— Что вы будете, ребята?
      Монс оторвал взгляд от меню. Он сидел рядом с Сигмундом лицом к залу. Маркус сидел по другую сторону стола и смотрел в стену за их спиной. Он сел туда сразу же, как они вошли. Отец предложил поменяться с ним местами, чтобы он получше смог разглядеть Диану Мортенсен, когда она войдет, но он отказался. Не очень-то его интересовали кинозвезды, сказал он, поэтому он бы хотел просто спокойно пообедать. Он слабо надеялся, что ему удастся отложить встречу с Дианой на пару дней. Если Монс спросит, не хочет ли он взять у Дианы автограф, он скажет, что перестал их собирать. Сигмунд, конечно, обязательно подмигнет, а он сделает вид, что не заметил. Может быть, ему очень повезет и он отравится едой, тогда он сможет спокойно пойти в номер. В общем, возможности есть. Он оценил все и ни в одну не поверил.
      — Рыбу, — сказал он, — я хочу рыбу.
      Монс засмеялся:
      — Конечно. Мы же в рыбном ресторане. Какую рыбу?
      — Я хочу филе зубатки с креветками, — сказал Сигмунд, — и колу, если можно.
      — Я буду камбалу, тушенную в белом вине, — сказал Монс. — А что тебе, Маркус?
      — Здесь есть сырая рыба?
      Он слышал, что рыба может испортиться, хотя в таком хорошем ресторане это было мало вероятно.
      — Есть копченый лосось, — немного удивленно сказал Монс, — но почему сырую рыбу?
      — Мне нравится сырая рыба.
      — Ты раньше не говорил.
      — Нет. Поэтому говорю сейчас.
      Он начал потеть еще до того, как они зашли в ресторан, а теперь рубашка промокла насквозь. Он сам себе казался рыбой. Мокрый насквозь, он направлялся на самое дно моря, где крабы и опасные хищные рыбы только и ждут, как бы его проглотить. Пиджак тоже начал намокать, а руки казались губками, пропитанными теплой водой. Если ему сегодня придется пожимать Диане Мортенсен руку, оба в этот момент примут небольшой душ.
      — А что ты будешь пить, Маркус?
      — Стакан воды.
      — А колы ты не хочешь?
      — Да, спасибо.
      — Нет, если хочешь воду, конечно, заказывай воду.
      — Да, спасибо.
      — Так что ты хочешь, воду или колу?
      — Может быть, он хочет и того и другого? — спросил официант, который уже стоял у столика и записывал.
      — Большое спасибо, — сказал Маркус.
      Официант ушел, а Монс начал рассказывать истории о рыбалке в тех местах, где он отдыхал ребенком. Сигмунд слушал с интересом. Маркус не слышал ни единого слова, но механически кивал каждый раз, когда отец делал паузу.
      — Рыбалка на муху, — говорил Монс, — по-моему, лучше всего. Я, конечно, не великий рыбак, и крючок с мухой несчетное количество раз цеплялся за дерево у меня за спиной. Но зато было очень весело.
      — Да, господин Симонсен, охотно верю, — ответил Сигмунд.
      — Надо нам, Маркус, с тобой попробовать как-нибудь, — сказал Монс в восторге.
      — Что?
      — Рыбалку на мух.
      — Они что, вкусные?
      Монс собрался объяснить, что рыбалка на мух не значит, что они будут ловить мух, но в этот момент послышался смех и громкие голоса и в зал из гардероба вошли люди. Какой-то мужчина сказал:
      — Да, Диана, здесь вы можете попробовать свежайшую морскую рыбу.
      Потом послышался радостный визг, и голос, который нельзя было не узнать всякому, кто смотрел «Деньги и власть» крикнул так громко, что весь ресторан поневоле услышал:
      — О, как я люблю эту страну!
      Диана Мортенсен вернулась домой.
      Сигмунд и Монс застыли каждый со своей булочкой в руке. Они восхищенно уставились на Диану, продолжая автоматически жевать. Казалось, они смотрят телевизор, да так они себя и чувствовали. Они смотрели мыльную оперу из Хортена, а Диана Мортенсен была так же далеко и так же близко, как Ребекка Джонс, когда она стояла на окне шестьдесят восьмого этажа. Все было нереально. Это был сюжет из фантастического сериала о жизни Дианы Мортенсен. А они были зрителями. Маркус таращился в стену. Ему казалось, что он поднимается на самые большие в мире американские горки. У него страшно свело живот, но обернуться уже было поздно. Скоро он полетит вниз. Будет ужасно, но хуже всего будет, когда он достигнет вершины. Секунда, когда вагончик замирает на самом верху. Там он сейчас и был.
