Глава 7. ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ НА РАССВЕТЕ

Грозы сменяли одна другую. Та, что привела Томаса к освещенному молнией берегу и спасла жизнь Тагая, миновала. Между грозой и грозой втиснулся ясный день, краткое возвращение лета. Но к вечеру воздух снова сгустился, загудел и затрещал от силы стихии. Гром носился по небесам, и его басовитые взрывы предвещали приближение бури. Но дождь почему-то все время проливался где-то в стороне. Томасу не удавалось заснуть. Он нехотя вернулся в поселение нундаваоно, хотя желание плыть к Анне, спасать ее вместе с Тагаем, было почти необоримым. Однако, спокойно поразмыслив, он убедился в том, что подобная попытка приведет к обратному результату: незнакомец, появившийся в поселке, который готовится к войне, наверняка не добьется ничего, кроме собственной смерти. Пока Томасу лучше оставаться рядом с человеком, с которым судьба соединила его ярмом, словно подневольную тягловую лошадь.

Джанни Ромбо. Как бы Томас ни осуждал его поступки, одно оставалось очевидным: решимость Джанни добиться своего оставалась непреклонной. Если кому-то и удастся получить Анну обратно, то это будет ее брат.

Сбросив оленью шкуру, которой он укрывался, Томас вышел в ночь. Гроза надвигалась с северо-запада, с противоположного берега. Она позвала его к узкой тропе, ведущей к воде. Там обнаружилась узкая полоска песка, отделенная от главного залива, который уже заполняли каноэ племени и собиравшихся к нему на помощь союзников. Еще одна возможность побыть в одиночестве. Подумать. Помолиться.

Но иезуиту не дано было столь желанного одиночества. Одну лодку вытащили на берег. Перед ней горел костер. Это оказалась гребная шлюпка с «Дыхания Святого Этьенна». Она стояла на берегу, параллельно воде, но была закреплена так, что казалось, будто она плывет по суше. И на ее носу скорчился Джанни Ромбо.

Джанни услышал его шаги и даже узнал своего товарища, потому что европейские сапоги на дорожке издавали звуки, совершенно не похожие на мягкие толчки мокасин. Однако Джанни не прервал своих приготовлений. Если гроза наконец принесет дождь, у него останется мало времени.

Он тщательно отмерил селитру, серу и древесный уголь, смешал их, завернул в страничку, которую вырвал из своей Библии — Божье дело в Божьих словах, — а потом забил сверток в дуло фальконета. После этого затолкал туда те обломки металла, какие ему удалось собрать. Фроншар, который был на корабле мастером по парусам и бомбардиром, не захотел отдавать парню остатки трехфунтовой картечи: она могла понадобиться на обратном пути. Однако Джанни сумел отыскать внушительное количество старого металла: он снял обручи с бочек, располосовал старый котел… Но сейчас Джанни не собирался использовать много металла. Ведь это была просто проверка.

Иезуит остановился в нескольких шагах от лодки. Джанни не обращал внимания на его присутствие: он прицеливался, закрыв один глаз и глядя вдоль ствола. В небе постоянно громыхало — центр бури неуклонно приближался.

— Ты действительно думаешь, что это необходимо?

Голос иезуита звучал спокойно и размеренно — как всегда. И как обычно, это вызвало у Джанни раздражение, с которым юноша тем не менее справился. Настроение у него было на редкость хорошее.

— Необходимо? О, думаю, да. Это еще на шаг приближает меня к победе.

Он прошел к дулу пушки, небрежно поднес запал к самому дулу и заглянул в него. Томас содрогнулся.

— Ты себя взорвешь. Джанни рассмеялся:

— Нет. Только моих врагов.

— И кто же они? Мне это стало неясно.

