Егений ХАГ
      С СОЛДАТСКИМ ПРИВЕТОМ
      Здравствуйте, батя, мама и меньша сестренка Анюточка! С пламенным солдатским приветом к Вам ваш сын, солдат Иван Капусто. Как и обещал, мама, сообщаю, што добрался я дажо хорошо, только в Киеве отстал от своего призыва и мене забрали в комендатуру, так што я тепереча служу не в пограничных войсках, а в стройбате. Не беспокойтеся за меня, батя, мама и Анюточка. Я сразу же перезнакомился со всеми нашими солдатами своего взвода и мы съели тот шмат сала, што вы мене дали на три месяца. Не кушал только казах Акабыр Тырынбаев - у него этаго не позволяет его религия. Мы с ним подружились. Затем нас посадили на поезд и отправили по месту службы: деревня Коготынка Северного военного округа. Нам сказали, што мы будем строить капониры для космической ракеты системы "Шатлл-Буран", которую пригонят наши космонавты товарищ Гена и товарищ Рома (фамилиев их, батя, нам не назвали). Сразу же по приезде меня засадили в гауптвахту - типа за дебоширство в поезде. Сам я ничаго не помню, только дюже болела голова. Сказывают, будто мы с Акабыром Тырынбаевым напились какой-то гадости и заспевали казахскую народную песню "Як выйду я у поле". А апосля я начал приставать к какой-то женщине, а то оказалась жёнка сопровождающего нас капитана Выхтыхлюева. Капитан, застав меня у совсем неодетой жёнки, хотел меня типа пристрелить. Батя, я не раздевал ее, чем хош поклянусь! Меня спас Акабыр. Он, блин, знал борьбу шу-шу (кажись так она зовется? Или у-шу, му-шу - один хрен) и выкинул капитана Выхтыхлюева в окно, а затем стал проделывать разные штучки с евоной бабой. Я не смог смотреть и меня вырвало. И апосля сего я проснулся уже в гауптвахте. Но потом меня таки выпустили. А капитанова женка как завидит меня, все хихикает, гадина. Мене это очень не нравится, и я сказал ей, што набью её капитану морду, если она, сучка, будет ко мне приставать. Через две недели нас повели в баню, а затем разыгрывали обмундированию. Мене достались каска, флотские узконосые башмаки, телогрейка б/у и енеральские штаны, которые называются брыджи. Акабыр вытащил прорезиненный костюм химической защиты, танковый шлем и портянки. Ето шо ничаго. Вот наш отделенный командир Фома Телогрейкин получил всего тельняжку и ласты, а москаль Григорий Небеда - полну хформу лётчика, большую фуражку и акваланг. Апосля обмундировки пришёл лейтенант и сказал речь: - Товарищи бойцы! Демократия, падла, просочилась и в наши, бля, доблестные ряды! Это вам не это, а то! Сейчас мы будем тянуть такие, бля, малюсенькие билетики, на которых написано какое оружие получит каждый из вас. Понятно вам, сучьи потрахи? - Понятно! - дружно ответили мы и встали в очередь за билетиками в демократорий (так их, батя, обозвал жутко умный москаль Григорий Небеда, который окончил целое ПТУ). Мене досталась самозарядная винтовка Токарева образца 1938-го года без затвора, но я вставил туда палочку и она тепереча стреляет. Акабыру достался авиационный пулемёт с двумя стволами, типа как у твоего ружья, батя. У Григория Небеды - автомат Калашникова, и мы хором ему шибко завидовали... Тама разыгрывалось много разного оружия - и пистолеты, и ружья... И даже одна 152-милиметровая гаубица - она досталась Фоме Телогрейкину. И ВОТ ТОГДА, БАТЯ, МЫ ПОЧУВСТВОВАЛИ СЕБЯ СОВСЕМ УЖЕ ВОИНАМИ! Один дембель из танковой бригады пытался было заикнуться, штобы мы мыли туалеты, и мы ему харю-то и начистили. А вечером дембеля из танковой бригады приперлись на танке чистить хари уже нам. Но Фома развернул свою гаубицу и сказал, што пущай подъезжает ихняя танка, мы на нём-то пушку и испробуем. Ну, тут сбежался весь наш взвод, бо всем хотелось попробовать своё оружие, а Акабыр суетился больше других и все просил Фому, штоб тот стрелял не шибко прицельно, а оставил парочку танкистов и для него. Весь взвод зашумел, требуя хотя бы одного танкиста на всех, ну, штоб потренироваться. Так-то танкисты и уехали с немытыми сортирами. Только мы отрубились спать, как зазвенел какой-то очень громкий звонок, как у пожарной машины. Фома нам авторитетно объяснил, што ентот звонок кличут тревогой и нам следует быть во дворе. Как только мы выстроились, наш командир опять речь толкнул, што, типа, мы направляемся на учения и, типа, мы должны гордиться такой честью. Нашел чем гордиться! Што я ему, девица какая, честью гордиться! Однако на сём писать кончаю, бо пишу на марше и Акабыр говорит, што нет у него больше мочи идти на корячках, бо пишу вам на его горбине. Ваш сын с приветом Иван Капусто.
      P.S. (т.е. ПОСТСКРЫПТУМ): Ну вот, у нас выдался привал, и я решил дописать письмо, штобы, значит, вы не волновались шибко. Весь наш взвод выдержал марш с честью (ну, это и понятно, честь нашу мы не запятнаем ни в жисть!). Хотя то было и трудно. Особенно на первых 87-и километрах. Мы все шибко устали, аки черти, а Фома Телогрейкин ваще отстал, бо тащить гаубицу тожа не легко. Тогда мы, подумав, решили предпринять боевую операцию местного значения. Акабыр Тырынбаев притворился будто уже очень даже помер и мы, значит, подкинули его на шоссе. Долго его тело никто не подбирал, проезжая мимо. Боялись, наверно. Мы уж потеряли всякую терпению, как вдруг тормознулся такысь малюсенький "Запорожец". Наш взвод тут же рванулся в атаку и захватил енту технику, бо апосля первого залпа водитель поднял руки верх и попросил: "Сдаюсь, хлопцы, не убивайте!". Мы и не собирались убивать. Ты же понимаешь, батя, что мы советские солдаты, а не какие там фашисты. Ну, рано ли, поздно ли, - в общем, разыскали мы Фому, штоб, значит, посильно помочь ему, но Фома уже захватил комбайн и полным ходом двигался нам на встречу. Таким макаром, батя, мама и Анюточка, мы все достигли места назначения раньше сроку. На сём кончаю. Всех цылую. Ваш Иван Капусто.