Глава 5Воссоединение

Первым делом Джек подумал об оружии. Шпаги офицеров были оставлены в каютах, столовые ножи уже убрали. В конце концов он взял опрокинутый им же графин и отошел от стола, крепко сжимая сосуд за горлышко. Графин из свинцового хрусталя был тяжел. Разбить его, чтобы использовать горлышко с острыми краями как оружие, было бы трудновато, но вот для броска он вполне годился.

Офицеры вставали, со скрипом отодвигая стулья, чтобы быть представленными новому гостю, и в этой суете на маневры Джека никто не обратил внимания. Но капитан Абсолют заметил, что взгляд человека, стоявшего на пороге, скользнул вниз, на его отягощенную графином руку, и сообразил, что от графа фон Шлабена ничто не укрылось.

— Генерал Бургойн, приношу тысячу извинений за столь позднее вторжение. Из-за спора лодочников у причала я вынужден был задержаться на берегу. Эти канадцы, похоже, весьма чувствительны во всем, что касается их прерогатив.

По-английски фон Шлабен говорил почти без акцента, гораздо лучше, чем переводчик.

— Мой дорогой граф! — Бургойн вышел вперед, протянув руку, которую гость с поклоном пожал. — Увы, мы только что завершили трапезу, но не позволите ли вы приказать подать вам блюдо отдельно?

— Не стоит беспокойства, генерал, я вполне удовольствуюсь... О, уж не волшебный ли аромат бишопа я здесь ощущаю? Да, в чем мы, немцы, вынуждены отдать пальму первенства англичанам, так это в их безграничной изобретательности по части напитков. Кто, кроме них, мог бы догадаться поджарить апельсин и бросить его в портвейн?

По кивку Бургойна Пеллью наполнил свободный бокал. Немец поднял его.

— За вечные мир и дружбу в отношениях между нашими народами!

Бокалы были осушены. Джек держал свой кубок левой рукой, все еще пряча графин в правой. Только когда тост был закончен, Джек намеренно поставил тяжелый графин на стол прямо перед Шлабеном.

Серые глаза немца переместились на Джека:

— А, капитан Абсолют, рад видеть вас снова! И к тому же при более приятных обстоятельствах.

— Право же, граф, не знаю, что и сказать. Я, в общем-то, получил удовольствие от нашей встречи.

Немец с едва заметной улыбкой обошел вокруг стола, представляясь всем офицерам по очереди. Саймон Фрейзер, обменявшись с ним рукопожатием, подошел к Джеку.

— Абсолют — это тот самый человек?

История о «Друри-Лейн» и Уинслоу много раз пересказывалась Бургойном во время путешествия и, приукрашенная множеством подробностей, превратилась в его изложении чуть ли не в эпическую поэму, хотя о причине поединка деликатно умалчивалось.

— Да, сэр.

— У нас в горной Шотландии есть присказка: «Уличные скрипачи, собаки и мухи слетаются на угощенье незваными». А по нему, — Фрейзер указал подбородком на фон Шлабена, склонившегося над рукой миссис Скин, — не скажешь, что он умеет играть на скрипке.

Джек закашлялся, подавив смешок. Слуга тихонько вошел, чтобы убрать разлившийся портвейн. Заметив, что он орудует тряпкой посреди «карты» его кампании, Бургойн возвысил голос над общим оживленным гулом:

— Джентльмены, не подышать ли нам воздухом, пока слуги не подготовят все для представления? Вы, сударь, — он повернулся к графу, — пропустили ужин, но, по крайней мере, сможете посмотреть любительское представление. Рискну предположить, что это произведет на вас впечатление. Мы готовили его во время долгого пути через Атлантику, чтобы развеять скуку. И смею утверждать, что мы достигли уровня, который не посрамил бы и многие профессиональные сцены Англии. Впрочем, пять недель — время достаточно долгое, и мы уже успели привыкнуть друг к другу. Может быть, вы смогли бы удивить нас чем-нибудь новеньким?

Фон Шлабен покачал головой.

— Боюсь, что я не актер, сэр.