Джанни вернулся в лодку, проверил железные канавки, которые он соорудил из обручей от бочки и закрепил на передней скамье. Маленькие колеса пушки будут двигаться по ним, обеспечивая необходимый откат, который у фальконета был совсем небольшим. Гром ударил почти над их головами, так что они ощутили направленную вниз волну давления.

— Мои враги? Все, кто мешает мне получить то, чего я желаю. Кто угодно.

И Джанни в первый раз поднял голову. Томас выдержал его взгляд.

— А кто твои друзья?

Джанни передвинул ствол пушки, опустив его чуть ниже. В пятидесяти шагах дальше по берегу еще один костер горел перед огромными листами кедровой коры: это были стены брошенного дома, которые Джанни укрепил кольями.

Он хмыкнул.

— Мне не нужны друзья. Эти дикари — просто способ достижения цели, и только. Они помогают осуществиться Божьей воле.

Наконец он закончил свои приготовления. Гром звучал совсем близко. Если начнется дождь, то порох может намокнуть.

Томас наклонился, чтобы говорить негромко — и все же быть услышанным.

— Почему ты считаешь, что Черному Змею можно доверять? Он предал свой народ дважды.

— Дважды?

— Тот народ, среди которого он родился. И тот народ, который его принял.

— Понятно. Но мне ни к чему доверять ему. У меня есть то, что он хочет получить.

— И что же это?

Джанни усмехнулся. Томас едва сумел расслышать единственное слово, которое произнес Серый Волк из Рима, потому что загромыхало прямо над их головами.

— Власть.

Пламя прикоснулось к запальному отверстию. В дуле сверкнуло. Рев фальконета прозвучал громче грома. Кедровая стена разлетелась, словно от прикосновения Господней руки.

— Правила? Правил нет. Нет, одно есть: убей или будь убитым.

С этими словами Сада подскочил к лубяному ящику, в котором хранился табак. Стирая с ладоней влагу, прежде чем прикоснуться к ящику (они уже час сидели в шалаше для потения, и с их тел обильно стекал пот), он продолжил объяснения:

— Он выше тебя, сильнее тебя, опытнее… Ты когда-нибудь убивал человека?

Тагай немного подумал.

— Да. На острове. Я убил того, кто охранял каноэ. Я ни о чем не думал. Просто сделал это.

Сада хмыкнул.

— В такой горячке — не в счет. Когда у тебя есть время, чтобы думать… Первый убитый что-то у тебя забирает. Второй — уже меньше. Но у Черного Змея на шесте вигвама висит вот сколько скальпов, — Сада широко развел руки, демонстрируя их количество. — И даже больше. Еще один для него ничего не будет значить.

И он вернулся назад, прихватив с собой лучину. Пососав трубку, двоюродный брат передал ее Тагаю. Тагай тоже сделал затяжку, прежде чем заговорить. Он уже понял, что среди его народа даже путь к смерти принято было обсуждать спокойным голосом, рассудительно. Тагай отказался от возможности немного поспать, чтобы провести это время со своим двоюродным братом. Единственным источником света в шалаше были угли. Высоко в небо поднималась прибывающая луна. Грозовые тучи убежали на восток.

— Так что я могу сделать в поединке с более старшим, сильным и мудрым человеком?

— Вести свой собственный бой, Тагай. А не его. Раз правил нет, значит, ты можешь делать все, что сочтешь нужным. Тебе не разрешается бросать копье и стрелять в него из лука. За исключением этого дозволяется все.

Глотнув дыма, Тагай закашлялся.

— Значит, правила все-таки есть! Ты хочешь сказать, что мне нельзя залезть на мой дуб и бросать в него желуди?

Сада сел прямо и приблизил лицо вплотную к лицу собеседника.

— Послушай, Медвежонок, шутками тебе этот бой не выиграть.

— Извини. А чем мне его выиграть? Как мне вести сражение?

Сада снова сел удобно.