      — Смотри, Маркус,— прошептал отец.
      — Она стоит прямо за твоей спиной, — прошептал Сигмунд.
      Их голоса были не голосами, а ветром, завывающим на самой вершине.
      — Повернись, — шептал Сигмунд. — Повернись, Маркус.
      Он не хотел. Но ему пришлось. Назад пути не было. Он повернул голову. Медленно и неестественно. И окаменел, оставшись сидеть без движения, а вагончик американских горок полетел вниз.
      Диана Мортенсен стояла посреди ресторана. На ней была короткая белая юбка, белая шелковая блузка и белый пиджак. Шею украшала золотая цепочка с зеленым камнем. Волосы были золотистыми, кожа бледной, как слоновая кость, и контуры груди виднелись под блузкой. Она стояла лицом к Маркусу. Но он знал, что она его не видит. Она смотрела на трех фотографов, которые ее снимали, и улыбалась белоснежными зубами, глаза ее излучали радостное удивление. Она наклонила голову так, что прядь волос опустилась на один глаз, потом она чуть запрокинула голову, провела рукой по волосам и в это же время выгнулась немного вперед, так что контуры груди стали еще очевиднее. Она развела руки и улыбнулась остальным посетителям, словно просила прощения за беспокойство. Но фотографы не сдавались. Они ее заполучили и не отпускали. Вспышки освещали ее лицо, а она все улыбалась и улыбалась. Три кровожадных фотографа поймали ее в ловушку. Они ничего не знали. Они не подозревали, что известная кинозвезда Диана Мортенсен на самом деле птица. Посаженная в клетку, она мечтает распустить крылья и свободно полететь высоко в небо, где наконец-то сможет быть собой, а не успешной куклой Барби, как все о ней думали.
      Маркус почувствовал, как запылали щеки. Жар распространялся. Он пробрался внутрь головы и охватил мозг. Невидимые языки этого пламени сжигали весь страх, застенчивость и неуверенность, преследующие его всю жизнь. Мысли горели, а потом переплавились в кипящую ярость, заполнившую его и превратившую в кого-то другого. Он уже не был Маркусом Симонсеном. И Маркусом Симонсеном-младшим он тоже не был. Он был ее братом. Единственным человеком на всем белом свете, который понимал, каково ей. Однажды он тоже был маленьким и напуганным. Но когда-то давным-давно. Теперь он старший брат и телохранитель Маркус. Единственный, кто мог защитить ее от мирового зла. Он встал.
      — Сейчас не время для автографа,— сказал отец. — Подожди, пока они закончат фотографировать.
      Маркус окинул его холодным взглядом.
      — Иногда парень может поступить, как хочет, — сказал он.
      Он повернулся спиной к столику и быстрым шагом направился мимо фотографов к Диане. Она по-прежнему улыбалась, когда он подошел к ней, но он заметил, что улыбка была вымученной. Девушку мучили, и его задачей было ее от этих мучений избавить.
      — Я помогу тебе, Диана, — сказал он спокойно. — Я знаю, каково тебе.
      Не дожидаясь ответа, он повернулся к фотографам:
      — О'кей, парни. Думаю, на сегодня хватит.
      Сначала все стихло. Потом фотографы захмыкали. Неудивительно. Люди и раньше над ним смеялись. Роли это никакой не играло.
      — Да, — сказал он спокойно, — очень забавно, да? Чертовски смешно, скажем так. Что может быть смешнее, чем мучить того, кто не в состоянии постоять за себя? Но теперь конец вашему празднику.
      Так и случилось. В ресторане воцарилась мертвая тишина. Монс встал из-за стола. Он был красным, как помидор. Сигмунд тянул его за рукав.
      — Сядьте, господин Симонсен, — прошептал он. — Думаю, лучше сесть.
      Монс рухнул на стул и втянул голову в плечи.
