Она повернулась, сделала пару шагов по тропинке и остановилась.

— Ты прав, Тагай. Ты хорошо видишь, что тебе предстоит сделать. А появление Джанни напомнило мне о том, что должна сделать я. И вот что я скажу тебе, как сказала бы тебе наша мать — моя и Джанни. Черный Змей? Убей этого ублюдка.

С этим Анна удалилась. Ее ноги скользили на камнях, и это означало, что она не может видеть его улыбку или слышать его ответ. Но он все равно прошептал:

— Постараюсь, Белый Можжевельник. Не сомневайся: я постараюсь.

Факелы были расставлены вокруг всего поля через каждую дюжину шагов. Между огнями собралось все племя тахонтенратов — все мужчины, женщины и дети, начиная с младенцев, которых принято носить на специальных досках, и заканчивая дряхлыми стариками, восседавшими в лубяных креслах. Они пришли из деревни, расположенной под скалами, и из других поселков, однако все распределились не по месту жительства, а по принадлежности к родам. Каждый член каждого рода был голоден, потому что приток беженцев оказался тяжелым бременем и запасы пищи иссякали. Но никто не был голоднее, чем сосед, стоявший рядом с ним: все, что они имели, было разделено поровну в соответствии с обычаями их народа. Однако обстановка совершенно не походила на ту, которую Тагай застал во время игры, когда непрерывно галдели голоса, словно тысяча гусей пролетала в небе. Сейчас собравшиеся молчали. Даже новорожденные не плакали, хотя никто из них не спал и дети наблюдали за происходящим так же внимательно, как и их родители.

Тагай ждал на одном конце поля, за теми воротами, через которые Сада забросил мяч. Вокруг него столпились члены рода Медведя. Те, кто стоял ближе к нему, обсуждали его доспехи и суетились из-за них — вернее, из-за их отсутствия. Большинство же просто уставились на противоположную сторону поля. Там, за вторыми воротами, на них устремляли ответные взгляды члены рода Волка.

Пока его тетка Гака заканчивала расписывать бойца причудливыми красными узорами, Сада суетился больше других Медведей. Наклоняясь к руке Тагая, он проверял и перепроверял завязки на его нарукавнике, затягивая полоски кожи так, чтобы каждая кедровая дощечка ложилась вплотную к другой. Затем наступила очередь ремней на круглом щите, которые двоюродный брат заботливо укрепил еще несколькими стежками кожаной нити.

Пока Сада проталкивал костяную иглу мимо руки воина, словно сделанной из дерева, один из воинов подбежал к Саде и зашептал что-то ему на ухо. Сада хмыкнул, продолжая шитье.

— И какие ставки сейчас, братец? — полюбопытствовал Тагай.

Сада поднял голову: на его лице отразилось изумление.

— Ставки? Это же обряд, Тагай, а не просто бой! Ваш поединок — часть веры нашего народа. Мы не делаем ставок на благосклонность богов. Если бы ты вырос среди нас, не среди людей, которые ни во что не верят, ты бы знал это.

И снова принялся за шитье, закусив конец нити зубами.

— Сада!

— Да?

— Какие ставки?

Воин сплюнул в сторону, не выпуская нити изо рта.

— Восемь бобровых шкурок против одной, — проворчал он. — Вечером было пять против одной. Но потом, когда ты вышел утром без доспехов…

Он сделал последний стежок.

Тагай сохранил на лице улыбку, но у него свело живот. Он был рад, что его уже вытошнило супом, который его заставили съесть за час до этого. Ему не хотелось увеличивать ставки, снова поддавшись тошноте.

На востоке появился слабый свет. Распухшая луна побагровела.

«Как будто ее залило кровью, — подумал Тагай. — Кто-то скоро умрет».

По его толпе пробежал ропот, все чуть подвинулись. Тагай увидел, что к центру поля движутся четыре факела. Под ними шагал мужчина в вампумах. В одной руке он нес трубку, в другой — резной жезл. Барабаны, отбивавшие мерный ритм, смолкли.

