К концу июня рота была уже укомплектована процентов на шестьдесят, и солдаты начали ходить не только в наряды по роте, но и по столовой, посыльными по полку, а принявшие присягу заступали в караулы. Часто у меня просили солдат на вещевом складе, куда я радостно сплавлял человек пять в помощь. Мне было меньше мороки, а солдаты оставались довольны. Их всегда прикармливали за мелкую помощь на продуктовом складе, который находился в том же месте.
      В батальоне началось передвижение офицерского состава. Уже ни для кого не было секретом, что ротный старается пробить себе место в военкомате, хотя, кто будет новым командиром подразделения, известно еще не было. Салюткина перевели в роту, где я служил, командиром первого взвода, а командир моего взвода еще не объявился, и я исполнял обязанности командира взвода, что было не так и сложно. На совещания офицеров меня не вызывали, а солдат во взводе было не так и много, но это давало мне право реже заступать в наряды.
      В очередной наряд по полку я взял с собой молодых солдат. Убирали они четко и слаженно, тем более все трое были "братья-славяне", что радовало не только меня, но и дежурного по полку капитана Щитова, ожидавшего перевода на другое место службы…
      – Надо в штаб округа ехать, – стоя на крыльце рядом со мной, сказал в никуда офицер.
      – Тут я помочь не могу. Если надо, значит надо.
      – Я хочу ехать, но меня грузят какими-то чурками, не говорящими на русском. Мол, в учебке им не место.
      – И много их?
      – Человек под сто.
      – Товарищ капитан, а везете на второй пересыльный в Москву?
      – Ага.
      – Возьмите меня с собой.
      Капитан опешил от предложения и внимательно на меня посмотрел.
      – Зачем?
      – Как зачем? Вы же один с ними не справитесь. А я и на пересыльном был, и по должности… могу сдать – принять… дней пять мне хватит сто человек раскидать. Ну, возьмите, товарищ капитан. Не пожалеете.
      – Я подумаю.
      – Готовься в командировку, – бросил мне капитан в столовой через несколько дней после нашего разговора в штабе полка. – И подумай, кого еще из сержантов возьмешь с собой. Должны быть двое, плюс сопровождающие "туристов".
      "Туристами" называли беглецов. Тех, кто по разным причинам убегал из части.
      – Сашку Денискина, – сразу отозвался я. – Конечно, Денискина.
      – Тогда оформляйте командировочные удостоверения. Послезавтра везем полиглотов.
      Сопротивляться поездке в Москву Сашка не стал. Коренной москвич, он был счастлив увидеть родной город. А нам еще и предоставлялась возможность краем глаза увидеть не только пересыльный пункт. За день до выезда я зашел на вещевой склад.
      – Товарищ гвардии старший прапорщик, – обратился я к сидящему за столом толстому и очень пожилому начальнику склада, – разрешите обратиться?
      – Да ты руку-то опусти, сынок. Чего тебе?
      – Просьбочка у меня маленькая. Я в части уже год, а "Гвардии" у меня нет.
      Знак "Гвардии" у меня был, но выглядел он очень непрезентабельно.
      – А печать-то у тебя стоит в военном билете?
      – Стоит, товарищ гвардии старший прапорщик. Стоит. Мы молодых солдат в Москву везем, так сказать, лицо полка представляем, а…
      – Понятно. – Поглядел на меня из-под бровей прапорщик и повернулся к двум помощникам. – Чего скажете?
      – Надо дать, Ван Ваныч. Он нам с солдатами всегда помогает, свой человек…
      – Ну, ежели с солдатами… ежели свой…
      Тяжело поднявшись, прапорщик, который, казалось, с рождения был прикован к этому месту службы, направился к шкафу и начал выдвигать заветные ящички. Увидев у него в руках белую коробочку, я крикнул:
      – Товарищ прапорщик, мне только "Гвардию"…
      – Не учи ученого, – буркнул начальник склада. – У тебя какой спортивный разряд?
      – Первый…
      Прапорщик, тяжело передвигая ноги, подошел к стойке, за которой я стоял, и протянул мне две коробочки.
      – На, держи.
      – Спасибо, товарищ старший прапорщик. Спасибо.
