Две недели они ничего не слышали от Дианы Мортенсен. Первую неделю каждый день звонила Муна, но Маркус не хотел с ней встречаться и каждый раз находил новые предлоги, пока она не перестала звонить. Клуб «Помоги Диане» по-прежнему проводил собрания на карьере, но все было как-то сдержаннее. Маркус сдал «Хорошие манеры в девяностые годы» в библиотеку и отказался учиться играть в гольф. Вместе с Монсом они начали планировать поездку в Данию. Диана Мортенсен все больше и больше становилась ненастоящей.
      За неделю до их предполагаемого отъезда в ящике оказалось письмо. Голубой конверт с американской маркой. Мистеру Маркусу Симонсену. Он вскрыл его так, будто там лежала бомба с часовым механизмом, прочел четыре раза, почесал неудавшийся пробор и позвонил Сигмунду. Полчаса спустя он сидел под брезентом и пытался унять дрожь в руках, а тем временем Сигмунд читал:

      Дорогой Маркус!
      Большое спасибо за твое последнее письмо. Тебе повезло, что у тебя есть сын. Я очень люблю детей. Я участвовала в съемках рекламы мыла, и там моим партнером был мальчик, которого звали Мелвин Хендерсон. Настоящий очаровашка и очень талантливый. Когда ты написал о Маркусе-младшем, я вспомнила о нем. Они наверняка бы стали закадычными друзьями, если бы повстречались. Но они, наверно, никогда не встретятся. Разве жизнь не полна случайностей? Вот ты, например, написал, что я, может, смогу встретиться с тобой в Хортене. Я приезжаю третьего августа и пробуду там некоторое время. Я больше не играю в «Деньгах и власти». Я поссорилась с продюсером и прямо сказала ему все, что я думаю о его дурацком сериале, а сценаристы в результате вывели меня. Я выпадаю из небоскреба во время демонстрации в защиту окружающей среды. Но я только рада. Дело в том, что я просто не могу быть нечестной. Я всегда говорю что думаю, и если меня не могут уважать такую, какая я есть на самом деле, мне все равно. И подумай только, Маркус, всему причина — какая-то дурацкая ссора из-за денег. Ведь Билли получает гонорар в два раза больше, чем я, просто за то, что он вроде как известен. Здесь, в Голливуде, все определенно думают только о деньгах. Ты наверняка прочтешь об этом в местных газетах, потому что серия, в которой я выпадаю из окна, будет показана в Норвегии через неделю. Пожалуйста, не верь тому, что там будет написано, Маркус! Они распространяют так много неверных слухов, прямо ужас. Мой агент говорит, что для моей карьеры только полезно, что я вышла из «Денег и власти». Сериал становится все менее популярным, и количество зрителей стремительно падает. Я счастлива, что закончила в нем сниматься, пока не поздно. У меня множество других предложений, но я не знаю пока, что выбрать. Сейчас я снимаюсь в увлекательной рекламе полоскания для рта. Сначала я грустная, а потом я полошу рот и улыбаюсь. Забавная роль, потому что я проживаю состояние от грусти к счастью за двадцать секунд. Может, ролик выйдет в Норвегии к осени.
      Да, как ты понимаешь, дел у меня достаточно, но иногда я мечтаю от всего этого избавиться. А теперь мечта станет реальностью. Я очень рада. И еще больше я обрадуюсь, если осуществится моя вторая мечта. Мечта встретиться с тобой. Да, и с твоим сыном тоже. Я, как уже писала, очень люблю детей. Да, дорогой Маркус, как ты понимаешь, сейчас моя жизнь в полном беспорядке. В общем, я приезжаю в Хортен третьего августа. Вспоминай обо мне иногда!
      Твоя Диана

      Сигмунд поднял взгляд от письма. Он довольно улыбался.
      — Я так и знал! Диана, here we come!
      Маркус пожалел, что показал письмо Сигмунду, но он был в точности как Диана: он не мог врать.
      — Я не могу с ней встретиться.
      — Почему это?
      — Я… я буду в Дании.
      — Ты должен сказать отцу, что больше хочешь поехать в Хортен.