      — Вы что, не понимаете, что она тоже человек? — сказал Маркус громким и ясным голосом. — Человек! Но вы же не знаете, что такое быть человеком! Вы думаете, она просто кукла. Кукла, с которой можно делать все, что пожелаешь. Вы крадетесь за ней повсюду и снимаете ее, чтобы заработать денег, много денег, и стать богатыми, как… — он не нашел другого имени… — дядюшка Скрудж.
      Сначала казалось, он раздражает фотографов, но вдруг тот, который смеялся, поднял фотоаппарат и начал снимать. Маркус взмахнул руками, чтобы защитить Диану, но фотограф продолжал щелкать, а за ним и двое других. Их лица скрывались за фотоаппаратами. Они были похожи на чудовищ, изрыгающих смертельно опасные молнии, но они целились не в Диану. А в него. В Маркуса Симонсена — телохранителя.
      — Стреляйте! — крикнул он. — Мы вас не боимся!
      Он услышал шаги за спиной. Диана подошла к нему и встала рядом. Он обнял ее, стараясь защитить. Она все еще улыбалась. Кажется, она даже радовалась. Он обнял ее за талию. Теперь, наверное, она чувствует себя в большей безопасности. И на это у нее были все основания. Он не подведет.
      — Да, вот мы! — воскликнул он. — Вы думаете, вы нас захватили врасплох, но вы ошибаетесь. Мы улетим… и полетим высоко и свободно. А вы, вы просто жалкие убогие… макаки!
      Он замолчал. Стоял не двигаясь и не думая. Молнии сверкали, а Диана улыбалась. Она похлопала его по макушке и подмигнула фотографам.
      — Какой ты милый, — сказала она. — Как тебя зовут?
      — Меня зовут Маркус, — сказал Маркус, — Маркус Симонсен. Так меня зовут.
      Он споткнулся. Когда он услышал звук собственного имени, он больше не мог не думать. Огонь в мозгу погас, а мысли покатились снежной лавиной. Что он наделал? Почему он здесь стоит? Теперь-то он точно сошел с ума. Совершенно рехнулся. Беспомощно краснея и не видя фотографов, он уставился на Монса. Оттуда ждать помощи было бесполезно. Отец был таким же красным и смущенным. Господин Помидор-младший и господин Помидор-старший. Вот их и подали к столу. Он уставился в пол.
      Фотографы перестали щелкать. За спиной он услышал что-то вроде бормотания. Наверное, кто-то смеялся. И впереди, и сзади. Он закрыл глаза и захотел стать невидимым, но не получилось. Очевидно, он был самым заметным персонажем во всем ресторане. А завтра он станет самым заметным во всей стране, когда в газетах появится его фотография и статьи. Скандал в тринадцать лет. «Маленький поклонник попадает впросак в ресторане „Фишляндия"». «Сумасшедший подросток досаждает кинозвезде и утверждает, что она — птица».
      Он почувствовал руку на своем плече. Наверное, полиция приехала за ним.
      — Простите, — пробормотал он, — я не хотел.
      Он заметил, что кто-то наклонился над ним.
      — Ты и есть Маркус?
      Нет, не полиция.
      — Маркус-младший?
      Голос был тихим и мягким и так близко к его уху, что от чьего-то теплого дыхания у него по спине побежали мурашки. Он молча кивнул и открыл глаза. Ее лицо было совсем близко. Она поцеловала его в щеку. Он снова закрыл глаза и почувствовал, что летит. Диана Мортенсен взяла его за руку, и он устремился в небо.
      — Как приятно с тобой познакомиться, — сказала она громко. — Я много о тебе слышала. Нам есть о чем поговорить.
      Она лучезарно улыбалась. Он попытался приветливо улыбнуться в ответ. Вероятно, улыбка вышла немного напряженной. Ведь он был на пути в небо и к тому же на грани обморока.
      — Я знаю, сколько весит теннисный мяч, — пробормотал он.
      — Я знала, что у тебя есть чувство юмора, — сказала Диана и засмеялась.
