Глава 19

Вечером после ужина Лайем постарался отвлечься от мыслей о Микаэле. Все вчетвером они сидели в гостиной и смотрели телевизор, хотя каждый был погружен в свои думы.

Когда фильм прервали на рекламу, Джейси убрала звук и спросила:

– Ну как мама?

От неожиданности Лайем выронил из рук медицинский журнал.

– Все так же, – промолвил он посреди неловкого молчания. – Слушайте, у меня идея. Давайте устроим пикник?

– Слишком холодно, – нахмурилась Джейси.

– Знаю, – рассмеялся Лайем. – Я предлагаю вспомнить, как мы делали, когда Брет был совсем маленький: отключим телефоны, вынесем спальные мешки в гостиную, будем готовить на жаровне.

– Как здорово! – обрадовался Брет.

– Мы уже много лет этого не делали, – засомневалась Джейси. – И потом, мы не можем отключить телефон. Вдруг мама…

– У меня есть пейджер. А если что-то произойдет, мы снова его включим.

– Я обещала Марку, что позвоню сегодня вечером, – неуверенно возразила Джейси.

– Надеюсь, несколько часов ты потерпишь, – улыбнулся Лайем.

– Не потерпит, – вмешался Брет. И добавил, картинно прижав руку к груди: – Она умрет, если не поговорит со своим другом.

– Очень смешно! – фыркнула Джейси и шутливо стукнула брата по макушке. – Посмотрим, что ты запоешь, когда перестанешь считать всех девчонок плаксами и кривляками.

– Ну, давайте же повеселимся. И бабушке будет интересно, – не унимался Лайем.

– Это очень здорово, – обернулся Брет к Розе. – Папа отлично рассказывает истории.

– Вот как? – улыбнулась та.

– За дело! – хлопнул в ладоши Лайем.

Через час все было готово.

Ночь превратила гостиную в огромную, прямоугольной формы пещеру. Огонь, полыхающий в камине, раскрашивал пляшущими золотыми языками черные стены. Голубая простыня, покрывавшая пианино, превращала его в таинственное озеро, где купальщики пропадали бесследно даже в яркие и безветренные летние дни.

Тихий голос Джейси дрожал, когда она начала повествование, давно придуманное в их семье:

– И тогда жители города поклялись, что в такую ночь, как эта – в снежную, черную ночь, когда круглая луна поднимается в безоблачное небо, – они слышали стоны безутешных душ, утонувших в озере давным-давно.

– Она все перепутала, – поморщился Брет. Джейси повернулась к брату, держа в руке фонарик.

– Да, я забыла рассказать о маленьком мальчике, который сбежал из дома и оказался один на берегу озера Пианино…

– И что с ним стало? – подался вперед Брет, предвкушая интересный рассказ.

Лайем закрыл глаза. В гостиной пахло поп-корном, дымом от влажных поленьев из камина и горячим шоколадом. Он представил себе Майк, которая сидит рядом, опершись на его плечо.

Грусть накатывала на него волнами. После редких минут безоблачного блаженства, когда он, счастливый отец, наслаждался звуком детских голосов, наступали минуты отчаяния, когда он вспоминал вопрос Майк: «Кто вы?» В эти минуты жизнь представлялась ему уходящей вдаль одинокой дорогой, в конце которой маячил страх потерять Микаэлу навсегда, уступить ее Джулиану. С этим животным страхом невозможно было бороться.

– Папа. Папа! – Брет тянул его за рукав пижамы. Лайем вздрогнул от неожиданности и встретился глазами с тревожным взглядом Розы.

– Папа, расскажи о том, как убили Дэна Макгру. Это мое любимое стихотворение.

Лайем откинулся на спинку дивана и распахнул сыну объятия. Брет пополз через рассыпанный поп-корн, разбросанные пачки из-под крекера, свернутые спальные мешки из гагачьего пуха и наконец добрался до отца. Джейси и Роза придвинулись друг к другу и расположились у камина.