      — Никто не едет в отпуск в Хортен.
      — Едут. Там масса достопримечательностей.
      — И что же?
      — Например, Морской музей. И еще много красивых памятников.
      — Кому же?
      — Например, памятник сподвижнику Роальда Амундсена капитану Оскару Вистингу.
      — Откуда ты знаешь?
      — Я читал о Хортене. И тебе стоит почитать. А еще там есть замечательный музей фотографии. И музей ретро-автомобилей. Твоему отцу понравится. У него же самого ретро-автомобиль.
      — Нет. Он просто немного старый.
      — Мы можем жить в гостинице «Гранд-океан». Это гостиница для игроков в гольф.
      — Я же сказал, что отказываюсь играть в гольф.
      — Чтобы жить в такой гостинице, не обязательно играть в гольф.
      — Я не смогу быть Маркусом Симонсеном-младшим.
      — Сможешь. В ресторане «Звезда» ты был просто великолепен.
      — У меня потом целую неделю болел живот.
      — Тогда будь самим собой.
      — Что?
      — Она пишет, что не может быть нечестной. Тогда ей наверняка нравятся честные люди.
      — Но я уже был нечестным.
      — Да, но теперь ее письмо заставило тебя понять, что честность должна быть прежде всего.
      — Нет!
      — Кроме того, она любит детей.
      — Вряд ли она обрадуется, увидев меня.
      — Просто расслабься. Я буду все время рядом. Если что-то пойдет не так, я помогу.
      Маркус как раз собирался спросить, каким образом Сигмунд собирается помогать, но тот его опередил:
      — Идем к тебе и поговорим с твоим отцом.
      — Но…
      — Ты что, мне не доверяешь?
      — Доверяю, но…
      — Хорошо, договорились.
      — Почему всегда последнее слово остается за тобой?
      — Потому что я всегда прав, — сказал Сигмунд и встал.

*

      — Вы играете в гольф, господин Симонсен?
      — Нет, но можно попробовать научиться.
      — Правда? Тогда вам стоит провести отпуск в гостинице «Гранд-океан», одна на всю Норвегию гостиница для игроков в гольф.
      Маркус, Сигмунд и Монс сидели вокруг кухонного стола и завтракали. Маркус надеялся, что Сигмунд сразу же выпалит свою идею об отпуске в Хортене. Тогда Монс, конечно, откажется, и всю историю благополучно забудут. Но Сигмунд был умнее.
      — Да что ты говоришь? — сказал Монс.
      — Точно, — сказал Сигмунд. — Она расположена среди замечательных полей для гольфа. Всего в часе езды находятся поля в Вестфолле, Хьекстаде, Боррегорде, Шеберге, Унсое, Богстаде и Дрёбаке.
      — Боже мой!
      Монс с интересом посмотрел на Сигмунда. Маркус беспокойно заерзал. Сигмунд заметил, что рыбка вот-вот клюнет, и продолжил:
      — Можно, например, провести пару дней на прекрасном поле в гольф-клубе Бурре.
      — Да, было бы забавно, — сказал Монс. —. Хочешь еще какао, Сигмунд?
      — Да, спасибо. В гольф-клубе Бурре хорошая атмосфера как для профессионалов, так и для начинающих играть в гольф любого возраста! А гостиница «Гранд-океан» с радостью разрешит все практические вопросы, например скидки на игру, заказ поля и кэдди .
      Монс посмотрел на него с некоторым удивлением.
      — Скажи, Сигмунд, твои родители, очевидно, как-то экономически заинтересованы в этой гостинице?
      — Нет, господин Симонсен. Просто меня так захватывает, стоит только начать рассказывать о ней. Игра в гольф среди норвежской природы. Что может быть лучше?
      Маркус чувствовал, что Сигмунд скоро перегнет палку, но его товарищ полностью держал все под контролем. У него получалось произносить самые неестественные предложения самым естественным образом. Если он не станет астрофизиком, его бесспорно ждет блестящая карьера в рекламе. Монс улыбнулся Маркусу:
      — Может, стоит об этом подумать к следующему лету?
