— Какой вес у теннисного мяча?
      — Он должен весить не менее 56,70 грамма и не более 58,46 грамма.
      Сигмунд кивнул.
      — Какой он длины?
      — У теннисного мяча нет длины, — сказал Маркус, — он круглый.
      Сигмунд записался в спортивный зал на теннис в одиннадцать часов. Сейчас было четверть одиннадцатого, и они сидели в кафе и зубрили правила. Сигмунд был в белых шортах, белой футболке с повязкой на голове. Маркус был в коричневых бриджах и голубой футболке. Ракетки они взяли напрокат в зале. Оба ни разу не играли в теннис, но Сигмунд захватил с собой книгу под названием «Как лучше играть в теннис».
      — Я имею в виду, какого мяч диаметра?
      — Не понимаю, зачем мне это знать!
      — Диаметр теннисного мяча составляет максимум 6,668 сантиметра и минимум 6,35 сантиметра.
      — Она точно не спросит меня, какой диаметр у теннисного мяча. И между прочим, про вес она меня тоже не спросит.
      — Откуда ты знаешь?
      — Никого на свете не интересует, сколько весит теннисный мяч.
      — Почему же никого, Стефана Эдберга, например.
      — Кто такой Стефан Эдберг?
      — Теннисист.
      — Диана Мортенсен не теннисистка.
      — Ну да, а чем, ты думаешь, кинозвезды занимаются в свободное время?
      — Они… наверно, расслабляются.
      — Именно. И играют в теннис. Как насчет ракетки?
      — Что с ракеткой?
      — Как она должна выглядеть?
      — Мне плевать, — сказал Маркус.
      Сигмунд кивнул еще раз:
      — Можешь плевать, сколько вздумаешь. Нет никаких правил относительно размера или формы теннисной ракетки.
      — Дичь какая, — кисло сказал Маркус.
      — Что?
      — Что теннисный мяч не может быть больше…
      — …6,668 сантиметра.
      — Да, а ракетка вполне может быть длиной несколько километров. Тогда я сооружу себе ракетку длиной с целый корт и стану чемпионом мира.
      — Хватит о ракетке, — сказал Сигмунд. — Теперь переходим к «вежливости на корте».
      В течение следующих сорока минут они изучили не только «вежливость на корте», но и правила игры, подсчет очков, то, как держать ракетку, подачи и необходимые удары: удар справа, удар слева, смеш и удар с лёта.
      Маркусу казалось, что голова забита сотнями теннисных мячей, весом минимум 56,70 грамма, которые носились туда-сюда. Он порядком запутался, но Сигмунд, казалось, держит все под контролем.
      — Ну вот, ты овладел основной теорией, — сказал он, и они вошли на корт.
      — Овладел?
      — Да, теперь осталось только научиться играть.
      — А тыумеешь?
      — Нет, но я видел по телевизору. Не так уж это и трудно.
      Оказалось, трудно. У обоих чувство мяча было слабо развито. Те редкие разы, когда им удавалось отбить мяч, он летел либо в сетку, либо прямо под потолок. Иногда он исчезал за сеткой, отделявшей друг от друга два корта. Если Маркус был худшим на свете теннисистом, то Сигмунд был на втором месте с конца, но он отказывался в этом признаваться. Каждый раз, когда он промахивался, он находил этому объяснение. Более того, он делал вид, будто промахивается нарочно.
      — Как ты думаешь, почему я сейчас послал мяч в потолок?
      — Потому что не смог отправить его через сетку.
      — Нет, я показывал тебе, как не надо отбивать мяч. Ты обратил внимание, как я криво держал ракетку?
      — Да.
      — Вот так делать не надо.
      — Понятно.
      — И мой удар был тому доказательством.
      Так или иначе, Маркусу удалось перекинуть мяч через сетку. Сигмунд отбил подачу, и мяч устремился за ограждение на соседний корт.
      — Ну вот, я снова отбил неправильно. Понимаешь?