Стихотворение, которое он не рассказывал много лет, вспомнилось на удивление легко. Это было сказание о мужчинах, которые добывали золото на Юконе… И боролись за женщину.

– Слушай, Бретти, а может, не стоит?

– Нет, расскажи, расскажи!

Лайем вздохнул, закрыл глаза и начал:

– Однажды в салуне ребята затеяли спор…

Ему стоило огромных усилий довести рассказ до конца, а когда он закончил, на его губах даже появилась улыбка.

– Не слишком веселая история, – нахмурилась Роза. Лайем сделал вид, что не слышит.

– Ну, ребята, отправляйтесь чистить зубы. Уже почти полночь.

– Кто же в походных условиях чистит зубы? Я лично не собираюсь, – заявил Брет.

– Пошли, босоногий бандит. – Джейси потянула брата за руку.

Через несколько минут дети вернулись и залезли в спальные мешки. Лайем поцеловал обоих на ночь и встал.

– Куда ты? – встрепенулся Брет.

– Провожу бабушку и сейчас же вернусь.

– Ты ведь будешь спать здесь, с нами, правда?

– Конечно.

– Спокойной ночи, бабушка.

Роза тоже расцеловала детей и вышла из комнаты следом за зятем. В прихожей они обулись и надели пальто.

Когда они вышли на улицу, прекрасная луна освещала занесенные снегом пастбища и черные деревья. Все вокруг было залито волшебным черно-синим сиянием.

– Майк понравилась бы эта ночь, – сказал Лайем. – Если бы она была сейчас с нами, то выскочила бы на улицу первой и тут же намочила бы варежки, лепя снежки… или упала бы навзничь в сугроб, раскинув руки и глядя в небо. Надеюсь, снег еще не растает, когда она выйдет из больницы.

Они подошли к двустворчатой двери маленького коттеджа. Под искрящимся снегом с трудом угадывались розовые побеги, которые летом превращались в дикие зеленые заросли с частыми алыми вкраплениями.

Дверь пронзительно скрипнула. Роза прошла вперед и зажгла свет на кухне, после чего сняла пальто и поверила его на вешалку в прихожей. Не раздеваясь, Лайем уселся за кухонный стол.

– Что сказала Микита, когда ты напомнил ей, что вы женаты? – неожиданно спросила Роза.

– Мы ничего ей не сказали.

– Что? Но ведь скрывать это – безумие!

– Стивен считает, что правда может смертельно испугать ее, а нам не нужен рецидив.

Помолчав, Роза задумчиво покачала головой.

– Вы мужчины, вы доктора и думаете, что знаете, как лучше. А я ее мать. Я всегда заботилась о своей Микаэле и теперь не перестану этого делать. Дай мне фотографии, которые ты нашел.

Лайем постарался представить, каково иметь такую Мать, как Роза. Какую силу должно придавать человеку сознание того, что есть место, где он всегда любим и желанен, где он мягко приземлится, даже если упадет с очень большой высоты!

– Роза, – тихо вымолвил Лайем, беря ее за руку. – Я очень рад, что ты здесь. Не представляю, как бы я справился без тебя.

– Ты сильнее, чем думаешь, Лайем. За последние несколько недель я еще раз убедилась в этом. Теперь ты считаешь, что не нужен Миките, что она забыла тебя, потому что не любит. Но ты ошибаешься. Может быть, глаза ее и открылись, но душа пока нет. Моя дочка все еще спит. Дай ей немного времени.

На этот раз она проснулась легче. Ей не понадобилось всплывать со дна бассейна, вокруг нее не плескались черные враждебные морские волны. Она просто открыла глаза.

Много людей обступили ее кровать. Некоторые показались ей знакомыми. Они разговаривали друг с другом и изредка обращались к ней. Она видела, как рты у них то открываются, то закрываются, но звуки их речи казались ей бессмысленными.