— А мне говорили совсем другое, — почти (почти!) неслышно отозвался Бургойн, после чего уже громче продолжил: — Леди, джентльмены, предлагаю всем выйти на палубу и вернуться сюда через полчасика. Капитан Абсолют, а вас я попрошу на минуточку задержаться, — добавил он, когда все потянулись к выходу.

Джек остановился, а фон Шлабен, поравнявшись с ним при выходе, промолвил:

— Кстати, капитан, хочу передать вам привет от нашего юного друга, Тарлтона.

— Я удивлен, что его нет с вами. Я думал, вы неразлучны.

— Увы, удар, нанесенный вашим туземным приятелем, приковал его на некоторое время к постели, а меня ждал корабль. Но он просил передать вам, что с нетерпением ждет случая возобновить знакомство.

— Будет ли он участвовать в этой кампании?

— Кажется, он должен прибыть в Нью-Йорк и поступить в распоряжение генерала Хоу. Однако, — немец изобразил то, что сошло бы за улыбку, — я уверен, что ваши пути скрестятся снова.

Джек кивнул:

— Жду не дождусь.

Он указал на дверь, и граф с едва заметным кивком вышел.

Каюта наконец опустела. Бургойн остановился рядом с Джеком, и они некоторое время прислушивались к доносившемуся снаружи смеху: джентльмены помогали леди подниматься по крутым ступенькам. Когда последний голос растаял в ночи, Бургойн пробормотал:

— "Он, Кассий, худ и голоден на вид... "

— «Такие люди могут быть опасны», — подхватил цитату Джек и, отступив в глубь каюты, наполнил из графина два бокала. Вручив один Бургойну, он продолжил: — «Опасность эту должно ли отвесть?»

Старший собеседник пригубил вина и улыбнулся.

— А что, капитан Абсолют! Может быть, вы предлагаете кинжал в переулке? Как это согласуется с корнуоллским пониманием честной схватки?

— Бешеную собаку я бы убил хоть в Корнуолле, хоть где угодно. Особенно ту, которая уже пыталась убить меня.

— Это граф-то бешеный? Думаю, нет. Опасный, готов допустить. Он доказал это, умышляя против вас в Лондоне.

Вернувшись к своему месту во главе стола, Бургойн полез в свисавший со спинки его стула кожаный футляр и достал оттуда какой-то маленький предмет, после чего продолжил:

— Джек, можем ли мы утверждать — не предполагать, а именно с уверенностью утверждать, — что граф желал устранить вас, дабы помешать мне воспользоваться вашими услугами? Боюсь, что нет. Вас, что ни говори, застукали в пикантном положении, а с молодым Тарлтоном граф свел дружбу раньше, чем я вообще узнал о вашем возвращении в Лондон.

— Но, сэр...

Бургойн поднял руку.

— Кроме того, мы по-прежнему не понимаем, почему эти иллюминаты вмешиваются в наши дела. Мы полагаем, что они стремятся извлечь выгоду из беспорядка в этой стране, разрушить все ради построения чего-то нового. Но что они собираются строить на пепелище? И зачем? Этого мы не знаем, но должны выяснить. А пока мы этого не выяснили, будем следовать совету древних иудеев: «Держи друга своего близко, врага же своего еще ближе». Вы согласны?

— Так точно, сэр.

Джек видел, что командующий уже составил свое мнение на сей счет. Разумеется, если бы происходящее касалось только его лично, Джек без колебаний нанес бы удар первым, не дожидаясь, когда это сделают его враги. Однако он — как и генерал — понимал: в основе случившегося в Лондоне лежала отнюдь не обычная ревность. С неохотой Джек вынужден был признать, что убить фон Шлабена сейчас было бы ошибкой. Иллюминаты, как любое тайное общество, имеют голов не меньше, нежели легендарная Гидра. Отрубить эту, видимую, голову значило бы оказаться перед необходимостью иметь дело с другой, сокрытой.

Бургойн, перекидывавший из руки в руку предмет, вынутый им из футляра, бросил его через каюту. Джек поймал сверкнувшую в свете лампы штуковину в ладонь и поднес к глазам.