      – Не за что, – улыбнулся он по-отечески и тяжело, придерживаясь руками за край стойки, опустился на свой стул.
      Выйдя со склада на свет, я открыл коробочки. В каждой лежали новенькие "Гвардии", "Отличник боевой и политической подготовки",
      "Специалист 3-го класса" и "Воин-спортсмен" второй и первой степеней. Я был счастлив как ребенок, которому дали новую погремушку. Прапорщик свое дело знал отменно, мы с Сашкой были обеспечены новыми значками, которые тут же прицепили на отпаренную парадную форму, уже висевшую в каптерке роты.
      Утром на плацу мы построили ста одного будущего солдата.
      Будущего, потому что присягу еще никто из них не принял, и это могло, как облегчить, так и усложнить процедуру передачи на пересыльном. В конце строя стояли два "туриста" со связанными руками и вещевыми мешками, висевшими спереди и сзади, чтобы было меньше желания убежать во время перевозки. "Туристов" – беглецов – охраняли четыре сержанта. Двух младших сержантов также следовало сдать на пересыльном пункте, а пара остальных, среди которых был Самсонов, должны были вернуться в часть вместе с нами. Так как оформлением документов занимался Макс, то мне не стоило большого труда попросить его оформить не "Сержант Ханин и с ним трое", а на каждого в отдельности. Капитан стоял рядом с нами, ковыряя асфальт носком хромированного сапога, всем своим видом показывая, что мне свое желание посетить Москву придется отрабатывать.
      – Командуй.
      – Команда равняйсь! Смирно!! Кто понимает по-русски, выйти из строя. Мне нужны переводчики.
      Вышло человек шесть-семь. Я объяснил им, что мне от них требовалось, и поставил вдоль строя, распределив строй по национальным группам.
      – Мы сейчас выдвигаемся в город-герой Москву. Шаг вправо, шаг влево – попытка к бегству. Прыжок на месте – провокация. Расстрел на месте без суда и следствия. Вы все слушаете переводчиков, которые доносят то, что мы вам говорим. Понятно?
      Переводчики тут же начали транслировать мои слова на нескольких языках одновременно. Одобрительные кивки показывали, что понимание имеет место быть, и это очень радовало.
      – А теперь по списку.
      Я зачитывал фамилии, ожидая громкого возгласа, который мог означать, что угодно и идти от кого угодно. Если реакции не было, то приходилось повторять несколько раз, иногда повторяя объяснения через переводчиков. Дочитав список и убедившись, что все на месте, я поставил переводчиков в начале каждой национальной группы и повел толпу, по-другому нельзя было назвать это формирование, в сторону железнодорожной станции. Денискин с "туристами" и их охраной замыкали шествие.
      До станции мы дошли без приключений, время от времени, негромко подгоняя строй. Путь был известен, время многократно вымерено, и шли мы точно к приходу электрички на Владимир. Загнав солдат в вагон, я порекомендовал редким пассажирам покинуть его, что недопонимающие ситуацию пассажиры сделали несколько минут погодя сами. Набитый до отказа вагон мы практически заперли, встав сержантским составом в тамбурах, чтобы ни у кого из "братьев наших меньших" не было желания выскочить "перекурить" до приезда во Владимир. Разговаривая по дороге с капитаном и Денискиным, мы коснулись темы призыва солдат на дальние рубежи и посетовали на языковые проблемы, которые стоило бы решать в военкоматах, отсекая тех, кто не понимает русской речи.
      Конечно, любому солдату в армии можно найти задачу по развитию, учитывая, что "солдат в армии – самое мелкое живое существо", но стоит ли тратить народные деньги на бессмысленные разъезды и переводы. Капитан утверждал, что армейская логика не подчиняется обычной, человеческой, формулируя это как "на гражданке и без нас дураков хватает, поэтому мы тут", а приказы командира независимо от их происхождения обсуждать нельзя, тем более что "любое дело можно исполнить тремя способами: правильно, неправильно и так, как делают в армии". Спорить с такими доводами было очень сложно, если не сказать невозможно, и мы перешли к бесконечной теме анекдотов, главными героями которых были или прапорщики, или генералы.