«Вы знаете, кто вы… где вы находитесь… что с вами случилось…»

Ей хотелось, чтобы они замолчали и оставили ее в покое. Мало-помалу их лица обрели четкие очертания, а вопросы – смысл.

Доктор Пени, седовласый приятный человек в белом халате, улыбнулся ей:

– Доброе утро, Микаэла. Вы меня помните?

– Пени, – с трудом вымолвила она. В горле саднило. – Что… со мной случилось?

– Вы упали с лошади и ударились головой. У вас была серьезная травма. Вы только что пришли в себя после комы.

Ей хотелось о многом спросить, но нужные слова не находились.

– Не волнуйтесь, Микаэла. Постепенно все вернется на свои места. – Стивен обернулся к своим спутникам. – Пойдемте. Ей нужно отдохнуть.

«Подождите!» – хотела она крикнуть и попыталась сесть в кровати. Это оказалось совсем нелегко: правая сторона тянула вниз, а сил для восстановления равновесия было мало. Сердце колотилось слишком быстро, дыхание стало сбивчивым. И прежде чем она вспомнила нужные слова, посетители уже ушли.

Дверь палаты скрипнула, и на пороге возникла еще одна незнакомая фигура – коренастая женщина в голубом халате. На ее лице сияла улыбка.

– Доброе утро, Микаэла. Как вы себя сегодня чувствуете?

Она нахмурилась. Теперь ее зовут Кайла, и все это знают. Все. Так почему же они продолжают называть ее так? К ней никто так не обращался с самого Санвиля.

Она попыталась произнести свой вопрос вслух, но язык не слушался. Слова теснились в мозгу, но упрямо застревали в горле.

– Вчера вечером мы убрали катетер, помните? Я подумала, может быть, вы захотите пойти в ванную самостоятельно. Доктор придет через несколько минут.

– Кто… где? – Она не оставляла попыток заставить работать свой речевой аппарат.

– Я Сара Филдинг, моя милая, – ответила женщина на ее невысказанный вопрос, затем обошла вокруг кровати и поправила простыни.

Кайла посмотрела на свои ноги. Они выглядели нормальными, здоровыми. Так почему бы ей действительно не размять их?

Сара завела ей за голову пухлую руку и осторожно потянула вверх. Уверенными, опытными движениями она помогла Кайле сесть, а потом встать. Ее слабые ноги норовили подогнуться каждую секунду. Опершись на Сару, она попробовала сделать несколько шагов. Правая нога слушалась плохо, и ее пришлось подволакивать.

– Вы уверены, что сможете самостоятельно воспользоваться туалетом, дорогая?

Туалет. Слово не сразу соотнеслось в ее мозгу с белым фарфоровым предметом в отдельной кабинке в углу палаты.

– Да, – ответила она, хватаясь за поручень. Несмотря на затрудненное дыхание и дрожь в коленках, она все же могла стоять без поддержки.

– Если я вам понадоблюсь, я рядом, – сказала Сара и оставила дверь кабинки приоткрытой.

Кайла опустилась на холодное сиденье. Ей пришлось зажать рот рукой, чтобы не закричать, настолько болезненным оказался процесс мочеиспускания. Закончив, она снова схватилась за поручень и заставила себя подняться.

Только теперь она увидела себя в зеркале. Лицо бледное как мел, волосы коротко и неаккуратно острижены, словно их стриг ребенок.

Господи, у нее ведь были роскошные длинные волосы! Джулиан никогда не позволил бы ей подстричься.

Дрожа всем телом, она склонилась вперед, упершись ладонями в прохладное зеркало. Вокруг глаз и рта она увидела отчетливую сеть морщинок. Она никогда не видела себя такой старой… как Роза. Присмотревшись, она заметила у себя седые волосы. И закричала.

– Что стряслось? – В кабинку ворвалась перепуганная Сара.

Кайла с трудом обернулась.

