Глава XI. Побег Мамины

Прошло около полутора лет, и снова я очутился в стране зулусов. В полтора года многое изглаживается из памяти, а потому понятно, что за это время я более или менее забыл много подробностей «дела Мамины», как я его называл. Но все эти подробности живо воскресли в моей памяти, когда первое лицо, которое я встретил – в некотором расстоянии от краля Умбези, – была сама прекрасная Мамина. Она сидела под дикой смоковницей, обмахиваясь большим пальмовым листом, и выглядела так же обворожительно, как всегда – наружность ее нисколько не изменилась.

Я спрыгнул с козел фургона и приветствовал ее.

– Доброе утро, Макумазан, – сказала она. – Сердце мое радуется при виде тебя.

– Здравствуй, Мамина, – ответил я просто, без всякого упоминания о своем сердце. Затем я прибавил, взглянув на нее: – Правда ли, что у тебя новый муж?

– Да, Макумазан, мой прежний возлюбленный сделался теперь моим мужем. Ты знаешь, о ком я говорю – о Садуко. После смерти этого злодея Мазапо он не давал мне покоя, и король, а также Нэнди очень просили меня, и я согласилась. Да и, собственно говоря, мне казалось, что Садуко представлял выгодную партию.

Я шел с ней рядом, так как фургоны пошли вперед к месту старой стоянки.

Я остановился и взглянул на нее.

– Тебе казалось? – переспросил я. – Что ты хочешь сказать этим? Разве ты несчастлива?

– Не совсем, Макумазан, – ответила она, передернув плечами. – Садуко очень любит меня – даже больше, чем я этого желала бы, так как из-за этого он пренебрегает Нэнди, а та, конечно, ревнует. Кстати, у Нэнди опять родился сын. Короче говоря, – вырвалось у нее, – я только игрушка, а Нэнди хозяйка дома, а такое положение мне совсем не нравится.

– Если ты любишь Садуко, то тебе это должно быть безразлично, Мамина.

– Любовь, – горько проговорила она. – Пфф! Что такое любовь? Но я тебе уже однажды предлагала этот вопрос.

– Почему ты здесь, Мамина? – спросил я, меняя разговор.

– Потому что Садуко здесь и, конечно, Нэнди – она его никогда не покидает, а он меня не хочет покинуть. Мы здесь, потому что приезжает королевич Умбелази. Готовится большой разговор, и надвигается великая война – та, в которой многим придется сложить свои головы.

– Война между братьями, Сетевайо и Умбелази?

– Да, конечно. Для чего же, ты думаешь, мы покупаем ружья, за которые нужно платить скотом? Будь уверен, что не для того, чтобы стрелять дичь. Краль моего отца сделался теперь штаб-квартирой партии «изигкоза», т. е. приверженцев Умбелази, а краль Гикази – штаб-квартирой партии Сетевайо. Бедный отец! – прибавила она со своим характерным пожатием плеч. – Он воображает себя теперь великим человеком с тех пор, как он застрелил слона, но я часто думаю, какой печальный конец ожидает его и нас всех, Макумазан, включая и тебя.

– Меня?! – воскликнул я. – Какое отношение имею я к вашим зулусским спорам?

– Это ты узнаешь, когда все будет кончено!.. Но вот и краль.

Прежде чем войти в него, я хочу поблагодарить тебя за твою попытку спасти моего несчастного мужа Мазапо.

– Я это сделал только потому, Мамина, что считал его не виновным.

– Я знаю, Макумазан. И я тоже считала его невиновным, хотя, как я всегда говорила тебе, я его ненавидела. Но то, что я узнала с тех пор, убедило меня, к сожалению, что он не совсем был невинен. Видишь, Садуко ударил его, и этой обиды он не мог забыть. Кроме того, он ревновал меня к Садуко, как к бывшему моему жениху, и хотел причинить ему зло. Но вот чего я до сих пор не понимаю, почему он не убил Садуко, а ребенка.

– Ведь говорили, что он пытался это сделать. Ты помнишь. Мамина?