      — Я уже давно все понял, — пробормотал Маркус и пошел за мячом.
      Эллен Кристина пришла в спортзал вместе с Муной. «Последнее время она встречается повсюду», — подумал Маркус. У обеих девчонок были загорелые, почти коричневые ноги и белые короткие юбки. А у него были коричневые штаны и короткие белые ноги. Как люди отличаются друг от друга.
      — Привет, Макакус! — сказала Муна. — Не знала, что ты играешь в теннис.
      Маркус попытался что-нибудь ответить, но выдал только какой-то хрюк. Эллен Кристина подошла к ограждению, и он заметил по ее спине, что она улыбается Сигмунду.
      — Привет, Сигмунд! Ты здесь?
      — Нет, — сказал Сигмунд, — я в Лондоне.
      — Хотите… хотите сыграть пара на пару?
      — Нет, лучше по отдельности.
      Эллен Кристина развернулась и пошла назад к Муне.
      — По-моему, она меня преследует, — сказал Сигмунд, когда Маркус вернулся с мячом. — Она наверняка позвонила мне и узнала, что мы здесь. Она все время звонит.
      Маркус кивнул:
      — Да она в тебя влюблена.
      — Да, но шансов у нее не больше, чем у капли дождя в пустыне. Так, теперь мы потренируем подачи.
      Сигмунд сказал «мы», но имел в виду Маркуса. Он отложил ракетку и собирал мячи, которые Маркус пытался запустить через сетку. Спрашивать, почему он не старался отбить подачи, было бесполезно. Это бы только привело к новому безнадежному спору. Кроме того, легко было догадаться, что Сигмунд не хотел, чтобы Эллен Кристина обнаружила, что не один только Маркус ни на что в теннисе не годится. Он подавал и подавал, на восток, на запад, на север и на юг. Иногда он слышал слабое хихиканье с другого корта, но он сжимал зубы и смело выдавал свои слабые и безнадежные удары, пока не истек час занятия.
      — К концу стало лучше, — заметил Маркус и вынул мяч, застрявший в сетке.
      — Неужели? — сказал Сигмунд рассеянно и покосился на соседний корт.
      — Привет, девчонки!
      Эллен Кристина со скоростью молнии оказалась у ограждения.
      — Да?
      — Не хотите с нами пообедать?
      Маркус ушам своим не мог поверить.
      — Ой, — прошептал он, но только он это и услышал.
      Эллен Кристина просияла. Она выглядела так, будто выбила семь правильных очков в лото.
      — Пообедать? Где? У тебя дома?
      — Нет, в ресторане «Звезда».
      — Ой, — снова сказал Маркус. Немного громче, но его по-прежнему никто не услышал.
      Ресторан «Звезда» находился в центре города, и там можно было танцевать. Он был очень изысканным и страшно дорогим.
      Маркус уронил теннисный мяч. Он медленно покатился к Сигмунду, который подобрал его и начал равнодушно перекидывать из одной руки в другую. Муна тоже подошла к ограждению, и девчонки о чем-то зашептались. Эллен Кристина покраснела, а Муна подозрительно посмотрела на Сигмунда.
      — Ты серьезно?
      — Если не хотите, можем и других пригласить. Нам все равно.
      Он повернулся к Маркусу, который уходил. Чудовищно медленно.
      — Правда, Маркус?
      — Да-кх,— прокашлял Маркус. У него в горле застрял ком. Гигантский ком.
      Эллен Кристина попыталась сделать вид, что все в порядке.
      — С удовольствием. И когда?
      — В следующую субботу, — сказал Сигмунд, — в шесть часов.
      Маркус в растерянности попробовал что-то сказать, но Сигмунд вытолкал его с теннисного корта. Ком все еще стоял в горле, и он отчаянно кашлял. Когда они входили в раздевалку, он услышал, как девочки вопят от радости.