– Я… постарела. Господи, – прошептала она, закрыв лицо руками. – Что со мной произошло?

– Пожалуй, я позову доктора.

– Я постарела. Что случилось? – Кайла вцепилась в рукав сиделки.

– Я сейчас вернусь. – Та вывернулась и опрометью бросилась вон. Через секунду дверь палаты захлопнулась.

Кайла провела рукой по коротким с проседью волосам. У нее перехватило дыхание. Колени подогнулись.

– О Господи!

Сколько же она пролежала в кровати?

Доктор Пени вбежал в палату. Запыхавшаяся, перепуганная Сара следовала за ним. Кайла взглянула на врача и расплакалась.

– Сколько мне лет? – казалось, прокричала она, хотя на самом деле вопрос прозвучал шепотом.

– Успокойтесь, Майк. – Доктор взял ее под руку.

– Меня зовут Кайла, – упрямо поправила она.

– Приготовить успокоительное, доктор? – деловито осведомилась Сара.

– Нет! Не укладывайте меня спать. Я буду вести себя тихо, – пообещала Кайла и судорожно вздохнула, как будто ей не хватало воздуха. Лицо доктора стало расплывчатым из-за пелены слез. – Просто я… испугалась.

Он прикоснулся к ее лицу так ласково, как будто был ей другом, а она пыталась понять: разве можно проспать так долго, что проснешься старой?

– Помните, я говорил вам, что вы были в коме, Майк? Я подумал, что наряду со своим давним прошлым вы вспомните… Впрочем, не важно.

Она поняла, что значит слово «кома», и вспомнила ту девочку, Карен Энн Кинлан, которая лежала на кровати, свернувшись как котенок. Она таяла на глазах и стала почти невесомой…

Доктор Пени продолжал что-то говорить, не зная, что голова у нее раскалывается от страшного рокота, который мешает слушать.

– Скоро вы все вспомните… Кайла. Главное – успокойтесь. Вам нужно отдохнуть.

У нее задрожали губы. Слезы снова наполнили глаза, медленно стекли в уголки рта, отчего язык стал соленым на вкус.

– И долго я… спала?

– Чуть меньше месяца.

Это известие принесло ей облегчение, и она неожиданно рассмеялась. Она захотела вытереть слезы, но промахнулась и ударила себя по носу.

– Все в порядке, – мягко, почти ласково успокаивал ее доктор Пени. – Вы пока еще плохо владеете собой не только в физическом, но и в эмоциональном отношении. Это поправимо. Беспокоиться не стоит.

Она растерянно улыбалась, хотя слезы продолжали ручьем литься из глаз, и теперь уже крупные капли разбивались о ее голую руку. Она чувствовала себя идиоткой, оттого что плакала и смеялась одновременно. В этот момент ее меньше всего волновало восстановление физических способностей, ее волновала собственная жизнь.

– Сколько мне лет?

Доктор смутился и оглянулся на Сару, затем вздохнул и снова посмотрел на Кайлу.

– Пожалуйста, не лгите, – прошептала она.

– Тридцать девять.

– Нет, этого не может быть! Мне двадцать четыре. Я вышла замуж два с половиной года назад. Джулиане только что исполнился год. Я прекрасно это помню, – возразила она, не сводя с него круглых от страха серых глаз.

– Прошло много времени. Случилось множество событий. Вы их пока не помните. Но все вернется. Будет лучше, если вы не станете слишком много думать об этом, тогда память восстановится естественным образом. Просто нужно подождать.

– Я хочу… видеть своего мужа. – Она собрала всю свою волю, чтобы сформулировать эту короткую просьбу.

– Подождите, – кивнул доктор.

Ее оставили в палате одну. Кайла постаралась успокоиться, глубоко и ровно дыша, и залезла в кровать, где чувствовала себя в безопасности. Джулиан скажет ей правду. Он…

Дверь открылась, но на пороге возник не Джулиан, а совершенно чужой человек. Она покачала головой:

– Нет, это не…

Незнакомец подошел к кровати. Она нахмурилась, стараясь подобрать нужные слова, чтобы попросить его уйти.