      Станция во Владимире была, как всегда, чисто убрана. Несмотря на раннее утро, на платформе стояли два бодрых армейских патруля, которые я попросил нам помочь, закрыв своими телами амбразуру в виде выхода из станции, сдерживая таким образом непонятные желания солдат как можно быстрее покинуть место. Солдаты смели все, что было в местном кафетерии, полностью изгадили сортир, и нам стоило немалых трудов согнать их обратно на платформу за двадцать минут до электрички Владимир-Москва, чтобы вновь пересчитать.
      Военный патруль владимирского железнодорожного вокзала помог нам вновь занять отдельный вагон, и через несколько часов Москва встретила нас шумом и проблемой потерять часть солдат по дороге.
      Чтобы предотвратить это, я попросил первыми выйти сержантов с беглецами и перекрыть платформу поперек, пропуская лишь гражданских лиц. Справившись с этой задачей, мы вновь смогли пересчитать солдат, стоя на платформе, и я радостно убедился, что до Москвы мы добрались, не потеряв никого. Теперь предстояло самое сложное – через полгорода доехать до пересыльного пункта. Конечно, когда мы собирались выезжать, нам обещали автобус, но кроме трех стоящих вместе патрулей, которые будто бы ждали нас, больше никого не было.
      Я двинулся прямо к патрулям. Патрули были курсантские.
      – Товарищи офицеры, нужна ваша помощь, – не спрашивая разрешения обратиться, начал я.
      – А ты кто такой? – попытался сбить меня белобрысый, наглый курсант с двумя нашивками на плече.
      – Ремень подтяните, курсант, – бросил я ему.- Вас в училище за два года не научили, как надо обращаться к старшим по званию? – с этими словами я повернулся вновь к офицерам. – Я старший команды молодых солдат-новобранцев. Военком Москвы обещал нам транспорт. Вы не подскажете, где он стоит?
      Одна из армейских пословиц гласила "Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона". Офицеры уже не думали о том, правильно ли я подошел и в порядке ли у меня документы, – страшное слово "военком" включило у них рефлекс на выполнение команд.
      – Все автобусы вот там останавливаются.
      – Но мы ничего не видели.
      – Может быть, Вам от коменданта позвонить?
      В этот момент подошел наш капитан.
      – Вы телефончика не дадите?
      Как оказалось, транспорт нам, конечно, обещали, но в распоряжении пункта был один старенький львовский автобус, который должен был освободиться только через час, значит, ждать его можно было не раньше, чем через два часа, и мы, посовещавшись, приняли решение ехать… на метро.
      Я даже не мог себе представить, как это будет выглядеть. Сначала нас не пускала проверяющая документы, и ни мои уговоры, ни уговоры капитана, что солдат имеет право на бесплатный проезд, на нее не действовали.
      – Вам должны были дать деньги на проезд. Солдат ездит бесплатно только в отпуске.
      – Я передам начальству, но что же мне делать?
      – А мне какое дело?
      В это время толпа крутилась вокруг себя самой. Когда послышался девичий визг случайно угодившей в солдатский водоворот москвички и улюлюканье азиатов, я обернулся. Вдоль стены проходила группа офицеров нашего полка во главе с начальником штаба второго батальона. Я кинулся к ним:
      – Товарищ старший лейтенант, выручайте. Мы этих чурок на пересыльный везем, мне их внизу не остановить будет.
      – А что мы должны сделать? Мы же не в вашу сторону. Мы в Теплый
      Стан. Это твой старшина придумал давать солдатам с собой ту обувь, которая есть в запасе, невзирая на размер. Вот теперь сами везем на обмен, – развел руками офицер.
      Кому из нас двоих со старшиной первому пришла в голову эта идея, я уточнять не стал. Прапорщик старался подобрать максимально подходящее, когда я посоветовал плюнуть и давать все подряд. Ведь получал солдат, в основном, новое обмундирование. И за последующие полтора года у него не должно было появиться проблем поменять неподходящее по размеру вещи на складе в линейной части, куда его привозили "покупатели". Все проходило ладно, пока мы не отправили партию в личный полк министра обороны, находящийся в самой Москве.