      — Ты рехнулся, — простонал он. — Я не хочу идти в ресторан с Эллен Кристиной.
      — Это я с ней пойду. Твоя — Муна.
      — Она не моя.
      — Расслабься. Только на один вечер.
      — Я понятия не имею, как вести себя в ресторане.
      — Вот именно. Поэтому-то мы туда и пойдем.
      — А мы не можем пойти вдвоем?
      — Это будет не совсем правильно.
      Маркус отчаянно пытался найти способ избежать похода в ресторан.
      — У меня нет денег. «Звезда» наверняка самый дорогой ресторан в городе.
      — У меня есть деньги, — сказал Сигмунд дружелюбно, — я накопил на компьютер.
      Он подмигнул Маркусу и пошел в душ.
      — Нельзя же тратить накопленные деньги на ресторан! — крикнул Маркус и заранее знал, что ответит Сигмунд:
      — Всё для Дианы!

*

      — Есть ли у нас книги по этикету? — переспросила библиотекарша и с интересом посмотрела на двух мальчиков по другую сторону стойки.
      — Да, — ответил Сигмунд. — Мы бы хотели немного поучиться хорошим манерам.
      Библиотекарша была пожилой дамой, проработавшей в местной библиотеке более сорока лет. До пенсии ей оставалось всего полгода. Она любила детей, но не всегда одобряла их выбор.
      — Вы уверены, что не хотите чего-нибудь более увлекательного? — спросила она осторожно.
      — Хорошее поведение может быть очень увлекательным, — серьезно ответил Сигмунд.
      Маркус сглотнул и кивнул. Он был на сто процентов согласен.
      Дама просияла, как утреннее солнце.
      — Совершенно верно, мой мальчик. Но мало кто в вашем возрасте это понимает.
      — Да, — сказал Сигмунд, — мы особенные.
      — Охотно верю, — сказала дама с восхищением. — Сейчас посмотрим… У нас, конечно, есть старое издание тысяча девятьсот шестидесятого года. Но оно толщиной с Библию.
      — Библия хороших манер, да,— сказал Сигмунд. — Я ее знаю.
      Дама взглянула на него подозрительно. Не всегда было легко догадаться, говорит ли Сигмунд серьезно или шутит.
      — Неужели ты ее читал?
      — Листал, — сказал Сигмунд легко.— А что-нибудь более современное у вас есть?
      — Да-а-а, у нас есть «Хорошие манеры в девяностые годы». В ней только сто девяносто страниц.
      — Это как раз подходит. Можно взять два экземпляра?
      — Два?
      — Да, мы хотели использовать книги в нашем клубе.
      Маркус содрогнулся. Не думает же Сигмунд раскрывать секретный клуб библиотекарше? Он сильно ткнул указательным пальцем в спину друга, но напрасно. Сигмунд уже сам понял, что вот-вот их выдаст.
      — Я имею в виду… э-э-э… в нашем клубе этикета.
      Теперь дама в самом деле была в полнейшем восхищении. Она нашла два экземпляра книги и предложила помощь, если понадобится дополнительная литература по теме.
      После того как Сигмунд поблагодарил за предложенную помощь, а Маркус наступил на незавязанные шнурки, они покинули библиотеку и библиотекаршу, которая снова обрела веру в современную молодежь.