Он обнял ее за плечи и привлек к себе. Она чувствовала себя тряпичной куклой, безвольно утонувшей в объятиях чужака.

Он смотрел на нее печальными зелеными глазами. Кайла не помнила, чтобы чей-нибудь взгляд действовал на нее так успокаивающе.

– Всегда, – прошептал он.

Это слово задело трепетные струнки глубоко в ее душе. Дрожь в теле прошла, сердце забилось ровнее, даже воздух, который наполнял легкие, показался более свежим.

Это слово – «всегда» – пыталось проникнуть к ней в сознание, кружилось где-то поблизости, но, не найдя пристанища, улетело прочь.

– Вспомни меня. – Он легонько тряхнул ее за плечи.

– Я вспомнила, – вдруг тихо вымолвила она. – Вы – другой доктор.

Он выпустил ее так неожиданно, что она чуть не упала на подушки. Ей показалось, что она против воли чем-то сильно обидела его. Его зеленые глаза словно потухли.

– Простите, – прошептала она, хотя и не понимала, в чем провинилась. – Я хотела видеть своего мужа.

Когда он отвернулся, она едва не закричала. Ей хотелось, чтобы он снова посмотрел на нее, обнял и утешил. Впрочем, она понимала, насколько смешно ее желание.

– Хорошо. Я позову Джулиана.

Глава 20

Джулиан сидел в приемном покое. Внешне невозмутимый, он все же нервно постукивал ботинком об пол. В комнате их было всего двое – он и Стивен, – но казалось, что народу полно и не хватает воздуха. Несколько минут назад Лайем ушел к Кайле.

Он всю ночь провел без сна, размышляя над тем, когда и как лучше сказать ей правду о прошлом. Теперь почти полдень, а к решению он не приблизился ни на йоту.

Лайем вошел в комнату сам не свой, провел рукой по волосам, и даже издали Джулиан увидел, как дрожит эта рука.

– Она хочет видеть своего мужа, – сказал Кэмпбелл.

– И что теперь? – Джулиан воззрился на Пенна. – Сначала вы сказали, что ей тридцать девять лет, а потом пошли на попятный. Что я ей скажу, если она спросит, где я был все эти пятнадцать лет?

– Скажите правду, – раздался голос Лайема.

– Да, я понимаю, что вам бы хотелось именно этого. – Джулиан вскочил и свирепо посмотрел на своего собеседника.

– Хотелось? Да мне не хотелось бы, чтобы вы находились с ней в одной комнате! – парировал Лайем. – И если она задаст вам прямой вопрос, я требую, чтобы вы ответили правду. Можете ответить уклончиво, только не лгите. Стив говорит, что ей сегодня удалось припереть его к стенке своими вопросами.

– Может быть, мне не следует видеться с ней?

– Как только такого труса взяли на роль Человека-Ящерицы!

– Я играл роль Зеленой Грозы, – автоматически уточнил Джулиан. – Все опасные трюки выполнял дублер. – Помолчав, он понизил голос почти до шепота: – Просто я боюсь причинить ей боль.

– Это лучшее из всего, что я сегодня услышал. Джулиан ждал, что Лайем скажет что-нибудь еще, но тот молчал.

– Ладно, – согласился он наконец. – Я пойду к ней. Медленно, с трудом переставляя ноги, он направился к двери, возле палаты помедлил и нерешительно толкнул дверь, заранее заготовив улыбку на лице. Она спала. Он осторожно приблизился и залюбовался ею: она была так умиротворенна, так прекрасна…

– Джул, это ты? – Ее веки дрогнули, и она открыла глаза.

– Привет, Кай. – Он склонился над ней с улыбкой. Она стала подниматься. На лбу мгновенно выступила испарина от такого серьезного физического усилия.