Это была мушкетная пуля. Однако не обычная: ее отличали больший блеск и круговая насечка посередине.

Джек подкинул ее в воздух и поймал снова.

— Серебряная. И легкая. Полая.

— Да.

Бургойн снова полез в свой футляр.

— Этот шарик был найден на — или, лучше сказать, в — купце из Коннектикута, известном лоялисте, который приехал торговать в Квебек. Он был замечен в какой-то сомнительной компании. Когда его взяли, то видели, как он проглотил эту штуковину. Потом ее извлекли из его внутренностей с помощью изрядной дозы рвотного. Бедняга от всех этих переживаний отдал Богу душу, а из шарика — да не морщитесь, Джек, мы его тщательно очистили — нам удалось извлечь вот это.

Бургойн аккуратно развернул перед собой на столе маленький кусочек бумаги.

— Губернатор Карлтон получил этот документ несколько дней назад, но расшифровать его никому в Квебеке не удалось. Вот мы и подумали, Джек: может, вы...

Джек придвинул лампу поближе. На страничке были очень плотно, но вполне разборчиво написаны в пять строчек комбинации цифр. Вроде бы абракадабра, но совершенно явно подчиненная некоему алгоритму.

— Сумеете решить эту головоломку, Джек?

— Мне потребуется некоторое время, сэр. Дольше, если это по-французски.

— Вы ведь говорите по-французски еще лучше, чем я. А правда, что в ваших жилах течет французская кровь?

Джек покачал головой:

— Это кровь очень давних предков, генерал. Однако в роду Абсолютов есть традиция давать всем сыновьям французское среднее имя.

— Какое же?

— Ромбо. С ним тоже связана легенда. Причудливая, совершенно невероятная.

Бургойн улыбнулся:

— Я люблю легенды. Обязательно расскажете мне ее, когда у нас будет больше времени.

— Конечно, сэр.

Джек, прищурившись, присмотрелся к крохотному клочку бумаги.

— Существует ли список вещей, имевшихся у этого купца?

Бургойн подвинул ему еще одну исписанную страничку. Джек внимательно изучил ее.

— Вижу, здесь нет ни книг, ни блокнотов.

— А вы, Джек, никак думали, что Вашингтон проявит любезность и на тот случай, если его лазутчики угодят к нам в руки, снабдит их не только тайными посланиями, но и ключами к шифрам?

Джек улыбнулся:

— Ключом вполне может служить совершенно безобидный роман, имеющийся и у отправителя, и у получателя. Если эти цифры соответствуют словам на какой-нибудь странице, вот вам и тайнопись. Такое послание мудрено расшифровать без книги.

— А этот шифр именно такого рода?

— По-моему, нет. Я вижу здесь повторяющиеся цифры... Нам известно, кому предназначалось послание?

Бургойн покачал головой:

— К сожалению, нет. Роковое последствие столь энергичного извлечения тайника лишило нас всякой дальнейшей информации. Однако... — Генерал помедлил, потом сунул пальцы в другую сумку. — Не очень-то мне хотелось, чтобы вы в это вникали, но среди вещей купца было найдено кое-что еще. Не ищите этого в списке, там его нет.

Он извлек связку ключей на кольце. Стандартных ключей для самых разных замков. Но внимание Джека привлекла металлическая пирамидка размером примерно с большой палец с изображением ока чуть ниже вершины.

— Да, — вздохнул генерал, когда Джек поднял на него глаза, — готов поручиться, что это масонский знак. Не вполне обычный. Впрочем, моя собственная ложа использует подобные символы, как и некоторые ложи здесь, в колониях. Масоны в этой войне сражаются по обе стороны. Я точно знаю, что семеро высших командиров Вашингтона принадлежат к ордену. Так что это, — он взял брелок и поднял на свет лампы, — вовсе не обязательно подразумевает нечто зловещее. Получатель, пусть и шпион, мог быть просто обычным членом обычной ложи. Ему не обязательно было принадлежать к...

— Иллюминатам?

— Нет.