*

      Маркус лежал в кровати и читал. Он дошел до девятой страницы «Как следует представляться»:
      «Сегодня более чем когда-либо важно уметь правильно себя подать. Первое впечатление часто бывает решающим: очень важно выглядеть радостно и приветливо и, кроме того, представить свое имя так, чтобы остальные легко могли его запомнить, либо при помощи визитной карточки, либо произнося его громко и четко…»
      Он положил книгу на одеяло. Выучить предстоит очень много. Если что-то в этой жизни он упустил, так это как уметь себя подать. Первое впечатление было, как правило, так себе. Он попытался вспомнить, когда в последний раз он выглядел радостно и приветливо, но ничего не вспомнил. А когда он четко произносил свое имя? Никогда. Мрачный и малоприветливый, он дошел до того, что его стали называть Макакусом, а тем, кто его так называл, он не предложил ничего, даже визитной карточки. Это все и объясняло. Может, именно поэтому его и дразнили. Потому что он выглядел так безрадостно. Он никогда не видел, чтобы радостных дразнили. Раньше он думал, что они радостные, потому что их не дразнят, но теперь он понял, что все наоборот. Они были радостными не потому, что их не дразнили, а их не дразнили, потому что они были радостными. Он стал жертвой чудовищного недоразумения и даже не подозревал, что разгадка находится за углом. В местной библиотеке. Эта книга была ни больше ни меньше практическим пособием к тому, как прожить счастливую жизнь. Дальше он читал, словно в горячке.
      «Какие правила регламентируют поцелуй в щеку? Надо ли целовать левую и правую щеку и в таком случае которую щеку следует целовать первой? Следует ли дотрагиваться губами до щеки другого человека или нет? Отличаются ли правила в Норвегии от других стран?»
      Это было ужасно интересно. Когда он встретит Диану, он точно попадет впросак, если не будет знать, в какую щеку ее целовать. В том, что целовать в щеку ее придется, он, к сожалению, не сомневался. Приветливая улыбка, четко произнесенное имя Маркуса Симонсена-младшего и поцелуй в щеку — это минимум, что она от него потребует. В книге был ответ.
      «Сложно поцеловать человека в щеку элегантно. Посмотрите, как это делают члены королевской семьи — сначала они целуют в правую щеку, а затем в левую. Всегда сперва подносится правая щека к правой щеке другого человека, а затем левая щека к левой. Очень трудно выполнить это совершенно безупречно».
      Да уж! Точно так же, как танцевать. Совершенно невозможно сделать правильные шаги, когда пытаешься о них думать. Он знал об этом из печального опыта посещения танцевальной школы, куда его отправила мама, когда ему было семь. Если он думал, что надо сделать один шаг вправо и два влево, получалось все наоборот. Он спотыкался, как задумчивый пешеход, в то время как другие, не думая вовсе, парили ритмично взад-вперед по паркету. «Не думай так много, Маркус, — говорил учитель танцев. — Надо просто естественно двигаться под музыку». Но для того, чтобы двигаться непринужденно, надо много упражняться. До него начало доходить, что план посещения ресторана с Эллен Кристиной и Муной был не так уж и глуп. Там он во всем сможет поупражняться.
      С такими мыслями он погрузился в сон, в котором он естественно и приветливо встретил Диану Мортенсен. Он как раз собирался поцеловать ее — в левую щеку? — как раздался голос отца:
      — На помощь!
      Он снова ходил во сне. Теперь он стоял, наклонившись над отцом, и самым приветливейшим образом улыбался.
      — Ох, Маркус. Это ты? Я думал… о боже, Маркус! Мне приснился такой страшный сон… и когда я проснулся… я подумал… ты убийца… ты что, ходишь во сне?
      Монс протер глаза, и оба начали приходить в себя.
      — Да, — сказал Маркус, — мне тоже снился сон.
      — А что? Ты так неприветливо улыбался.
      — Мне снилось, что я очень приветлив.

      — Папа, по современному этикету полагается носить перчатки?
      Маркус стоял перед зеркалом в коридоре и рассматривал лицо. Он зачесал мокрые волосы на сторону, оставив ровный пробор. Монс шел из гостиной и беспокойно поглядывал на сына. Он не понимал, что происходит. Очевидно, что Маркус в последнее время стремительно развивается. В течение четырех дней он стал значительно вежливей. Он открывал отцу дверь, когда тот шел на работу, постоянно напирал на то, что его зовут Маркус, что Монс, в общем-то, и так знал, и непрерывно улыбался той самой приветливой улыбочкой, с которой он ходил во сне. Казалось, что вот-вот он станет совершенно взрослым, а Монс не был уверен, хотелось ли ему этого. Если бы Маркус не был его собственным сыном, он бы сказал, что мальчик вот-вот превратится в пижона.
