10

— Ничего себе!

— Тебе не нравится?

Вики облизнула губы.

— Да ты что! Ты выглядишь... ух, ну просто с ума сойти.

Костюм Генри напоминал традиционный наряд киногероя начала века: черный смокинг с широкой алой лентой, по диагонали пересекавшей грудь, а поверх него накидка, ниспадающая изящными складками до самого пола. Эффект был действительно потрясающий. И отнюдь не из-за контраста между черным и белым, и не из-за скульптурно вылепленного, выделяющегося на этом фоне бледного лица и неожиданного сверкающего блеска красного золота волос Генри. Нет, решила она, весь эффект заключался в искусстве, с которым вампир носил свой наряд. Очень немногие мужчины смогли бы чувствовать себя в таком одеянии свободно и непринужденно; в общем, Фицрой выглядел похожим на настоящего вампира. «С таким вы бы с удовольствием столкнулись в темной аллее. И даже несколько раз».

— Правда-правда. Я в самом деле поражена. Ты великолепен.

— Спасибо. — Генри улыбнулся и разгладил рукав смокинга, добиваясь, чтобы из-под него виднелась лишь четверть дюйма ослепительно белой манжеты. На безымянном пальце правой руки блеснуло массивное золотое кольцо. — Я рад, что тебе понравилось.

Вампир чувствовал на своих плечах тяжесть прошедших лет; он ощутил себя Генри Фицроем, сочинявшим любовные романы, которому иногда поручалось исполнять роль детектива. Сегодня вечером он будет находиться среди смертных, скользя, словно тень, среди ярких огней и веселья, одинокий охотник в ночи. «Боже правый, я начинаю излагать свои мысли столь же выспренно, как герои моих собственных романов».

— Я все еще думаю, что это чудовищная наглость с твоей стороны — появиться на приеме, вырядившись вампиром. Не слишком ли многим ты рискуешь?

— А в чем заключается такой риск? В разоблачении? — Он перекинул через руку свою накидку и посмотрел на нее, приняв позу Дракулы из классических черно-белых фильмов. — Это всего лишь дешевый фокус; игра в прятки на виду у всех. Я поступаю таким образом далеко не в первый раз. Представь себе, что смотришь сквозь дымовую завесу. Во время Хэллоуина все надевают маски. Если Генри Фицрой появляется на вечеринке в честь этого праздника наряженный вампиром, то совершенно очевидно, что таковым он не является.

Вики перекинула ногу через ручку кресла и подавила зевок.

— Я не уверена в неоспоримости подобной логики, — пробормотала она. Ранние пробуждения и общий недосып начинали сказываться, несколько часов сна после полудня не слишком радикально исправляли состояние ее внутренних часов, скорее, наносили по ним дополнительные удары. Прошло меньше полутора лет с тех пор, как она заступала на круглосуточные дежурства, и теперь женщина изумлялась, насколько быстро потеряла способность к восстановлению сил. По вечерам она упражнялась с гантелями, и кровь начинала циркулировать более энергично, вымывая часть усталости. С появлением Генри Фицроя в ее жизни события стали сменяться куда более интенсивно.

Ноздри вампира, моментально уловившие ее внезапно усилившийся запах, затрепетали, и, приподняв одну бровь, он тихо прошептал:

— Я знаю, о чем ты думаешь.

Вики почувствовала, что краснеет, но постаралась продолжить разговор в обычном тоне. Однако позу все-таки переменила, положив ногу на ногу.

— Не начинай того, что не сможешь завершить, Генри. Ты уже насытился.

Он действительно отчасти утолил свой голод ранее, но перспектива пребывать среди смертных в течение целого вечера и сохранять способность думать о чем угодно, полностью исключая мысли о живительной алой влаге, пульсирующей под одеждами и кожей окружавших его, лишь обострила влечение вампира к подруге.

— Я и не собираюсь что-либо начинать, — подчеркнуто заметил он, не позаботившись скрыть улыбку. — Это не я извиваюсь в моем...

— Генри!

— ...кресле, — закончил он тихим голосом, и в этот момент зазвонил телефон.

— Извини, мне придется ответить. Добрый вечер. О, привет, Кэролайн. Да, это было прекрасное время. Усиленно тружусь над новой книгой.