      Как по указке, все начали смеяться. Кроме Монса, Сигмунда и его самого. Но смех был не зловредным, смех был приятным, дружелюбным, смех, говорящий: «Привет». Смех, говорящий: «Так ты дружишь с Дианой?» В следующую секунду его окружила толпа празднично настроенных незнакомых людей, и все очень хотели поздороваться с мальчиком, о котором Диана так много слышала. Фотографы уверяли его, что они не хотели досаждать Диане, их пригласили. Кто-то из гостей заметил, улыбаясь, что иногда полезно получить взбучку, но все согласились, что способ знакомства Маркус избрал непривычный и что почти всех он удачно надул. Диана держала его все время за руку и улыбалась, будто была невероятно счастлива с ним познакомиться. Пожилой человек, который, очевидно, был хозяином вечеринки, спросил, не хочет ли Маркус присоединиться к ним, но Маркус ответил, что он с отцом. Как только он это сказал, глаза Дианы стали еще больше.
      — Твой отец здесь? — прошептала она.
      Он кивнул:
      — Да, вон он сидит.
      Она посмотрела мимо него, в сторону столика, за которым, съежившись, сидел ярко-красный Монс и разглядывал тарелку. Сигмунд сидел рядом. Он смотрел на Диану огромными глазами, и когда она посмотрела в их сторону, с ним случилось нечто, чего Маркус никогда не видел: он покраснел.
      — Как ты думаешь, твой отец не хочет пересесть за наш столик? — спросила Диана.
      Маркус покачал головой.
      — Нет, — пробормотал он. — Он… он боится… фотографов.
      Диана кивнула:
      — Понимаю. Может, я тогда подойду и поздороваюсь с ним?
      — Нет, — быстро ответил Маркус. — Не стоит.
      Диана все смотрела на Монса. Он распрямился и встретился с ней взглядом. Она осторожно улыбнулась. Он молниеносно склонил голову, взял нож и вилку, начал царапать тарелку, обнаружил, что она пустая, отложил вилку и повернулся к окну. Даже затылок у него покраснел.
      — Я понимаю, что он не хочет со мной сейчас встречаться, — прошептала Диана. — Передай ему от меня привет.
      Маркус кивнул.
      — Вы где остановились?
      — Здесь, в гостинице, — ответил Маркус. — Папа играет в гольф на крыше. Ну, мне пора.
      — Увидимся, — сказала Диана.
      — Да, — сказал Маркус и пошел к столу, одновременно с официантом, который нес еду..
      — Что, черт возьми, это было? — прошептал Монс.
      — Я поздоровался с Дианой Мортенсен,— ответил Маркус и съел кусочек лосося. В сущности, он оказался вкусным.
      — Но… но… ты что, с ней знаком?
      — Немного, — сказал Маркус, — я написал ей письмо с просьбой об автографе. Она ответила, и потом мы с ней обменялись еще парой писем.
      — Ты не рассказывал, — сказал Монс и поднял бокал.
      — Нет, — сказал Сигмунд спокойно, — есть многое, чего вы не знаете, господин Симонсен. Сейчас она явно хочет поднять бокал вместе с вами.
      — Ты это о чем?
      — Она подняла свой бокал и смотрит на вас. Наверно, хочет выпить с вами.
      — Зачем ей со мной выпивать?
      — Возможно, вы ей нравитесь.
      Монс покосился на Диану. Она улыбалась ему, и он натужно улыбнулся ей в ответ. Она кивнула и подняла бокал.
      — Вы должны выпить, господин Симонсен, — сказал Сигмунд, — иначе получится невежливо.
      Монс поднял бокал навстречу Диане. Он глотнул из бокала, вино попало не в то горло, и он закашлял как можно тише. Оказалось, он кашляет громко.
      — Ничего не понимаю, — пробормотал он. — Я совершенно ничего не понимаю. Ты что, писал ей обо мне, Маркус?
      — Немного,— сказал Маркус и съел еще кусок лосося. Теперь он был не таким вкусным
      За едой Монс пытался узнать, что писали друг другу Маркус и Диана. Маркус отвечал как можно более уклончиво, а Монс тоже не мог полностью сконцентрироваться на его ответах. Он все время косился на Диану и каждый раз встречался с ней взглядом. Когда они закончили есть, вспотел не один только Маркус. Монсу тоже требовался душ. Они заплатили и встали из-за стола. Диана тоже встала. Наверно, она собиралась в туалет. Когда они вышли в холл, она уже ждала их. Секунду казалось, что Монс собирается вернуться в ресторан, но он передумал и продолжал путь. Она протянула ему руку.
      — Спасибо, что приехали, — тихо сказала она.
      Он механически взял ее за руку.
      — Я, вот, отец Маркуса, — пролепетал он.