      — Откуда мне знать, — сказал он немного нервно, — я не очень-то об этом задумывался.
      — А я знаю, — сказал Маркус. — По этикету не обязательно ходить в перчатках.
      — Приятно слышать, — вздохнул отец.
      — Только если хочешь добавить к весеннему костюму красивый аксессуар. В остальном же сегодня ходят без шляпы и перчаток, если на улице не слишком холодно. Но, папа, что нам делать, если мы категорически против того, чтобы гости приходили к нам в джинсах?
      — Над этой проблемой я тоже не очень много думал, — сказал Монс и посмотрел на часы.
      Маркус кивнул:
      — И ведь многие не думали. Но время от времени хочется, чтобы костюм был со стилем, а смокинг или фрак надевать не хочется, правда же?
      — Конечно, иногда хочется быть стильным.
      Маркус открыл дверь и приветливо улыбнулся отцу:
      — Хорошего тебе дня, папа.
      Монс тяжело вздохнул и медленно, опустив голову, пошел вниз по дороге.
      Маркус стоял в дверях и смотрел ему вслед. У него был комок в горле. Может, он и вел себя как джентльмен, но чувствовал себя идиотом. Каждый раз, когда он вежливо кивал отцу, ему хотелось вместо этого броситься ему на шею, но он не мог. Он должен был упражняться в хороших манерах, пока поведение его не станет естественным и он не сможет идти по жизни с поднятой головой. Пока что идти с поднятой головой было ужасно. Казалось, что тебя придавливает несколько тонн страха и беспокойства. Если бы он мог выбирать, он бы потратил больше времени на изучение хороших манер. Семьдесят или восемьдесят лет, например. Но у него не было выбора. Завтра предстояло идти в ресторан «Звезда», а через две недели в Хортен приезжала Диана Мортенсен. Кстати, им до сих пор не пришел ответ на последнее письмо. Может быть, она передумала или получила потрясающую роль, из-за которой ей пришлось остаться в Голливуде. Тогда он мог немного расслабиться. И наслаждаться детством как можно дольше. М-да, может, это и не было наслаждением, но, по крайней мере, детство было лучше, чем эта вежливость. Он прочитал книгу четыре раза и обсудил каждую главу с Сигмундом в штаб-квартире. На бумаге все было так просто, а в реальности все было куда хуже. Точно так же, как в танцевальной школе. Может быть, всем и необязательно танцевать всю свою жизнь или правильно себя подавать. Он не знал. Он знал одно: если кому-то и надо было учиться себя подавать, и учиться очень быстро, так это ему.
      Он закрыл дверь и снова уставился на свое отражение в зеркале. Гладко зачесанные волосы лежали на голове, как свежий асфальт. Он был похож на гангстера. Нет, никуда не деться. Пусть будут кудри. Он радовался, словно преступник пожизненному заключению.
      В дверь позвонили. Он, как мог, растрепал волосы и открыл. Пришел Сигмунд.
      — Привет, — сказал он, — я взял напрокат смокинги.
      — Это необходимо? — спросил Маркус. — А мы не можем просто надеть костюмы?
      — Нет, надо придерживаться стиля, знаешь ли. Письмо сегодня не приходило?
      — Нет.
      — Еще придет, — весело сказал Сигмунд. — Надевай смокинг.
      — А до завтра нельзя подождать?
      — Нам же надо проверить, как он на тебе сидит.
      Маркус ощутил легкую надежду.
      — Да, может, он не подойдет. Тогда…
      — Тогда возьмем другой смокинг.
      — Ну да.