— Раз противник выше тебя, значит, ты ближе к земле. Раз он сильнее, не пытайся мериться с ним силой. А коли он старше, стало быть, он медлительнее, так что используй свою быстроту. Ты быстрый, Тагай, быстрее даже Отетиана. Воспользуйся этим.

— И я отомщу за Отетиана. — Остатки смеха покинули Тагая, когда он вспомнил о человеке, который погиб ради него на острове. — Он ведь убил его, знаешь.

— Знаю. — Голос Сады звучал тихо, но жестко. — Я верю всему, что ты о нем рассказал. Но для того, чтобы тебе поверило племя, ты должен убить его. Потому что тогда это будет решением богов-близнецов.

В дверь из оленьей шкуры поскреблись, и чей-то голос сообщил снаружи:

— Доспехи готовы, Сада.

— Хорошо. — Воин встал и потянулся за костылем, который соорудила для него Анна. — Мы выберем тебе хорошее оружие. Но сначала ты должен нырнуть в воду. Если тебе все-таки предстоит путь в Поселение Мертвых, ни к чему прибывать туда вонючим, как весенний бобр.

— А мне казалось, ты запретил шутки.

Тагай встал и пошел за хромающим братом.

Последняя полоска оленьей кожи была закреплена на нужном месте. Обряжавший бойца воин шагнул назад, чтобы осмотреть результат своих трудов.

Тагай поднял руки, отпрыгнул в сторону и взмахнул воображаемой боевой палицей.

— Она все равно слишком тугая. Сковывает движения.

Он был облачен в тисовые пластины толщиной в два пальца. Их скрепляли шнуры. Одна надевалась на торс, другие, собранные в юбку, покрывали пах и бедра. Пластины меньшего размера защищали руки и ноги.

— Нет, Сада, я не смогу в них двигаться. Спасибо за идею, но…

— Тагай, если он догонит тебя и ударит боевой палицей, а на тебе не будет защитных доспехов, ты умрешь.

Тагай возился с завязками. К нему на помощь подошли другие.

— Думаю, если он достанет меня, то я умру в любом случае. — Тагай стащил с себя нагрудник и спинную пластину прямо через голову. — Я оставлю те, которые закрывают правую руку. И возьму вот это.

Он поднял с земли маленький круглый щит, изготовленный из изогнутых пластинок обожженной кедровой коры. Размером и формой он напоминал стальные круглые щиты, которыми Тагай научился пользоваться во Франции. На обратной стороне у этого щита имелись две петли: в одну просовывалась рука, за вторую хватались пальцами.

Под недовольное ворчание с бойца сняли остальные доспехи.

— И что ты будешь держать в руке, Медвежонок? Перед ним выложили ряд палиц. Они все были похожи, изготовленные из железного дерева. К концу некоторых полосками крученой кожи крепились неровные камни, другие были вырезаны из цельного куска дерева, конец которого заканчивался громадным шаром. И все они были тяжелые.

— Какую возьмет он? — спросил Тагай.

Сада указал на одну из палиц из цельного куска дерева.

— Только та будет в два раза больше, под стать его силе. Кто-то воскликнул:

— Ей бы надо быть в два раза меньше, под стать его мужскому достоинству!

Пока все смеялись, Тагай прошел вдоль ряда оружия и в самом конце увидел нечто иное.

— А это что?

Оружие имело такую же длину, что и палицы, но было не таким широким — скорее, оно было овальным в поперечном сечении. Вдоль темно-коричневых сторон тянулись канавки, выкрашенные красным. На одном конце палицы оказался ястреб с вырезанным глазом и острым клювом, а на противоположном — рыба. Прямо над ней находилась рукоять из сыромятной кожи, прошитой жилами.

Но больше всего Тагая заинтересовал клинок, торчащий вниз сразу за головой ястреба.

— Сталь, — проговорил он, проводя пальцем по заржавевшему и затупленному клинку. — Как такое возможно?

Тагай знал, что у его народа почти нет металла. Клинок был снят с ножа и прикреплен к палице с помощью заклепки и круглого гвоздя.