      – Товарищ старший лейтенант, мне бы их только внизу остановить.
      – Ну, тогда по быстрому.
      – Переводчики, команду: все вперед!!
      Что тут началось: ни в сказке сказать, ни пером описать. Волк в сериале "Ну, погоди!" выглядел лучше, пролезая под закрывающимися турникетами. Солдаты смели стоящую на дороге бабку, перелезали через турникеты и через сами стойки, перепрыгивали, скакали, и я только радовался, что все патрули ретировались и не могут наблюдать существующего безобразия. Но дальше перед солдатами встала еще одна проблема – эскалатор. Таджик, который знал, как ездить на верблюде, лошади, осле, который водил грузовик и УАЗик, мог по слухам даже поднять в воздух вертолет, стоял у эскалатора и орал:
      – Ааа, нэ могу, нэ могу, он едет. Аааа.
      – Не бойся, это лестница.
      – Он едет.
      – Это эскалатор, смотри девушка идет и не боится.
      – Ааааа.
      Я начал толкать одного за другим на эскалатор. Кто-то залез к лампе, привинченной к красивым, блестящим панелям между двигающимся поручнями, обжегся, спрыгнул на стоящих внизу. Кто-то вцепился в соседа и тихо шептал на своем языке. А кто-то пытался перескочить на встречный, и крики о том, чтобы он вернулся, не помогали.
      – Мужик, толкни этого чурку назад.
      – С радостью, братан, – и пятерня жителя города-героя отправила очередного узкоглазого солдата в общую гущу.
      Московское метро по сравнению с питерским не глубоко уходит под землю, и как появились первые, уложенные в незатейливый рисунок плитки пола платформы, я увидел спасающих нас офицеров нашей части, которые, расставив руки, пускали соскакивающих с эскалатора солдат по кругу, как бы завинчивая их в спираль.
      Понадеявшись, что мы никого не потеряли, и, отдавая себе отчет, что рискуем, не пересчитав стадо в армейской форме, мы загнали всех солдат в три вагона и выскакивали каждый раз на платформы, убеждаясь, что никто из солдат не вышел по дороге. На наше счастье ветка метро, по которой мы добирались, была именно та, которая была нам нужна. Через несколько станций мы дружно, с пинками запаздывающим, покинули вагоны, высыпавшись на перроне между мчащимися поездами и ожидающими пассажирами.
      – Если потеряли, то уже потеряли, – сказал я Сашке.
      – Ну, мы старались. Интересно, сколько времени мы потратим, сдавая их…
      – Давай их еще раз попробуем пересчитать, – предложил я, и мы начали строить солдат на площади перед входом на станцию. Каково же было наше удивление, когда выяснилось, что мы вышли из метро, не потеряв ни единого человека.
      – Воины, – радостно крикнул я, – у нас последний совместный марш-бросок до пересыльного пункта, где вы получите дальнейшее назначение. Не разбредаясь, в колонну по трое за мной шагом… арш!
      Я помнил путь до пересыльного пункта. Помнил, потому что всего пару месяцев тому назад я сам шел этой дорогой, но в обратном направлении, возвращаясь в часть. Только тогда мы не поехали напрямую в часть, а еще несколько часов провели у родственников одного из солдат спецроты, съев все блины и поспав в мягких креслах перед телевизором.
      Как только мы пересекли КПП пересыльного пункта, капитан подошел ко мне.
      – Дальше ты сам справишься? А то мне еще тут по делам надо…
      – Справлюсь, товарищ капитан, не беспокойтесь.
      – Ну, я пошел.
      Я подошел к окошечку, где принимали документы. В окошечке маячило круглое лицо прапорщика.
      – Товарищ прапорщик, я солдат из ковровской учебки привез.
      – Присягу приняли или нет? – тут же перебил меня прапорщик.
      – Нет…
      – Это хорошо, давай документы.
      Чем это было хорошо, я не знал, но через полчаса ко мне стали подходить прапорщики и офицеры, имевшие в основном значки стройбатов.
      – Ты старший команды?
      – Так точно.
      – Вот документы. Где их "строевки"?