Кэролайн. Вики вспомнила это имя. Генри ни в коей мере не был исключительно ее собственностью, не большей, чем она для него, однако она не могла побороть... да, именно самодовольства. Она отнюдь не была единственной женщиной, делившей с Генри постель, в ней бывали и другие дамы, но ни одна из них не разделяла с вампиром таинства его природы.

— К сожалению, у меня уже есть планы на сегодняшний вечер, но благодарю за приглашение. Да. Возможно. Нет. Я сам позвоню тебе.

Как только он положил трубку, Вики укоризненно покачала головой.

— Тебе, разумеется, известно, о существовании в аду специального круга, в который попадают те, которые дают обещание позвонить, а затем не выполняют его.

— Надеюсь, что, когда придет мое время, этот крут будет переполнен настолько, что для меня в нем не хватит места.

Голос Генри замер. «А может быть, все будет не так», — подумал он. Пока ему являлись такие сновидения, каждый рассвет для него мог оказаться последним. Впервые за все это время вампир задумался не только над возможной смертью, но и над всеми делами, которые могут остаться незавершенными. Мгновение он постоял молча, все еще держа руку на телефонной трубке, затем, видимо, пришел к какому-то решению.

Вики с удивлением наблюдала, как он обошел стол и встал перед ней на колени, припав губами к ее ладоням. Несмотря на то что она не имела ничего против, чтобы красивые мужчины падали к ее ногам, у нее возникло ощущение, что ситуация может стать неловкой.

— Ты права, я не собираюсь звонить ей, — начал Фицрой. — Но мне кажется, тебе следует знать, в чем причина. Я могу насыщаться во время случайных встреч с незнакомыми людьми и не считать при этом, что предаю кого-либо, но когда я пью кровь Кэролайн, у меня возникает чувство, что предаю вас обеих. Ее, потому что дал ей так мало от себя самого, а тебя — потому что хочу отдать тебе всего себя.

Внезапно женщина почувствовала, что напугана в большей степени, чем могла себе представить. Вики попыталась высвободить руки.

— Не надо, Генри...

Он подчинился, но с колен не встал.

— Почему? Ведь завтрашний рассвет может оказаться для меня последним.

— Ну, с этим еще можно поспорить!

— Ты не знаешь этого. — В этот момент собственная смерть стала для вампира менее важной, чем то, что он хотел сказать. — Что изменится, если я произнесу эти слова?

— Все. Ничто. Я не знаю. — Вики глубоко вздохнула, и ей захотелось, чтобы свет был не столь ярким, чтобы она не могла отчетливо видеть его лицо. И чтобы он не смог видеть ее лицо. — Генри, я могу спать с тобой. Я могу давать тебе свою кровь, быть тебе другом и твоим... ну, защитником, что ли, или хранителем, но я не могу...

— Любить меня? Ты это хочешь сказать?

Могла ли она?

— Все потому, что ты испытываешь чувства по отношению к Майку?

— К Селуччи? — Вики раздраженно фыркнула. — Не будь дураком. Майк Селуччи — мой лучший друг, и я действительно испытываю к нему крайне теплые чувства. Но я не люблю его, но я не люблю и тебя.

— Не любишь? Ни одного из нас? Или нас обоих? Их обоих?..

— Я не прошу тебя сделать выбор, Вики. Я даже не претендую на то, чтобы ты призналась в том, что чувствуешь. — Фицрой поднялся и резким движением накинул плащ на плечи. — Я просто думаю, что ты должна знать, что я люблю тебя.

Она почувствовала, что ей стало трудно дышать.

— Я знаю. Но поняла это не так давно. Вот здесь. — Женщина слегка коснулась своей груди. — Ты отдался мне полностью, без всяких ограничений. Если это не любовь, то нечто чертовски близкое к ней. — Она поднялась с кресла, отошла от него на безопасное расстояние, затем обернулась и поглядела ему в лицо. — Но я не могу... Выясняется, что у меня слишком много связей с другими людьми. Если я оборву их — то и сама распадусь на части.

Вампир развел руками.

— Я не требую от тебя никаких обязательств. Я просто хотел сказать тебе об этом, пока могу.

— У тебя впереди — вся вечность, Генри.

— Этот сон о солнце...

— Ты говорил, что почти свыкся с ним. — Если воздействие становилось все сильнее и он умолчал об этом, она свернет ему шею.

— Я уверен, что Дамокл пока еще прочно удерживает меч над моей головой, но все же вопрос времени...