– Да, Макумазан, я и забыла. Он действительно пытался убить его, но ему это не удалось. О, теперь я все понимаю… Смотри, вот там идет отец. Я уйду. Заходи как-нибудь сообщить мне новости, которые ты узнаешь, Макумазан. Нэнди старается держать меня в неведении всего, что творится вокруг меня. Ведь я только игрушка, украшение дома. Я только красивая женщина, которая должна сидеть и улыбаться, но не смеет думать.

Она ушла, оставив меня под впечатлением, что внешний успех в жизни не принес ей, по-видимому, счастья и удовлетворения. Но размышлять долго об этом мне не пришлось – навстречу мне шел, подпрыгивая как козел, старик Умбези, горячо приветствовавший меня.

Он был в приподнятом настроении и весь был преисполнен важности. Он сообщил мне, что брак Мамины с Садуко после смерти ее первого мужа оказался для него весьма счастливым обстоятельством.

Я спросил, почему:

– Потому что Садуко сделался очень большим человеком и вместе с ним, понятно, что и я, его тесть, сделаюсь великим, Макумазан.

Кроме того, Садуко оказался очень щедрым по отношению ко мне. Он получил весь скот Мазапо в виде вознаграждения за потерю своего сына, и он часть стада подарил мне. Таким образом, я сделался богатым человеком. Кроме того, завтра мой краль будет почтен посещением Умбелази и нескольких других его братьев, и Садуко обещал дать мне большое повышение, когда королевич будет объявлен наследником престола.

– Какой королевич? – спросил я.

– Умбелази, Макумазан. Кто же иначе? Умбелази несомненно победит Сетевайо.

– Почему ты так уверен в этом, Умбези? За Сетевайо стоит тоже большая партия, а если он победит, как бы тебе не оказаться в желудке шакала.

Жирное лицо Умбези вытянулось.

– О Макумазан, – сказал он, – если бы я это думал, я перешел бы на сторону Сетевайо, несмотря на то, что Садуко мой зять. Но это невозможно. Король любит мать Умбелази больше всех своих жен, и, как я случайно узнал, он поклялся ей, что он будет поддерживать любимейшего своего сына Умбелази. Он обещал сделать все, что может, вплоть до посылки своего собственного полка в случае, если понадобится подкрепление. Говорят также, что Зикали, мудрейший из людей, предсказал, что Умбелази достигнет большего, чем на что он надеется.

– Что такое ваш король? – сказал я. – Соломинка, которая колеблется туда и сюда по ветру, но которая может быть снесена бурей. Предсказание Зикали? Плохо дело, если надеяться только на его пророчества. Но вот что я тебе советую: раз ты уже выбрал партию Умбелази, то и держись ее, потому что измена никогда не доводит до добра – ни при победе, ни при поражении. А теперь не примешь ли ты у меня ружья и порох, которые я привез?

На следующий день я отправился засвидетельствовать почтение Нэнди. Она нянчила своего младенца и была так же спокойна и выдержанна, как всегда. Мы поговорили с ней о печальных обстоятельствах смерти ее первого ребенка, которого она все еще не могла забыть, а затем перевели разговор на политическое положение в стране. По-видимому, она желала по поводу этого мне кое-что сообщить, но в это время в хижину вошла Мамина, без приглашения, и уселась. Нэнди сразу замолчала.

Это, однако, не смутило Мамину, которая принялась болтать о том о сем, совершенно игнорируя главную жену. Нэнди некоторое время терпеливо сносила это, но наконец, воспользовавшись наступившей в разговоре паузой, обратилась к ней решительным и спокойным голосом:

– Это моя хижина, дочь Умбези, и это ты отлично помнишь в тех случаях, когда вопрос идет о том, кого посещает наш общий муж Садуко, тебя или меня. Не можешь ли ты припомнить это и теперь, когда я хочу поговорить с белым предводителем Макумазаном, который был так любезен посетить меня?

У Мамины засверкали глаза от злости, и она вскочила при этих словах как ужаленная. Я должен признаться, что никогда не видел ее более прекрасной.

– Ты оскорбляешь меня, дочь Панды, – вскричала она, – как ты всегда пытаешься это делать, потому что ты завидуешь мне!

– Прости, сестра моя, – ответила Нэнди. – Почему бы мне, главной жене Садуко и дочери короля Панды, завидовать дочери Умбези, которую нашему мужу угодно было взять в свой дом только для забавы?