      "Строевка" была тем документом, по которому солдата ставили на вещевое, а главное, на столовое довольствие. Я выдавал заранее подготовленные "строевки", только вписывая в них фамилии солдат.
      Еще через тридцать минут площадь опустела, и тут ко мне подошел молодой прапорщик.
      – Слышь, сержант, ты мне сейчас пять солдат дал.
      – Ага.
      – А один… не того.
      – Чего не того? Баба, что ли?
      – Ну, не он это.
      – Что значит не он?
      – Смотри, у меня написано: Али Ахмед Махмед-оглы, а он Али Ахмед
      Махмуд-оглы.
      – Ну?
      – Что ну? Смотри. Али Ахмед Махмед-оглы, а…
      – Да тоже самое. И рожа похожа.
      – Не, сержант, так нельзя. Я не могу его так взять. Дай мне его документы.
      – Да где ж я тебе их возьму-то? Все уже уехали. И второго оглы тоже увезли.
      – А чего тогда делать?
      – А ты привезешь его в часть, сдашь и тут же его военный билет
      "потеряешь". Комсомольский у него есть?
      – Есть.
      – Вот. На основании комсомольского билета ему выдадут новый военный через десять дней. У него еще два года в запасе есть, старшина. Не переживай.
      – Не, я не знаю… я пойду… спрошу.
      – Не надо тебе никуда ходить. Моя ошибка, я не досмотрел. Давай еще одну "строевку", а?
      – Ну…
      – Две. Две "строевки" на питание. Идет?
      – Идет, – заулыбался прапорщик, понимая, что с продуктового склада он в течение месяца, а то и больше сможет совершенно официально получать пайки на солдат, которые "в поле".
      – Закончили? – посмотрел я на подошедших Самсонова и второго сержанта.
      – А че нам? Мы давно уже стоим, чего делать будем? Может быть, пойдем, погуляем?
      Мы с Сашкой переглянулись. Перспектива погулять была в наших планах обговорена заранее, но только в меньшем составе. Вдруг из-за огромного плеча Самсонова появилась офицерская фуражка, а за ней и черные подполковничьи погоны. Обладатель погон, фуражки и широкой улыбки был мне не знаком, но офицер, видимо думал иначе.
      – О, товарищ сержант, – обрадовался, как старому знакомому, подполковник – Я вас узнал.
      – Гвардии сержант Ханин, – приложил я руку к фуражке.
      – Вы же из ковровской дивизии?
      – Так точно.
      – Я тут новобранцев выбрал, сам, лично. Вы уже солдат сдали и возвращаетесь в часть? Возьмете их с собой. Вот документы, – и он пихнул мне в руки пачку бумаг. – А я в дивизию позвоню, чтобы вас встретили.
      С этими словами подполковник повернулся к неровному строю короткостриженных призывников.
      – Товарищи новобранцы, вам выпала честь служить в гвардейской учебной дивизии. Товарищ гвардии сержант Ханин доставит вас по месту назначения. Выполняйте все его приказы и… счастливого пути.
      – Блин, попали, – уныло сказал Сашка.
      – Еще не вечер, – понимая, что деться некуда, ответил я.
      – Все. Я побежал в штаб округа, – сказал подполковник, и через минуту его и след простыл.
      Делать было нечего, и мы уже знакомым всем маршрутом повели команду новобранцев в двадцать шесть человек в сторону вокзала. По дороге к вокзалу будущие бойцы ковровской дивизии задавали обычные вопросы, на которые мы отвечали нехотя, с видом, демонстрирующим полную обреченность. Когда рядом с нам появлялся офицер, Самсонов громче всех кричал "Равнение на…" и маршировал чеканным шагом. У нас же с Сашкой не было никакого настроения. Пять дней возможного отпуска летели коту под хвост.
      В здании вокзала мы, выяснив расписание прямого поезда, поднялись в зал ожидания. Развалившись в кресле, я стал с Сашкой обсуждать ситуацию, пока Самсонов пошел купить себе "Буратино" в привокзальном кафе.
      – Сань, давай их самих отправим, – предложил я.
      – А если что-то произойдет?
      – А где написано, что мы старшие команды?
      – Ну, подполковник звонил…
      – И что сказал? Что должны приехать двадцать шесть новобранцев?