      — Подумайте сейчас! — сказал Сигмунд воодушевленно. — В гостинице «Гранд-океан» есть сто комфортных номеров, порт для яхт, хорошая парковка, прекрасная еда и отличный сервис за разумные деньги.
      — В этом году мы собираемся в Данию, — сказал Монс, — но спасибо за совет.
      Сигмунда было не остановить.
      — Зачем отправляться в отпуск за границу, когда здесь, на родине, поля для гольфа такие зеленые и свежие?
      Теперь-то отец должен догадаться, что здесь не все так просто. Но нет.
      — Ты прав, но, понимаешь, мы с Маркусом очень хотели пойти в Тиволи .
      — Могу поспорить, что он еще больше хочет отправиться в гостиницу «Гранд-океан». Правда, Маркус?
      Пока Сигмунд разглагольствовал, Маркус сидел тихо и ковырялся в еде. До самого конца он надеялся, что отец решит в пользу Дании. Он действительно очень хотел пойти в Тиволи. Он даже слабо надеялся, что отважится прокатиться на американских горках. Тогда будет о чем рассказать новым одноклассникам, до того как они начнут называть его Макакусом. «А я этим летом был в Тиволи. Катался на американских горках». Хорошее было бы начало трех долгих лет в новой школе. Но теперь Сигмунд зацепил отца на крючок и передал ему удочку. Осталось только дернуть.
      — Мне все равно, — сказал Маркус.
      Таким образом он предоставил отцу решать и одновременно показал Сигмунду, что не добровольно подписывается на затею, а под сильным давлением. Монс с удивлением посмотрел на него:
      — Ты что?
      — Да. Решай сам, папа, — смело сказал он.
      «Пошлите меня хоть на северный полюс, хоть куда. Мне все равно», — думал он.
      — Конечно, это будет дешевле, — сказал Монс. — Может, все-таки это хорошая идея.
      — Это потрясающая идея, — сказал Сигмунд. — А можно я тоже поеду с вами?
      — Да, если твои родители разрешат, — сказал Монс.
      — Разрешат, точно. Я уже предвкушаю.
      — Ну тогда решено, — сказал довольный Монс. — Где находится эта гостиница?
      — В Хортене, — пробормотал Маркус.
      Монс посмотрел на них круглыми глазами. Как рыба, которая оказалась на суше, но сама этого не поняла.
      — В Хортене?
      — Там даже есть лужайка на крыше, на которой можно разогреться перед игрой в гольф и потренироваться на собственной лунке, — быстро сказал Сигмунд. — Я позвоню домой, спрошу, можно ли мне ехать с вами.
      Родители Сигмунда не без оснований немного волновались, что их сын вырастет слишком быстро и пропустит детство. Ему было все-таки всего тринадцать лет, хотя он и говорил по-взрослому. Их как-то успокаивало, что лучшим другом Сигмунда был застенчивый Маркус, который к тому же был на несколько месяцев младше. Поэтому они не отказали Сигмунду в просьбе поехать вместе с Маркусом и его отцом в Хортен. Монс тоже радовался дружбе между мальчиками. Он боялся, что Маркус вырастет одиноким, но было очевидно, что с Сигмундом он расцветает. Конечно, он расцветал немного слишком быстро, ну да бог с ним. Расцвет есть расцвет, считал Монс.
      Сигмунд провел у них весь день и с энтузиазмом руководил планированием поездки в Хортен. Он вынул пару рекламных брошюр, которые ненароком оказались у него в кармане. Монс с интересом их прочел и обнаружил ровно те же предложения, которые использовал Сигмунд, нахваливая гостиницу «Гранд-океан». Монс почувствовал облегчение оттого, что мальчик не высосал эти прекрасные формулировки из собственного пальца, а просто выучил их наизусть. Значит, он все-таки не такой ненормальный. Монс заказал один одноместный и один двухместный номер в гостинице и уже предвкушал, как он возьмет клюшку. Он считал гольф весьма безопасным видом спорта. Самое страшное, что может случиться, ему попадет в голову мяч, но даже Монс слабо верил в такую возможность.
      Вечером все трое сидели на диване, пили кока-колу, ели чипсы и смотрели очередную серию «Денег и власти».