— Время! Боже правый! Взгляни, который час! Этот прием начался уже полчаса назад. Нам следует пошевеливаться. — Вики подхватила свою сумку и направилась к двери.

Генри достиг двери намного раньше ее, разрываясь между чувствами ярости и восхищения от ее внезапного перехода к другой теме, и встал на пороге, завернувшись в атласное великолепие своего плаща.

— Нам?

— Ну да, нам обоим. Я буду ждать в машине на всякий случай.

— А вот этого не надо.

— С чего это ты, собственно, стал командовать? Уйди с дороги.

— Вики, на случай, если ты забыла, на улице уже темно и ты не сможешь ничего увидеть.

— Ну и что с того? — Брови женщины сдвинулись, раздражение в ее голосе нарастало. — Я в состоянии слышать. Я могу ощущать запахи. Я могу сидеть в этой чертовой машине часами, и со мной ровно ничего не произойдет. Так что я еду с тобой. Тебя не обучали подобным вещам.

— Это каким же это вещам я не обучался? — медленно спросил Генри. — За сотни лет я научился внедряться в общество, пребывая невидимым охотником среди них. — Произнося эти слова, он позволил соскользнуть маске цивилизации, постоянно присутствующей на его лице. — И ты осмеливаешься заявить мне, что я не обучен вещам такого рода.

Вики облизнула пересохшие губы, не в состоянии отвести глаза, не в состоянии сдвинуться с места. Она думала, что свыклась с подлинной сущностью Фицроя; лишь теперь женщина осознала, насколько редко с ней сталкивалась. По ее спине потекли струйки пота и внезапно возникла отчаянная необходимость посетить туалет. «Ну конечно же. Вампир. Как я могла забыть об этом». Разум подсказывал ей как можно скорее убраться отсюда, но вторая половина ее существа страстно жаждала ударом ноги сбить его на пол. «Ох, ради Бога, Нельсон, утихомирься, пошли подальше свои проклятые разбушевавшиеся гормоны».

— Хорошо, — ее голос дрожал едва заметно, — ты прошел такую подготовку, о которой я даже не могла мечтать. Счет в твою пользу. Но я тем не менее собираюсь поехать с тобой и дожидаться в машине. — Ей удалось предостерегающе поднять руку, прежде чем Генри снова открыл рот — И не вздумай твердить мне, что это опасно, — предупредила она. — Мне не удастся столкнуться этим вечером с опасностью большей, чем та, что находится сейчас прямо передо мной.

Вампир недоуменно моргнул, после чего принялся хохотать. После четырехсот пятидесяти лет он не мог предположить, что его кто-нибудь сможет так изящно обвести вокруг пальца.

* * *

— Это хорошо. Просто великолепно. — Он обозревал комнату, заполненную влиятельнейшими мужчинами, среди которых было и несколько занимавших не менее значительные посты дам, и перед его мысленным взором возникла сцена: все они склоняются пред алтарем Ахеха, отдавая свою власть и всех тех, которыми повелевают, в руки его бога.

Джордж Дзотти с облегчением вздохнул; кажется, его господин остался доволен.

— Я похожу между ними немного. Ты можешь представить меня, если сочтешь это уместным. Позже, когда они закрепят у себя в памяти мой образ и я смогу прикоснуться к их ка, ты приведешь их в одну из уединенных комнат, где я смогу поговорить с каждым из них поочередно.

Генри не пришлось убеждать кого-либо, чтобы его пропустили в огромный дом заместителя генерального прокурора на Саммерсайд-драйв, как не пришлось и затрачивать особых усилий, чтобы там остаться. Появление гостя на приеме такого рода подразумевало его право здесь находиться. Он кивнул молодому человеку, открывшему перед ним дверь, и величаво проследовал мимо него. Слугам не принято давать какие-либо объяснения — это заимствование из культуры прошлого оказалось сейчас как нельзя более кстати.

Громадное помещение для приемов — сочетание гостиной и столовой — было торжественно украшено с легким намеком на Хэллоуин. Его освещали черные и оранжевые свечи установленные в старинных серебряных канделябрах, стол был накрыт сверкающей оранжевой скатертью, букеты, расставленные в вазах по всей комнате, и тот, что находился в центре стола, состояли из черных роз. Генри надеялся, что содержимое изящных винных бокалов черного хрусталя не будет оранжевым. Даже официанты, грациозно скользившие в толпе, разнося подносы с угощением — канапе и напитки, — щеголяли в широких шелковых поясах и галстуках в черно-оранжевую клетку.