      Они все славяне, все нормальные ребята. Отправим с ними Самсона и второго, а сами вернемся через день-два.
      – А что Самсон скажет?
      – Он молодой. Чего он сказать может? Пусть радуется, что вообще из части выехал на день.
      – Ну, поговори с ним… Обидно, даже родителей не повидал…
      Я встал и пошел искать Самсонова.
      Самсонов стоял перед военным патрулем, старший которого рассматривал документы, явно принадлежавшие младшему сержанту. Я кинулся к патрулю, на ходу поднимая руку к фуражке и делая строгое лицо:
      – Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? Гвардии сержант Ханин. Что натворил мой сержант?
      – Вы старший? – посмотрел на мою увешанную значками грудь старлей.
      – Так точно. Старший команды новобранцев. Мы сегодня непонимающих по-русски больше сотни на пункт привезли, а теперь команду новобранцев назад…
      – А где ваши новобранцы.
      – В зале ожидания сидят. Кто где может. Вы бы помогли нам их вместе пересадить…
      – Что с этим делать будем? – перебил меня старлей, указывая военным билетов на Самсонова.
      – А что он натворил?
      – Ходит расстегнутый…
      – Опять? Самсонов, ты опять разгильдяйничаешь? – начал я орать на
      Самсона. – Я тебе сколько раз говорил? Тебе приказы старшины пофиг?
      Мы в роту вернемся, ты у меня из нарядов не вылезешь. Понял?? Ты у меня вечным дежурным по роте ходить будешь!!! Ты понял, солдат?!!
      – Вы – старшина роты? – уточнил старлей.
      – Так точно. А этот только что учебку закончил, первый раз из части вышел, расслабился. Я еще решу, как его наказать построже, товарищ старший лейтенант. И, как положено, ротному доложу.
      На лице старлея выразилось сострадание к большому, как медведь, младшему сержанту, которому достался зверь-старшина.
      – Ладно, свободны, – вручил он мне документы.
      – Самсон, – сказал я молодому сержанту, – я тебя от "Алехинских казарм" спас. Ты мне по гроб жизни обязан.
      – Ну…
      – В общем, все по Гомеру: я – тебе, ты – мне. Духов повезете без нас. Ты назначаешься старшим. Понял?
      – Как это?
      – Что как это? Мы вас посадим, там вы выйдите. Довести их до части сможешь?
      – Ага.
      – Сдашь документы дежурному по спортзалу, свои в строевую часть.
      Скажешь, что мы еще солдат раскидываем. Понял? И радуйся, что через пять часов в нашей казарме, а не в…
      Минут через двадцать, когда призывники, получив разрешение, по очереди бегали позвонить домой, я вытащил и второго сержанта из лап того же патруля.
      – И этот ваш?
      – И этот… тоже молодой… – устало ответил я. – А, может быть, вы его заберете? Как они мне надоели.
      Старлей только махнул рукой, отвернулся и пошел в противоположную от нас сторону.
      Команду в поезд мы посадили без проблем.
      – Ну, что Сань, к тебе?
      – Ой, боюсь я, – честно признался Денискин.
      – Своих увидеть не хочешь?
      – Хочу, но…
      – Тогда все. Бегом!
      Мы выскочили на улицу и, чтобы не привлекать лишнее внимание патрулей, взяли такси.
      Отец Денискина работал летчиком международного авиаотряда.
      Просторная четырехкомнатная квартира была обставлена по последнему слову. Дом не просто был "полная чаша", но и был напичкан разной самой современной техникой. Видеомагнитофон, огромный фирменный телевизор, телефоны с громкой связью, всякие журналы и прочие недоступные простым советским гражданам вещи были пределом любой мещанской мечты второй половины восьмидесятых.
      – Сашка, я хочу к своим съездить, – сказал я. – Я у тебя
      "гражданку" возьму…
      – Да мы же только на день собирались. Завтра назад уже поедем. Ты не успеешь.
      – Так поедем не завтра, а послезавтра. Я сегодня ночью выйду, на пару дней, потом ночью обратно, у нас еще день будет в запасе.