— Тододахо. — Сада выпрямился. — Так. Начинается.

— Люди Оленя! — Сильный голос вождя, привыкший произносить речи на советах, легко достиг краев поля. — Не думал я, что увижу, как наступает подобный день, — день, когда все тахонтенраты собрались под сенью вигвама наших богов. Надлежит радоваться, когда поселок встречается с поселком, далекий род соединяется с близким, давно расставшиеся родичи снова вместе. Мне это доставляет радость.

Слушатели отозвались общим возгласом:

— Хау!

Когда крик стих, Пойманный продолжил:

— Однако этот день одновременно и день печали. Ибо мы собрались не для празднества: к общим очагам нас призвала опасность. Нас вытесняют из охотничьих угодий здесь и там, здесь и там. — Подняв жезл, вождь торжественно указал на все четыре стороны. — Вот что мы обсудим сегодня на большом совете. Но прежде мы призваны стать свидетелями битвы близнецов, Тавискарана и Иоскехи. Эти божественные братья сражались в самом начале времен, когда земля была плоской пустынной равниной. Кровь, которую они пролили, породила множество вещей нашего мира. И меня не удивляет, что сейчас, в момент величайшей опасности, близнецы снова призваны вступить в единоборство.

Опять раздался крик «Хау!», еще более громкий, чем в первый раз. Тододахо позволил общему воплю прокатиться по всему полю и затихнуть, а потом заговорил снова:

— Все мы знаем, что утверждают эти двое. Один из них лжет в самой глубине своего сердца. Один из них сегодня умрет, чтобы доказать правоту второго. Но это — не игра, когда один род наносит удар другому, заставляя ликовать то одну сторону, то другую. Пусть никто не считает их битву игрой, и пусть кровавая вражда не заставит нас сражаться между собой. В ближайшем будущем нас всех ждет война. Помните, что сейчас не Волк сражается с Медведем. Это — сражение близнецов. Пусть боги решают.

Голос Тододахо взлетел до самых высоких нот. Вождь высоко воздел свой жезл. Новый крик «Хау!» был еще более громким и продолжительным, чем прежде. Когда голоса индейцев смолкли, забили барабаны, и Пойманный отошел назад, заняв место рядом с другими вождями.

Сада приблизился к Тагаю.

— Встань на колени! — приказал он.

Тагай опустился на колени, и Сада зашел ему за спину. В следующую секунду юноша почувствовал, как двоюродный брат повязывает ему на лоб ленту, сплетенную из лосиного волоса.

— Это — моя, та, что я надеваю, когда иду воевать, — пояснил Сада. — Немало врагов смотрели на нее и умирали. Думаю, этот Волк станет следующим.

Тагай встал. Его ноги внезапно налились силой, словно лента на его голове каким-то образом тянула его вверх.

— Подай мне палицу моего отца, — попросил он. Она была спрятана под медвежьей шкурой, чтобы скрыть ее от тех, кто мог бы известить Черного Змея о выборе оружия, сделанном его противником. Вместо заветной палицы на всеобщее обозрение выставили обычную. Все члены рода Медведя решили, что странное оружие удивит противника Тагая не меньше, чем их самих.

Тагай взмахнул отцовской палицей, снова ощутив ее прекрасную балансировку. Сада взял палец своего молодого родича и прижал к режущей кромке под головой ястреба. Теперь от ржавчины не осталось и следа. Клинок был прекрасно наточен и моментально рассек кожу. Удивившись, Тагай слизал с пальца кровь.

— Пусть лучше первым пустишь кровь ты, а не он, — улыбнулся ему Сада.