Вампир взял с подноса стакан с минеральной водой, улыбнулся, ощутив, как лихорадочно забился пульс официанта, и стал продвигаться к центру зала. Некоторые из присутствующих женщин были одеты в длинные, ниспадающие до пола платья разнообразных исторических эпох, и на мгновение перед ним промелькнули отцовский дворец в Виндзоре, дворец короля-солнца в Версале, бальный зал, принца-регента в Брайтоне. Разгладив воображаемую морщинку у себя на смокинге, Фицрой подумал, не следовало ли ему воспользоваться представившейся возможностью вырядиться, словно павлин, в яркие цвета, которые в этом веке для мужчин, по крайней мере формально, не приветствовались.

Мужские костюмы варьировались от вычурных нарядов до обычной одежды с минимальными маскарадными дополнениями; на некоторых гостях можно было заметить даже обычный твидовый костюм. Также Генри узрел еще двух вампиров, пристально взиравших на происходящее, в роли которых, сомнения в этом не было, выступали широкоплечие полицейские. Представителей этой профессии при минимальном навыке было несложно распознать в любой толпе, и не только благодаря их телосложению. Политиканов же, рассеявшихся по залу, отличало, среди прочего, отсутствие в них настоящей солидности.

Генри был не только самым здесь малорослым, на пару дюймов, по крайней мере, ниже остальных мужчин, но, как оказалось, выглядел среди них самым молодым. Но все это не имело никакого значения. Эти люди признавали только власть. Рост и возраст воспринимались как нечто второстепенное.

— Привет, я Сью Дзотти.

Супруга заместителя генпрокурора оказалась чуть полноватой женщиной с блестящими темными глазами и массой каштановых локонов, по-королевски увенчивавших ее головку. Темно-зеленое бархатное платье эпохи Тюдоров усиливало впечатление ее величия, которое отмечалось на страницах светских изданий как спокойная красота Генри склонился и прижал протянутую руку к губам. Похоже, она ничего не имела против такого обращения.

— Генри Фицрой.

— Могли... могли мы встречаться раньше?

Он улыбнулся, и ее дыхание несколько участилось.

— Нет, до сегодняшнего дня я не имел этого удовольствия.

Дама намеревалась спросить, в каком полицейском подразделении состоит ее новый знакомый или, быть может, он является одним из сотрудников в штате ее супруга, но любые вопросы утратили смысл, потонули в его глазах, когда он услышал следующую фразу:

— Джордж в библиотеке с мистером Тауфиком, если вам необходимо переговорить с ним. Они оба застряли там, я чувствую, на весь вечер.

— Благодарю вас.

Она никогда не чувствовала себя столь польщенной и отошла, удивляясь, почему Джордж никогда не приглашал такого очаровательного молодого человека к обеду.

Вампир отпил глоток минеральной воды. Тауфик. Его дичь, как оказалось, находится в библиотеке.

* * *

В машине было холодно из-за опущенных стекол, но, оставшись в полной темноте и, следовательно, утратив способность видеть, Вики не могла себе позволить утратить другие чувства. Ветер доносил до нее запахи горящего дерева, гниющей листвы и исключительно дорогих духов — она предположила, что таковой была последняя мода ближайшего окружения генпрокурора, — а еще до нее доносился шум отдаленного уличного движения; дверь где-то рядом, плотно закрытая ранее, отворилась и снова захлопнулась; зазвонил телефон, или очень близко от нее, или находившийся возле открытого окна; какой-то малыш — хэллоуинский попрошайка — требовал от матери пройти еще один квартал. Две девочки-подростка, слишком взрослые для того, чтобы наслаждаться леденцами, подводили итоги прошедшего дня, проходя мимо по противоположной стороне улицы. По мере того как ухудшалось ее зрение, слух становился все острее — или, быть может, она просто начала обращать больше внимания на то, что слышала.

Вики без сомнений, полагаясь только на слух, смогла бы отличить этих девочек среди других, стоявших рядом.

Одна в туфлях на небольших каблучках, другая — на шпильках; тихое ширк-ширк рукавов из полиэстера, трущихся о куртку; почти мелодическое позвяки-ванье тоненьких металлических браслетов, звучащее в унисон, так что, видимо, запястья обеих девчонок украшали одинаковые наборы этих украшений. Голос одной звучал так, словно ее рот был полон жвачки, у другой во рту явно были установлены металлические скобки.