      Смокинг сидел как влитой. Маркус посмотрел на себя в зеркало, и ему почти даже понравился молодой человек, который смотрел на него. Смокинг был черным с красным поясом, красными кантиками на лацканах и с красным платочком, который Сигмунд идеально сложил и положил в нагрудный карман. Никто бы не заметил, что пуговицы на манжетах не из настоящего золота.
      — Элегантно, — сказал Сигмунд.
      Маркус кивнул.
      — Можно его теперь снять?
      — Нет, думаю, тебе стоит походить в нем сегодня, чтобы привыкнуть. Так, теперь волосы.
      — Что с волосами? — спросил Маркус, хотя отлично знал, что его ждет.
      — Надо их завить.
      — А нельзя подождать до встречи с Дианой?
      — Нет, нельзя, — решительно ответил Сигмунд. — Завтрашний обед — это генеральная репетиция, а на генеральной репетиции все играют в гриме и костюмах, так же как на премьере.
      — Я отказываюсь гримироваться! — вскрикнул Маркус.
      Где-то надо было ставить точку. Правда, он поклялся делать всё для Дианы, но «всё» значило всё, кроме грима!
      — Расслабься, — сказал Сигмунд, — завить волосы значит примерно то же, что загримироваться. Я прихватил щипцы моей сестры.
      Через пять часов Маркус медленно, опустив голову, расхаживал по гостиной с завитыми волосами и в смокинге, а тем временем Сигмунд забрасывал его вопросами о том, как себя ведут в ресторане.
      — Кто первым подходит к столу, мужчина или женщина?
      — Если стол заказан и метрдотель показывает дорогу к столу, гости следуют за ним, и мужчина или пригласивший гостей идет последним, — механически сказал Маркус.
      — А если пара самостоятельно идет за столик?
      — Тогда мужчина идет первым.
      — Правильно. Кто где должен сидеть, если в ресторане места с одной стороны оказываются у стены?
      — Тогда надо найти другой ресторан.
      — Я серьезно, Маркус!
      — Тогда дама должна сесть у стены с видом на зал. Поиграем в шашки?
      — Нет. Мы пригласили гостей в ресторан. Чего мы ожидаем от метрдотеля или официанта?
      Маркус тяжело вздохнул и ответил как можно лучше. Пройдя один раз все правила поведения в ресторане, они начали сначала. В половине пятого Маркус знал главу наизусть. Метрдотеля и официантов в ресторане «Звезда» ожидало нечто. И Монса тоже. Без четверти пять они услышали, что он открывает входную дверь.
      — Скорее, — сказал Сигмунд, — беги на кухню за стаканом воды.
      — Зачем это?
      — Обычная вежливость. Он наверняка хочет пить после долгого рабочего дня.
      Маркус пошел на кухню, а Сигмунд остался в комнате встречать Монса.
      — Привет, Сигмунд, ты здесь?
      — Добрый день, господин Симонсен. Тяжелый был день в офисе?
      — Так, ничего. А где Маркус? У меня для него небольшой летний подарок.
      Монс вынул футбольный мяч из полиэтиленового мешка и показал его Сигмунду. В этот момент из кухни вышел Маркус с подносом, на котором стояло два винных бокала, наполовину наполненных водой.
      — Хочешь стакан воды, папа?
      Монс обернулся. Маркус приветливо ему улыбался.
      — Ааааааааааааааааа!
      Отец закричал, как кот, забравшийся на дерево, отошел на шаг назад, рухнул в кресло, где и остался лежать на спине и чудовищно стонать. Футбольный мяч покатился по полу и исчез под телевизором.
      — Может, ты не хочешь пить? — спокойно спросил Маркус.
      — Ты… ты… похож на…. маленького лорда Фантлероя! — сипло прошептал Монс.
      — Правда, господин Симонсен? — отозвался довольный Сигмунд. — Он очень стильный.
      Монс Симонсен был мирным человеком, и его взгляды на воспитание детей были вольными. Если Маркус приходил домой, как обещал, и не таскал сумки у старушек, он мог делать все, что угодно.