*

      Ребекка Джонс стояла на узком карнизе открытого окна небоскреба. «STOP THE MADNESS» было написано на плакате, который она держала над головой. Она выглядела еще грустнее, чем обычно. Люди внизу на улице казались лилипутами. И неудивительно, потому что окно, у которого она стояла, было на шестьдесят восьмом этаже.
      — Ей надо было встать пониже, — сказал Монс. — Никто не может прочесть надпись на плакате.
      Ни Маркус, ни Сигмунд не отвечали. Они механически с огромной скоростью уплетали чипсы.
      — Чтобы прочесть эту надпись снизу, надо смотреть в телескоп, — продолжал Монс.
      — Сейчас она упадет,— прошептал Маркус.
      — Нет, — сказал Монс, успокаивая. — Так бывает только в жизни, но не в фильмах.
      — Поспорим? — спросил Сигмунд, не отрывая глаз от экрана.
      — Поспорим? О чем?
      — Упадет или не упадет.
      — Ладно. На пятьдесят эре?
      — Нет. На шикарный обед в ресторане «Фишляндия».
      — Что?!
      В гостинице «Гранд-океан». Если она упадет, вы нас угощаете, если она не упадет, угощаю я.
      Монс посмотрел на экран. Ребекка Джонс все еще стояла на окне. Хорошо бы преподнести Сигмунду маленький урок, как бы в отместку за предыдущее. Он был уверен, что именно Сигмунд втянул Маркуса в этот безумный поход в ресторан, а теперь парень хочет еще раз поразвлечься. Монс улыбнулся сам себе. Может получиться действительно весело. Когда Ребекка вскарабкается обратно, он, извиняясь, взмахнет руками и скажет, что, к сожалению, Сигмунду обед обойдется слишком дорого, но долг платежом красен и слово надо держать. Это его проучит. Конечно, они не станут есть шикарный обед, но он не скажет ничего, пока они не доедут до Хортена. Он скажет несколько назидательных слов о том, как опасно спорить, и пригласит мальчиков на пиццу.
      — Ладно, — сказал он. — Надеюсь, у тебя достаточно денег.
      Пока он говорил, Диана Мортенсен мешком рухнула с небоскреба.
      Хотя Маркус и был готов к тому, что произойдет, он задрожал. Ему пришлось на секунду закрыть глаза. Когда он их открыл, Диана Мортенсен лежала на асфальте лицом вниз. Маркус вдруг чудовищно возненавидел жадного продюсера.
      — Нехорошо как, — тихо сказал он.
      Монс уставился на Сигмунда круглыми глазами, забыв про отвисшую до дивана челюсть.
      — Но… но… откуда вы знали, что…?
      — Мы подозревали, — сказал Сигмунд. — Вы проиграли.
      — Но… но… я не думал… То есть… мы же не всерьез спорили?
      Сигмунд посмотрел на него с осуждением:
      — Долг платежом красен, господин Симонсен, и слово надо держать.

      Первое августа. Паром был на пути из Мосса в Хортен. Он был набит водителями-дальнобойщиками, туристами и прочей публикой, которая ехала кто в отпуск, а кто из отпуска. Последние пять дней по всей восточной Норвегии шел проливной дождь, и настроение на борту было безрадостным. В кафетерии в отделении для курящих сидел Монс Симонсен, который, сам того не подозревая, был тождествен Маркусу Симонсену-старшему, норвежскому миллионеру и альпинисту. Он пил черный кофе, курил трубку и недоумевал, как же он тут оказался. В отделении для некурящих сидел его сын Маркус, то есть Маркус-младший, вместе со своим другом Сигмундом. Они договорились, что Маркус должен быть только чуть-чутьчестным. Он должен играть Маркуса-младшего, но он не должен завивать волосы и делать вид, что отлично знает хорошие манеры девяностых годов. Он должен быть самим собой. Самым обычным сыном миллионера.