— ...И вроде бы она только прижалась к нему грудями.

— Ты хочешь сказать, прижалась своими силиконовыми накладками.

— Да нет же!

— Ага, и потом у нее хватает наглости говорить, что она действительно любит Брэдли...

«И что вы, соплюхи, знаете о любви? — подумала Вики, когда они вышли за пределы ее слышимости. — Генри Фицрой, незаконный сын Генриха VIII, герцог Ричмондский, сказал, что любит меня. Что вы скажете на это? — Она вздохнула. — Что я сама думаю об этом?»

Женщина задумчиво провела ногтем по решетке обогревателя лобового стекла, потом снова вздохнула. «Ладно, он боится смерти, могу понять это. Когда черт знает сколько лет вынужден жить в темноте и потом начинаешь мечтать о дневном свете... — Внезапная мысль осенила ее. — Боже, может быть, он боится, что умрет нынче вечером. Может быть, он думает, что не справится с мумией. — Вики взялась за дверную ручку, но остановила себя прежде, чем открыла дверь. — Не будь смешной, Нельсон. Ведь он вампир, хищник, всегда остающийся в живых. Друг. И он любит меня».

"И я собираюсь отныне прибегать к этому идиотскому, лишенному какого бы то ни было смысла доводу каждый раз, как только начинаю думать о нем. — Женщина подняла глаза к небесам, которых не могла видеть. — Сначала Селуччи и его намерение «поговорить» с ней, а теперь Генри Фицрой со своими декларациями. Разве не достаточно с меня этой мумии, разгуливающей по городу? Мне все это надо?

Как это похоже на мужчин — усложнять великолепно сложившиеся отношения!"

Сдвинувшись на кожаном сиденье так, что ее голова оказалась на уровне нижнего края окна, Вики закрыла глаза и приготовилась ждать дальнейшего развития событий — ничего другого ей, собственно, не оставалось.

* * *

После того как огни в вестибюле были пригашены, имитируя сумеречный закат, дабы усилить настроение Хэллоуина у присутствовавших на приеме, крутая лестница отбросила на дверь, ведущую в библиотеку, густую тень. Воспользовавшись, как саваном, сгустившимися сумерками, Генри плотнее закутался в плащ и прислонился к покрытой шелковыми обоями стене, обдумывая свой следующий шаг.

Согласно утверждению Сью Дзотти, заместитель генерального прокурора и мистер Тауфик уединились в библиотеке. Он чувствовал, что по другую сторону этой стены находились три живых существа, и не было никаких оснований предполагать, что кто-то из трех вырвался только что из тысячелетнего заключения. Bсe три сердца бились с одинаковым ритмом, и...

Нет, с тождественным ритмом.

У вампира поднялись дыбом волоски на шее, и он отступил еще глубже в тень. Сердца недаром бились синхронно, такое совпадение не может быть случайным. Он столкнулся с подобным явлением только однажды, в 1537 году, когда, ослабевший, испытывая головокружение после потери крови, прижал рот к ранке на груди Аннабель и пил, не думая ни о чем другом, кроме как о жаре ее прикосновения и болезненной пульсации своего сердца в такт с ее сердцем.

Что происходило в той комнате?

Впервые Фицрой почувствовал легкое смущение при мысли о предстоящем столкновении с созданием, столь долго томившимся заточенным в гробу. Момент перерождения остался для него самым впечатляющим, это превзошло все его переживания в прошлом, не только за первые семнадцать лет человеческой жизни, но и за последовавшие четыреста пятьдесят лет, и если мумия смогла овладеть такого рода могуществом, обрести подобную власть...

«Вы думаете, что сможете превзойти такого мага-жреца?» — осведомился Селуччи.

Тогда его ответ прозвучал пренебрежительно: «У меня тоже найдутся скрытые ресурсы».

Он действительно побеждал магов в прошлом, полагаясь на быстроту реакции и силу воли, но они следовали правилам, которые он понимал, а не являлись из глубины тысячелетий вместе со своим олицетворяющим злое начало богом.

«Вы думаете, что сможете превзойти такого мага-жреца?»

Голос из памяти звучал с возрастающим сарказмом, и Генри нахмурился. Он, разумеется, не доставит детективу удовольствия увидеть, что он сдался без боя.