– Почему? Да потому, что ты знаешь, что Садуко любит мой мизинец больше, чем все твое тело, хотя ты и королевской крови и родила ему детенышей, – ответила Мамина, недобрым взглядом посмотрев на ребенка…

262

– Может быть, и так, дочь Умбези. У мужчин бывают разные вкусы, и ты, несомненно, очень красива. Но я хочу спросить тебя одно – если Садуко тебя так любит, почему же он так мало доверяет тебе, что если тебе хочется узнать о каком-нибудь важном деле, то тебе приходится подслушивать у моих дверей, как это было, например, вчера?

– Потому что ты его учишь не советоваться со мной. Ты ему наговариваешь на меня, уверяя, что та, которая изменила одному мужу, изменит и другому. Ты внушаешь ему, что я годна только, чтобы служить игрушкой, а не быть его товарищем, хотя я умнее тебя и всех членов вашей семьи, вместе взятых. Погоди, ты в этом еще когда-нибудь убедишься.

– Да, – ответила невозмутимо Нэнди, – я внушаю ему все это и рада, что в этом отношении Садуко слушается меня. Я уверена, что мне придется испытать много неприятностей из-за тебя, дочь Умбези. Но непристойно пререкаться нам при белом предводителе, а потому я еще раз повторяю тебе: это моя хижина, и я хочу говорить наедине с моим гостем.

– Я ухожу, я ухожу, – задыхаясь от злобы, проговорила Мамина. – Но я предупреждаю тебя, что Садуко узнает об этом.

– Конечно, он узнает, потому что я сама расскажу ему, как только он придет.

Но Мамина уже исчезла, выскочив из хижины, как кролик из норки.

– Прошу прощения, Макумазан, за то, что произошло здесь, – сказала Нэнди, – но было необходимо проучить Мамину, чтобы она узнала свое место. Я не доверяю ей, Макумазан. Я думаю, она больше знает о смерти моего ребенка, чем говорит. Она хотела тогда отделаться от Мазапо, ты можешь, конечно, догадаться, почему. Я думаю тоже, что она навлечет позор и беду на голову Садуко, которого она очаровала своей красотой, как она очаровывает всех мужчин, может быть, даже и тебя, Макумазан? Но поговорим о чем-нибудь другом.

Я охотно согласился с этим предложением. И мы принялись говорить о положении в стране и об опасностях, грозивших всем и в особенности королевскому дому. Положение дел очень тревожило Нэнди; у нее была светлая голова, и она с опаской взирала на будущее.

– Ах, Макумазан, – сказала она при прощании, – как бы я желала быть женою человека, не желающего стать большим, и как я желала бы, чтобы в моих жилах не текла царская кровь.

На следующий день прибыл королевич Умбелази в сопровождении Садуко и нескольких видных зулусов. Они прибыли без всякого шума, без бросавшегося в глаза конвоя, но Скауль рассказал мне, что, по слухам, ближний лес кишел солдатами, приверженцами партии изигкоза. Посещение Умбелази было объяснено якобы желанием приобрести у Умбези молодых бычков и телок какой-то редкой белой масти.

Но не в характере Умбелази было притворяться. Очутившись в крале и сердечно поздоровавшись со мной, он открыто заявил мне, что прибыл сюда в целях сговориться о сплочении его партии и о плане будущих действий.

В течение последующих двух недель то и дело приезжали и уезжали депутаты различных племен. Я охотно последовал бы их примеру, т.е. уехал бы, потому что чувствовал, что могу оказаться втянутым в очень опасный водоворот. Но я принужден был дожидаться платы за привезенный мною товар, которая, как всегда, состояла в скоте.

Умбелази часто вел со мной беседу, подчеркивая свое дружеское расположение к англичанам Наталя, которое он обещал проявить на деле, когда достигнет верховной власти в стране зулусов. Во время одной из наших бесед произошла его первая встреча с Маминой.

Мы шли с ним по небольшой просеке леса, как вдруг в конце ее показалась Мамина, освещенная заходящим солнцем. На ней была повязка на бедрах, ожерелье из синих бус и несколько бронзовых браслетов, а на голове она несла кувшин из тыквы.