Они вышли на поле под изумленный ропот толпы. Многие недоумевали при виде молодого человека, который остался почти нагим, не считая набедренной повязки и наручей на правой руке. Да и щит у него оказался самым маленьким. Изумило всех также его легкое оружие. Медведи проводили своего бойца до края поля, но только Саде позволили пройти дальше. Он хромал рядом с Тагаем, опираясь на палку. Братья остановились в двадцати шагах от своих ворот.

Барабаны забили громче, когда ряды Волков расступились и вперед вышел Черный Змей. Татуированный индеец был крупным мужчиной, а надетый на нем полный доспех из дощечек заставил его казаться настоящим гигантом. Воин рода Волка был защищен с головы до ног, начиная от шлема из кедровой коры и заканчивая дощатыми поножами. Уверенно прошагав вперед, он остановился на таком же расстоянии от своих сторонников, что и Тагай. На ходу он размахивал боевой палицей. Как и предсказывали, она оказалась целиком из железного дерева. Тагай ясно видел тяжелый шар на ее конце.

Он почувствовал, как колотится его сердце, и решил, что всем это слышно так же ясно, как и ему самому. Но если Сада и уловил этот бешеный стук, то виду не подал.

— Послушай меня, Тагай, — прошептал он, демонстративно осматривая завязки на его предплечье. — Доспехи на нем хорошие, но у них есть уязвимые места здесь и здесь. — Он быстро прикоснулся к подмышке и колену Тагая. — А еще они тяжелые, а он и так всегда был не слишком быстрым. Так что двигайся вокруг него и заставь его гоняться за тобой. Не останавливайся, чтобы обмениваться ударами, потому что тогда он быстро тебя убьет. Никому не нужно, чтобы ты выглядел храбрым. Нам нужно только, чтобы ты победил.

Барабанный бой, который становился все громче и громче, пока они шли вперед, внезапно прекратился, и Пойманный шагнул вперед, держа резной жезл так, словно разделял поле на две половины.

— И еще одно, — продолжал торопливо шептать Сада. — Конечно, ты можешь счесть, что сейчас не самое подходящее время, чтобы болтать о том, как хорошо я играю. Но ты помнишь, как я забил тот последний мяч, который принес роду Медведя столь славную победу?

Тагай, чьи остекленевшие глаза устремились вперед, перевел взгляд на двоюродного брата.

— Что? Что ты хочешь сказать?

— Последний мяч! Я сделал обманное движение и пригнулся пониже. И обошел Черного Змея сбоку. Не забудь это!

С этими словами Сада повернулся и ушел туда, где стояли остальные члены его рода.

Тагай замер, не зная, сможет ли он сейчас резво бегать — даже если очень захочет. Чтобы успокоиться, он огляделся вокруг, обведя взглядом все свое племя. И когда его взор достиг громадного дуба, он увидел темное пятно на одной из его ветвей.

— Анна! — прошептал Тагай. — Белый Можжевельник!

Подняв палицу в ее сторону, он медленно опустил лезвие к земле. А потом зашагал по полю.

Анна заметила жест Тагая и воздела руки, отвечая на приветствие. Она не знала, видел ли это Тагай, но продолжала махать ему, когда он направился к своему противнику. С ее позиции он казался маленьким мальчиком, идущим навстречу великану, словно шагнувшему со страниц древней легенды. Тагай выглядел хрупким — обычным, уязвимым человеком из плоти и крови. Фигура, двигавшаяся в его сторону, напротив, представлялась нечеловеческой — чужеродной, неумолимой, чудовищной.

В отличие от брата, Анна никогда не была набожной. Однако ей было известно, что Джанни верует — жарко, страстно. И девушка вытащила из мешочка его крестик и подняла перед собой, пытаясь выпустить на свободу хоть малую часть молитв Джанни, тех пылких молитв, которые брат изливал перед этим символом Распятого Бога и которые могли задержаться на его сверкающей поверхности, словно дыхание. Полузабытые фразы выплыли из невероятно далекого мира. Девушку это не смущало. Тагаю нужна любая помощь.