Три сердца приостановились, но потом два продолжили биться в унисон, а третье подчинилось собственному ритму.

Ему необходимо попасть в библиотеку. Возможно, через сад...

И тут вернувшееся к прежнему ритму сердце приблизилось, и вампир замер. Дверь отворилась, и дама с коротко стриженными волосами цвета перца с солью вышла в холл. Фицрой узнал в ней председателя Верховного суда провинции Онтарио по фотографии, недавно опубликованной в газете, хотя этот снимок не смог полностью передать ни ее самоуверенности, ни присущего этой женщине чувства юмора. Костюм мушкетера, в который она нарядилась, вполне соответствовал обоим этим качествам.

Она коснулась пером шляпы пола в изящном поклоне и произнесла:

— Вы располагаете моей полной поддержкой в этом вопросе, Джордж. Мистер Тауфик, я надеюсь увидеть вас обоих на этой церемонии и передам инспектору Кэнтри ваше желание встретиться с ним незамедлительно. — Затем, усмехнувшись, водрузила шляпу на голову и направилась в зал.

В библиотеке он слышал теперь только два бьющихся сердца — Тауфика и заместителя генерального прокурора, — и они звучали как одно. Сквозь открытую дверь до него донесся низкий голос, произнесший задумчиво:

— А что представляет собой инспектор Кэнтри?

— Убедить его будет непросто.

— Хорошо. Мы предпочитаем, мой бог и я, сотрудничать с сильными; они более выносливы.

— Кэнтри верит в то, что независимость дает лучшие результаты, нежели конформизм.

— Сейчас он убедится в этом.

— Говорят, что этот человек неподкупен.

— Это свойство, само по себе, является весьма полезным.

«Полезным для чего?» — подумал Генри. Что-то в тоне этого голоса напомнило ему об отце. Он не нашел в этом чего-нибудь утешительного. Его отец был чрезвычайно жесток и напоминал принца, описанного Макиавелли, который мог поутру играть с придворным в теннис, а еще дозаката казнить его за измену. Все еще сохраняя неподвижность, он нахмурился, завидев, как чернокожий рослый мужчина в костюме пирата идет по коридору, твердо ступая на пятки, словно пребывая в постоянной боевой готовности, и выражение его лица не оставляло ни малейших сомнений по этому поводу. Выправка и походка носили настолько четко выраженный оттиск: «полицейский», что вампир не усомнился — этот человек никогда не смог бы работать тайным агентом.

Вновь пришедший остановился в дверном проеме, положив мясистую ладонь на эфес пластиковой абордажной сабли, висевшей у него на боку. Казалось, инстинкт предупреждал его об угрозе, таившейся внутри, и потому тон его казался слегка агрессивным.

— Мистер Дзотти? Вы хотели поговорить со мной?

— А, инспектор Кэнтри. Прошу вас, входите.

Как только Кэнтри переступил через порог, Генри рванулся вперед, позволив плащу тяжелыми складками соскользнуть с плеч на пол. На коротких дистанциях он мог двигаться быстрее, чем глаза смертного успевали его заметить, но не в том случае, если бы за ним тянулись несколько ярдов ткани. Проскользнув между мощным инспектором и дверью, он молчаливой тенью ворвался в комнату, пронесся вдоль стены, уставленной книжными полками, и спрятался за тяжелой, от потолка до пола, портьерой.

«Подходяще», — подумал Фицрой, опираясь спиной об оконное стекло и вывернув ступни так, чтобы их не было видно из-под портьеры. На фоне биения трех сердец он услышал, как затворилась дверь, как твердая древесина половиц прогнулась под тяжестью рослого инспектора, но не раздалось ни единого возгласа или вскрика. Появление вампира прошло незамеченным.

* * *

Он что-то почувствовал. Нечто прикоснулось к его ка с неосознанной силой пустынной бури и чуть не вывело его из состояния легкого транса, который он поддерживал в себе в течение большей части этого вечера. Прежде чем он успел как-то отреагировать, сработали его защитные барьеры, установленные им скорее по старой привычке, нежели в силу осознанной необходимости, которые отвели в сторону это прикосновение. Теперь, лишь ослабив защиту, он мог бы надеяться ощутить его снова.