Генерал выглядел сконфуженным. Таким Джек его еще не видел. Сам Абсолют всегда отклонял какие бы то ни было предложения вступить в братство вольных каменщиков. В том числе и исходившие от Бургойна.

— Да, плод иллюминатов червив, но это не значит, будто заражено и все древо ордена. Помните об этом, капитан. И мы не можем исходить из того, что это послание предназначалось, например, для графа.

— Разумеется, сэр, мы ничего не можем предполагать заранее.

Джек вернул Бургойну связку ключей.

— Вы хотите, чтобы я приступил к расшифровке прямо сейчас?

— Конечно, нет. Нам предстоит любительский концерт, а кодом можете заняться завтра с утра.

Джек аккуратно сложил бумажку и спрятал ее в карман жилета.

— Сходить мне за исполнителями?

— Давайте. Да, и по дороге пришлите мне слуг, чтобы подготовить сцену.

У порога Джек остановился и оглянулся.

— Сэр, я не похваляюсь моими навыками, но должен заметить одну вещь. Если считать вероятным получателем записки фон Шлабена... Мне представляется довольно странным направлять послание, закодированное подобным способом, человеку, столь развитому умственно. Шифр не такой уж сложный. Правда, это может означать, что отправитель не слишком умудрен в этой области. Или же...

— Или же записка предназначалась не графу, а кому-нибудь другому, — улыбнулся Бургойн. — Как я и говорил, почтенный граф не может быть нашим единственным подозреваемым, хотя не исключено, что именно он выведет нас на нужного человека. Как полагаете? В любом случае, капитан Абсолют, с ударом кинжала в темной аллее придется повременить.

— Так точно, сэр.

Пока Джек медленно поднимался по ступенькам, перед его мысленным взором пробегали ряды цифр. Их повторяющиеся сочетания заворожили его настолько, что, когда он взошел на палубу, они исчезли не сразу. А Джек не вдруг сообразил, что силуэты, вырисовывающиеся в дюжине футов от него на фоне ночного неба, принадлежат Луизе и графу. В следующее мгновение он заметил, как рука немца придержала ее за локоть. Правда, ручка самой Луизы тут же отдернулась и переместилась к поручню. Потом к Луизе подошли Балкаррас и Пеллью и, подхватив ее за руки каждый со своей стороны, повели по палубе. Когда ветер унес последний отзвук их затихающего вдали смеха, Джек оглянулся в поисках графа. Но немца уже не было.

Джек не любил играть на сцене. Правда, семь лет назад он пережил недолгое увлечение театральной жизнью, но и в ту пору предпочитал роль автора, идеи которого на сцене воплощают другие. Однако это касалось актерской профессии. Участие в любительских представлениях считалось занятием, вполне достойным джентльмена.

Зрители приветствовали каждую удачную реплику одобрительными возгласами и аплодисментами, как если бы они находились в «Друри-Лейн». Балкаррас с большим чувством декламировал «Элегию» Грея. Пеллью, хотя язык его несколько заплетался по причине излишнего увлечения бишопом, прочитал несколько сонетов Поупа. Генерал Фрейзер, к восторгу компании, продемонстрировал удивительно легкий и приятный баритон, исполнив «Горец, славный паренек», а Бургойна упросили показать несколько отрывков из его собственных драматических произведений. Генерал, Джек и Луиза стали читать их в лицах, и Бургойн произнес заключительные слова из его пользовавшейся успехом в Лондоне пьесы «Дева дубов»: «Я всем сердцем люблю старый дуб, но не могу сидеть в его тени, когда размышляю о Креси и Азенкуре». Тут все как один встали, чтобы выпить за те славные победы прошлого и не менее славные, ждущие их в грядущем.

Каюта была набита битком. После ужина народу подошло еще больше, и теперь там собралось четырнадцать офицеров, несколько офицерских жен, чета Скинов и еще двое видных лоялистов. В общей суматохе Джек потерял Луизу из виду. Лишь с полдюжины раз обойдя все помещение и многим надоев расспросами, он убедился в том, что ее здесь уже нет. Джек стремглав выскочил на палубу. Ему потребовалось время, чтобы приспособиться к сумраку после ярко освещенной каюты, и лишь тогда он увидел Луизу. Девушка стояла у борта над трапом, по которому ее горничная Нэнси спускалась в шлюпку.