— Mater Dei, Memento Mei.

Матерь Божья, вспомни обо мне.

Вспомни о нем!

Труднее всего оказалось бороться с желанием броситься вперед. Достаточно непросто было управлять даже таким движением, как шаг. На бегу у него останется меньше времени на то, чтобы думать. Скоро Тагай уже слышал ровное дыхание своего противника. Это напомнило ему о необходимости сделать вдох. А потом он разобрал его первые слова.

— Медвежонок! — Черный Змей делал ударение на уменьшительной части слова, тон был презрительным. — Дитя! Иди к Волку. Иди пососать молочка.

Двадцать шагов. Десять. В пяти шагах Черный Змей остановился, и поэтому Тагай поступил так же.

— Медвежонок. — Теперь голос врага звучал тихо: слова предназначались ему одному. — Ты умрешь, зная, что твоя женщина будет лежать подо мной, а потом под каждым из Волков. А потом мы ее убьем. Ты умрешь, зная, что твоя тетка погибнет, твой род будет уничтожен, твои родичи станут рабами. Ты умрешь, зная, что не смог их спасти. И это знание будет преследовать тебя даже в Поселении Мертвых.

А потом мужчина, которого Сада называл медлительным, доказал, что это не так.

Тагай отреагировал на звук палицы, а не на размытое движение древесных доспехов, бросившихся на него. Палица рокотала в воздухе так, словно на своем пути уже крушила тела. Тагай едва успел увернуться, и ветер, поднятый стремительным движением, казалось, прочертил бороздой ему щеку, плечо и бедро. Когда Тагай дернулся в сторону, по всему полю понеслись крики.

Черный Змей вложил в свой первый удар столько силы, что тяжелая палица увлекла его вниз, зарывшись навершием в мягкую землю. Однако воину Волку понадобилось всего мгновение на то, чтобы выдернуть ее. Согнувшись, он начал поднимать ее над землей по косой линии, направляя удар в колено Тагая. Юноша выставил щит, повернув его под углом — так, как он запомнил по урокам, полученным еще во Франции. Однако угол оказался слишком маленьким: палица ударила по щиту слишком сильно, расщепляя дерево и заставив юношу отшатнуться. Черный Змей мгновенно выпрямился и надвинулся на него.

«Ты быстрее!» — сказал Сада. Вспомнив сейчас эти слова, Тагай побежал прочь от воина, приближавшегося к нему. Он действительно быстрее!

Черный Змей остановился.

— Трус! — прокричал он, потрясая перед собой палицей. — Ты не осмеливаешься остановиться и сражаться. Так же бился и твой отец. Я слышал, как он погиб: получил стрелу в спину, когда удирал от врага!

До этой секунды Тагай думал только о том, как уклониться от следующего удара, как удержать врага на расстоянии. Теперь, когда он смог представить себе человека, которого никогда не знал, человека, чью палицу он сейчас держал в руке, молодой индеец почувствовал, как проясняются его мысли. Когда Черный Змей снова бросился к нему, Тагай опять отбежал дальше. Но на сей раз расстояние между противниками осталось достаточно небольшим, чтобы соблазнить Черного Змея на преследование.

Палица опустилась. Тагай остановился, поднырнул под удар и поднял свою палицу. Удар Черного Змея попал в цель, но неточно — лишь скользнул по доспеху, прикрывавшему предплечье Тагая. Это было больно, но не настолько, чтобы помешать юноше развернуться за спиной противника и нанести ему тычок деревянным концом. Это был пустяк: удар был нанесен не смертоносным концом оружия и попал в защищенное доспехом плечо. Однако это была первая его атака, и зрители приветствовали ее криком.

Черный Змей рассмеялся.

— Сегодня тут жужжат мухи! — сказал он. Тагай, который успел отступить, засмеялся в ответ:

— Они собрались, чтобы отложить яйца в твои раны, Таване. Или, может быть, их привлек твой запах?