Умбелази сразу заметил ее и, оборвав политический разговор, очевидно, надоевший ему, спросил меня, кто эта прекрасная девушка.

– Это не девушка, – ответил я. – Она вдова, вторично вышедшая замуж. Она вторая жена твоего друга и советчика Садуко и дочь здешнего хозяина Умбези.

– Вот кто она! О, тогда я слышал о ней, хотя мне никогда не приходилось встречаться с ней. Немудрено, что моя сестра Нэнди ревнует ее. Она действительно красавица.

– Да, – ответил я, – как красиво она выделяется на фоне красного неба, не правда ли?

К этому времени мы подошли к Мамине. Я поздоровался с ней и спросил, не нужно ли ей чего-нибудь.

– Ничего, Макумазан, – ответила она скромно и бросила робкий взгляд на высокого красавца Умбелази. – Я просто проходила с водой, увидела тебя и подумала, может быть, тебе хотелось бы выпить. Сегодня такой жаркий день.

И, сняв с головы кувшин, она протянула его мне. Я поблагодарил, отпил немного воды и возвратил ей кушин. Она сделала вид, будто спешит уходить.

– Не могу ли я тоже выпить, дочь Умбези? – спросил Умбелази, который не отрывал от нее глаз.

– Разумеется, если ты друг Макумазана, – ответила она, подавая ему кувшин.

– Я друг его и, более того, я друг твоего мужа Садуко. Это тебе должно быть известно, если я тебе скажу, что меня зовут Умбелази.

– Я так и думала, – ответила она, – из-за твоего высокого роста. Она держала кувшин, пока он пил, и я видел, как глаза их встретились.

264

Когда он передал ей кувшин, она сказала:

– О королевич, дозволишь ли ты переговорить с тобой наедине? Мне нужно сообщить тебе кое-что важное! Часто скромной женщине удается услышать известие, которое ускользает от слуха мужчин, наших властелинов.

Он кивнул головой в знак согласия, а я поспешил удалиться, пробормотав что-то насчет неотложных дел. Вероятно, Мамине было много о чем рассказать Умбелази. Прошло целых полтора часа, и луна уже взошла, когда я, согласно своему обычаю, взобрался на козлы фургона, чтобы произвести оттуда общий вечерний осмотр, и тут-то, к своему удивлению, я увидал вдали Мамину, тихо пробирающуюся обратно в краль, и за ней, на некотором расстоянии, высокий силуэт Умбелази.

По-видимому, Мамина продолжала быть передаточной инстанцией по части получения известий, которые она находила нужным секретно передавать Умбелази. Во всяком случае, в последующие вечера я несколько раз любовался с моего пункта ее грациозной фигурой, выскальзывавшей из ущелья, в котором Умбелази ждал ее. Помню, что однажды Нэнди случайно была при этом со мной; она пришла ко мне за лекарством для своего ребенка.

– Что это значит, Макумазан? – спросила она, когда парочка скрылась, как им казалось, незамеченной, так как мы стояли в таком месте, что они не могли нас видеть.

– Не знаю и не хочу знать! – нехотя ответил я.

– Я ничего не могу понять, Макумазан, но, без сомнения, в свое время мы узнаем, в чем дело. Если крокодил ждет терпеливо, то под конец добыча всегда попадает ему в рот.

На следующий день после этого Садуко отправился с секретной миссией привлечь на сторону Умбелази нескольких колеблющихся предводителей. Он был в отсутствии десять дней, и за это время произошло одно очень важное событие в крале Умбези.

Однажды вечером Мамина пришла ко мне в ярости и сказала, что она не в состоянии больше выносить своей теперешней жизни. Пользуясь своим положением главной жены, Нэнди обращалась с ней, как со служанкой… нет, как с собачонкой, которую бьют палкой. Она желала, чтобы Нэнди умерла.

– Это будет для тебя несчастием, если она умрет, – ответил я. – Может быть, опять вызовут Зикали расследовать это дело.

Она сделала вид, что не слышит.

– Но что мне делать?

– Хлебать кашу, которую ты сама заварила, или разбить горшок, то есть уйти, – посоветовал я. – Не надо было выходить замуж за Садуко, точно так же, как не надо было выходить замуж за Мазапо.