— Собралась убежать, Луиза? Разве для этого не требуется двое?

Встрепенувшись, девушка обернулась на его голос.

— Джек...

— Ты не говорила мне, что сойдешь на берег сегодня вечером.

— Мой отец договорился о жилье в городе. После пяти недель плавания в корабельной тесноте...

Она не договорила.

— А разве ты не хотела попрощаться?

— Ненавижу прощания. Терпеть их не могу. Нэнси потратила уйму времени, накладывая тени на мои глаза перед выступлением, и пообещала, что накажет меня, если они потекут. Кроме того, я пробуду в отсутствии всего несколько дней, а потом присоединюсь к отцу и его полку. Мы увидимся в городе, так что в тягостном прощании на борту корабля нужды нет.

— Надеюсь, что ты не ошибаешься. Кажется, генерал хочет занять меня работой.

— Ничуть в этом не сомневаюсь. Но не забудь, что я сопровождаю кампанию. Времени для встреч у нас хватит. Я еще успею тебе надоесть.

В голосе Луизы прозвучала фальшь, как будто она все еще участвовала в пьесе.

Джек вдруг понял, в чем дело.

— Фон Шлабен огорчил тебя, верно? Я видел вас здесь вместе. Он держал тебя за руку. У меня и без того масса причин питать к нему отвращение, но если он причинил тебе хотя бы минутное беспокойство...

— Нет, Джек. Выбрось его из головы. Я... — Она заколебалась, потом вздохнула: — Да, признаюсь. Он действительно заставил меня поволноваться. Я немного знала его в Лондоне и...

Джек нахмурился.

— Припоминаю, ты упоминала, будто знакома с ним. Но ты никогда не рассказывала о том, что ваше знакомство зашло так далеко, что ты позволяешь ему касаться тебя.

Джеку самому не понравилось, какой тон он избрал для этого объяснения, но молчание девушки побудило его продолжить:

— Кроме того, мне кажется странным, Луиза, что ты не заговаривала о нем до сих пор. Принимая во внимание то, что произошло между ним и мною.

— А что тут странного? — Лицо Луизы залила краска. — В конце концов, ты ведь только сегодня вечером рассказал мне о То... Тоун...

— Тоунзаа? — Джек, смутившись, покачал головой. — Как это можно сравнивать?

Она воинственно выставила вперед подбородок.

— Наш корабль плыл к той самой земле, где вы с ней любили друг друга, но во время плавания ты и словом о ней не обмолвился.

— А с какой стати я стал бы о ней рассказывать?

— Именно, Джек. Именно. И точно так же ни разу не заикнулся о предполагаемой причине той дуэли.

При виде недоуменного выражения, появившегося на его лице, она добавила:

— Об актрисе.

Джек вздрогнул. Голос ее тут же смягчился, и она сделала шаг к нему.

— Прости, Джек. Я... я тебя не обвиняю. Я лишь хотела заметить, что когда кто-то... оказывает тебе знаки внимания, как-то не хочется обсуждать с этим человеком предыдущих воздыхателей.

Его бросило из жара в холод.

— Фон Шлабен был твоим возлюбленным?

— Конечно, нет! Что за вздор? — Она содрогнулась. — Он внушал мне неприязнь еще до того, как я узнала о его заговоре против тебя или услышала от генерала то немногое, что он счел возможным рассказать об умыслах иллюминатов против моей страны.

Луиза коснулась затянутыми в перчатку пальцами его руки.

— Но нас не всегда понимают так, как мы рассчитываем. Возможно, он предпочитал тешить себя иллюзиями, принимая мою прохладную учтивость за поощрение. Может быть, в Германии женщины добиваются внимания мужчин именно так.

Она Нарочито рассмеялась, но Джек не поддержал ее. У него появилась новая серьезная причина ненавидеть графа.

Выражение его лица не укрылось от Луизы.