Ему не пришло в голову, что такая шутка может больно задеть противника. Возможно, дело было просто в вызывающем тоне юноши, но татуированное лицо помрачнело. Черный Змей снова ринулся вперед. Палица из железного дерева громко жужжала, будто пчелиный рой вокруг улья, рассекая воздух так, словно он был твердым. Тагай отступил, но не побежал. Он увертывался от ударов, некоторые отклонял щитом и покрытой доспехом рукой. Но на каждый принятый удар молодой Медведь отвечал своим — и всегда острием, неизменно целясь высоко: у шеи врага, под его рукой. Он бил и бил по кедровым дощечкам, пока клюв ястреба не начал расщепляться и крошиться.

Шум среди зрителей нарастал: с обеих сторон доносились крики и стоны, в зависимости от того, насколько точными были удары.

При каждой атаке Черный Змей хрюкал, мощно выпуская воздух. Он тяжело дышал, тогда как дыхание Тагая оставалось достаточно легким.

«Может быть, — подумал юноша. — Может быть, я смогу сделать это».

Однако искра уверенности чуть было не погубила его. Тагай снова опередил Черного Змея, но выпад в сторону шеи противника вывел юношу из равновесия. Татуированный воин заметил это, сократил дистанцию и высоко занес из-за спины боевую палицу. Тагай оказался чересчур близко от него, уклоняться было слишком поздно. Молодой человек поднял свой щит, и железное дерево тяжело упало на его центр, пробив защиту.

Анна подалась вперед, глядя на одну катастрофу и предчувствуя свою собственную. Сада с проклятием шагнул к полю. Волки торжествующе взвыли. Колеблющиеся готовы были принять решение своих богов.

Тагаю показалось, что рука у него сломалась вместе со щитом. Ему удалось откатиться, и второй удар вонзился в землю возле его головы. Однако Черный Змей поскользнулся на глине, и Тагай встал на колено, отбрасывая куски расколовшегося щита. Два воина снова стояли напротив друг друга, тяжко переводя дух.

— Медведь… лишился… лапы. — Черный Змей указал на руку Тагая, которая уже начала распухать. — Встань передо мной… на колени. Один удар… и тебе больше не будет больно.

Татуированный снова двинулся вперед, высоко задрав свой щит, чтобы отразить последнюю, отчаянную атаку Тагая. И, распрямляясь, Тагай действительно повел свою палицу вверх, целясь, казалось, в синюю змею, которая держала в распахнутых клыкастых челюстях глаз противника. Щит Черного Змея поднялся еще выше над выдвинутой вперед ногой, чтобы поймать и отвести выпад. Палица железного дерева коснулась земли, готовая к смертельному удару.

Однако оружие Тагая, против всех ожиданий, не двинулось по намеченной траектории. Вместо этого, распрямляясь, юноша повернулся на выставленной вперед ноге и выбросил ушибленную руку назад и в сторону, воспользовавшись ею для того, чтобы усилить силу вращения. Отцовская палица опустилась вниз, и впервые Медведь использовал не ее навершие, а клинок. Падая, Тагай не спускал глаз с цели, и за секунду до того, как удариться спиной о землю, он просунул голову ястреба между передней и задней частью доспеха, защищавшего голень врага. Приземляясь, Тагай использовал всю силу своего падения, резко развернул кисть и рванул клинок вверх, рассекая плоть и сухожилия колена Черного Змея.

А затем Тагай покатился по полю, зарываясь лицом во влажную почву. Он не увидел, а услышал, как палица снова ударила в землю позади него. Глаза ему залепила глина. Он не увидел, но услышал рев толпы. Тагай перевернулся на спину, сплюнул, вытер лицо ладонью — и к нему вернулось зрение.