– Как можешь ты так говорить со мной, Макумазан? – воскликнула она, топнув ногой. – Ты отлично знаешь, что это твоя вина, если я вышла замуж за первого попавшегося. Пфф! Я их всех ненавижу! Отец мой только изобьет меня, если я пойду со своими горестями к нему. Нет, лучше я одна буду жить в пустыне!

– Боюсь, что тебе покажется это очень скучным, – начал я шутливым тоном. По правде говоря, я считал неразумным, при ее возбужденном состоянии, высказывать ей слишком много участия. Мамина даже не дождалась конца фразы. Она расплакалась и, крикнув мне, что я жесток, повернулась и убежала.

На следующее утро я был разбужен Скаулем, которого я послал накануне, вместе с другим слугой, на поиски затерявшегося вола.

– Нашли вы вола? – спросил я.

– Да, но я разбудил тебя не для того, чтобы сказать тебе это. У меня к тебе поручение от Мамины, которую я встретил в степи несколько часов тому назад. Вот что Мамина просила тебе передать: «Скажи Макумазану, твоему господину, что Умбелази, сжалившись над моими горестями и полюбив меня всем сердцем, предложил взять меня в свой дом, и что я приняла это предложение, так как я думаю, что лучше стать наследницей престола зулусов, чем оставаться служанкой в доме Нэнди. Скажи Макумазану, что по возвращении Садуко он должен сказать ему, что все это его вина, – если бы он сумел указать Нэнди свое место, то я скорее умерла бы, чем покинула его. Пусть он тоже скажет Садуко, что хотя с этих пор мы можем быть только друзьями, но сердце мое все еще питает к нему любовь. Пусть Макумазан попросит его не сердиться на меня, потому что я это делаю для его же блага, так как он не нашел бы счастья, пока Нэнди и я жили бы в одном доме. Но главное, пусть он не сердится на королевича, который любит его больше всех. Попроси Макумазана не поминать меня лихом, и я буду добром вспоминать о нем до моей смерти».

Я молча выслушал Скауля и затем спросил, была ли Мамина одна.

– Нет, Умбелази и несколько солдат были с ней, но они не слышали ее слов, потому что она отошла со мной в сторону. Затем она вернулась к ним, и они быстро ушли, исчезнув в темноте ночи.

– Очень хорошо, Скауль, – сказал я. – Завари мне кофе, да покрепче.

Я оделся, выпил несколько чашек кофе, все время «думая своей головой», как выражаются зулусы. Затем я прошелся к кралю, чтобы повидать Умбези. Он как раз выходил из своей хижины, зевая и потягиваясь.

– Чего ты выглядишь таким мрачным в такое чудесное утро? – спросил добродушный толстяк. – Потерял ты, что ли, свою лучшую корову?

– Нет, мой друг, – ответил я, – но ты потерял свою лучшую корову. – И, слово за слово, я повторил ему слова Мамины. Когда я кончил, то подумал, что Умбези упадет в обморок.

– Будь она проклята! – воскликнул он. – Но что мне делать теперь, Макумазан? Хорошо еще, что она ушла далеко отсюда и что мне не нужно устраивать погоню за ней, а то Умбелази и его солдаты убили бы меня.

– А что сделает Садуко, если ты не устроишь погони? – спросил я.

– О, конечно, он рассердится, потому что он, несомненно, ее любит. Но я, в конце концов, привык к этому. Ты помнишь, как он сходил с ума, когда она вышла замуж за Мазапо, но это дело касается их, и пусть они сами в нем разбираются.

– Я думаю, из этого могут произойти большие неприятности, – сказал я, – тем более в такое тревожное время, как теперь.

– Зачем придавать этому такое большое значение, Макумазан? Моя дочь просто не ужилась с Нэнди, мы все это видели – они едва разговаривали друг с другом. Садуко, правда, любит ее, но в конце концов есть на свете еще и другие красивые женщины. Я сам знаю одну или двух красавиц и укажу на них Садуко… или лучше Нэнди.

– Но что ты скажешь об этом деле в качестве отца? – спросил я.