– Где Джулиана? Я хочу увидеть свою девочку…

– Она скоро будет здесь, обещаю.

– Я скучала без тебя. – Она протянула к нему дрожащую руку. – Я знала, что ты вернешься за нами.

– Я тоже скучал без тебя. – Он сжал ее руку в своей и удивился, насколько искренне прозвучали его слова. Он действительно скучал без Кайлы, скучал без того себя, который любил эту женщину и был любим ею.

– Ты тоже постарел, – пристально рассматривая его со смешанным чувством удивления и смущения, сказала она.

– Как мило, что ты это заметила. Слушай, а ты помнишь…

– Почему мы так постарели?

– Тебе еще нет сорока. Ты молода, – поправил он с улыбкой.

– Джулиан, никто не говорит мне правду. Но ведь ты не станешь лгать? Прошу тебя… я должна понять.

Он хотел бы солгать, но понимал, что выбора у него нет.

– Дело в том, что у тебя в памяти образовались провалы. Но доктора говорят, что она скоро восстановится. Нечего волноваться из-за ерунды.

– Шестнадцать лет жизни – не ерунда.

– Все вернется. Только не спеши.

Он склонился и поцеловал ее. На вкус она была такой же, как и много лет назад. От ее губ веяло сладкой податливостью и домашним теплом. Прикоснувшись к ним, он почувствовал, что обрел наконец себя…

– Как я могла забыть шестнадцать лет любви к тебе и Джулиане? Расскажи мне о нас, Джул. Помоги мне вспомнить.

– Видишь ли, детка… – Он постарался изгнать грусть из своего голоса. – Она стала красавицей. Твоя точная копия, Кай.

– Я помню, как ушла от тебя, – нахмурилась она. – А ты помнишь?

– Да.

– Помню, как собирала чемоданы, как купила машину – большой грузовой фургон – и загрузила ее доверху. Я ничего не взяла из нашего дома, даже деньги оставила тебе. Я была уверена, что ты скоро приедешь за нами… Помню, что долго, очень долго ждала, но кажется, так и не увидела тебя снова.

Джулиан был готов расплакаться и ненавидел себя за свою слабость, тогдашнюю и нынешнюю.

– Прости меня, детка. Господи, как мне жаль!

– Давно, Джул?

– Что «давно»?

– Давно?

Он прикоснулся к ее нежной щеке. Отступать было некуда; он мог соврать, но это не имело никакого смысла. Она сама могла вспомнить все в любую минуту.

– Сейчас. Только сейчас, – ответил он усталым, надломленным голосом.

– Что «сейчас»? – нахмурилась она. – Мне тридцать девять лет, и это значит, что нашей дочери шестнадцать. Не хочешь же ты сказать, что…

– Только сейчас, – повторил он еле слышно.

Ее глаза наполнились слезами, отчего его сердце защемило от боли. Ему стало душно: казалось, в палате не осталось воздуха.

– Значит, за все эти годы ты так и не вернулся ко мне?

– Я был молод и глуп, – с трудом проглотив горький комок слез, ответил Джулиан. – Я не понимал, как дорога мне ты и наша жизнь. Я очень долго взрослел.

– Не вернулся… – бесцветным голосом повторила она. – О Боже…

– Кайла, мне очень жаль.

– Ничего. Я давно забыла.

– Не смотри на меня так.

– Как?

– Как будто я разбил тебе сердце.

Она попыталась вытереть слезы, но рука не слушалась, и она снова ударила себя по щеке.

– Ты уже сделал это однажды, давно. Но мне посчастливилось пережить это во второй раз сейчас. О, Джул… – Она откинулась на подушку, уже не стараясь сдержать слезы. – Я так люблю тебя. Но ведь этого недостаточно, да? – Она отвернулась и закрыла глаза. – Как бы я хотела забыть тебя!

– Не говори так, пожалуйста… – Он хотел поцеловать ее, но понимал, что не имеет права. Он снова причинил ей боль. Этого он ожидал, но не предполагал, что ему самому это доставит такие мучения. Теперь, глядя в ее полные слез глаза, он вдруг понял, что потерял. Впервые ему захотелось вернуть ушедшие годы, снова стать человеком, который умеет любить.

– Уходи, – сказала она, неуклюже перевернувшись на бок.

– Кайла, не надо…

– Уходи, Джулиан. Пожалуйста.

Если бы он обладал смелостью Лайема, то нашел бы что сказать, но в душе у него было пусто. Поэтому он молча повернулся и пошел к двери.

– Я хочу увидеть свою дочь, – бросила она ему вслед. Он молча кивнул и вышел.

Ей хотелось свернуться калачиком и оказаться внутри маленького шарика, в который не было бы доступа жестокой реальности.

Он не вернулся к ней.

Она не могла постичь этого. Новость сломила ее. Она долго лежала в кровати, пытаясь осмыслить правду, которая подавляла ее своей необъятностью.

Что она делала все эти годы? При нормальном течении событий, если бы она полностью владела собой, стала бы она смеяться над Джулианом, прогнала бы его прочь, сказала бы, что ее любовь умерла давным-давно?

Черт побери! Она понятия не имеет, как жила, кем стала с тех пор, как они расстались. Все, что она знала, чувствовала, во что верила, все важные воспоминания – все пропало. То, что составляло саму ткань жизни, исчезло, и ткань рассыпалась.

А что стало с ее дочерью, которая уже давно перестала быть ребенком? Она помнила ее грудным младенцем с пухлыми щечками и темными кудряшками, готовую каждую секунду то разреветься, то расхохотаться. Она помнила, как держала ее на руках, свои ощущения в тот момент, запах детского тела. И больше ничего. В ее памяти не осталось ни рождественских подарков, ни выпавших молочных зубов, ничего… Шестнадцать лет чернели, как бездонный провал.

Она хотела бы рассердиться на себя, но не могла, хотя гнев был все же лучше, чем боль от вновь пережитого воспоминания.

В глубине души она ощущала себя двадцатичетырехлетней женщиной, влюбленной в своего мужа. Только он давно ей не муж, а ей не хватило шестнадцати лет, чтобы залечить сердечную рану, вызванную их разводом.

Эти шестнадцать лет были стерты из ее памяти.

А без памяти невозможны ни изменения, ни рост личности. У нее была только любовь к Джулиану, только эта безумная дистанция, с которой она уже не могла сойти.

Он едва не погубил ее своим предательством. Осознание того, что он так и не вернулся, полоснуло ее бритвой по и без того израненному сердцу. Она так сильно любила его – и эта пагубная любовь чуть не убила ее. Но знать что-то еще не значит, что ты можешь это изменить.

– Микита, ты не спишь? – раздался голос из-за двери.

– Мама!

На пороге стояла радостно улыбающаяся Роза. Микаэла взглянула на мать и зажала рот рукой, чтобы не закричать.

– О Господи…

Годы не пощадили Розу. Ее волосы были белы, как только что выпавший снег, под глазами темнели круги, кожа стала дряблой и морщинистой. Микаэла хотела спросить, что случилось, но ответ был очевиден – время и несчастная любовь. Поэтому вопрос так и остался невысказанным.

– Как я рада! – воскликнула Роза, подходя к кровати ласково гладя дочь по щеке. Затем она склонилась и целовала ее в макушку. – Вот уж не думала, что когда-нибудь увижу твою улыбку, дочка.

– Здравствуй, мама, – сдавленно ответила Микаэла.

– Я так скучала без тебя.

– Что со мной случилось? Никто не хочет сказать не правду.

– Ты упала с лошади.

Роза взяла со столика щетку и стала причесывать короткие растрепанные волосы дочери.

– Мне так и говорят. Но какого черта я делала на лошади?