На мгновение он задумался, взвешивая все меры, предпринятые им сегодня вечером против столь дерзко провоцирующего вызова, и, испытывая определенное сожаление, решил оставить защиту на месте. Его бог осознавал важность этого вечера, воспринимал его как начальное собрание ядра из своих восторженных последователей — так оно и было на самом деле, в дополнение к первичному созыву представителей светской власти, — и его бог не одобрил бы даже ничтожнейших проявлений его личных интересов в подобный момент.

Прикосновение оказалось случайным, ненаправленным, следовательно, с какими-либо действиями можно подождать.

Но великолепное воспоминание об этом осталось где-то в глубине его разума, и он страстно желал, чтобы ждать пришлось недолго.

* * *

— Инспектор Фрэнк Кэнтри — мистер Анвар Тауфик.

Генри раздвинул занавеси примерно на сантиметр, движение скрылось за тихим звуком прикосновения плоти к плоти.

— Прошу вас, присаживайтесь, инспектор. У мистера Тауфика есть предложение, которое, как я думаю, вы сочтете весьма интересным.

Он следил за тем, как инспектор опустился на софу из дорогой кожи, и увидел, как заместитель генерального прокурора Дзотти пересек комнату, чтобы занять место у кресла с подлокотниками, высокая спинка которого находилась на расстоянии, вряд ли превышающем метр, от его укрытия и полностью закрывала Тауфика от взора вампира.

«Это начинает напоминать какой-то низкопробный ужастик, — промелькнуло в голове у Фицроя. — Чудовище в конце эпизода поднимается со стула, чтобы упереться взглядом в камеру. Буду ждать, когда наступит мой черед».

С того места, где он стоял, было видно, что Кэнтри постоянно обводит взором всю комнату, наблюдая, подмечая, запоминая. Видимо, такова была привычка, свойственная всем полицейским; Генри вспомнил, как часто Вики и Селуччи исполняли вариации на ту же тему.

Затем послышался тихий и настойчивый голос Тауфика. Для вампира его речь звучала как утверждения общего характера о законе и порядке, но, видимо, Кэнтри слышал в ней нечто большее. Взгляд инспектора скользил по комнате все медленнее, пока глаза его не остановились на этом человеке — или создании, — сидевшем в кресле. Некоторые слова стали повторяться, и после каждого из них инспектор кивал и его взгляд становился пустым и бессмысленным.

Капли пота — температура воздуха в библиотеке была, по крайней мере, градусов на десять выше, чем в остальных помещениях, — заструились по его лицу, на что Кэнтри не обратил никакого внимания.

Предчувствие беды ледяными пальцами исполнило странную мелодию вдоль позвоночника Генри, по мере того как ритм речи Тауфика становился все более и более гипнотизирующим, а ключевые слова повторялись чаще и чаще. Это было какое-то колдовство, и вампир сознавал это, однако, вопреки тому, что явление это не представлялось ему слишком загадочным, сама магия была абсолютно за гранью его понимания. Он мог осознать деятельность во имя добра или зла, но это было нечто другое. Это просто существовало.

Когда наконец все три сердца забились в едином ритме, Тауфик приостановился и, помолчав, произнес:

— Его ка открылась. Фрэнк Кэнтри. Слышишь ли ты меня?

— Да.

— С этого момента твоя главная обязанность состоит в подчинении моей воле. Ты понимаешь?

— Да.

— Ты будешь защищать мои интересы превыше всего. Ты понимаешь?

— Да.

— Ты будешь защищать меня. Ты понимаешь?

— Да. — Но на этот раз после односложного подтверждения губы Кэнтри продолжали двигаться.

— В чем дело?

Хотя независимые движения под воздействием требований заклинания были невозможны, рот Кэнтри слегка скривился, когда он ответил:

— Кто-то стоит за шторой за вашей спиной.

На мгновение воцарилось мертвое молчание, затем Фицрой раздернул шторы, наклонился вперед, оказавшись лицом к лицу с созданием, приподнявшимся в кресле, и замер.

На него нахлынули беспорядочные впечатления о сандалиях из позолоченной кожи; о полотняной юбке; широком поясе; об ожерелье из тяжелых бусин, прикрывающем обнаженную грудь; о волосах, слишком густых и слишком черных, чтобы быть настоящими; и затем обведенные сурьмой глаза под париком захватили его взгляд, и все, что он мог теперь видеть, был огромный золотой диск солнца в центре лазурного неба.

Ослепленный, в состоянии жуткой паники вампир оторвал от него взгляд, повернулся и выбросился из окна.