– В качестве отца? Ну, конечно, мне очень жаль, потому что пойдут опять суды и пересуды, как тогда из-за дела Мазапо. Но нужно все-таки отдать справедливость Мамине, – прибавил он с просветлевшим лицом, – она всегда поднимается вверх, а не катится вниз. Когда она отделалась от Мазапо, то есть я хочу сказать, когда Мазапо казнили за колдовство, она вышла замуж за Садуко, который был выше Мазапо. Теперь, когда она отделалась от Садуко, она сделается женой Умбелази, будущего короля зулусов. А это значит, что она будет первая женщина в нашей стране, потому что она сумеет так обойти Умбелази, что он только и будет думать о ней и ни о ком другом. Ты увидишь, она сделается великой и потянет за собой вверх своего отца. Нет, Макумазан, солнце еще светит за тучей, поэтому не будем бояться тучи, раз мы знаем, что вскоре солнце прорвется сквозь нее.

– Да, Умбези, но иногда из-за тучи прорывается и нечто иное, например, молния. А молния может убить человека.

– Ты говоришь зловещие слова, Макумазан, и это может испортить мне аппетит. Если Мамина дурная, это не моя вина. Я воспитал ее хорошо. Да и в конце концов почему ты меня бранишь, когда сам виноват? Если бы ты сбежал с ней, когда она была девушкой, то теперь не было бы всех этих неприятностей.

– Может быть, – ответил я. – Но только я уверен, что в таком случае меня бы теперь не было в живых. А теперь, Умбези, желаю тебе приятно позавтракать.

На следующее утро вернулся Садуко, и от Нэнди он узнал ошеломляющую новость. Я тоже должен был присутствовать при этой тягостной сцене, как лицо, которому Мамина послала свой прощальный привет. Садуко с осунувшимся лицом сидел неподвижно, как каменное изваяние. Затем он повернулся к Умбези и стал упрекать его, что он устроил все это дело в целях собственного повышения. Потом, не слушая объяснений своего бывшего тестя, он встал и сказал, что убьет Умбелази, похитившего у него любимую жену при участии всех нас троих, и он рукою указал на Умбези, Нэнди и меня.

Меня взорвало, и я вскочил, спрашивая, что значат его слова, и прибавил, что если бы я пожелал похитить его прекрасную Мамину, то мог бы это сделать уже давно. Садуко передернуло при моих словах.

Затем поднялась Нэнди и заговорила своим спокойным голосом:

– Садуко, мой муж, я, дочь короля, вышла за тебя замуж, потому что я любила тебя, а не по какой-либо другой причине. И я оставалась тебе верна даже тогда, когда ты взял в дом Мамину и жил больше в ее хижине, чем в моей. Теперь эта женщина бросила тебя для моего брата Умбелази, который, если боевое счастье будет сопутствовать ему, сделается преемником моего отца. Она уверяет, что сделала это потому, что я обращалась с нею, как со служанкой, но это ложь. Я только указывала ей место. Под этим предлогом она покинула тебя, но это не настоящая причина. Она бросила тебя оттого, что Умбелази, которого она обворожила своей красотой, знатнее и богаче тебя. Ты, Садуко, можешь стать большим человеком, но мой брат может стать королем. Она любит его не больше, чем любила тебя, но она любит то положение, которого он может достигнуть, а вместе с ним и она. Ей хочется быть первой коровой в стаде. Муж мой, я думаю, что если бы ты не отделался от Мамины и она осталась бы с нами, смерть снова посетила бы наш дом, может быть, смерть вырвала бы меня, что не имело бы значения, но, может быть, и тебя, что имело бы большое значение. Все это я тебе говорю не из ревности, а потому, что чувствую, что это правда. Поэтому мой совет – предать забвению это дело и ничего не предпринимать. Главное же, не мсти Умбелази, потому что я уверена, что месть поселилась в его собственной хижине. Я все сказала.

Эта спокойная и разумная речь Нэнди произвела большое впечатление на Садуко, но он ограничился только словами: – Пусть больше никто не произносит при мне имени Мамины. Мамина умерла для меня.

Таким образом, с этих пор ее имя, действительно, не произносилось больше ни в доме Садуко, ни в доме Умбелази, а если требовалось по какой-либо причине упоминать о ней, то ее называли «Дитя Бури».