— Прости меня, Джек. Вот почему я сегодня так плохо играла на сцене и вот почему поспешила уйти. Мне не хотелось оставаться в обществе этого человека. Ну а что касается нас с тобой... Увидимся завтра или послезавтра. Так что перестань хмуриться.

Внизу, на воде, Нэнси устроилась на носу маленькой лодки. Лодочник в натянутой на смуглый лоб шерстяной вязаной шапочке выкрикнул что-то с резким местным акцентом.

Луиза полуобернулась.

— Что он сказал?

— Он попросил поторопиться, поскольку его молодая жена греет для него постель. Разве ты не понимаешь французского?

— Почти ни слова. Американское образование, будь оно неладно!

Лодочник крикнул снова, на сей раз присовокупив к своей тираде ряд крепких ругательств.

— Встретимся на берегу, Джек Абсолют. И в походе. Мы еще проведем вместе немало времени.

Она подалась к нему, и их губы соприкоснулись, но, прежде чем Джек осознал, что происходит, он уже вел Луизу вниз по трапу. Очутившись в лодке, она устроилась на корме. Энергично работая веслами, лодочник направил суденышко к городскому причалу.

Джек проводил ее взглядом. Луиза ни разу не оглянулась, но на полпути к пристани неожиданно подняла руку в знак прощания. Потом лодка растаяла во мраке, но Джек все смотрел и смотрел вслед, мысленно повторяя слова, которых так и не произнес, и зная, что вряд ли уже произнесет.

Когда Джек наконец вернулся в свою каюту, ему было не по себе. Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, он решил покорпеть над шифром. Пеллью храпел на разные лады, создавая музыкальный фон.

Остро наточенным карандашом Джек перенес цифры на верхнюю половину чистого листа бумаги и склонился над страницей, сперва сосредоточив внимание на чистой ее части, а потом позволив глазам переместиться вверх, пока они не охватили все шесть строчек:

71685459656355545569642

52646369765269527452766964597

656953765351

62765272745959626551526566

5560577561595165

123

Он исходил из того предположения, что цифры так или иначе соответствуют буквам, однако полагал, что кодирование каждой буквы одной лишь цифрой было бы слишком простым, а тремя, напротив, слишком сложным. Скорее всего, буква шифровалась двумя цифрами. Правда, оставался вопрос о том, почему же в первых двух и последней строке число цифр было нечетным.

Решив, что к этому можно будет вернуться потом, Джек подчеркнул карандашом пары чисел, оставив в концах двух верхних строчек по три цифры. Проанализировав наличие цифровых комбинаций, например 555455 в первой строке, он решил, что они могут соответствовать согласным, связанным с гласными, как, например, «оло» в слове «молоко».

Он поискал наименьшее число из двух цифр и нашел его в третьей, четвертой и пятой строках: 51. Если предположить, что 51 соответствует буква "А", то 52 может означать "В" и так далее.

Быстренько набросав шпаргалку на отдельном листке, Джек заменил каждую пару цифр предполагаемыми буквами и выписал результат «OSCZCA». Шифр внутри шифра? Акроним? Даже анаграмма? С полчаса он пытался составить таковую, сперва на английском, потом на французском.

Затем Джек поработал с другими строками и в итоге получил точно такую же абракадабру. Ничего не выходило.

Бросив карандаш, Джек поднялся и отправился пройтись по палубе. Вернувшись, он постоял над листком, снова посмотрел на строки с числами... и вдруг понял, что именно он мог упустить. Вероятно, для большего запутывания возможного дешифровщика автор шифра изменял комбинацию для каждой строки. Например, если 51 в первой строке обозначало "А", то во второй строке та же пара цифр могла соответствовать букве "В". Таким образом, в третьей строке, где действительно встречалось 51, это была бы уже третья буква алфавита.

Абсолют торопливо набросал новую схему для третьей строки, где 51 должно было соответствовать "С", 52 — "D", и так далее до конца алфавита. Когда он дошел до этого самого конца, где 74 должно было соответствовать "Z", начался новый цикл, "А" стало 75, а "В" — 76. Подставив к парам цифр новые буквы, Джек записал новую версию третьей строки. Это было одно-единственное слово: QUEBEC.