Теперь на одном колене стоял уже Черный Змей, который изо всех сил пытался подняться. Однако нога у него не действовала, и он снова падал. Тогда татуированный воин оперся на палицу, как на костыль, и встал на одну ногу.

Теперь для Тагая исчезли все звуки. Пропала толпа, стихли хрипы и оскорбления, даже гул крови в ушах отступил в никуда. Единственное, что он слышал, — потому что то были не реальные звуки, а воспоминание, — это слова Сады. В доспехах Черного Змея есть два уязвимых места, повторял Сада. И, отыскав одно из них, Тагай шагнул вперед, чтобы найти второе.

Тагай бегом обогнул поднятый щит. Черный Змей снова оторвал палицу от земли, и при этом его рассеченная нога подогнулась. Пока противник падал, Тагай обнаружил то, что искал. Широко замахнувшись, Медвежонок загнал палицу между двумя пластинами доспехов, погрузив лезвие в мышцу, которая соединяет плечо с рукой.

И звуки стремительно вернулись: топот людей, выбегающих на поле, крики торжества и потрясения. Черный Змей лежал на спине, неловко подогнув ногу, и между дощечками его доспеха сочилась кровь, собираясь в лужицу. Тагай опустился на землю, но Сада стремительно заставил его встать. Обычно спокойное лицо двоюродного брата, который исключительно редко выказывал свои чувства, теперь морщилось изумлением и радостью.

— Делай ложный выпад высоко, ударяй низко, обходи сбоку! — Воин рассмеялся. — Хороший совет, правда?

Он был одним из немногих, кто демонстрировал радость. Казалось, большинство сочли то, что сделал Тагай, нормальным и обыденным. Например, высокий и худой старейшина, который протолкался к ним, коротко кивнул Тагаю и сразу же повернулся к Саде:

— Мой внук зайдет к тебе и заберет бобровые шкурки. Он повернулся и ушел, едва взглянув на Черного Змея. Сада изо всех сил старался стать незаметным.

Тагай с трудом поймал его взгляд.

— Ты ставил против меня, Сада?

Мгновение родич выглядел смущенным, а потом пожал плечами.

— Этот человек выделывает бобровые шкурки лучше всех в поселке, — молвил он. — Я решил, что зимой они будут согревать меня лучше, чем воспоминания о тебе.

Тагай рассмеялся. Какое странное ощущение — чудесное и незнакомое. Он посмотрел поверх толпы в сторону дуба. Нижняя ветка опустела.

«Ты идешь ко мне, Белый Можжевельник?» — подумал Тагай.

Тут толпа расступилась, и появился Пойманный в сопровождении других вождей. Зрители раздались в стороны, давая им место.

Анна пыталась добраться до победителя. Когда Тагай упал в тот последний раз, она решила, что он погиб. Она не увидела, как он нанес свой первый решительный удар, потому что опустила взгляд на серебряный крестик, лежавший перед ней на ветке.

«Это конец, — подумала девушка. — Все кончено!»

Услышав громкие крики, она заставила себя снова поднять глаза. Ей придется увидеть смерть отважного мужчины. Точно так же всего два месяца назад она смотрела, как погибает ее отец. И Анна подняла взгляд как раз вовремя, чтобы узреть чудо: воин-чудовище стоял на коленях, а Тагай поднимался и приближался к своему противнику снова. А потом Черный Змей рухнул под новым ударом. Анна подхватила крестик, сунула его в мешочек и быстро слезла с дерева, словно спускаясь по лестнице.

И в тот момент, когда она уже бежала к толпе, озираясь по сторонам в поисках просвета, который позволил бы ей пробраться к Тагаю, она заметила то, что поначалу приняла за груду оленьей кожи, оставленную на земле. Девушка перевела взгляд на своего мужчину. А потом что-то остановило ее — возможно, отблеск факела, упавший на сложный узор бусин женского платья.

Гака лежала на боку. Анна приблизилась к ней и осторожно перевернула на спину. Лицо старухи было искажено, а кожа стала синеватой. Левую руку она крепко прижимала к боку, а правая дергалась и била о землю, зарываясь в глину. Казалось, старая женщина пытается за что-то уцепиться. Глаза под полуоткрытыми веками закатились.

Гака не могла дышать! Челюсти у нее были сильно стиснуты, и поэтому Анна поспешно уложила седовласую голову себе на колени и с усилием открыла сведенный судорогой рот. Гака проглотила язык. Анна запустила пальцы ей в глотку. К счастью, старуха уже потеряла почти все зубы, но ее челюсти мощно сомкнулись на запястье целительницы. Анна ухватила провалившийся язык Гаки и втянула его обратно в ротовую полость. Отчаянно осмотревшись, девушка увидела рядом с собой на земле небольшую ветку. Анна положила ее поверх языка старухи. Только после этого она позволила Гаке сомкнуть рот.

— Доне!

Во время боя мальчик оставался у дерева. Приковыляв на зов Белого Можжевельника, он округлил глаза при виде извивающегося на земле тела.

— Побудь с ней. Постарайся, чтобы ветка оставалась у нее во рту. Я позову на помощь.

Анне необходимо было добраться до Тагая. Впереди продолжала собираться толпа. Добравшись до ее заднего края, она начала проталкиваться вперед.

— Близнецы свершили свой суд, Таване, объявил Пойманный. — Ты его принимаешь?

— Принимаю.

Морщась, Черный Змей приподнялся и сел. Кровь, которая прежде текла по его спине на землю, теперь начала сползать по его груди, пузырясь на кедровых пластинах и придавая им более насыщенный красный цвет.

— Все обстояло так, как вам сказал Медвежонок. Татуированный народ собирает своих союзников со всего света. На рассвете после полнолуния они окажутся здесь и сожгут ваши дома. Тахонтенратам пришел конец.

Ворчание, которое сопровождало эти его слова, сменилось криками. Тододахо прекратил их, подняв жезл.

— Поэтому ты нас предал?

— Я вернулся к тому, чему был верен раньше, только и всего. Я презирал себя за то, что не умер как воин, когда вы взяли меня в плен. Я был слишком юным и слабым. И в течение многих лет я лгал себе. Но потом я увидел, как силен народ, среди которого я родился, а племя Оленя становилось все слабее. Мне хотелось снова стать сильным, как они.

Пойманный вновь усмирил толпу.

— А теперь?

— А теперь я хочу умереть как воин. Так, как мне следовало сделать раньше. Я хочу спеть свою песню смерти, чтобы вы все убедились в том, что мужество моего народа превосходит ваше мужество, их сила превосходит вашу силу. Таково мое желание.

— И ты увидишь его исполнение. — Тододахо поднял свой жезл и указал им на восток, где уже светлело небо. — Бог войны приходит к нам в огне, и мы отправим твою душу приветствовать его. Если бы у нас было время, нам следовало бы приготавливать тебя много дней, чтобы почтить и тебя, и его. Но, судя по его стремительному приближению и по тому, как твоя жизнь красной струей бежит на землю, я вижу, что у нас на это нет времени. — С этими словами вождь повернулся к своим соплеменникам, к воинам, вставшим впереди. — Отпустите его душу.

Зрители отступили на несколько шагов, так что образовалась площадка примерно в пятьдесят шагов в длину и тридцать в ширину. Барабаны, которые били во время боя, зазвучали снова, а толпа начала скандировать: «Хех-хех-хех-хех-хех!» Факелы занесли на площадку и расставили на равных расстояниях друг от друга, хотя рассвет делал их ненужными. Однако теперь огонь был необходим для других целей.

Сада приблизился к Тагаю, вручил ему тлеющую палку и подвел к остальным воинам. Те уже выстроились в два ряда лицом друг к другу, по двадцать человек в каждом ряду. С Черного Змея сорвали доспехи и, обнаженного, опутанного паутиной кровавых ручейков, струившихся по синей татуировке, подтащили к началу строя. Там его заставили подняться на ноги.

— Делай то же, что и я, — прошептал Сада. А потом шагнул к Черному Змею и сказал: — Похоже, ты замерз, Таване. Давай я тебя согрею.

С этими словами Сада ткнул своей заостренной горящей палкой в ухо с синей татуировкой.

Черный Змей не закричал. Он взревел:

— Я — Таване из племени нундаваоно! Слушайте мою песню смерти!

И заковылял вдоль строя.

Тагай ткнул его одновременно с человеком, который стоял в ряду напротив него. Их факелы вонзились в плоть, но Черный Змей не повернулся, ничем не выказав боли. Он хромал все дальше, безропотно принимая удары, и сквозь сжатые зубы пел свою песнь. Дважды он падал, но заставлял себя подняться и все шел и шел, волоча за собой перебитую ногу.

Каким-то образом ему удалось добраться до конца. Когда последний кол был вбит в его тело с возгласом: «Ты истекаешь кровью. Давай я ее остановлю!», его бросили на землю. Руки его растянули в стороны, положив их на поваленные стволы, а сверху побросали несколько бревен, так что их вес раздробил умирающему пальцы. Тогда он выкрикнул единственное слово — свое имя — и потерял сознание. Его облили водой, и он сел. И немедленно снова начал петь:

— Черный Змей ползет по земле. Враги убегают или попадают на его зубы.

После этого ему раздробили ступни. И снова приведя предателя в чувство, его привязали к столбу, только что вкопанному в землю, повернув лицом к разгорающемуся рассвету.

Барабанный бой, мерные восклицания, дым, горелая плоть, кровь. Все органы чувств были переполнены вкусом смерти, ее запахом, все ощущения прикасались к бренности, вдыхали потустороннее, ловили тени ада. Тагай предоставил Саде руководить им, повторял то, что делал Сада: колол, прижигал, дробил. За пределами пылающего круга не было ничего, была только плоть перед ним, — плоть, закрепленная на столбе.

Корчащееся тело обмякло, повиснув на путах. Сада шагнул ближе, приложил ладонь к развороченной грудной клетке, приблизил ухо к тому, что недавно было ртом. Барабанный бой звучал глухо — как будто натянутую кожу ласково поглаживали; громкое пение превратилось в едва слышный шепот.

— Он близко! — объявил Сада. — Он ищет бога солнца.

— И смотрите: Ондутет приходит к нему. Смотрите! — Тододахо воздел жезл и вытянул его к востоку.

Все повернулись туда как раз в то мгновение, когда огненный шар солнца вырвался из-за леса, словно мяч, запущенный чьей-то гигантской рукой.

Индейцы приветствовали его криком:

— Хех-хех-хех-хех-хех!

Сада вложил в руку Тагаю костяной нож.

— Голову, а потом — сердце, — прошептал он и отошел.

Тагай продолжал действовать как в тумане. Когда он шагнул к столбу, его приближение заставило бесформенное скопище сломанных костей и разорванной в лохмотья кожи поднять голову. Из глубины глотки вырвались звуки. Звуки, которые могли означать:

— Таване из нундаваоно!

— А я — Тагайниргийе, и мой народ — тахонтенраты. И Тагай поднял нож.

Он еще никогда никого не скальпировал. Но обнаружил, что знает, как это делается.

Он никогда не вырезал ни у кого сердце. Но оказалось, что и это он тоже умеет.

Повернувшись к своему племени, Тагай высоко вскинул окровавленные руки с их ношами.

— Хех-хех-хех-хех-хех! — крикнул он навстречу рассвету.

— Хех-хех-хех-хех-хех! — откликнулись его соплеменники.

А потом Тагай опустил взгляд. И прямо перед собой увидел наполненные ужасом глаза Анны Ромбо.