      Сигмунд считал, что так будет лучше всего. Он, конечно, мог заставить Муну и Эллен Кристину поверить, что он был маленьким джентльменом, но Диана Мортенсен наверняка много общается с подростками, привыкшими к светской жизни, и конечно заметит, что его вежливость не совсем естественна. Слегка невоспитанный, грубоватый сын миллионера сгодится лучше, считал Сигмунд. Маркус сказал, что не считает себя ни невоспитанным, ни грубоватым. Это было чуть ли не хуже, чем быть радостным и приветливым.
      — А как тогда насчет молчаливого и задумчивого парня? — спросил Сигмунд. — Ты же такой и есть.
      — Я не молчаливый и не задумчивый. Я стеснительный и рассеянный.
      — Но кажешься молчаливым и задумчивым. И в этом твоя прелесть.
      Хотя Маркус знал, что Сигмунд просто льстит ему, чтобы он согласился действовать по плану, он обрадовался. Молчаливый и задумчивый. Да, пожалуй, таким он и был.
      Он стал смотреть на море и на дождь, который оставлял следы на окне. Путешествие из Мосса в Хортен занимало сорок минут. Дул сильный ветер, и паром раскачивался на волнах. Маркус был молчалив, задумчив, и его тошнило. Очевидно, он был одним из первых, кого укачало на пути из Мосса в Хортен. Тоже своего рода рекорд.
      — Ты не хочешь допить свою кока-колу? — спросил Сигмунд.
      Маркус быстро пошел в туалет, но его укачало не достаточно, чтобы его вырвало. Когда он вернулся, у столика стоял Монс.
      — Ну, мальчики. Пора спускаться к машине.
      На палубе для автомобилей было прохладно. Пахло машинным маслом, бензином и дизелем. От этого Маркусу легче не стало. Они сели в машину и ждали, когда их выпустят на сушу. Монс пытался завести двигатель.
      — По-моему, меня сейчас вытошнит,— сказал Маркус, севший на переднее сиденье рядом с отцом.
      — Мешок, срочно! — крикнул Монс. — Сигмунд, есть там сзади мешок?
      — Нет,— сказал Сигмунд.
      — Ульп, — сказал Маркус.
      Машины впереди поехали.
      — Попробуй потерпеть, пока мы не выедем на берег! — сказал Монс и попытался снова завестись. Не вышло.
      — Ну давай! — пробормотал он отчаянно и повернул ключ. Двигатель слегка кашлянул. Машины сзади засигналили.
      — Гульп, — сказал Маркус.
      — Открой окно! — крикнул Монс и снова повернул ключ. — Только не в машину! Ай, вот, завелась. Я просто поставил неправильную передачу. Потерпи, Маркус, мы сейчас выедем отсюда.
      Машина медленно покатилась из парома. Маркус высунул голову в окно. Он глотал и глотал воздух, пока они проезжали мимо человека, регулирующего движение. И вот они въехали в Хортен. Он справился с морским путешествием, и его даже не стошнило, а через два дня он увидится с Дианой Мортенсен.

*

      Монсу достался одноместный номер с видом на парковку, а мальчикам — двухместный номер с видом на порт. Распаковывая вещи, они готовились к великой встрече.
      — Я буду Дианой, — сказал Сигмунд,— а ты самим собой. Вы встречаетесь впервые. Что ты скажешь?
      — Думаю, я ничего не скажу. Я же вроде как молчаливый и задумчивый.
      — Ты должен что-то сказать. Ты не можешь все время быть молчаливым и задумчивым.
      — Тогда я скажу «добрый день», — сказал Маркус.
      — Хорошо, а потом?
      — Потом спрошу о… том, как она доехала, наверно.
      — Ну и спрашивай]
      — О чем?
      — Спроси меня, хорошо ли она доехала.
      — Ты же не знаешь.
      — Как можно быть таким тормозом! Я — Диана, так?
      — О'кей. Добрый день.
      — Ты кто?
      — Почему ты спрашиваешь, ты же знаешь.
      — Да, а Диана не знает.
      — Ах да.
      — Ты кто?
      — Не скажу, — прошептал Маркус.
      — Что?
      — Я же должен быть самим собой. А если я — это я, я точно не скажу, кто я. Как-то слишком неловко.
      — Скажи, кто ты!
      — Я — Маркус-младший, — пробормотал Маркус.
