на чудо, вернувшее Кайлу к жизни. Им нужна только «история», а вернее – скандал. Лучше – смерть. Что-нибудь сенсационное.

Он огляделся, пристально всматриваясь в лица. Некоторые показались ему знакомыми. Сколько их он перевидал на своем веку, этих хищников. Ни один нормальный человек не в состоянии долго заниматься таким неблагодарным делом.

Всю жизнь журналисты следовали за ним по пятам как тень. Странно, что он никогда прежде не отдавал себе в этом отчета. Он всегда воспринимал их как неизбежное зло, сопровождающее славу. И вдруг увидел пустое черное пространство вокруг себя, заполненное репортерами. Ни на снимках, ни в газетных статьях не было ни грана правды о нем и о его жизни.

Как ни обидно, вся его жизнь заключалась в фильмах, где он снимался. Ничего другого у него не было. Он отдал себя и свою реальную жизнь за возможность предстать в свете фотокамер.

– На сегодня достаточно, – мрачно бросил он.

– Ну, ребята, заголовок у вас уже готов, – усмехнулся Вэл. – «Поцелуй Принца разбудил Спящую красавицу».

Выйдя из кабинета Стивена, Лайем услышал свое имя, доносившееся из громкоговорителя. Он снял трубку ближайшего телефона и набрал код. Оказалось, что сообщение оставила Роза. Она ждала его в вестибюле по срочному делу.

Он первым заметил тещу. Она стояла посреди зала, скрестив руки на груди – необычная поза для женщины, которая привыкла сидеть, опустив голову и сложив руки на коленях. Даже издали Лайем видел, что ее губы сжаты в строгую линию. Значит, что-то стряслось.

– Роза? – окликнул он, подойдя ближе и вглядываясь в тревожную складку на ее лбу.

– Ты слышал, что он наделал?

– О чем ты?

– Я ужасно огорчена. Я готовила на кухне ужин и слушала радио. Передавали местные новости. – Она кивнула на входную дверь, где вокруг Джулиана собралась толпа журналистов. – Они раздули целую историю, доктор Лайем. Говорят, что Джулиан вывел свою любимую жену из комы.

– Черт побери, – процедил Кэмпбелл сквозь зубы и бросился к выходу.

Репортеры окружили Джулиана, как паства проповедника, с той лишь разницей, что в руках у них были не молитвенники, а микрофоны и фотокамеры. Они говорили все разом, их назойливые вопросы громоздились один на другой:

– Когда можно будет взять интервью у Кайлы?

– Когда можно сфотографировать вас вдвоем?

– Чем она занималась все эти годы?

– Собираетесь ли вы снова пожениться?

Лайем подскочил к Джулиану, схватил его за руку и резко повернул к себе лицом. Стараясь не обращать внимания на журналистов, он прошептал:

– Мне нужно поговорить с вами. Немедленно.

– Разумеется, док. – Актер выглядел смущенным, однако к представителям прессы обернулся с привычной фальшивой улыбкой. – Это Лайем Кэмпбелл. Он… врач Кайлы.

Толпа тут же разразилась сотней вопросов, на которые Лайем не счел нужным отвечать. Он взял Джулиана под локоть и провел через холл в пустующую палату.

Через минуту Роза вошла туда же.

– Привет, Роза, – сказал Джулиан и обернулся к Лайему. – Простите. Я просил своего агента не допускать сюда прессу, но он не послушался. Мне действительно очень жаль. Поверьте, они хуже термитов – стоит им напасть на твой дом, и спасения уже не будет. С ними приходится считаться. Если бы я отказался поговорить с ними, одному Богу известно, какую историю они бы сочинили. По крайней мере я рассказал им правду.

– Вашу правду, – сухо уточнил Лайем.

– Что вы имеете в виду?

– Вы поведали им романтическую историю, в которой играете роль героя – прекрасного принца в черном лимузине, вернувшего красавицу из небытия, граничащего со смертью.

– Вы не знаете главного, доктор Лайем, – вмешалась Роза. – У входа в больницу я слышала, как репортеры задавали вопросы о его дочери.

– Боже мой! – Лайем схватил Джулиана за плечи и как следует встряхнул. – И вы утверждаете, что старались оградить Микаэлу от их любопытства? Что ни словом не обмолвились о своей дочери?

– Я старался, честное слово, но Вэл… Он сообщил им, что она – одна из лучших учениц школы.

Впервые в жизни Лайем ударил человека по лицу. Сжал руку в кулак и с размаху двинул Джулиана в его роскошную голливудскую челюсть. Боль пронзила его руку до плеча.

– В местной школе только восемь отличников, – буркнул он и обернулся к Розе: – Побудь с Майк. Не пускай к ней журналистов. Я съезжу за детьми и вернусь. Мы пройдем через черный ход.