– Ты не разучилась ругаться, это приятно, – улыбнулась Роза. – За последние годы ты стала прекрасной наездницей. Тебе нравятся лошади.

– Расскажи о моей дочурке, мама, – попросила Микаэла, удерживая Розу за руку.

Роза отложила щетку в сторону и взялась за спинку кровати.

– Теперь мы называем ее Джейси, и она так красива, умна и послушна, что любая мать позавидует тебе. – Она взглянула на Микаэлу влажными от слез глазами. – Твоя дочь прекрасна, и у нее много друзей. Телефон в доме не смолкает ни на минуту. Оглядись внимательно, Микита, и скажи, что ты видишь.

Микаэла впервые обратила внимание на обстановку. Оказалось, что повсюду расставлены вазы с цветами, а к каждому букету прикреплена карточка с пожеланиями.

– Это все от Джулиана?

– Вовсе не от него, – махнула рукой Роза. – Это от твоих друзей. Теперь ты живешь здесь, здесь твой дом.

Это чудесное место, гораздо лучше, чем Санвиль. В каждом магазине, куда я захожу за покупками, меня спрашивают, как ты себя чувствуешь. Соседи приносят нам продукты и готовую еду. В этом городе тебя очень любят, дочка.

Микаэла не могла представить себе, что наконец обрела дом – место, где ее любят и ценят – и не помнит об этом. Какая несправедливость…

Она подняла на мать полные слез глаза.

– Но ведь он так и не вернулся ко мне, мама.

– Я знаю. Ты очень долго не могла пережить это. Может быть, вдвойне труднее вновь понять это сейчас. Но ведь ты помнишь, почему ушла от него. А теперь тебе следует выкинуть это из головы.

– Я хочу увидеть дочь.

Роза долго молчала, прежде чем ответить:

– Твоя забывчивость глубоко ранит ее сердце… Доктор Лайем советует подождать, пока ты все вспомнишь. Ты ведь не хочешь причинить девочке боль, правда?

У Микаэлы сжалось сердце.

– Я помню, как ужасно, когда родители не хотят тебя знать. Так поступал… мой отец.

– Раньше ты никогда не называла его так.

– Знаю, – устало вздохнула она. – Но от названия суть не меняется, правда?

– Нет, – согласилась Роза и достала из кармана фотографию. – Вот.

Пальцы не слушались Микаэлу. Она не сразу взяла фотографию, но даже тогда Роза не отпустила ее руку и помогла поднести снимок к глазам. На нем под рождественской елкой стояли трое: сама Микаэла, ее мать и прекрасная молодая девушка. Елка, сверкающая множеством огней, находилась в незнакомой комнате. Микаэла жадно разглядывала девушку – карие глаза, милая улыбка, черные волосы до талии.

– Это и есть моя Джулиана… нет, моя Джейси.

– Да. Твоя память внутри тебя самой, Микаэла. Положи фотографию себе на грудь и засни. И тогда твое сердце вспомнит то, что забыл разум.

Микаэла не могла оторвать взгляда от глаз, которые были так похожи на ее собственные. Но как она ни старалась, не могла вспомнить, как обнимала эту девушку или как целовала ее перед сном.

– Господи, мама… – прошептала она в ужасе и разрыдалась.

Глава 21

Сразу после второго завтрака Микаэла заснула.

Она понимала, что ей снится сон. Впервые с тех пор, как она пришла в себя после комы, ей снился нормальный сон, и ощущение собственной нормальности восхищало и успокаивало ее. Во сне мир представал перед ней смешением голубых и зеленых красок. Мягкий летний ветерок шевелил макушки высоких деревьев.

Она брела по пустынной дороге. Тело полностью подчинялось ей: правую ногу не нужно было подволакивать, пальцы рук сжимались в кулаки. Она завернула за поворот и увидела перед собой амбар, прилепившийся к склону холма. Вокруг него мирно паслись лошади, утопая в густой траве.