Сада недовольно хмыкнул.

— Выбери что-нибудь другое, Тагай. Никто не знает, как пользоваться этой штуковиной. Никто не знает, откуда она взялась.

— Я знаю.

Голос женщины донесся из-за их спин. Обернувшись, воины увидели Гаку.

— Она принадлежала твоему отцу, Тагай, — Хасдеваю, который был братом Тододахо. Он сделал ее из ножа, который выменял на меха у первого из бледных воров. Говорили, что он убил ею тысячу врагов, хотя о нем и о Тододахо легенд ходило больше, чем о близнецах.

С этими словами старуха подошла ближе и склонилась перед Тагаем.

— Когда на следующий год бледные воры увезли твою мать вместе с Доннаконной, твой отец потерял желание жить. Он погиб в следующей же боевой вылазке. Тододахо принес домой его палицу. По-моему, с тех пор ею никто не пользовался.

Тагай снова взял из рук Сады оружие. Когда молодой воин поднял палицу своего отца в первый раз, она пришлась ему по руке — более легкая, чем палицы из железного дерева с их тяжелыми наконечниками. Ею было легче замахиваться. Тагай попробовал нанести косой удар, потом — удар сверху вниз. Обладая режущей кромкой и острием, оружие немного напоминало меч, с которым Тагай упражнялся по приказу короля Генриха.

Оружие его отца! Оно идеально подошло сыну.

Однако Тагай обнаружил, что не может высказать этого. Он вообще ничего не может сказать: что-то подкатило к самому его горлу. Так что он молчаливым кивком подтвердил свой выбор и попробовал еще один косой удар.

Анна следовала за светом тростникового факела, хотя свет луны все еще оставался настолько ярким, что прибрежная тропинка была хорошо видна. Факел высоко поднимал Доне. Звание «светоносца» явно доставляло мальчику большую радость. Он отказывался отходить от Анны, даже когда стало известно, что Черный Змей уединился с членами своего рода. Доне был защитником Белого Можжевельника, все это знали. Это дало хромому мальчишке авторитет, которого прежде он среди своих сверстников не имел.

Когда они подошли к прибрежной гальке, Анна попросила Доне остановиться, отвела взгляд от яркого света факела и устремила взгляд вдоль берега. Отыскав вдали свет костра, она повернулась обратно к мальчику.

— Ты должен оставить меня здесь, Доне. Дальше я пойду одна. Я пройду совсем немного.

Он покачал головой.

— Пожалуйста, Доне! Я далеко не уйду. Мне надо кое-кого увидеть. Вон там.

— Тогда я буду дожидаться прямо здесь, — заявил мальчик, падая на землю и втыкая конец факела в землю. — И если ты меня позовешь, я приду. У меня есть вот что.

С этими словами защитник Белого Можжевельника вынул из-за пояса маленький костяной нож.

— Хорошо. — Анна наклонилась и прикоснулась к его голове. — Я вернусь через минуту.

Ее ноги скользили на гальке, и, хотя свет луны был ярким, все-таки несколько раз она споткнулась на крупных камнях.

Однако шум не имел значения. Тот, кого она ищет, в любом случае ожидает ее прихода.

Анна пробиралась на свет горящих углей. Тагай сидел лицом к воде, поджав под себя ноги. Перед ним лежала какая-то дубинка. Девушке удалось разглядеть резьбу на боковой стороне: голова ястреба, клинок под ней. Рядом она увидела полосатый камень — оки Доннаконны. Анна стояла молча и смотрела, как Тагай бросает табак в огонь. Листья раскалились, вспыхнули, и над костром поднялся сладковатый дым. — Кому ты его возжигаешь, Тагай?

— Всем. Всему. Себе.

Его голос звучал спокойно.

— А мне ты его тоже возжигаешь?

Ей было очень обидно, что ее голос звучит не так, как у него, что в нем слышатся жесткие ноты.

— Тебе? — Тагай помолчал, обдумывая ответ. — Конечно, и тебе. Я сражаюсь за тебя.

— Правда? — Анна опустилась рядом с ним на колени. — Тогда не делай этого. Я не хочу, чтобы за меня умер еще кто-нибудь.

— Благодарю. Ты так уверена, что я умру?

— Он воин, и с детства его учили убивать.

— А меня — нет. Это правда. Но я — сын воина. — Тагай подался вперед, нежно провел пальцами по рукояти своей палицы. — И я родом из племени воинов. И потом, у меня нет выбора. Ты слышала. Они убьют тебя, как ведьму.

Она обхватила ладонями его лицо, заставив его повернуться.

— Послушай меня. У тебя есть выбор. Ты можешь выбрать, жить тебе или умереть. Дядя Пьер обещал вернуться в полнолуние. Здесь есть каноэ. Прямо здесь. Мы можем взять одно, спрятаться, дождаться его.

— Тайком уползти во Францию, пока мой народ будут избивать?

— Если ты умрешь, их все равно ждет избиение.

Тагай всем телом повернулся к Анне, и его голос стал настойчивым.

— А ты, Белый Можжевельник? Как твое дело? Рука, которую ты должна закопать?

Она завела руку за спину и вытащила из поясного кошеля косточки кисти. При свете луны кости загорелись зеленоватым светом, словно ими владела какая-то болезнь.

— Это? — Анна не скрывала своего отвращения. — Это — останки женщины, которая умерла двадцать лет тому назад. Я брошу их в океан на обратном пути.

— Ты могла это сделать по пути сюда. — Тагай протянул руки. Пальцы одной коснулись ее груди, вторая опустилась ей на голову. — Ты же знаешь, ты слышала это здесь и здесь, Анна, — голос, который сказал тебе, что ты должна их закопать. Потому что та, которая дала эту кисть твоему отцу, просила закопать ее. Надежно, при свете полной луны. Через две ночи после сегодняшней.

— А если ты к этому времени погибнешь? — Теперь Анна шептала. — Я не смогу выполнить поручение, потому что я погибну тоже.

— А может, и не погибнешь. — Тагай поднялся на колени. — Я не рассказал тебе про ту охоту еще одно. Они убивали моих соплеменников с помощью ружей.

— Ружей?

— Точнее, пистолетов.

— Но как?..

— Думаю, — вздохнул Тагай, — что пистолеты им дал твой брат.

— Мой брат…

Это стало настоящим ударом. Девушка отшатнулась, села на гальку, подтянув колени к груди и уткнувшись в них лбом. Она едва могла дышать. Какое-то время Тагай выжидал, а потом снова протянул руку, слегка прикоснувшись к ее волосам.

— Ты могла бы поехать к нему прямо сейчас, — мягко проговорил он. — Возьми одно каноэ. Это опасно, но, возможно, не так опасно, как оставаться здесь. Он — твой брат. Он не прогонит тебя. Особенно если ты привезешь ему то, что он ищет. — Тагай указал на скелет руки, который она продолжала держать перед собой. — Ты говоришь, что твои близкие принесли достаточно жертв. Если ты действительно так считаешь, тогда отдай это своему брату. Пусть он увезет ее обратно за океан. Пусть он возьмет тебя с собой. Анна поднялась на ноги и чуть пошатнулась. Она сунула отрубленную кисть обратно в мешочек, достав оттуда вместо нее что-то другое.

— Вот все, что я вручу моему брату. — Она подняла крошечный серебряный крестик так, что Тагаю стало видно, как он блестит в лунном свете. — Я нашла его на дереве в Тоскане. Джанни получил его в подарок от моего отца в те дни, когда мы все еще были счастливы. Джанни спрятал его среди ветвей, надеясь, что когда-нибудь заберет его обратно.