      — Подумать только, что мы наконец-то встретились, — мягко произнесла Диана.
      — Да, хе-хе, — пропищал Монс.
      Он отпустил ее руку и прыгнул к лестнице в сопровождении сына.
      Сигмунд остался вместе с Дианой.
      — Он немного молчаливый, — объяснил он.
      Похоже, Диана его не услышала. Ее взгляд устремился к пустой лестнице.
      — Я тоже вроде как молчаливый, — сказал Сигмунд.
      Диана обнаружила его.
      — Что ты сказал?
      — Что… я… можно мне ваш автограф?

      Монс зашел в номер вместе с мальчиками. Он был здорово взбудоражен и сбит с толку. Маркус тоже. Сигмунд, напротив, полностью контролировал ситуацию. В бумажнике у него лежал Дианин автограф, и он был очень доволен обедом. Монса неотступно преследовало чувство, что он ключевая фигура в этой игре, но что за игра, он никак не мог понять.
      — Я требую разъяснений! — нервно сказал Монс.
      — И вы получите их, господин Симонсен, — сказал Сигмунд. — Я полагаю, ваше требование полностью обоснованно.
      — Неужели? — отозвался Монс уже спокойнее.
      Маркус прикусил губу и в отчаянии подмигнул Сигмунду. Если он расскажет Монсу о Маркусе-старшем и Маркусе-младшем, в номере наверняка произойдет взрыв.
      — У тебя глаза болят, Маркус? — спросил Монс.
      — Что? А, нет, просто… — Он посмотрел на часы. — Я просто немного устал. — Он прикрыл рот рукой и сделал вид, что зевает.— Пожалуй, пора спать. Тяжелый был сегодня день. А-а-а-а, как я устал. Спокойной ночи, папа.
      Все было бесполезно. Монс сел, а Сигмунд вынул бутылку кока-колы из мини-бара.
      — Пожалуйста, господин Симонсен. Думаю, вам надо как-то себя поддержать.
      — Я лучше выпью пива, — сказал Монс.
      — Хорошо, а я ложусь спать, — пробормотал Маркус.
      Он начал раздеваться, и пока Сигмунд рассказывал, он надел пижаму, лег и натянул одеяло на голову. Он сделал вид, что заснул мгновенно, но на самом деле слышал каждое слово.
      У Сигмунда было много талантов. Маркус знал, что он, очевидно, станет блестящим астрофизиком или удачливым рекламщиком. Теперь он демонстрировал свои дипломатические способности. Они тоже не были ординарными. Когда Монс усаживался и открывал бутылку пива, в воздухе веяло опасностью, но когда Сигмунд закончил свое объяснение, настроение в номере стало дружественным. Почти что даже веселым. Гениальный дипломат точно знал, что стоит подчеркнуть, а что не стоит упоминать вовсе.
      Он рассказал Монсу о несправедливом обращении с Дианой Мортенсен, как она стала жертвой несправедливого суда, на котором ей отказали в компенсации ущерба за фотографии ее груди. Он рассказал о клубе «Помоги Диане», о письмах, которые они писали, и о том, как она им обрадовалась и что она сама хотела познакомиться с Маркусом в Норвегии.
      — Письма подписывал Маркус, — сказал Сигмунд, — я не люблю выпячиваться. Хотите верьте, хотите нет, господин Симонсен, но я предпочитаю держаться в тени.
      Монс открыл вторую бутылку пива.
      — Я тоже.
      Из кровати доносился громкий храп.
      — Он спит,— сказал Сигмунд,— он это действительно заслужил. У вас храбрый сын, господин Симонсен.
      Монс кивнул:
      — Да, он пошел в мать. Продолжай, Сигмунд.
      Сигмунд продолжал. Пришло время для признаний. Он рассказал, что они на самом деле знали, что Ребекка Джонс выпадет из небоскреба, но они не хотели, чтобы Монс платил за них в ресторане. Спор был только шуткой или «мальчишеством», как сказал Сигмунд. У него с собой были деньги от родителей и ясное указание угостить Монса и Маркуса еще более шикарным обедом. Он вынул бумажник и раскрыл его.
      — О чем речь, — сказал Монс обиженно, — ты же мой гость.
      Сигмунд вздохнул:
      — Да-да. Хорошо. Думаю, спорить не стоит.