Со мной Садуко тоже ни разу не говорил о Мамине, но я заметил, что с этого дня он стал совсем другим человеком. Прежней его гордости и прежнего чванства в нем не осталось и следа. Он сделался молчаливым и задумчивым. Случайно я узнал, что он посетил Зикали Мудрого, но я не мог разузнать, какой совет ему дал хитрый карлик.

Единственным событием, случившимся после побега Мамины, было послание, присланное Садуко от Умбелази.

«Садуко, – так гласило послание, – я украл у тебя корову, но я надеюсь, что ты простишь меня, так как этой корове не нравилось пастбище в твоем крале, а на моем она жиреет и очень довольна. Взамен ее я тебе дам много других коров. Все, что у меня есть, я с радостью отдам тебе, моему другу и верному советчику. Пошли мне сказать, Садуко, что стена, которую я возвел между нами, рушится, потому что в непродолжительном времени тебе и мне придется сражаться плечом к плечу». На это послание Садуко отправил следующий ответ: «О Умбелази, ты тревожишься из-за пустяка. Корова, которую ты взял у меня, не представляла для меня никакой цены. И кому нужно животное, которое вечно беснуется и мычит у ворот краля, мешая своим шумом тем, кто мирно спит внутри? Если бы ты попросил ее у меня, то я бы отдал ее тебе с удовольствием. Благодарю тебя за твое предложение, но мне не требуется больше коров, в особенности если они, как та корова, не приносят телят. Что же касается до стены, о которой ты говоришь, то ее между нами нет, ибо как могут двое людей сражаться в битве плечом к плечу, если они разделены стеной? О сын короля, я денно и нощно мечтаю об этой битве и о победе, и я совершенно забыл бесплодную корову, которая побежала за тобой, самым большим быком в стаде. Не удивляйся, однако, если когда-нибудь ты обнаружишь, что у этой коровы острые рога».

Глава XII. Узуту и изигкоза

Шесть недель спустя я случайно находился в Нодвенгу, когда давно тлевшая вражда между обеими партиями изигкоза и узуту перешла в открытое вооруженное столкновение. Был отдан приказ, чтобы ни один из полков не входил в город, но, несмотря на это, город кишел народом и царило всеобщее возбуждение. Солдаты днем поодиночке приходили в город и к ночи уходили ночевать в соседние военные поселки. Однажды вечером, когда партия солдат – около тысячи – возвращалась в поселок Укубаза, между ними произошло побоище, которое явилось началом междоусобной войны.

Случайно в одном из военных поселков Укубаза квартировали два полка, из которых один держал сторону Сетевайо, а другой – Умбелази. В то время, как несколько рот того и другого полка маршировали вместе параллельными рядами, два офицера завязали спор о больном вопросе престолонаследства. За словами последовали действия, и кончилось тем, что тот, кто стоял за Умбелази, убил своей боевой палицей сторонника Сетевайо. Товарищи убитого с криком «Узуту!», сделавшимся боевым кличем партии Сетевайо, набросились на своих противников, и завязался страшный бой. К счастью, солдаты были вооружены только дубинами, иначе произошла бы страшная резня, но и то на поле битвы осталось пятьдесят убитых и много раненых.

В этот день я отправился пострелять к обеду птиц и, возвращаясь через поляну к моему прежнему лагерю в долине, где был убит Мазапо, попал как раз к началу сражения. На моих глазах был убит офицер и разыгрался последующий бой. Не зная, куда укрыться, я повернул лошадь и встал с нею за дерево, ожидая удобного момента, чтобы уйти с поля сражения и не видеть творящегося вокруг меня ужаса. То обстоятельство, что у воинов не было копий и что они были вооружены только палицами, делало бой еще жестоким, так как поединки были более отчаянные и продолжительные.

Всюду можно было видеть людей, дубасивших друг друга по голове до тех пор, пока какой-нибудь удар не поражал их насмерть. Лошадь моя, привыкшая к боям, стояла смирно, а я, сидя в седле, смотрел на бой. Вдруг я заметил двух огромных воинов, бежавших по направлению ко мне и оравших изо всех сил: