Три яйца, или Пистолет в задницу
ModernLib.Net / Поэзия / Ханинаев Виталий / Три яйца, или Пистолет в задницу - Чтение
(стр. 4)
директора НИИ, кинозвезда прелестная с ликером пьет чаи. Борец за правду, режиссер, пуд киносоли съел, он был неглуп и был хитер, и знал, чего хотел. И так как кинорежиссер был попросту не прост, играл героя не актер, а занимавший пост. А он, почтенный гражданин, и дочка, а жена, в Москве есть славный магазин, там продавцом она. Весь день ни лечь тебе, ни сесть, и вежливою будь, но, слава богу, грузчик есть, поможет как-нибудь. Пусть грузчик тот немного груб, зато собой хорош, пусть пьян, но так берет за грудь, что разбирает дрожь. А дочке восемнадцать лет, студентка МГУ, и влюблена она в балет, и в негра Мамаду. Он нужен ей не для души, план у нее большой. Он - сын гвинейского паши, и будет сам пашой. И чтобы негру доказать, что чувства все же есть, пришлось на все закрыть глаза и позабыть про честь. И вот в кино приглашены, чтоб было все точь-в-точь, на роли дочки и жены сами жена и дочь. А поезда, как водится, не ходят поезда, и в роль кинолюбовницы вживается звезда. По фильму быть она должна да в отпуску своем. Работа не указана, к чему нам знать ее. Сняла веранду женщина в директорском дому. Не помешает денежка жене, да и ему. Гудит мотор, и включен свет, актриса входит в роль. Сам режиссер, где жизнь, где нет, не разберет порой... В торговле нету, как ни мни, невиданных чудес. Жене директора НИИ как воздух нужен стресс. Пусть магазин в долги залез, пять дней идет учет, в подсобке мило, нужен стресс, а таракан - не в счет. А дочь сдает предмет простой да по истории, с экзаменатором в пустой аудитории. Профессор, доктор МГУ, он на нее полез, сказал: "Я больше не могу, поймите, нужен стресс!" Ее за талию обняв, ученый старый бес сказал: "Есть внуки у меня, жена, но нужен стресс!" Но обратимся вновь к кино, как там у нас дела? По-прежнему течет вино? Стрессованы тела? Ах нет, уже монтаж идет, сам фильм давно отснят. Берет актриса за свой счет двадцать четыре дня. Снимает комнату она в директорском дому, ведь денежка всегда нужна жене, да и ему. Директор хлещет водочку да с кинозвездой, жена набила сумочку да редкою едой, дочь укатила на ночку да с негром Мамадой, а я поставлю точечку и с этой ерундой приду к жене, она прочтет стихи на интерес, и, может быть, тогда поймет, что мне так нужен стресс! Томилино. март 1983 СТИХОТВОРЕНИЕ ШУТОЧНОЕ, ПЕРЕХОДЯЩЕЕ В СЕРЬЕЗНОЕ Ее наружность и фигура меня, как вкус вина, пьянят. Стрела несносного амура звеня, вонзается в меня. Пусть за повадки балагура меня друзья не извинят. Иначе женская натура, ее мои слова пленят. Я про "Созвездье Козлотура", что Искандера Фазиля, про Боливара, Бонивура, про Гулливера пел ля-ля. Скрывая запах перегара, хоть я портвейн сырком заел, я песни пел про Ринго Старра и про "Макара" песни пел. Я говорил про прелесть бара, который сломан на Таганке, как сломана была гитара в соседнем здании по пьянке. А человек тот, чью гитару сломали злые человеки, не снес всей тяжести удара, погиб, но не умолк навеки. Он распахнул, как двери, душу и сердце вырвал и был весел. Он знал, что люди будут слушать стук его сердца в его песнях. Рассказ - трагедия, не драма, меня, как ветер, понесло. Я потерял из виду даму. Быть может, мне и повезло. Я думал про того мужчину, который умер в сорок два. Про то, что третию годину в июль отметит вся Москва. Те, кто в судьбе его повинны, ногтя его стоят едва ль. Я вспомнил, испустив дух винный, его последние слова: "Светя другим, сгораю сам". А тараканы из щелей: "Зачем светить по всем углам? Нам ползать в темноте милей". "Светя другим, сгораю сам". А нетопырь под потолком: "Какая в этом польза нам? Висел бы в темноте молчком". "Светя другим, сгораю сам". Сверчок из теплого угла: "Сгораешь?! Тоже чудеса! Сгоришь, останется зола!" Сгораю сам, светя другим. Так где же вы - глаза к глазам, Те, для кого неугасим, "Светя другим, сгораю сам". 13 мая 1983 МИГ И ... НИЧЕГО Ничего, что жизнь такая штука, где что ни день, где что ни час, то мука. И если даже бегаешь ты быстро, нож не догонит, так догонит выстрел. Ничего, что жизнь такая стерва, в лице людей она нам портит нервы. В лице детей заметно нетерпенье, но будет миг, и будет облегченье. Ну так где ж он, этот миг, я все дали проглядел, летом взмок, а в осень сник, а зимой заледенел. А весною я расцвел в ожидании его, все поля, леса подмел, но не видел ничего. Ничего, что жизнь такая песня, где чем известней, тем и интересней. И если песню запоешь иначе, то по тебе все близкие заплачут. Ничего, что песня эта странна, нам другую петь не по карману. Мы привыкли к хоровому пенью, но будет миг, и будет вдохновенье. Ну так где ж он, этот миг, я все дали проглядел, летом взмок, а в осень сник, а зимой заледенел. А весною я расцвел в ожидании его, все поля, леса подмел, но не видел ничего. Ничего, что мига долго нету, я хожу, брожу по белу свету. К людям добрым я ласков и нежен, и они мне отвечают тем же. Ничего, что злые люди чаще мне встречаются в подлунной чаще. Я стерплю, сжав зубы, столкновенье, но будет миг, и будет просветленье. Ну так где ж он, этот миг, я все дали проглядел, летом взмок, а в осень сник, а зимой заледенел. А весною я расцвел в ожидании его, все поля, леса подмел, но не видел ничего. Ничего, что в жизни много гнили, я уже давно лежу в могиле. Сам с собой веду смешные речи, проползет червь, даже не замечу. Ничего, что в жизни много плесени, я лежу в земле, горланю песни. И пускай земных людей жизнь бесит, но будет миг, и поубавят спеси. Ну так вот он, этот миг, он к нам с неба прилетел, дети в плач, а баба в крик, а мужик не протрезвел. Ветер прах людской подмел, стало тихо на земле... А весною я расцвел стебельком в пустынной мгле. Коренево. 1-2 июня 1983 Я ЛЮБЛЮ МОСКВУ Я люблю Москву за тишь Арбата, за покой, что в ней царил когда-то, за талантов добрые мечты. На Ваганьковском могила свята, все в цветах, и все не так, ребята! Я люблю Москву, Его, цветы. Я кляну Москву за нервный скрежет, ненавижу полчища приезжих, у прилавков ждущих дефицит. Я шлю к черту мимо урн плюющих, еще дальше - медленно идущих, и совсем далеко - весь лимит! июль 1983 ОТНОШЕНИЕ Мне от безличья душно, от безразличья страшно, когда так равнодушна душа, и плоть продажна. Мне от цинизма тошно, а от запретов скучно. Не все, что нужно, можно. Не все, что можно, нужно. Одним темно без света, другим: тьма - путь наживы. Кто вправе жить, тех нету, кто злы и лживы - живы. Людей-товаров уйма, все подлежит продаже. Кто говорит подумав, что думает, не скажет. Кто говорит не думав, потом о том жалеет. И бьет в лицо угрюмо снег дальней параллели. Кто воду в ступе толчет, тот счастлив, хоть и ложно... Я не могу жить молча, и потому мне сложно. 21 июля 1983 БЛАТ Оттого, что человеку человек и друг, и брат, сделав в обществе прореху, утвердился в жизни блат. Время шло. Стал человеку человек и волк, и враг, но "связистам" на потеху блат живет, прибавив шаг. Рынок сбыта выше злата ценит связей прочный круг. Кто закован в цепи блата раб, но рад. Все сходит с рук. Мы к решению вопроса подползем из глубины, всех блатных на рынке спроса отдадим за полцены. Обанкротим рынок сбыта блат умрет. Утихнет спрос. Мы улучшим точки быта и повысим наш прирост. Чтобы блата мертвечину нам не чуять, скрывши боль, мы поднимем дисциплину и усилим наш контроль... А пока что человеку человек и жук и брут. Блат шагает в ногу с веком, разлагая честный труд. 21 июля 1983 * * * Когда ты женщине, любя, задашь вопрос: сколько мужчин владело ею до тебя? Ответ ее один: ОДИН! Услышав сей ответ, мой друг, ты за собой захлопни дверь. Ищи себе других подруг, а этой женщине не верь. Молдавия, г. Рыбница, август 1983 * * * Ах, память-паутиночка, расставить сеть спешит. По улице блондиночка навстречу мне бежит. Ах, всплыло что-то братское да в памяти моей: квартира... ночь... "Арбатское"... Я улыбнулся ей. Ах, память-паутиночка, меня в сеть не лови, твои паучьи ниточки не приведут к любви. Ленинский пр-т, 26 сентября 1983 ЖИЗНЬ ПРОХОДИТ Я, может, не умру в крови, но я сгнию от скуки. Вся жизнь проходит без любви, без встречи и разлуки. С ума я, может, не сойду, но захлебнусь от поту. Вся жизнь уходит на еду, дорогу и работу. Бегут года как с гор вода, как кони по загону. Всю жизнь преследует беда, как вора по закону. Мне чей-то выстрел или нож не предназначен вроде. Всю жизнь подстерегает ложь на каждом повороте. Мне, может, мерзостная мразь не перейдет дорогу. Всю жизнь затаптывают в грязь, помалу, понемногу. Я, может, время коротать отчасти не умею, но жизнь проходит скоро так, а счастья не имею. Я, может, не умру в крови, не грянет чей-то выстрел. Но жизнь проходит без любви, и жизнь проходит быстро. 2-3 декабря 1983 МАЛО ЛИ... Мало ли людей есть в мире, миллиардов миллион. Часть - на трупах, часть - на лире, люд-людской... Да мил ли он? Мало ли на свете женщин некрасивых, но вполне годных для того, чтоб вещи заменять друзьям и мне. Мало ли мужчин на свете, коих можно охмурить, бесполезных, но заметьте, мне способных шестерить. Мало ли детей по свету ходит, папочку кляня, требуя его к ответу... Все похожи на меня. Мало ли стихов по миру колесит из уст в уста. А казенная квартира все для автора пуста. Мало ли грехов в Союзе, порожденных от любви к самой ненасытной музе... Все грехи, стихи - мои. Мало ли у нас спектаклей, где не выдают бинокль, где все видно так, не так ли? Но увидеть - не дай бог. Томилино - м. "Ждановская" - м. "Площадь Ногина" 23 декабря 1983 ПО ПРИВЫЧКЕ, ПО ПРИУЧКЕ Люди едут в электричке на работу по привычке, вылезают на платформу, все одеты в одну форму, и выходят на дорогу, и шагают только в ногу, понемногу, помаленьку унимают боль в коленках, на бегу купив газеты, подешевле сигареты, забираются в метро, где все сделано хитро, за монету, но без мата, валят мимо автомата, словно землю экскаватор, их сгребает эскалатор, те, что слева, те летят, те, что справа, те стоят, снова едут в электричке под землею по привычке, после наверх, а потом кто в троллейбус, кто пешком, и сидят в учережденьях, и в уме считают деньги, те, что вычтут из зарплаты, часть - в Фонд Заработной Платы, часть - в защиту Така-Туки... так сидят, устав от скуки, совмещают перекуры, шуры-муры и амуры, заседают до шести, а пора домой идти, забегают в магазины, постоят час с половиной, позвонят кому не надо, заберут дитя из сада, глубоко вздохнут, потом кто в троллейбус, кто пешком, забираются в метро, где все сделано хитро, после наверх, наверху часть - к запретному греху, часть - к познанию в пивзале, и в толкучку на вокзале. Люди едут в электричке в гнезда-норы по привычке, в электричке и в толкучке, по привычке, по приучке, и выходят на дорогу, и шагают только в ногу... Оно в ногу, может, просто, но они идут по мосту, все идут и ждут аванса, а дождутся резонанса. 6-7 января 1984 ЗАКАЗ ХУДОЖНИКУ Нарисуйте меня некрасивым, покажите рожденье греха, напишите прилив сине-синим, и добавьте огрехи стиха. Грудь расплющьте до боли, до хруста, клочья сердца - вразброс на полу, и вокруг: ничего, пусто-пусто, только мяч и гитара - в углу. Наверху, вместо лампы, проводка, на проводке - бутылка, а в ней или чисто пшеничная водка, или сносно дешевый портвейн. А на женщин - ни толики краски! Моя совесть должна быть чиста: на сей день, может фея из сказки мало-мальски достойна холста... Мне плевать: акварель или пастель (ведь шедевр, он всегда, - на века), только сделайте так, Вы же - Мастер, чтоб с картины на землю текла, как вода из дефектного крана, ало-алая теплая кровь. И последнее (пусть это странно): назовите картину: "Любовь". 12 января 1984 ЛЮБОВЬ КАТАЕТСЯ ПО КРУГУ Любовь катается по кругу, зря людям нервы теребя. Так, в неурочный час досуга, я взял и полюбил тебя. Любовь катается по кругу, живет, балдеет, гнет свое. Ты познакомила с подругой, я взял и полюбил ее. Любовь катается по кругу, Подруга привела своих подруг. И, позабыв подругу, я взял и полюбил всех их. Любовь катается по кругу, зря людям нервы теребя. Я снова был с твоей подругой, а через день любил тебя. Любовь катается по кругу, цена билета: по рублю. Вы мне ответьте в час досуга, кого ж я все-таки люблю? Ее? Или ее подругу? Или подруг ее подруг? Любовь катается по кругу! И круг не разорвать!... А вдруг? Москва - Коренево. 19 января 1984 КОРОЛЬ БЕЗ ИМЕНИ И СЛАВЫ Пусть страсть питают к славе валеты и тузы. Мне лично слава давит на мочевой пузырь. Пусть кончено с элитой, и туз валету брат. Но если карта бита, кто будет виноват? Пусть есть билет на драму, и есть билет в балет. Но как поделят даму туз, скажем, и валет? Ну, пусть валет подарит тузу игру страстей, по паре всякой твари. А разница мастей? Ну, пусть кто в масть, тот меньше расходует рубли на интервью и женщин. А что же короли?... Король не будет гнаться за бабой и рублем. Зато он будет зваться средь голи королем! Без санкций, но с азартом король готов служить простейшим смертным картам... И пусть он будет ж и т ь за перенос реалий глаголом на листок в опале и в подвале с окошком на восток... Пусть я - "король" в кавычках, пусть - не король совсем. Ни кредо, ни привычка: быть всем и быть ничем! Пусть пьют низы и пешки, пусть ведают верхи, пусть мир дичает в спешке... А я пишу стихи. И пусть стремятся к славе валеты и тузы. Мне лично слава давит на мочевой пузырь. 21-22 января 1984 ГРАНЬ Яне Б. Таких, как Вы, прекрасных дам немного на Руси. Нет сил сказать всю правду Вам, но и солгать нет сил. Я поздно Вас узнал (увы). Вы - лучик чистоты. Я больше не могу на ВЫ, я так хочу на ТЫ! Ты будешь по земле ходить, безгрешностью скользя. Тебя нельзя не полюбить, а полюбить - нельзя! Москва-Коренево. 25 января 1984 СОБИРАТЕЛЬНОМУ ОБРАЗУ Ты пудру по лицу размажешь и густо напластаешь тушь, пойдешь и никому не скажешь, что у тебя есть сын и муж. Войдя в покои ресторана, за столик сядешь к негру Джо. Ты четко знаешь: еще рано, и потихоньку пьешь крюшон... Твой муж сидит один в квартире, ест в сухомятку хлеб и сыр, глядит футбольный матч в эфире и нервно теребит усы. "Спартак" в атаке, муж доволен и про тебя совсем забыл. Он любит, но футболом болен... Гуляй... Гаврилов гол забил. ... Под звуки старенького румбо тебя уводит черный франт, чтоб в общежитии Лулумба ты обрела любовь и франк... Твой сын блюет на спорт и школу, смешав с портвейном чистый спирт. Он где-то в Химках полуголый с лимитчицей из Пензы спит. Его подруга истерична не потому, что потому... А потому, что венерична и знает, что несет ему. ... Твой властелин ночи чернее, чернеет русская душа. В далекой маленькой Гвинее его отец - большой паша. И ты домой придешь под утро, муж на работе, сына нет. В твоих глазах - блеск перламутра от горстки чуждых нам монет. В твоих слезах - пороки женщин! Не те друзья, семья не та. А тут и деньги есть, и вещи, и за душою... пустота. 24 февраля 1984 В ЛЕНИНСКОЙ БИБЛИОТЕКЕ В ленинской библиотеке нет мест сну или потехе, нет мест циникам и хамам, но есть вход прекрасным дамам. Женщины какие стали, изучают свойства стали. Хоть у каждой грудь упруга, все - на месте, но супруга нет. Ведь если все на месте, то не значит - быть невесте. И, превознемогая скуку, лезут женщины в науку как с трудом влезают в джинсы, и ломают старый принцип, пережевывая книги и выдумывая фиги. А мужчины, те - под стать им, тоже лезут, черти, кстати. Стать мечтают докторами. Под надутыми парами скачут в сумраке за таксой, перепрыгивая Маркса, силятся сбежать от лени... Улыбаясь, смотрит Ленин. ... Все, как правило, женаты, не бедны и не богаты. Будущие кандидаты не ознаменуют даты ни рождением, ни смертью, ни строкой письма в конверте, ни открытием, тем боле не гореньем вкупе с болью. Возраст их не ограничен, дух материи первичен. Лица их пока угрюмы и недороги костюмы. Но они вполне отличны от трудящихся фабричных. Как в салоне, как в аптеке, на продукции - наклейки, в ленинской библиотеке есть ярлык на человеке, совести и знаний ценник... Может быть, какой-то циник, хам сюда прорвался все же, чтобы, улизнув из кожи, почитать чуть-чуть во храме о другом подобном хаме. И, в плаще оставив спички, подойти к другой циничке, прикурить и трали-вали о науке и морали, о любви и о погоде, и о том, что мини в моде... И циничка прочь из храма семенит в объятьях хама к неприкаянной постели, позабыв о высшей цели. А всерьез, в библиотеке нет мест сну или потехе. Если есть и исключенья, то они не от ученья, а от пошлости и фарса... Перепрыгивая Маркса, лезут бездари в науку и в казну вонзают руку. Лезут, будто к тете Фене... Улыбаясь, смотрит Ленин. ... Лезут женщины, мужчины, и без видимой причины. 12 апреля 1984 * * * Жаль! Москва, - эластичная дура, все трещит, разъезжаясь по швам. Рвут на части Москву "лимитура", "абитура" и южная шваль. Боль! Москва, - дружелюбная будка, в саже от африканских жлобов. И московских дворов проститутка разменяла на деньги любовь. Рубль! Москва продается в купюрах из мясницких и рыночных рук. Руль доверен ублюдкам и дурам, и в Москву им подобные прут. Мат! Москва, - заскорузлое слово, перемызганная во сто крат. Блат режимом основан. И снова расчленяет столицу кастрат. Вот Москва, - посмотрите на снимок, таковою была век назад. Происшедшее необъяснимо: вот Москва - посмотрите на зад. апрель-май 1984 ПИСАТЬ О ЖЕНЩИНЕ Писать о женщине возвышенно достойней дела не найти. Писать восторженно и бешено, сметая суету с пути. Писать о женщине с горением, абрис ее боготворя... Я сам бы написал творение, да ручку где-то потерял. 18 мая 1984 * * * Когда на улице порой я слышу мат. Такой привычный всем. Я думаю о том, что весь рабочий класс - есть авангард! Верх общества! И нашего притом. Когда на улице порой закрытый сад. А в нем все - короли. Я думаю о том, что весь народ цепляется за блат, хотя не каждый станет королем. Когда на улице порой лежит не пьянь. А дядя в смокинге. Я думаю о том, что и интеллигенция стирает грань между физическим и умственным трудом. Когда на улице порой гарцует негр. Такой весь черненький. Я думаю о том, что он в своей неразвитой стране не гарцевал бы этаким тузом. Когда на улице порой кого-то бьют. Ногами по лицу. Я думаю о том, что человек оставил свой уют и медленно становится скотом. Когда на улице порой такая грязь. Такая слякоть, дождь. Я думаю о том, что мат, и блат, и пьянь, и чернь, и мразь: все это - наш большой огромный дом! Когда на улице порой под фонарем кружится мошкара. Я думаю о том, что человек проводит дни с календарем, чтоб отличить день ото дня числом. Когда по улице порой иду один, я думаю про нашу с вами жизнь. И чувствую - народ не господин, а раб своей озлобленной души. 18-19 марта 1985 года СМЕРТЬ НА СЦЕНЕ Зал затих. Я вышел к вам на сцену, взял гитару, струны перебрал. Тихим эхом отозвались стены. Я не пел. Зал напряженно ждал. Эту песню я готовил долго. В этой песне - прошлого итог. В ней и боль, надежда, и тревога... Я играл, а петь начать не мог. В этой песне - сущность отношенья к жизни, к женщине, к делам страны. В ней прошенье за мое прощенье, хоть мне и не искупить вины перед тем, кого я предал, перед той, с которой подл я был. В этой песне - жизненное кредо... Я не пел. Я словно текст забыл. В этой песне - мысль, что все мы едем. Нас везет один локомотив в мир, который так красив, но бледен... Я немного изменил мотив. В этой песне - быль, что нету почвы под ногами. Я как в гамаке. И любовь, и дружба: все непрочно. Мир красив, но это лишь макет. В этой песне - боль: кем станет дочка, и чужой становится жена. А в финале песни - только точка... Я не пел. А в зале тишина. Эту точку я сыграл мизинцем на почти оборванной струне. Я смотрел в задумчивые лица и ловил классический момент. Мне не надо более моментов, пусть не будет больше в жизни дел. Я услышал гром аплодисментов. Но за что? Я ничего не пел! Я ушел, и занавес закрылся. Я заплакал, не стыдясь, навзрыд. Все, друзья! Сейчас во мне свершился сердца неминуемый разрыв. 6 июня 1985 года. Коренево-Москва-Красково * * * След не оставляю на песке. Вино забытое. Прижмусь к полуночной Москве щекой небритою. Забыв, как масса москвичей, про пива реченьку, я осознал земных речей противоречие. Ношу уверенней портфель с утра до вечера. Слюна, как розовый портвейн, и делать нечего. Я так давно не посвящал в свои стихи жену. С Москвой целуюсь по ночам, не тянет в хижину. К тому же дом стоит пустой, но чем он держится. Скажите, нравственно ль с Москвой в спаленке нежиться? А в подмосковье и в Москве одни лимитчики. Ночные улочки в тоске снимают лифчики. Их обнаженные тела ветром затасканы. Морщинка на груди легла. Проехало такси. Горячий, как нацмен, асфальт оставил след от шин. Я, зафиксировал фальстарт, соперников отшил. Последней еду электричкой. Час бьют часики. А на стекле танцуют три буквы из классики. Их автор явно не поэт. Возможно, девочка. Возможно, ей пятнадцать лет. Сломалась веточка. От дня и жизни одурев, закрыл свои глаза. А я родился в сентябре. Сентябрьская слеза. След не оставлю на земле. Лицо нетрезвое. Сегодня всадник не в седле. А лошадь резвая. 1985 год * * * Светлане Ковалевской Я измучен дешевыми ласками и устал слушать всякую чушь тех, кто лица скрывает за масками, на которых помада да тушь. Но поет во сне Кореневский хор, что есть девушка - чистый алмаз. Отпустил коня, да спустился с гор... Полюбил, да взлетел на Парнас. Не умел любить, как положено, запульсировала кровь в висках. Полюби меня, нехорошего, обними меня да приласкай. Четверть века мне, даже более. А дорога моя неверна. Ночь. Тебя хочу аж до боли я. Ночь прошла. Снова день, как вчера. Только в душу мне червь, как чей-то нож, тычется, голый нерв теребя. Может, нет любви, может быть, все - ложь... С Новым Годом и счастьем тебя. Про тебя скажу, мою сладкую, я уверен, что год принесет тебе счастье в дом и жизнь гладкую. Будет добрым к тебе новый год. Про себя скажу, парня пришлого, я уверен, уже никогда лучше старого года прошлого не пройдут остальные года. Про себя скажу, парня нервного, я измотан от жизни такой. Кто укажет мне путь до верного, может, он - за далекой рекой. Кто залечит мне раны старые и беду отведет от меня. Может, сбудется, может, встану я во весь рост и окликну коня. Посмотри, как с гор конь несется вскачь, как летит он к твоим ногам, как он примет нас, смейся или плачь, и умчит нас к другим берегам. В стороне чужой выпал белый снег, а под снегом - цветы и река... Оборвался сон. В темноте ослеп, и болят почему-то бока. Разбудив себя окончательно, я сумел полностью осознать, что ничем жизнь не примечательна, что весна показалась со сна... Я, изрезанный праздничными ласками, твоего не оставил следа, взял мольберт с ритуальными красками и уехал в далекую даль. декабрь 1985 ГОДОВОЙ СТИХ К*** Ильичево кино учит нас понимать, что не нужно, что просто красиво. Жизнь течет, как вино, мне уже 25, я не знаю, на что тратить силы. 25 лет свои я кладу на ладонь, холодеет душа от мороза. Вдруг огонь, след любви, а потом только вонь, на ладони - кристаллик навоза. Мне наскучило пить, видеть сны и читать, я бедою залит, как водою. Мне уже 25, я устал сочетать
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5
|