      — Неужели! — сказал Сигмунд и лучезарно улыбнулся. — Мне так нетерпелось с тобой повидаться. Нам о многом надо поговорить.
      — Как ты доехала? — просипел Маркус.
      — Замечательно. Как чудесно снова вернуться в Норвегию. Твой отец много о тебе рассказывал.
      Маркус с трудом пытался найти ответ, но придумал только:
      — Меня зовут Маркус.
      — Не обязательно повторять это дважды.
      — Я бы хотел это подчеркнуть. Меня зовут Маркус.
      — Забудь хорошие манеры. Будь самим собой.
      — Я не могу, — грустно ответил Маркус.
      — Ты же сам хотел.
      — По-моему, я все равно не смогу быть самим собой.
      — А кем ты тогда хочешь быть?
      — Лучше всего никем, — тихо произнес Маркус.
      Сигмунд вздохнул:
      — Все. Пути назад нет. У тебя есть спортивная одежда?
      — Да, спортивный костюм.
      — Надень его.
      — Зачем это?
      Может, ты так немного расслабишься.
      — Но я же не могу встречать Диану Мортенсен в спортивном костюме!
      — Можешь. Миллионеры часто ходят в спортивных костюмах.
      Маркус надел костюм.
      — Походи взад-вперед.
      Маркус походил. Как-то он не очень расслабился.
      — И как я выгляжу? — нервно спросил он.
      — Неплохо, но чего-то не хватает.
      — Сам вижу.
      — Надень вот это.
      Сигмунд достал черную бейсболку. На ней было написано «GOLFER».
      — Нет, не надену, — сказал Маркус и надел бейсболку.
      — Задом наперед.
      — Зачем?
      — Так будет круче.
      Маркус крутанул бейсболку.
      — Хорошо. Походи взад-вперед еще раз. Свободно и легко.
      Он попробовал. Сначала было плоховато, но Сигмунд был терпеливым тренером, который умел подбодрить ученика.
      — Да, вот так, да. Так куда лучше. Теперь я снова Диана. Что ты мне скажешь?
      — Меня зовут Маркус.
      — Нет!
      — Знаешь, сколько весит теннисный мяч?
      — О'кей, — медленно произнес Сигмунд, — попробуем еще. Надень свой выходной костюм.
      Маркус захватил с собой темный выходной костюм, белую рубашку и галстук и собирался надеть его на обед в ресторане «Фишляндия». Он переоделся.
      — И как я выгляжу? — нервно спросил он.
      — Стильно. А теперь пройдись.
      — Куда?
      — Взад-вперед. Так, да. Отлично. Элегантно. Теперь говори!
      — А что мне сказать?
      — Что угодно. Только говори. Сделай вид, будто ты сын миллионера, который всю жизнь ходит в костюме.
      — У меня не получится.
      — Получится. Просто вживись в костюм. Так же как ты вживаешься в свои письма. Ну, давай.
      Маркус медленно заговорил. Сначала с сомнением, а потом все живее и живее. Не думая, он воспроизводил слова точно так же, как рассказывал о леднике или писал письма, и, пока говорил, он обнаружил, что уже больше не Маркус Симонсен. Он стал Маркусом-младшим. Он рассказал о любви к норвежской природе, о забавных эпизодах из школьной жизни, об одноклассниках, которые ему завидуют, потому что у него больше карманных денег, об увлекательных теннисных чемпионатах, которые он выиграл, об интересных поездках в экзотические страны, о докучливых репортерах из желтой прессы, которые преследовали Маркуса-старшего, об одиночестве оттого, что он не такой, как все. Потому что, в конце концов, он был другим. Не такой, как все, сын миллионера. И самое удивительное, было не заметно, что он сочиняет. Все казалось правдой. Он не делал вид, будто он Маркус Симонсен-младший. Он былМаркусом Симонсеном-младшим. Слова текли сами собой. Он только принимал их и передавал дальше и все это время расхаживал взад-вперед по номеру. Иногда задумчиво, сложив руки за спиной, иногда возбужденно жестикулируя. Наконец он остановился перед Сигмундом и посмотрел ему в глаза, печально улыбаясь.