      – А если нас раньше хватятся? За дезертирство очень не хочется в
      "дизель" попасть. Давай не рисковать. Отдохнем и поедем назад.
      Завтра, завтра же вечером и поедем в часть.
      Ни на следующий день, ни через день мы в часть не поехали. Завтра переносилось на послезавтра и так далее с постоянными Сашкиным обещаниями. Каждый раз он говорил настолько уверенно, что именно завтра мы обязательно должны уехать, так как нас давно ищут, что я не находил в себе силы ему возражать и соглашался отдыхать в Москве, в его шикарной квартире. Отдыхать у Денискиных дома было круто. Его отец звонил то из Греции, то из Болгарии, то из какой-то другой страны, советуясь с женой, привозил вечером разные заграничные фрукты и сладости. У нас с Сашкой оказался один размер ноги.
      Незначительная разница в комплекции позволила мне, сбросив армейское обмундирование, облачиться в его фирменные кроссовки, джинсы и футболку. Прихватив с собой только комсомольские билеты, мы катались по Москве, наслаждаясь свободой.
      – Сашка, а как нам на Красную Площадь попасть?
      – Не знаю.
      – Ты чего не коренной москвич?
      – Коренной. Но чего на Красной Площади делать?
      – Ну, хочется мне. Побывать в Москве и не пройтись по Красной
      Площади, это, как говорил Ленин: "Быть в Кремле и не зайти в
      Мавзолей"…
      – Ленин про Мавзолей?
      – Совсем у тебя с шуткой юмора, как говорит начальник вещевого склада, плохо. Ну, тезка, везешь меня на место парадов и гробниц глав политбюро всея Руси?
      – Ладно, черт с тобой, поехали.
      Путешествуя по городу мы наткнулись на парня из школы, в которой я учился, и на моих старых знакомых из Питера. Мы разговорились, я передал приветы и разошлись.
      – Кто у кого в гостях, – поражался сослуживец. – Ты у меня в
      Москве или я у тебя?
      – Да так, как ты город знаешь, действительно непонятно, кто у кого. Почему мы должны ехать вокруг, если есть прямая дорога?
      – Там не проедешь, там правительственные дачи.
      Мы стояли на остановке в ожидании автобуса и от скуки начали маршировать в ногу.
      – Кругооооом, арш!
      Резкий поворот кругом, три шага. Кругооом, а-арш! И одновременно, лицом к лицу мы столкнулись с внимательно наблюдающим за нами майором. Рука автоматически начала подниматься для отдания чести, но я ее остановил. Загар кистей рук и шеи заканчивающийся чуть ниже кадыка говорил о нашем непосредственном отношении к армии.
      – Что, ребятки, только что уволились? – улыбаясь спросил майор.
      – Так точно, товарищ майор.
      – Где служили?
      – Гвардейская учебно-танковая дивизия в Коврове. Мотострелковый полк.
      – Чем заниматься будете?
      – Учиться. Но это с осени, а пока – гуляем.
      – Славно вам погулять, ребятки. До свидания, – махнул рукой к фуражке майор и сел в подошедший автобус.
      – Хороший нам майор попался, – сказал Сашка.
      – А он все равно не мог бы ничего нам сделать. Для него мы гражданские, нас только менты имеют право проверять.
      – Так у нас только комсомольские билеты. Мы чего, с комсомольского собрания едем?
      – Сплюнь, нам лучше не попадаться при любом раскладе.
      Сашка был заядлым футболистом. И не болельщиком, а тем, кто любил побегать, погонять мяч. Все свободное время он носился в соседнем дворе. Своих московских родственников мне видеть не хотелось, да и кататься по городу я не имел большого желания, и я целые дни проводил напротив большого телевизора Сони.
      – Ты только порнуху не включай днем, а то предки…
      – У тебя еще и порнуха есть?
      – Внизу, под телевизором посмотри. Там все есть.
      Порнухи было немало. Я бы даже сказал, что она составляла большую часть имевшихся у семьи Денискиных видеокассет, и за часы сидения у телевизора в шикарном кресле с широкими ручками, уложив пульты от видео и телевизора рядом с собой, я смотрел все подряд, чувствуя себя богачом из фильма.