      — Совершенно, — сказал Монс удовлетворенно. — Продолжай! Что вы написали обо мне?
      Храп в кровати усилился.
      — Писал Маркус,— сказал Сигмунд.
      — И что он написал?
      Под одеялом воцарилась мертвая тишина, но оснований для опасения не было. Настал момент вранья.
      — Он рассказал только, как он вас любит.
      — Правда?
      Одеяло заходило вверх-вниз. Маркус дышал, как паровоз.
      — Да, он написал, что вы лучший на свете отец. Что вы честный, великодушный и что вы ненавидите несправедливость.
      — Правда?
      Голос Монса был не очень уверенным.
      — Да, но я должен признаться еще в одном.
      — В чем?
      — Он еще немного приврал.
      Из кровати донесся мощный храп.
      — Приврал?
      — Да. Он написал, что это вы объяснили нам, как несправедливо с ней поступили.
      — Правда написал? Но почему?
      — Я не уверен, господин Симонсен, но думаю, потому, что он такой ужасно скромный. Он вроде как не мог признаться, что сам все понял.
      — Да, — сказал Монс, — голос стал совсем неуверенным, а в глазах застыли слезы, — Маркус всегда был очень скромным мальчиком. И поэтому она так обрадовалась мне.
      — Наверно.
      — Я не хочу отнимать у Маркуса его заслуги, — сказал Монс. — Мы должны рассказать ей правду.
      — Вы похожи на своего сына, — сказал Сигмунд, тронутый словами Монса. — Вы точно такой же скромный.
      — Правда? — спросил Монс.
      — Да, абсолютная.
      — Я спущусь и расскажу ей прямо сейчас.
      — Не надо, господин Симонсен. Я сам пойду.
      — Ты сам хочешь?
      — Да, — спокойно ответил Сигмунд, — это самое меньшее, что я могу сделать.
      — Тогда, думаю, я пойду лягу, — сказал Монс с облегчением.
      — Конечно. Только, пожалуйста, закрывайте дверь осторожно, чтобы не разбудить Маркуса.
      — Да. Он замечательный, правда, Сигмунд?
      — Лучший, господин Симонсен. Он — самый лучший!
      Монс прокрался из номера в коридор.
      — Можешь вылезать, — сказал Сигмунд, — отца мы пережили.
      Маркус встал и зашатался по комнате. Он открыл рот, словно собирался что-то сказать. Потом передумал и достал колу из мини-бара. Он сделал большой глоток и уставился на Сигмунда.
      — Как… как… Как тебе удалось?
      — Легко, — сказал Сигмунд.
      — А что нам теперь делать?
      — Я пойду и приведу Диану.
      Маркус уронил бутылку на пол.
      — Но… но… Нет, не надо.
      — Расслабься, — сказал Сигмунд, — послушай, что я скажу.

*

      Маркус сидел перед зеркалом в номере и смотрел на свое отражение. Он приветливо улыбался. Вот — он младший. Специалист по хорошим манерам. Вот — он нахмурил брови. Он стал телохранителем. Специалистом по устранению навязчивых фотографов. Он сидел неподвижно и просто смотрел на себя. Вот — он сам. Маркус Симонсен. Тринадцати лет. Специалист по тому, как не быть Маркусом Симонсеном. Он опять посмотрел на свое отражение. Совершенно обычное выражение лица. Не радостное, не грустное, даже не испуганное. Только какое-то вопрошающее. Будто кто-то хочет с ним познакомиться. Он кивнул зеркалу. Осторожно улыбнулся. Кивнул еще раз. Отражение открыло рот, и он услышал шепот:
      — Не уходи от меня.
      Он лег на кровать и смотрел в потолок, пытаясь не думать. Типичная ситуация. Как правило, он старался не думать, но, как только он пробовал, у него не получалось. Он встал с кровати и начал расхаживать по номеру. Он надел спортивный костюм, как они и договорились. Он постарался ходить по-разному, и тем не менее все казалось неестественным. Сколько времени прошло с тех пор, как Сигмунд ушел? Пять минут или полчаса? Он понятия не имел. Он остановился перед зеркалом, достал расческу и начал причесываться. Сколько причесок существует в мире? Миллион? Отражение было несчастным. Он посмотрел в глаза самому себе и начал думать. Наконец-то он нашел слово, которое искал с тех пор, как Сигмунд вышел: